Нормальная такая, вполне объяснимая мистика

Борис Кудрявцев
             
    Мои, довольно затяжные поиски самого себя спустя три года после окончания школы закончились вполне банально – угодил я таки в Армию на всю тогдашнюю катушку, размером в три года. Армейская моя жизнь – это повод для  отдельного надрывного воя – этот вой у нас песней зовется.… Но не станем отвлекаться: мистика не терпит отвлечений.… Ха-ха…
    Так вот – примерно за четыре-пять месяцев до дембиля, озверев от его ожидания, решил я сделать себе каникулы – полежать в армейском госпитале. Я и до этого устраивал себе служебные паузы, помещая себя в госпиталь на разные сроки. Болячку можно было и подхватить, и придумать, не важно…. Главное, что в госпитале относились к тебе – военному рабу – почти по-человечески. Чего стоит только вилка за обеденным столом в госпитальной столовой!!!  Ведь «в на службе» мы жрали все ложкой – боржч, котлеты с квашеной капустой и кааампот - из одной посудины. Ну, а еще всякие там интеллигентные врачи, которые с тобой – на «Вы», ну и медсестры, которые иногда с тобой на «Ты» от приятственности чуйств…. Хорошоу – очень! В целом, из трех лет службы Отечеству, я полгода провел в госпиталях. Жаль, что не больше…


     Я залег в госпиталь в начале июля – процедуры, то, сё… Врачи все понимают, особенно про третий год службы и всячески  способствуют.… И вот, «лежучи в лазарете», задумался я об скором дембиле и понял, что никак, ну, никак нельзя мне ехать в Питер с этой  своей дурацкой татуировкой на левой руке! В первые месяцы службы я разместил  на руке симпатичную кошару, проносил ее на себе около трех лет, но, имея в виду перспективы завоевания Питера, я решил избавиться от наколки. Откуда возник Питер, если я призывался в Армию из Владивостока? А дело в том, что спустя год после призыва, моя любимая девушка решилась – таки выйти «в  замуж» за меня, приехала ко мне «в на службу», где мы в местном сельсовете, с разрешения командира роты и вступили в законный брак! А потом, спустя еще год, моя обожаемая жена поехала именно в Питер и поступила в тамошнее  высшее учебное заведение по классу режиссуры драматического театра. Ничего, что я так высокопарно изъясняюсь?


    Вот. Следственно, у меня были все права поехать к жене, а не к маме, после завершения службы.… Ну, а чтоб семейная идиллия не трескалась, я тоже должон был поступить учиться в ВУЗ, и татуировка мне была вовсе ни к чему.
Словом, такого рода размышления как-то после обеда привели меня в соседний, хирургический корпус военного госпиталя, где, нашед молодого хирурга, я  попросил его  избавить меня от татуировки. Он заинтересовался, и спустя пару дней, срезал мне это, модное нонича безобразие, и заштопал вырезанное суровыми нитками. Ну, и спасибо! Я никак не мог предположить, что эта пустяковая операция, как-то повлияет на мое дальнейшее бытие, ан Бог смотрит глубже!


    Выписываясь в начале августа из госпиталя, я получил от сестрички Лизы указание – зайти в хирургическое отделение за постоперационной инструкцией… Инструкция оказалась потрясающей до печенок – освободить такого-то сякого-то, меня то есть, от всех видов работ на две недели!!! Это, значит, для того, чтоб шов на руке не разошелся…
И вот, едучи на автобусе из госпиталя в свою часть, я живо представил себе вечно поганую морду старшины, перекошенную еще и моей двухнедельной бездеятельностью.… С другой стороны, неизбежный дембиль в Питер, а не во Владивосток, подразумевал сбор какого-никакого барахлишка, прощание с семьей, с дружбанами, с родными камушками на мостовых.… То есть,  идея отпуска возникла в голове неожиданно, сама собой, и очень мне там и  весь организм согревала.
      Прибыв «в на службу», я сразу направился к командиру части и изложил ему свои соображения. Вопреки ожиданиям, моя идея ему тоже понравилась, особенно в той части, где старшина оставался с длинным носом.… Через 5 минут командир отдал приказ, через десять – я получил подъемные, и еще через полчаса, приодевшись во все лучшее – свое и заемное, я уже мчался на вокзал, так и не веря до конца своему счастью. Я ехал в отпуск!!!


     Ехать надо было около 30 часов, я выехал в пятницу днем, а уже в субботу к вечеру был дома. Звоню в дверь. Через паузу дверь открывает моя бедная любимая мама и, стоя на пороге, облегченно произносит: «Ну, вот, теперь  все понятно!…» Странная такая фраза, не совсем подходящая к случаю, не правда ли? Я захотел, чтоб мне тоже стало все понятно…
 Так вот, пока я выписывался из госпиталя, оформлял отпуск и уже ехал в него, дома происходило следующее: мама с отчимом и младшим моим братишкой с утра пятницы засобирались, а потом и поехали за 70 километров от города в деревню к родителям отчима – повидаться, помочь по хозяйству, картошечки подкопать, то се, мало ли.… К вечеру мама стала испытывать «нетерпеж», маяться душой и сердцем совершенно без явных на то причин. Промучившись всю ночь на субботу, она рванулась обратно в город, приехала домой, целый день бессмысленно металась по квартире, переставляя мебель и перекладывая вещи с места на место.… И только когда я позвонил в дверь, душа ее успокоилась и она, совершенно уверенная в том, кто именно звонит, встретила меня этой своей странной фразой.


    Это событие, конечно, имеет мистический окрас, но не более чем окрас. Извечное свойство вещего материнского сердца, чуять своего детеныша на любом расстоянии, известно и не раз описано в литературе вовсе даже не мистической. И чем ближе после долгой разлуки встреча с дитем, со мной, значит, тем больше беспокойства на сердце! А ведь и то! – кто-то же должен был открыть любимому сыночку дверь, чтоб он не болтался на улице до понедельника! Кто-то же должен был приготовить ему его любимую жареную картошечку с кружкой молока, и испечь картофельных же драников! Кто-то же должен был потом, пригорюнившись сидеть напротив, и любовно провожать глазами каждый съеденный сыночком кусочек…. Вот такая история…