От автора
Тем, кто таки осилил первые части, предлагается четвертая и последняя. По одной - две главы в неделю.
Автор, наконец-то, решился отредактировать и закончить публикацию романа, написанного еще в 1998-2000 годах. Надеюсь, Вам будет интересно.
Кто бы знал заранее, что произойдет на самом деле…
Глава 1
Я погружаюсь в свои воспоминания и чувства, пытаясь найти в них поддержку и, может быть, разгадку происходящего. Хотя мне, по правде говоря, и вспоминать особенно нечего – разве что последний год, где из мира детских иллюзий, трагических событий, неуверенности и работы до седьмого пота, я попала в совсем иной мир, не только перевернувший мои представления (если таковые были, конечно), но и в значительной степени изменившие меня саму.
Только мне кажется, последнее не совсем верно. Однако я принялась писать воспоминания, что для двадцатилетней девушки обычно не характерно. Причем спортсменки, отличницы и просто красавицы. Шучу. Дневник – не дневник, ибо я стараюсь придерживаться хронологии, a posteori, но не всегда это получается. Мне хочется отбросить все ненужное и наносное, и оставить лишь то, что дорого и близко, поскольку мне кажется, что все происходящее лишь продолжение некоей игры, затеянной высшими силами. Не столь важно, верю я в них, или нет.
Но реальность в действительности другая, и я существую в ней отнюдь ни виртуально, пусть в данный момент на девяносто девять процентов с хвостиком остаюсь в ней наблюдателем. И, по большому счету, этот мир нужен мне только как окружение, внутри которого я со своим эго, страстями – никто бы не поверил, что у меня таковые имеются. И никому не ведомы мои сны, в которых я чувствую себя в объятиях моего юного…. Но мне не отринуть того, что происходит сейчас.
Наш замкнутый мирок для многих, кто понимает всю опасность, является последним джокером в полупустой колоде, на который сделана ставка, – так, по крайней мере, говорил шеф. Но в карты вечерами никто не играл – разве что разложат разок-другой пасьянс на компьютере – для счастья, но не говорят, стесняются.
Я тоже добросовестно выполняю свои обязанности, и мне по-настоящему интересно, удивляюсь своей выносливости и даже безрассудности. Как и вся наша команда. И немного горжусь тем, что я – самая молодая из тех, кому доверено участвовать в экспедиции, но никто скидки мне не делает, да и не нужно.
И все же мне хочется рассказать о событиях именно со своей точки зрения, чтобы понять, как человек проходит сквозь испытания, или как они проходят сквозь человека. Наверное, мне придется много якать, но это, наверное, простительно. В принципе, можно и не употреблять этого местоимения, но все равно поставить себя в центр мироздания. А почему бы и нет?
Конечно, правильнее было бы начать так.
Вокруг расстилались бескрайние ледяные просторы. Громадные айсберги, казалось, нависают над холодным миром, где затеряна наша маленькая база. Иногда черное небо прорезают сполохи северного сияния, но для нас это только научное подтверждение наших гипотез. Его интенсивность возросла, и они уже стеной отгораживают нас от остального мира. Иногда одинокий эскимос проплывает в своем каяке по прозрачной воде меж метущихся льдин, но и он спешит покинуть заколдованное место.
Ох, нечисто здесь. Старый вождь Унхва предсказывал, что на мир грянут суровые беды, если люди посмеют нарушить покой Ххуарчана. А ледяной панцирь нависал с каждым днем все сильнее, толща льда смерзалось, и не понятно, почему экспедиция не спешит покинуть свой лагерь, который может стать ловушкой для всех. Шансов на то, что нас могут спасти, практически нет. Да, пожалуй, и искать не будут. Наши радиосигналы не доходят, несмотря на то, что десятки спутников пролетают над нашим зимовьем, и, наверное, видят следы жизнедеятельности. Точнее, не зимовьем, а летовьем, поскольку заканчивается май, и наступает то самое время, когда во всем мире все начинает цвести и пробуждаться к новой жизни. Не правда ли, замечательная получается картинка? Как с полотна Юона, все мирно и красиво. И вполне лубочно.
А нас здесь – девять человек, еще несколько дне было одиннадцать, но двое ушли. Ушли сами, Павел и Генри. Как самые подготовленные и выносливые. После того, как оборвалась связь. Да, Генри тот самый чернокожий гигант, который возглавлял делегацию ООН в прошлом году, когда они посетили нашу фирму – я работала (в этом измерении, конечно) только первые дни. Сначала он показался мне снобом, свысока смотрящим на наши потуги, однако оказалось, что это далеко не так. Высокомерие оказалось критичностью, а та дотошность, с которой он старался вникнуть в наши, и не только наши, разработки, была стремлением отобрать именно лучшее, то, что может принести успех. Он же наблюдал за строительством базы, ее оборудованием, оснащением всем необходимым, так, чтобы мы не знали лишних забот, а могли заниматься именно своей деятельностью.
И они вместе с Павлом отправились, чтобы пробить брешь в окружающей нас стене. Может, стены вовсе не было, но мы были в положении черной дыры – вся информация поступала к нам, но ни одного нашего сигнала на материке уловить не могли. И даже на берегу, на обеспечивающей базе, всего в каких-то трехстах километрах. Вот и туда направились Генри и Павел на вездеходе, с непременным Кузей.
Первые два дня, пока они были в зоне действия наших антенн, связь с ними была устойчивой, мы даже видели их усталые, но полные надежды лица. Потом она пропала, и тщетно мы бороздили эфир. И теперь оставалось только ждать. А так – до нас доходили сигналы с зависших спутников, иногда даже мы могли ловить телевизионные программы со всего мира – когда магнитные бури в атмосфере не были достаточно сильными. По некоторым каналам мы узнавали информацию и о себе – кто-то считал нас погибшими, но большинство склонялось к тому, что причиной всего являются бесконечные сияния и магнитные бури.
Готовилась экспедиция из базового лагеря, но ведь никто еще не знал, что внутри Гренландии образовался разлом, не видимый, по нашему представлению, со спутников даже в приближении, и что мы медленно плывем под ледяной коркой. Тонкой и, увы, непрозрачной. Медленно – для нас, но несказанно быстро в мировом исчислении. Игорек в последнее время увлекся геотектоникой, какой бы для него был материал, но он был далеко, да и находился только на начальной стадии, хотя, по-моему, подавал надежды…
Даже мне, с небольшим опытом, было ясно, что мы полностью экранированы. У нас было достаточное количество энергии и продовольствия. Мы спокойно могли продержаться на наших запасах около года, не прибегая к экономии. Интересно, если экспедиция преодолеет барьер, то и она окажется отрезанной? В то же время некоторые каналы передавали информацию через спутник специально для нас. Нам иногда удавалось записывать эти программы, и шеф долго сидел, изучая их и пытаясь сделать обобщения. Было много полезного, но нашей базы, как и следовало предполагать, не было ни на одном кадре, хотя нам удалось выделить полный спектр. Только белые пятна, голое ледяное пространство. А самолеты над Гренландией давно не пролетали – опять-таки из-за помех.
И тогда мы поняли, что надо пробиться самим к базовому лагерю. Естественно, Генри Питерсон, осваивающий и готовивший лагерь, знал местность – если здесь применимо это понятие – лучше всех. А пару ему составил подружившийся с ним Павел, ибо его модель Кузя–Х8 и была их транспортным средством. Вместе с вездеходом, конечно. И все было хорошо, пока…. Пока они не дошли до параллели – начале зоны Х. Там, где обрывались сигналы. Почему-то, не сговариваясь, мы назвали зону “Х” – как принято обычно. Ибо она в действительности была абсолютно неизвестна и непонятна.
Вот опять отвлекаюсь. Наверное, я не права, что и здесь пытаюсь преломить все сквозь себя и свои воспоминания. Это поддерживает в трудные минуты, дает шанс на выживание. Шанс победить. Хотя Наоко считает обратное. Возможно, я – интроверт, и слишком погружена в себя? Или просто еще совсем неоперившийся цыпленок, попавший в такую переделку? Да, Наоко. Когда она приходит ко мне, посидеть за чашечкой чая, тоже мало рассказывает о себе, и мы, в основном, беседуем о прошедшем дне, исследуем кристаллические структуры и смещения. Что это – я не совсем понимаю, но иногда чувствую в себе третье знание (я называю так), как будто улавливаю некие сигналы из космоса. Но бывает это нечасто, просто наступает прояснения, и я выдаю такое, от чего и моя подруга начинает поеживаться.
И еще мне кажется, что она ревнует меня к Федору, и совершенно напрасно. Поскольку и она, и я – всего лишь частички нашей маленькой группы, и он относится к нам, единственным женщинам, одинаково тепло, но не более. И еще я знаю то, что не знает Наоко – в таком далеком Санкт-Петербурге его ждет Катя, совершенно необычайная женщина, но об этом я еще расскажу. Надеюсь, что и меня тоже ждет мой слишком юный возлюбленный, а Федор просиживает у своего компьютера, и занимается не только научной работой. И безумно влюблен в свою жену, которую обрел на стыке времен. И нас он тоже старается уберечь. Нас, навязавшихся на его голову, там, где впору справиться суровым здоровенным мужикам.
Но кто же знал! Однако Наоко этого не понимает, и мне трудно это объяснить, хотя мы общаемся с ней на одном языке – английском, но мне пока неподвластны нюансы…. Все же мы подружились. Она старше меня на пять лет, тоже совсем молодая. Прошла конкурс, чтобы попасть в экспедицию. Конечно, вечные Айсберги – это не Фудзияма, и не вулканы островного государства, но Наоко сумела пробиться сквозь огромное количество претендентов. У нее уже было несколько статей по геотектонике, и я думаю, что потом Игорьку было бы очень полезно пообщаться с ней. Если это потом будет.
Наоко хлопотала над расчетами, и, похоже, была близка к страшному выводу, но пока все держала в себе, все проверяя и перепроверяя. Может, доложила шефу? Но тот тоже был нем, как рыба. А я заметила, как она смущается в его присутствии, опускает глаза, совсем, как японская женщина. Только кимоно не хватает. Но, подозреваю, что оно где-то припрятано для особо торжественного случая. И с ней необычайно хорошо. Она берет на себя любую работу, выполняя ее безропотно, и согревает одним своим присутствием. Вот видите, я все больше об эмоциях. Наверное, в этом и есть моя сущность – воспринимать, пропуская через себя, подпитываться своими ощущениями? И пальцы мои бегут по клавишам, и буковки пляшут по экрану. Я не правлю текст, чтобы потом они были живыми и непосредственными.
В этот вечер я быстро отогрелась после похода по снежному коридору – совсем как индианка, в гигантском иглу, вместе с Джеком к Кузиной точке. Там работала девятая модификация, Кузенок. Ночью он только собирает данные, а завтра начнет прогрызаться внутрь. И мы, как шахтеры, будем ставить крепеж, чтобы коридор, становящийся все уже, не обрушился. Показания приборов, на наше счастье, совпали с полученными на компьютере, и переданными им по связи.
Джек всю дорогу, километра четыре, шутил, подбадривая меня, поддерживал, когда я делала неловкие движения по нарастающему льду. Похоже, скоро нам придется запускать очиститель льда, подобный выходящему в перерывах между хоккейными таймами. В общем, в комбинезоне с подогревом было не так холодно, как можно было себе представить, если бы не ветер, разгоняющийся внутри тоннеля, особенно на обратном пути. Но почему?
Кстати, Джек Купер оказался хорошим инженером (впрочем, а откуда здесь другие?), несмотря на то, что был одним из директоров проекта с американской стороны. Здесь же нес обязанности исследователя, и ничем не напоминая о своем высоком ранге. Как и все остальные. Он быстро разобрался с Кузей, конечно, не без помощи Дениса, и еще на стадии подготовки внес несколько дельных предложений – в частности, по термозащите. Мало того, они тоже подружились, и Денис теперь бегло говорил по-английски, а Джек осваивал тяжелый для него русский.
Наоко ушла, я осталась в своей уютной комнатке, теплой, и даже с окном в беспроглядное белое молчание. Ну, я его, конечно, завесила, но сознание этого было приятным. В моей обители был и персональный душ, и собственный туалет, и даже маленькая выгородка для приготовления кофе – небольшое, но удобство. И это все благодаря великолепной энергетической установке – ей заведовал третий американец, Чарли Дентон, на редкость молчаливый и неразговорчивый, но добродушный и очень трудолюбивый. О том, что от него зависело все наше существование, можно было и не говорить…
Итак, я беру свою чашечку кофе, и средь ужасающего снаружи холода, пишу о лете. О тех событиях, которые предшествовали. Но нет, в мою дверь осторожно постучали, и в проеме появилась кучерявая голова Камила Лпутяна. “Можно войти?” – “Так ты уже здесь, что с тобой поделаешь, – шучу я, – садись, Кэм. Кофе хочешь?” – “Не откажусь”. Мы пили кофе и вели светский разговор. По вечерам мы старались не обсуждать текущие дела, хотя тема эта всегда витала в воздухе, и, что бы мы ни говорили, подспудно думали об этом. Кэм вообще часто заходил, но мне было ясно, что при своей экспансивности он был ужасно робок. И на этот раз он надеялся застать Наоко, но своего огорчения не показал. Вообще-то он опровергал расхожее представление о том, что кавказцев интересуют исключительно блондинки. Он был явно неравнодушен к очаровательной японке, но она, по-моему, не замечала этого, увы. Как и наш шеф, Федор, по отношению к ней самой, с тем исключением, что Федор был женат...
Посидев с полчаса, Камил пошел проверять приборы и электропитание – сегодня был дежурным, а я, взглянув на часы, подумала, что у меня почти не осталось времени, чтобы заняться овеществлением своих воспоминаний. На магнитном носителе. Разве что записать это.
… Мне кажется, что эта невероятная плотность событий сделала меня и старше, и в чем-то мудрей, растянув (или спрессовав, тут точно не скажешь), мою жизнь.
Внезапное перемещение – странно, но для меня прошло почти незаметно. Встреча с новыми людьми, защита, конечно, с отличием, диплома, любовь, постепенно выросшая из секса и приязни, наконец, путешествие на край света. И не просто путешествие, а экспедиция отчаянных смельчаков, намеревавшихся ни больше, ни меньше, чем спасти Землю. И я среди них. Вот так. И получилось, что работа, мои чувства переплелись, и я не могла их разделять, иногда падая от усталости, засыпала в нежных объятиях и снова возвращалась к жизни.
Озабоченная собой, я мельком отмечала – про себя, некоторую усталость Семена Петровича, но связывала это с перегрузками, которые испытывал весь наш коллектив. Но у него была еще и ответственность за всех нас, и не только. Он не только сумел адаптироваться к новому миру, но и вовлечь нас в это предприятие, прочувствовать и доказать необходимость исследований.
И вот мы находимся на континенте Гренландия, те, кому он помог найти себя и поверить в собственные силы. Женщины – так те вообще были готовы на него молиться, но он со всеми был ровен, мало ли что говорила Светка, но, мне кажется, ко мне относился по особенному – может, потому, что я из его мира, или мне хочется так думать. В какой-то момент я чуть не рассказала ему про Игорька, о чем умалчивала до последнего времени. Впрочем, и некогда было, а любым советом я все равно бы пренебрегла.
Про их связь с Анютой я узнала совершенно случайно, ни он, ни она не давали ни малейшего повода. А ведь он более чем вдвое старше… но, повторяю, я была в то время слишком занята собой, и мне казалось, что у меня прорезались крылышки – я буквально летала.
После двухлетней полосы – а она кончилась, когда я на переходе увидела СП в электричке, и мы обменялись улыбками, мне казалось, что мир не только изменился, но и принял меня даже не такой, как я была, а – ну, не знаю. А в ту среду, с которой начинаю свой рассказ, я до конца дня не находила себе места, и посему нагружала себя работой.
Даже Светка, на что уж самовлюбленная и озабоченная (так мне казалось), забежав ко мне, сказала со свойственной ей прямотой, о том, что заметила: “Что-то ты, милая, сегодня какая-то не такая. И глазки блестят, и щечки краснеют” – “Да это от монитора, видишь, не отрываюсь”. – “Нет, постой, – дошло до нее, – никак кто-то новый у тебя объявился, и ты идешь трахаться”. Она любила так, напрямик, не выбирая выражений. “Да ну тебя, Свет. Видишь, работы сколько!” (Кроме всего прочего, я еще и правила материалы к завтрашнему дню, не особенно вникая в содержание). – “Ха, как будто не заметно. Я, как соберусь, так вообще обо всем забываю. А у тебя и вовсе все на морде лица написано”. Я машинально взглянула в зеркало – действительно, щеки горели. А она сказала: “Видишь, я права. Ну ладно, успокойся, в первый раз, что ли. Вот я …”
И начала рассказывать одну из своих бесконечных историй, впрочем, имеющих мало чего общего сходство с действительностью, не подозревая, слава Богу, что была права на все сто процентов.