Весна в тот год быстро набрала силу. В феврале затинькала синица, а в марте солнце пригрело так сильно, что снег почти весь сошел за неделю. Грач прилетел уже на чистые поля. Василий Федорович решил заменить старый почерневший скворечник на новый. Нашел в сарае подходящую доску и неспешно принялся за дело.
- Глядишь, может и в нашей деревне, кто новый поселится, - подмигнул он своей жене Марии.
- Что ты, кто ж к нас сунется-то? - бабка Марья махнула рукой и заковыляла к дому.
- А чего, вон Николай избу справил. Может, и из Матрениных сродственников кто подъедет.
Прожив на свете более восьми десятков лет, Василий Федорович не утратил способности радоваться жизни и верить в лучшее. Вот и сейчас он был уверен в том, что кто-нибудь из Матрениных дальних «сродственников» приедет и начнет обживать пустующую избу.
Стояло теплое солнечное апрельское утро. Березовая роща слегка принакрылась зеленой дымкой. Новый скворечник уж третий день как обзавелся жильцами. Василий Федорович сидел на скамейке, зажмурившись, подставил свое лицо, весеннему солнцу. Из этого состояния его вывел звук подъехавшего автомобиля и хлопнувшей дверцы.
- Простите, а где здесь дом Матрены Ситниковой?
- Вот, говорил ведь… Приехали! Как же, знаем дом Матренин и саму ее знали! Пойдем, покажу! А ты кто ей будешь?
Такая активность и разговорчивость старика немного удивила молодую женщину, спросившую о Матренином доме. Тот, не по годам резво подскочил со скамейки, побежал по улице. Гостья, пожав плечами, поспешила следом. Через три дома дед остановился и выдохнул:
- Вот он дом-то Матренин, дождался, стало быть, - на лице старика сияла улыбка.
Наведя справки о родственной принадлежности гостей к бывшей хозяйке избы, деревенский старожил увидел, что приезжие открыли багажник и стали доставать сумки, кинулся им помогать.
- А места у нас отменные, знатные места! Уж не сомневайтесь.
- Ой, зачем Вы, мы бы сами донесли, - смутилась дальняя родственница бабки Матрены, огладываясь на подотставших мужа и сына.
- Ничего, нам в радость, когда еще люди к нам жить приедут.
Поставив чемодан на крыльце, местный житель пошел за ключом от дома.
- Матрену-то мы хорошо знали, столько годов рядом прожили. Добрая она была, тихая, так тихо и померла. Ну, располагайтесь вот, за домом мы смотрели. Ежели чего, вон мой дом, третий в сторону леса. – дед Василий откланялся и засеменил к своей покосившейся избе.
Лариса, внучатая племянница бабки Матрены плохо знала хозяйку дома, видела ее несколько раз, будучи ребенком. У Матрены было два сына, старший, спился, раз по пути домой, будучи пьяным, упал лицом в лужу и захлебнулся, младший погиб в Афганистане.
О смерти Матрены Тихоновны и пустующем доме Лариса узнала случайно. Претендентов на него не было. Никто не хотел ехать в “такую глушь”. А Лариса с мужем хотели. Специфика работы позволяла жить вдали от города. Их, пока единственный сын, Артемий находился на домашнем обучении. Как-то он, придя из школы, заявил, что программа слишком растянута и подстроена под двоечником, и что он мог бы весь школьный курс пройти за пять лет. У Ларисы давно бродили мысли в голове об экстернате. “Чего Темке по пол-дня за партой сидеть, сколиоз зарабатывать и близорукость? Мальчик он далеко не глупый, серьезный и ответственный, может предложить ему попробовать домашнее обучение”. А тут сын сам высказал такую мысль. Алексей – отец и муж – возражать не стал.
С высокого берега старицы открывался вид на всю деревню, точнее на то, что от нее осталось. Некогда большая и зажиточная, сегодня она представляла жалкое зрелище. На местах многих дворов зияли проплешины, имелось еще несколько нежилых, но пока еще не разобранных селянами на дрова домов. Жилой фонд деревни состоял из примерно полутора десятков дворов, со старыми потемневшими избами. Однако один дом выделялся из общей картины. Свежий сруб его был обшит доской, покрашенной в зеленый цвет. Крыша была покрыта оцинкованным железом, блестевшим на солнце.
Утром дед Василий принес новым соседям свежего молока и немного картошки:
- Как спалось, чай лучше, чем в городе-то, в панельных стенах?
- Спасибо, хорошо. Василий Федорович, а кто это у вас в деревне избу новую поставил?
- А-а, то Николай… А же говорил, места у нас знатные, целебные! Вот и Коля наш вылечился от пьянства. Пил-то он сильно, мать его, Авдотья, шибко убивалась, к докторам возила, да все без толку. Пил он запойно, Авдотью-то без него похоронили. А потом, что-то видать щелкнуло в нем. Как отрезал! Пить перестал, стал на берег ходить. Придет, сядет и сидит. Бывало, дружки его прежние придут, тоже рядом разместяться, достанут пол-литру, но он их прогонял, они и перестали к нему ходить. Случалось, и в лесу его замечали. Бродил там часами, а то и с деревом заговорит, ну, думаем, не иначе допился мужик! Уж хотели врача вызывать, да Матрена-то жива еще была, отговорила. Сказала не лезть к нему, это вроде как он к жизни возвращается. Вроде как красота природная, до того, ему неведомая, открылась. Ладно, решили, подождем, чего выйдет. Устроился он на пилораму работать. Здесь она в пяти верстах.
Набрался я смелости, да и спросил у Николая, что же случилось с ним, с чего так он поменялся. Рассказал он, что сон видел, а во сне том, к нему его сын пришел еще не рожденный. Детей-то у Николая не было. А тут во сне он его увидал четко так. И глаза у него были Авдотьины. Проснулся Колька в холодном поту и понял, что пора уж и жить начинать по-человечески.
Пришел он раз на берег высокий, присел, смотрит вокруг, а пред ним снова явились глаза сына будущего. Долго он его рассматривал. С тех пор зачастил Колька на это место. Сказывал потом, что и жена ему там привиделась, такая, какую он в мыслях намечтал. И с сыном он мысленно и в лес ходил за ягодой, и дом с ним строил, и за пчелами глядел. Стал потихоньку Николай возле родительской избы дом новый возводить. А раз приехал не один, а с невестой. Натальей она назвалась. Сказал Колька, что хочет с ей жить да деток растить. Народ наш обрадовался, уж забыли, когда у нас в деревне детки рождались. Родители-то сперва Наталью не хотели отпускать, боялись, как бы Колька сызнова пить не начал. Но она девка бойкая оказалась, сказала, что Николаю верит и любит его.
- И как Николай, не пьет с тех пор?
- Что ты, как можно! Ведь Наталья поверила ему, сына родила! Такого, как во сне видал. Колька теперь самый счастливый человек! А через него и деревне счастье! Нам-то старикам чего надо? Чтобы род людской продолжался, чтобы жизнь у нас здесь не затихала, чтобы смех детский слышать. Колька сказывал, что хотят они еще двух ребятишек завести, мечтают о них. И чтобы непременно дома их рожать, чтобы самому детей принять. Да вы сходите к ним, поговорите, люди они добрые, простые, новым соседям рады будут.
Николай опередил новых жителей деревни. Сам зашел к ним, по-простому, по-деревенски:
- Доброго здоровья! Сказывают, жить будем вместе, зашел вот познакомиться, в гости позвать. Меня Николаем кличут, жена у меня Наталья!
- Здорова! – Алексей обрадовался гостю. – Василь Федорович, рассказывал о вас. Сами зайти собирались.
- А чего, заходите, за жизнь поговорим, про то, как деревню поднимать будем. Жить-то на постоянку приехали, или дача здесь будет.
- Да вроде на постоянку. Примете?
- Коль люди добрые, да с головой, то чего не принять. Мы хорошим людям всегда рады.
Алексею понравилась простота и прямота Николая. Честно говоря, он не решался сделать первый шаг, вот так, запросто прийти к неизвестным людям. Поэтому был рад, что инициативу взял на себя Николай.
“Все-таки в городе народ более замороченный живет” – подумал Алексей, глядя в след уходящему Николаю. – “Выдумываем себе маски, образы, а жизнь, на самом деле, гораздо проще. Сформулировал мечту и иди к ней”.
Солнце показалось из-за верхушек деревьев, начинался новый день. Василий Федорович радостно жмурил глаза, наблюдая за подъемом небесного светила.
- Не помрет теперь наша деревенька. Жить будет долго, глядишь, еще, кого к нам занесет из города. Тесно ведь им там, а здесь такой простор!