Нещадно светило солнце, хотелось пить, болело вывихнутое плечо и натертая чужими рваными ботинками ступня. Гогия вспомнил дом, тихий, ухоженный зеленый сад, галькой просыпанные дорожки, его любимый голубиный домик на высоких подпорках из труб, чтобы не залезли кошки. Как бы он хотел оказаться сейчас там, гладить своих послушных голубей, а они бы гукали довольно в ответ на принесенные им семечки и не спеша кругами ходили вокруг него, с интересом выворачивая головку, и поглядывая, много ли еще осталось корма. «А мама? Бедная моя мама! Она, наверное, безотрывно смотрит телевизор, вздыхает и плачет, где Гогия? Нет ответа… И зачем только я поверил этому капитану из военкомата, что не попаду на границу и буду охранять аэродром, и у меня будет почти гражданская профессия, за которую я получу еще и денег, плюс к зачету необходимой воинской службы. Я мог отказаться, у меня на попечении престарелая мать, мог, мог, да что теперь». – Так думал грузинский паренек девятнадцати лет, сидя за колючим ограждением лагеря военнопленных в Гудауте.
Время приближалось к обеду, появились женщины, готовившие еду, они работали в небольшом помещении по ту сторону колючей проволоки. Абхазки одетые в черное, сами черноволосые, повсюду черные тона, удручающая картина. Несмотря на то, что им строго запрещалось подходить к ограждению лагеря, они всегда нарушали правило. Это были проклятья, которые они кидали в толпу пленных, вскидывая руки к небесам и прося у всевышнего страшной кары, им и Гогия. Но среди них он давно приметил русскую женщину, она всегда приходила на работу с большой корзинкой в руках, в которой были овощи, фрукты и зелень. Женщина шла с гордо поднятой головой, русоволосая, прямая, худощавая, высокая и красивая. Видимо все эти продукты, она рвала на своем огороде и приносила сюда, добавляя их в жидкие, постные супы и однообразные каши. Потом, уже после обеда, когда расходились остальные поварихи, она начинала мыть грязные алюминиевые тарелки, собранные у пленных, она передавала чайник с водой охране лагеря, напоить заключенных. Наполняла чайник водой по пять, шесть раз, так как время было летнее, стояла неимоверная жара, а у пленных был только небольшой навес, под который всем не разместиться. Там лежали больные и раненные. Перед самым уходом домой, эта сердобольная женщина, перебрасывала через колючую проволоку фрукты, персики, апельсины, сливы, все, что принесла в своей корзине. Сегодня все было, как обычно, только Гогия не успел поймать ничего из корзинки русской женщины. Она заметила это и, внимательно посмотрев на худого кучерявого парнишку, поманила рукой подойти поближе. А когда он подошел, то она дала ему апельсин и спросила:
- Бедный мальчик, как тебя зовут?
- Гогия.
- А меня Валентина.
- Почему вы, как другие, не проклинаете нас?!
- Мой сын воюет в горах, он такой же, как ты, молодой и … такой же курчавый. Если он попадет в плен, а это вполне может случиться, я хочу, чтобы какая-нибудь женщина помогла ему.
Гогия замолчал, прижимая к груди апельсин, но Валентина заметила, что глаза его подернула влага и желваки скул шевельнулись в обиде.
- Скажи мне твой адрес, телефон, если есть, кому позвонить, я сообщу о тебе.
- Да, да. Конечно, сейчас…
И парень стал осматриваться вокруг, на чем и чем написать свои данные. Валентина протянула ему маленький листочек и карандаш. Парень написал телефон и поцеловал руку женщине, когда она забирала у него послание.
- Я не обещаю скорого ответа, но если он будет, то я тебе все передам.
В это время охранник увидел, что заключенный общается с Валентиной и закричал:
- Быстро отошел, Иуда.
На следующий день, женщины пришедшие готовить еду военнопленным набросились на Валентину с гневными, негодующими речами и с требованием объяснить свои поступки. Видимо охранник рассказал о ее хорошем отношении к пленным. Самая молодая абхазка, и уже вдова, с двумя детьми, оставшаяся одна, со слезами на глазах, выговаривала Валентине:
- Как не отсохнут твои руки подкармливать этих ублюдков, может сейчас они убили твоего сына, а ты несешь им из дома свое. У тебя на руках больной муж и пожилая мать, пожалей их, а не этих негодяев!
Валентина робко сопротивлялась:
- А если мой сын тоже в плену? И так же как они сидит за решеткой, голодный, больной и одинокий!? Кто поможет ему? Я не знаю, по какой причине этот юноша пошел воевать, но не все же хотят захватить наши земли и убивать нас.
Так покричав друг на друга целый час, женщины махнули рукой на непонятную русскую, хоть и замужнюю за абхазцем, и просто перестали с нею общаться. Валентина прекрасно понимала их обиду и боль, да и у самой в груди поднималась волна ненависти к врагу, стоило только вспомнить, как они поступили с писателем и поэтом Абхазии, которым она восхищалась и заучивала его стихи наизусть в школе, с Таифом Аджба. В сентябре, в самом начале войны, его на глазах у жены и детей выволокли из квартиры в Сухуми и увезли в неизвестном направлении. Когда повстанцы отбили город, абхазский поэт был найден мертвым с отрубленными пальцами рук. Из рассказов выживших пленных абхазцев, над ним долго издевались и глумились, отрубая в день по пальцу, пока он не согласится писать хвалебные оды грузинскому народу, а точнее, его законному отечеству. Это была одна сторона медали, но с другой… Этот мальчик, так похожий на ее сына, ну какой из него завоеватель, он же ребенок еще. И кто пихает и высмеивает его, тот, кто сегодня, волею судьбы, сильнее и вооружен.
Супротив всех, Валентина по-прежнему таскала корзины с едой, и все больше и больше общалась с пленным Гогия. От него она узнала, что он был призван в армию на военный аэродром, простым рядовым. В обязанности, которого входила охрана территории аэродрома. И что военный комиссариат обещал почти гражданское прохождение службы его матери, которая писала одно письмо за другим в высшие инстанции военкомата с просьбой оставить ей единственного сына. Он только успел прибыть в Гагры, как началась эта война. И потом уже никто не спрашивал у него, хочет ли он воевать или нет. Ему дали автомат и приказали защищать аэродром любой ценой, как и всем его однополчанам. Он даже не успел выстрелить ни разу, как его тюкнули по голове и он очнулся среди пленных соотечественников. Зато пока их переправляли в лагерь Гудауты, кто только не бил их, и как только не издевались над ними. Отобрали новое обмундирование, ботинки, много раз демонстративно показывали ему рукой, как может его голова расстаться с телом. Особенно преуспели в этом сформированные кавказские полки из России. Однажды они выполнили свою угрозу по отношению к беглому пленнику. Прямо на виду у всех, демонстративно, отрезали ему голову. Тот бородатый мужчина, дикий ужас войны, стоит перед его глазами: «Как он, небрежно вытерев кинжал о свою штанину, пинает ногой, отрезанную голову пленника, и она откатывается в сторону от судорожно бьющегося тела, а этот бородач своим ястребиным грозным и злым взглядом оценивает произведенный эффект на военнопленных». Для него война театр и любимая работа, смерть на поле боя высшая награда воина. Он просто умолял Валентину помочь ему, не надеясь конечно, ни на какой позитив.
Но Валентине удалось дозвониться до матери Гогия, и бедная женщина неведомо какими путями добралась до Гудауты. Она целыми днями пропадала в вооруженных штабах ополченцев, выжидая с фронта то одного командира, то другого, доказывая и умоляя их в том, что ее сын не хотел воевать. К вечеру, в чем только душа теплилась у этой сморщенной, худой, седой, убитой горем старушки, она возвращалась в квартиру Валентины, чтобы поесть, поспать и начать все сначала с рассветом следующего дня. Неделя шла за неделей, и откуда, только силы брались в этом иссохшем худом теле матери Гогия, она просила, умоляла, доказывала, плакала. Наверное, всевышний, все же, услышал молитву бедной одинокой, обессилевшей старушки. После переговоров Ельцина с Шиварнадзе, был подписан мир и воюющих, миротворцы развели в разные стороны. Гогия передали грузинским властям, вместе с его матерью, так и не пожелавшую оставить единственного сына без присмотра.
Прошло 18 лет. Вернулся с войны живым и невредимым сын Валентины, женился, уехал жить в Россию. Часто приезжает к родителям отдыхать на свою родину с семьей. Появился у Валентины и еще один сын Гогия. Они часто перезваниваются. Его мать умерла через год после войны, и одинокий юноша привязался к Валентине, как родной сын. Женился и перебрался жить тоже в Россию, недалеко от Абхазии, в Адлер. Он даже прописал у себя Валентину, чтобы она могла получать российскую пенсию, очень неплохую по сравнению с абхазской. Каждый раз, когда она приезжает за пенсией, ее как родную бабушку, встречают трое детей Гогия, сын и две дочери. Жена Гогия обходительна и приветлива к русской женщине. Они все и всегда просят ее погостить подольше и помогают, чем могут.
Вот так, совершенно непредсказуемо сложились судьбы моих героев, но в их судьбе есть толика справедливости бытия. За добро должно получить добро, а зло выбирает зло. Добрые дела открыты и понятны, зло же коварно и непредсказуемо. Поэтому для человека важно сделать правильный выбор, а дальнейшая жизнь и подскажет, насколько он, выбор, удачен.