Фотоаппарат

Зернова Ольга
Фотоаппарат.

Голова раскалывается. Боль пульсирует то в правом виске, то в левом, то, разливаясь по всему черепу, мигрирует к затылку.
Приученная к приступам мигрени с детства, тщательно  выполняю весь ритуал:  приоткрытая форточка создаёт в комнате прохладу, шторы задёрнуты, погашен свет. Маюсь в кровати второй день . Таблетки не помогают. Боль уйдёт только тогда, когда захочет сама.
Полчетвёртого утра. Постель сбита. Сна нет. Зная, что лучше мне от этого точно не будет, решаю выйти на лестницу покурить. Может, замёрзну, а потом лягу, угреюсь и усну.
Сползаю с постели, держа голову ровно, как хрустальный шар. Не нашарив в темноте ни одной зажигалки, плетусь на кухню за спичками. В кухне горит свет. В кресле сидит восемнадцатилетняя красотка и решает проблемы по телефону. Наверное, они такие важные, что не могут подождать до утра. Шуганув дочку спать, беру спички и иду к выходу, прихватив в коридоре свой смокинг – старую тёплую куртку.
Чиркаю спичкой и закуриваю. От дыма, обезболивающих таблеток и ломящей боли в виске кружится голова. Снизу слышатся шаги. В нашей парадной нет кода и по лестнице всегда кто-то ходит.
 В любое время дня и ночи.
Сейчас ко мне поднимается девчонка. Совсем молоденькая. Если бы не видела, только что, свою дочку на кухне, решила бы, что это она. Те же длинные, распущенные по плечам чёрные волосы, красные губки и молодость.
Девчушка просит зажигалку.
- Спички – говорю я.
- Ну, хоть что-нибудь, чтобы прикурить, - берёт протянутый коробок и, несколько раз чиркнув по облезлому его боку, прикуривает сигарету.
- Спасибо, -щебечет приятным голоском, протягивая мне коробок обратно.
- Оставь себе, - отвечаю я.
Ещё раз поблагодарив, девушка медленно спускается по ступенькам вниз. В расстёгнутой сумочке – джинсы.
Ну, ясно! Поругалась с матерью и хлопнула дверью, прихватив с собой лишь штаны да сигаретки. Сделала всем лучше. Девчонка явно домашняя – волосы чисто промыты и блестят, одежда заботливая, модные сапожки на каблучках. Мать, наверное, с ума сходит.
Я вдруг представила, что это моя Лялька  - стоит в полчетвёртого утра , в распахнутой для всех парадной, стараясь согреться у ржавой, чуть тёплой батареи отопления.
- Девушка, - говорю я, потирая пульсирующий висок, - пойдём, на диване постелю. Только с условием - позвонишь матери.
Постукивая каблучками, девчушка идёт за мной по коридору. Она звонит домой со своего мобильного. Достаю чистое бельё из шкафа и бросаю на диван:
- Стели сама, - боль переместилась и давит на глаза, не могу даже нагнуться.
- Спасибо! Я справлюсь.
Подкидываю ей ещё одеяло и тащусь к себе в кровать. Засыпаю, буквально воткнув голову в подушку.


Она ушла рано утром, аккуратно сложив бельё на диване и прихватив 35-тысячный Лялькин фотоаппарат, купленный осенью специально, когда чадо, после долгих летних раздумий на кого пойти учиться – на стилиста или менеджера – решило стать фотографом.
- Чёрт! - говорю я, -Вот  чёрт!
А что здесь ещё можно сказать?
Голова прошла.