- Вот ты говоришь, что машина - это кусок железа и больше ничего, - произнёс Михалыч, обращаясь к молодому водителю Игорю Евсееву, - а говоришь ты так, потому, что ты молодой и глупый.
Был обеденный перерыв, и в курилке собрались почти все водители, находящиеся на ремонте. УТТ готовилось к ежегодному техосмотру. И хотя составлялись графики постановки на ремонт, чтобы не нервировать заказчика отсутствием техники, графики эти постоянно нарушались. Вот и сейчас, за неделю до техосмотра, РММ было забито практически исправной техникой. Кто-то подкрашивал, кто-то лихорадочно перебирал таблетки в аптечке. А кто-то просто орал: «Кто спер мой огнетушитель?»
Да, техосмотр – это святое!
- Всякая машина, как и любой человек, имеет душу, свой нрав и свою судьбу, - продолжал Михалыч после небольшой паузы. Ему было далеко за пятьдесят, жизнь он прожил интересную, историй всяких знал великое множество, слушать его было интересно, - вот, к примеру, возьмем несколько машин одной марки – те же КАМАЗы, двух одинаковых вы не найдёте: и руля по-разному слушаются, и тормозят по-разному. Когда садишься впервые на чужую машину, всё кажется непривычным. Или, к примеру, срок службы, продолжительность жизни, если можно так говорить про автомобиль, тоже разный: есть машины долгожители, есть такие, которые погибают в молодом возрасте. Машина, она как человек, прекрасно чувствует отношение к себе со стороны водителя. Если ты вовремя делаешь ей обслуживание, профилактику, то и она тебя не подведёт, а если ты как наездник на ней, есть у нас такие водители, не будем показывать пальцем, только и умеешь, что на газ давить, соки из неё выжимаешь, машина тебе отомстит.
- Придумал, - усмехнулся Игорь, - душа у машины. Скажи еще, что у кувалды вон тоже есть душа. Вакула, - обратился он к кузнецу (всех кузнецов в стране, наверное, дразнили «вакулами»), - скажи, пожалуйста, у кувалды есть душа? Ты с ней каждый день в обнимку.
- А то, - «Вакула» лукаво прищурился, - если к ней подойдешь не в духе, она такую отдачу в руку даст, пол дня ладонь болеть будет.
- А я слышал, - подал голос токарь, - в Индии такая вера есть, так они считают, что каждая букашка, травинка и даже камень душу имеют.
- А я что говорю, - Михалыч прикурил очередную сигарету, - то камень, а тут машина. Случай вот был. Пришли к нам в колонну пять КрАЗов-агрегатов, сейчас-то они уже все списаны. Их естественно сразу запустили в работу. Четыре машины работали нормально, а у пятой случилась какая-то поломка, сейчас я уже не помню, что-то вроде с коробкой. Как раз в самом конце осени.
А, поскольку все они на гарантии, то этого КраЗа поставили в бокс и вызвали представителя завода-изготовителя. Пока приехал представитель, пока порешили, кто виноват в поломке: мы, или это заводской брак, пока привезли нужную детальку, то да сё, зима-то и прошла. Весной выехал этот КраЗ на линию. Отработал нормально всю весну, лето и осень. Наступает зима. И что вы думаете? Он сломался, и
поломка была уже другая: насос верхний давление не поднимает. С неделю он в боксе простоял, выехал, отработал на линии пару недель и опять в боксе: радиатор побежал. И так всю зиму. Начинается весна, и его как подменили; опять нормально, без поломок отрабатывает до зимы. И снова всё начинается сначала: опять поломки, и так до самого списания. Зимой он практически не работал. Что получается? Первую зиму он простоял в тепле и как будто понял, что зимой лучше в тепле стоять, чем на морозе вкалывать. И всяко разно старался зимой в бокс попасть. Лобок его так и прозвал: Лодырь. Намучился он с ним.
- Что за Лобок? – спросил кто-то из молодых водителей
- Вахтовик у нас работал, - Пояснил Михалыч, - звали Валеркой, а фамилию запамятовал. Лобок, и Лобок.
- А почему его так прозвали?
- А ему кричат, к примеру: «Валерка, хорош курить, поехали», он отвечает: «Сейчас, только лобок взлохмачу». Или: «Валерка, где ты пропадал? Заждались!» Он непременно: «Лобок лохматил». Так и прозвали – Лобок. Ну да Бог с ним, не о нем речь.
Вот ты, Игорёк, чего свою машину срамишь? И «Трахома» она у тебя, и «Развалюха», она ведь и обидеться может. Она, как женщина, тоже ласковое слово любит.
Игорь только усмехнулся.
- Ты не скалься, - рассердился Михалыч, а слушай, что умные люди говорят. Был у нас водитель один, шофёром назвать его язык не поворачивается, Бардаков его фамилия. Командир, вон, должен помнить.
Пожилой машинист ППУ, прозванный так за роскошные чапаевские усы, молча кивнул, дескать, помню.
- Говорящая фамилия, надо сказать, - продолжил Михалыч, - Хоть о покойниках и не говорят плохо, но и добром его помянуть не за что, прости Господи. Деньги он любил, как кот валерьянку, аж трусился весь, когда куш халявный обламывался. Работал он на Кразе-совке, гонял со страшной силой, все соки из него выжимал. Ремонт для него, как нож в сердце; оно и понятно - на ремонте много не заработаешь. Машина всегда грязная, номера, фары протрет тряпкой, и вперед, на линию. Старался всё на ходу делать: там проволочкой подвяжет, там сваркой прихватит, в бензобаке дырка появится, он её мылом хозяйственным замажет. Радиатор потек, он, нет, чтобы снять, запаять, горчицы туда сыпанет.
- Это еще зачем? – удивился кто-то.
- Зачем? – Михалыч усмехнулся, - горчица почище твоего герметика дырку залепит. А что она еще и трубки радиатора забьет, и двигатель перегреваться будет, это его мало беспокоило. Он даже ссал на ходу.
- Как это? – опешил Игорь.
- А вот так: ручной газ вытянет, станет на подножку, одной рукой рулит, а другой хозяйство своё придерживает, струю в сторону правит, себя любимого, значит, чтобы не обрызгать,
- Ну «молоток»! – закатился Игорь, - надо на заметку взять.
- Возьми, возьми. Тогда, помнится, площадку под буровую отсыпали. Сейчас там шестой цех стоит. УМРовцы в основном работали, наши-то на подхвате были, иногда на отсыпке подрабатывали. Зимой дело было. Подъехал, значит, наш Бардаков на разгрузку, задрал кузов, только песок не весь ссыпался, часть примерзла, песок-то мокрый был. И он не придумал ничего лучше, как взять кувалду, залезть на раму и долбить кувалдой по днищу кузова. Упор он под поднятый кузов не поставил, торопился очень еще ходку сделать. В это время лопается шланг гидравлики подъёма кузова и он ( кузов) падает на место, то есть на раму и пришпиливает Бардакова к раме. Все произошло настолько быстро, тот умер мгновенно, даже и не поняв, что с ним произошло. Вот так машина отомстила за хамское к себе отношение, - подвёл итог Михалыч,- а ты говоришь «кусок железа».
- Придурок он, - возразил Игорь, - чего упор-то не поставил.
- А я чего думаю, - Михалыч заплевал окурок, и бросил его в урну, - если бы он упор поставил, шланг бы в тот раз не лопнул. Потому как незачем. Машина бы ему в другой раз отомстила.
- Фигня все это, - Игорь встал, - ладно, пойду свою «ласточку», - он ехидно посмотрел на Михалыча, - облизывать.
Время обеда закончилось, все разошлись по своим местам. РММ наполнилась звуками: завизжала «болгарка», сдирая пятна ржавчины с кузова, забухал молот в кузнице, работа вошла в привычную колею.
Техосмотр – это святое.
Прошёл год. Игорь опять ремонтировал своего КАМАЗа. Подняв кабину, он вручную закачивал солярку в топливный насос. Минут двадцать он уже мучился, плевался, матерился - двигатель не запускался.
Для удобства работ при ремонте под кабиной КАМАЗа установлено
дополнительное устройство для пуска двигателя, что бы каждый раз при необходимости не лазить в кабину.
Кабину невозможно поднять, если рычаг коробки передач не стоит в нейтральном положении. Как тогда всё произошло, до сих пор никто понять не может. Двигатель внезапно взревел, машина прыгнула вперёд, ударилась кабиной о стену, перед которой она стояла. Упор, удерживающий кабину в поднятом положении, переломился, как спичка. Кабина, словно створка огромного капкана, омерзительно лязгнув, встала на место, сломав при этом Игорю позвоночник и раздавив грудную клетку.
Двигатель заглох. Машину оттащили от стены, подняли кабину, осторожно извлекли изуродованного Игоря. Он прожил ещё десять минут.
Последние слова, которые он выдавил из себя вместе с кровавой пеной, были: «Кусок железа».