Братья довели до конца свой неспешный ужин, допили чай, покурили и разошлись по своим углам. Женщины убрали посуду, вытерли стол, задернули шторы. И занавеску, что делила их комнату пополам. Младший брат выключил свет. Жена деверя, тихо посмеиваясь, взбивала подушки. Деверь, как водится, шутил, насмешничал, а она, знай себе, посмеивалась и взбивала подушки. Потом они легли и повели свой обычный разговор перед сном. Оставшись наконец наедине, они словно нырнули в царство своих секретов. Она что-то жарко и торопливо рассказывала, а он больше слушал, и лишь иногда слышался его насмешливый голос, приглушенный, но все равно насмешливый.
Жена младшего брата тоже взбивала подушки. Она вышла замуж недавно, и еще чего-то робела, смущалась. Хотя все были добры к ней. И ироничный деверь, и преданная жена его, и особенно муж. К сердцу прихлынула нежность. Она стянула платье и юркнула под одеяло, где он уже ждал ее. Сердце колотилось. Он сразу обнял ее, прижал к себе, поздоровался. Ноги их переплелись. Ей все было в новинку, в диковинку – спать, переплетя ноги, спать, касаясь мужчины всем телом, спать голой. Ну, почти голой, конечно. Она вздохнула и нашла его губы, ждущие ее. Она ткнулась в них легонечко. И тогда его горячий язык, нежно облизывая ее губы, заставил их разомкнуться. Она вздохнула и уступила. Уступка аукнулась где-то в низу ее тела, отдельного от нее самой. Она выпрямила ногу, потянулась навстречу его языку, и почувствовала, как его рука медленно опускается вниз по ее спине, а другая – ласково гладит ее запрокидывающуюся голову.
Деверь с женой продолжали шептаться. Младший брат и жена его лежали, обнявшись, слившись в поцелуе, казавшемся бесконечным. Бесконечный поцелуй, бесконечное объятие. Они вздыхали. Им было жарко, но они боялись даже скинуть с себя одеяло, боялись, что даже скольжение руки, шорох простыни, вздох – будет услышан, осмеян. Он гладил ее все неистовее, целовал и покусывал ее уши. Она теряла сознание, кусала себе руку, когда он, перевернув ее на спину, стал гладить и посасывать ее груди.
- Что, вкусный апельсин? – громко сказал деверь.
- Завидуешь, спать не можешь? – сердито ответил младший брат.
Какое-то время они лежали, не целуясь. Он поглаживал ее тихонько, остужал. Ее рука лежала на его волосатой груди.
- Сейчас заснут, – прошептал, – куда денутся? Ты только не засни сама.
- Я? Да что ты?
Они напряженно вслушивались в темноту.
- Ночью часы переводят. На зимнее время. Только я не понял, вперед или назад.
- Назад, представляешь! И у нас будет лишний час.
- Да, моя золотая. Но спать тебе не дам. Всю ночь не дам. Вот только подожди, заснут они.
- Кажется, уже заснули.
Кажется, заснули.
Младший брат снова начал целовать свою женушку.
- Ненаглядная, – шептал, – и не посмотреть-то на тебя! Только поцеловать, погладить. Я тебя на ощупь лучше знаю, чем на вид. Какой у тебя живот, какой пупок? Я, кажется, и не видел никогда. И ты меня, наверно, толком не разглядела. Потрогай. Вот она, мужская сила. Потрогай, не бойся. Погладь! Представь себе, будто светло, представь, будто ты смотришь на меня.
- А нравится тебе, когда я тебя вот так трогаю?
- Еще бы не нравилось! Ты так ласково гладишь. Ты милая такая. Только не сжимай слишком сильно. Не торопись. Вот так, вот так! Умница... А тебе нравится, когда я вот так тебя трогаю? Тебе нравится? Не больно?
- Мне приятно.
- Наверно, больно и приятно, да? Больно и приятно?
- Да, милый, да! Мне и больно, и приятно. И сладко...
Поцелуи их становились все более жаркими, ласки – более бесстыдными. Горы поднимались, волны плескались, бездны распахивались. Робость, смущение – все позабыла она, отдалась своей радости, влекущей радости, неге ноктюрна. Теперь уже ее язык искал его ямочки и выпуклости, теперь уже ее руки любовно оглаживали его стройную спину, когда он лег на нее, горячий, горячий и невесомый...
Тут деверь закашлялся, встал и пошел до ветру.
- Тьфу на вас, – сказал, проходя, они едва успели прикрыться. – Уже светает, а вы все не натешитесь!
Младший брат промолчал. Потом тоже встал, накинул халат, взял свои сигареты и вышел. Его долго не было, и жена заснула. Очнулась, когда он оказался рядом. Поцеловал ее в лоб.
- Может, поспим, душа моя?
Она вздохнула. Он погладил еще раз тихонько ее грудь, живот, заглянул рукой между ног.
- Ты уж сухая совсем, – улыбнулся. – Опять мы не успели. Вечно нам не везет.
Она вздохнула.
Разбудил их резкий стук в дверь. Младшая жена ничего не поняла спросонок. Вошла высоконравственная комиссия – два плюгавых дядьки и две противные тетки. Иначе не скажешь. Да разве симпатичный человек пойдет на такую работу! Главный из них, маленький лысоватый тип, именовался замом по идеологии.
- Почему женщин водите? – визжал он. – Кто такие? Студентки? Факультет? Курс? Вы что, Харисов, не знаете, что гостей нельзя оставлять на ночь?
Деверь встал, сказал жене:
- Лежи спокойно, я разберусь!
Неторопливо застегнул брюки. Сказал, обращаясь к высоконравственной комиссии:
- Выйдите вон!
И младший брат вышел с ними. Жена деверя отдернула занавеску, тряхнула гневно светлыми волосами:
- Не бойся, что они нам сделают, уроды!
Жена младшего брата закусила губу, чтобы не расплакаться. Жена деверя улыбнулась ей, присела рядом и сказала:
- Что они нам сделают? Ну, не дадут красный диплом! Ну, настучат, куда следует. Ну, за границу не будут пускать! Ну, искалечат все что можно! Ну, карьеру, блин, испоганят! А так что? Что они нам? Уроды!!! Вставай, не думай о них! Давай накрывать завтрак! Сейчас ребята придут. Пойду поставлю чайник. А ты нарежь хлеб, колбасу... И сыр. Сыр тоже нарежь. И не забудь перевести часы.