Шахматный тупик

Гурам Сванидзе
Я работал в международном офисе, который занимался  пропагандой здорового образа жизни. Например, мы агитировали за безопасный секс. Команда ездила по дальним уголкам Грузии и раздавала населению презервативы. Наш автобус «Мерседес» был разукрашен соответственно – в розовый и голубой цвет. В этой цветной купели плавали забавные белесые сперматозоиды с потешными физиономия. Учитывая особенность региона, некоторым из них по решению авторов проекта пририсовали усы. Руководитель офиса - американка предлагала пополнить компанию этих «ребят» (“guys”, как она выражалась) негритянскими физиономиями. Еле удалось её отговорить - народ не поймёт. Во время совещания долго обсуждался вопрос – какую музыку крутить во время раздачи презервативов. В грузинском фольклоре ничего не нашлось подходящего. Выбор пал на караибские мотивы. Автобус останавливался где-нибудь у виноградников, мы зазывали виноградарей и под звуки «Ламбады» раздавали «подарки».
Шефиня была недовольна тем, что члены команды наотрез отказались нарядиться в клоуны. Однако нас и без этого поначалу воспринимали за бродячий цирк. Некоторое время уходило на то, чтобы население осознало, что за подарочки им преподносят. Потом ... Не обходилось без неприятностей. В одной деревне местный поп, который смешался с толпой,  обвинил нас в том что мы потакаем блуду и высказал предположение, что делаем это по указке масонов. От греха подальше я старался не выходить из салона автобуса, делал вид, что вожусь с радиотехникой. Менеджер засёк такое моё поведение и доложил начальству.
Меня вызвали "на беседу".
Американка отчитала меня. Она едко спросила о моей зарплате, которую  я получал как врач поликлиники.  Она тогда составляла 2 доллара в месяц, что было в 150 раз меньше моей нынешней зарплаты. Меня приняли в офис как врача и как человека, знающего английский язык. Я молча стоял перед шефиней, переминаясь с ноги на ногу.
Позже, раздосадованный, я вышел в сквер погулять. В моём воображении одна сцена сменяла другую. Проигрывались ситуации, которые могли бы иметь место, будь я более находчивым. Типичное «остроумие на лестнице», как говорят французы...
Тут моё внимание привлекла группа мужчин, игравших в шахматы на скамейке. Кто стоял, склонившись над ней, кто сидел на корточках - наблюдали за перипетиями игры. Сами игроки, скрючившись над доской, сидели в напряжении. Я их видел здесь постоянно. В холод, в ветер, они, «всепогодные шахматисты», неизменно собирались у одной из скамеек сквера, у единственной доски. Только обильные осадки отменяли эти посиделки.
Я некогда сам играл в шахматы, имел даже какую-то квалификацию. С тех давних пор она  значительно убыла. Сохранил разве что снобизм – с «любителями не путался».

Проходя мимо шахматистов,  я мельком взглянул на позицию, сложившуюся на доске. Притормозил. Вдруг на меня нашло – невольно произнёс подсказку.  Ход показался мне головокружительно-авантюрным. Игроки обернулись ко мне удивленные. Кто-то насмешливо хмыкнул. Я же, влекомый непонятной силой, не спросясь разрешения, склонился над доской и сам сделал ход. Произвёл фурор, даже удостоился аплодисментов. На душе полегчало, осадок от неприятного разговора на службе стал проходить.

На следующий день при моём появлении шахматисты пришли в волнение, дескать, тот самый  «тип в очках и с папкой» идёт. Я ещё раз приостановился, но подсказать на этот раз ничего не смог. На меня смотрели испытующе. Я почувствовал, что «начинаю обманывать ожидания». Отделался фразой - «Позиция интересная!», после чего посчитал нужным проследить её до конца. Стоял со значительным видом.  Две-три мои реплики оказались кстати... В тот вечер я не поспел к ужину. Его пришлось подогревать.
- Задержался за партией в шахматы, - объяснил я своим домашним.

На следующий и в последующие дни история стала повторяться.
В, конце концов, я сам заразился шахматной горячкой. Первые её признаки дали о себе знать на работе - почувствовал, что испытываю нетерпение, быстрее бы в сквер. У меня сладко ёкало сердце, когда заставал шахматистов на их обычном месте. Я досадовал, когда шёл дождь...
Аналогичные признаки я заметил у одного из игроков – пожилого мужчины в шляпе. Однажды он в спешке пронёсся мимо меня. Вся его фигура и пластика воплощали целеустремленность. Чуть-чуть позже я застал его, уже в кругу шахматистов. Он стоял с видом, будто до этого лениво медленно прохаживался поблизости, нагонял моцион, а теперь лениво наблюдает за игрой.
Шахматная зависимость прогрессировала, уже в перерыв я стал спускаться в сквер. Сначала, как будто за газетами, а на самом деле, конечно, сыграть партию, другую.
Я довольно быстро освободился от снобизма. Дома чутко подмечали, когда я очередной раз проиграл, или мне улыбнулась фортуна.
- Чтобы быть вполне выносимым по вечерам, тебе достаточно обыграть в шахматы какого-нибудь пенсионера, - заключила иронично жена.

Кстати, пенсионеров среди шахматистов было мало. Обращал на себя внимание один бодрый сухощавый старичок.
- Мне нельзя обдумывать ходы, чем больше думаю, тем больше делаю глупости, - говорил он, а на самом деле играл напористо, агрессивно. У него была манера - предвкушая победу, перед каждым ходом трясти кистью руки, будто её ошпарили.
Однажды весёлый старичок вдруг преобразился, и в его голосе зазвучали железные нотки. Ему не пришёлся по вкусу один тип. Тот играл хорошо, наверное, лучше всех, но проявлял мелочность. Его требования были справедливыми, но, настаивая на них, он говорил противным гнусавым голоском.
- Тронул фигуру – ходи, - ныл зануда, а его партнёр в отместку, дотрагивался до всех фигур подряд.
- Полковник МВД на пенсии, - шепнули мне, показывая на старичка.

В компании преобладали безработные. Из "трудозанятых" был один парнишка, который работал в публичной библиотеке. Его фамилию и имя я узнал случайно, ещё до того, как сразиться с ним в шахматы. Произошло это на улице после лёгкого столкновения микроавтобуса и «форда». Шахматист-любитель оказался владельцем легкового авто и в перепалке с шофёром автобуса несколько раз во всеуслышание заявил: «Я, Авто Боджгуа, не позволю...!!!» Собравшиеся зеваки удивлялись самонадеянности, с какой неприметный субъект (как оказалось библиотекарь), произносил своё имя и фамилию.
Играя против меня, он пошёл в психическую атаку и каждый свой ход сопровождал возгласом «Фортинбрас!». Видимо, думал, что я совсем не знаю шекспировских персонажей. В самый решающий момент вместо слова «шах!» я выпалил «Гильдерстен!». «А это тебе «Розенкранц!» - добавил я ходом позже, поставив Авто Боджгуа мат.  Я несколько перебрал, когда обратился к сопернику: «Бедный Йорик!» Тот пришёл в ярость, вскипел и повёл себя как после той аварии.

Самыми крепкими игроками считались Мераб и Тенгиз - вытягивали на первый разряд. Весь день они проводили в сквере, здесь же в ларьке покупали 1-2 пирожка с картошкой и бутылку «Фанты» - обедали. Под вечер эти двое шли в тотализатор, где ставили на кон последние деньги.
Я как-то завёл беседу с Тенгизом. Он был электронщиком, работал в одном известном СКБ, которое закрыли.
- Теперь мои коллеги или в шахматы играют по разным скверам вроде меня, или торчат на «сухом мосту». Остальные - кто спился, кто уехал, - сказал он горько.
Помянутый «сухой мост» - примечательное место. Он - своего рода интеллектуальная барахолка. Там можно встретить людей с научными званиями, которые подрабатывали сантехниками, электриками даже разнорабочими. Знамение времени – много институтов у нас закрыли.
Однажды Тенгиз пришёл в сквер пьяным. В тот день, вопреки обыкновению проигрывал часто. Он сказал, что у него день рождения и что ему обещали работу.
- Разобьюсь в лепёшку, но буду работать! – говорил Тенгиз с пьяным исступлением.
С Мерабом поговорить мне не удавалось. Он вдруг куда-то пропал. Неужели трудоустроился? Позже я случайно встретил его на улице. Он был сильно озабочен, лицо посерело, обросло щетиной. У него болел ребёнок, дизентерия. Очень опасно это было, потому что ребёнок был годовалый.
- Ты сам понимаешь, денег у меня нет, пришлось продать много вещей, что от родителей оставались. Уже подумываем обменять квартиру, чтобы деньги выручить.
Пожалел мужика.

Как-то я не застал шахматистов в обычном для них месте. Остановился и смотрю напряженно по сторонам. И вот слышу:
- Твои дружки поближе к фонтану перебрались, - это говорил неряшливого вида мужик. Он работал сторожем на остановке авто. В его голосе была насмешка и чувство превосходства.
- Сегодня жарко, им бы у фонтана прохлаждаться, - продолжил этот тип.

Шахматная горячка стала неодолимой. В офисе я стал позволять себе одну-две партии в Интернете.. По приказу шефини систем-менеджер заблокировал развлекательные сайты. Необходимость блокирования порно-страничек американка обосновала особенно. В них женщина выступает страдательной стороной, что недопустимо в условиях гендерного равенства. Я попросил систем-менеджера позволить мне заходить в интернет–турниры по шахматам. Парень он был «свойский», договорились быстро. Вообще, мы сразу сдружились. Первые слова, с которыми он обратился ко мне в момент знакомства были: «У вас, я полагаю, самая длинная грузинская фамилия! Цверикмазашвили». Признаться, я не задумывался над этим. Тимур, так его звали, работал в системе соцобеспечения, где составлял электронный список пенсионеров, оттуда и происходила его специфическая осведомлённость. Некоторое время я перебирал другие пространные грузинские фамилии, в уме высчитывал количество букв в них, пока не убедился, что  Тимур был прав.

Он-лайн шахматные турниры повысили мою квалификацию. Я дисциплинировал себя, каждый сделанный ход воспринимал как нечто необратимое. Во мне обострились ощущения безвозвратно упущенного шанса, или, наоборот, вдруг обретенной удачи. Свои коррективы вносил временной. Из-за него ты мог проигрывать заведомо выигранную партию, только потому, что тебя могли вызвать к начальству, или вдруг кому-то захотелось поговорить с тобой на деловые темы. На экране компьютера появлялась надпись – «Вы просрочили время. Вам засчитано поражение!» В таких случаях я сердился.

Настоящая драма наступила неожиданно. Во время очередной партии, пискнул компьютер. Подал знак – пришла почта. Я открыл почту и обомлел. Мессидж был из соседней комнаты офиса и принадлежал начальнице. Начинался он так "Dear Mr. Tsverikmazashvili...". Далее меня уведомляли о невозможности продолжения моего сотрудничества с офисом. Письмо завершала просьба «освободить помещение» в течение 30 минут по прочтению сообщения. Здесь я впервые обратил внимание на то, что английский вариант написания моей фамилии длиннее грузинского - на две буквы.
Сотрудники проводили меня с сочувствием. Тимур сказал, что «эта сука» (шеф) иногда роется в памяти сервера. Видимо, тогда и прознала о моём увлечении. Браное слово он произнёс по-грузински, не рискнул это сделать на русском и английском.
 
Домой идти было стыдно. Придётся вернуться в поликлинику, на старое место работы. Если только возьмут - много народу сократили. Зашёл в сквер. Там уже играли. Увидел Мераба, спросил про его ребёнка. Он ответил, что дитё выздоровело. С ним всё ОK! Я занял очередь на игру.