... Посвящается моей космической сестренке – близняшке, которая так же, как и я, любит фанфики, одежду черного цвета, шоколад и парня по имени Лаури… Колючка, для тебя всегда есть место в моем сердце...
«…А ты сердце мое
Не разрывай на куски,
А ты люби меня,
А не люби мне мозги…»
*******
Я всхлипнул еще раз и проснулся. Сквозь жалюзи на окнах пробивался тусклый полусвет. Утро. Уже утро. Какое счастье! Я судорожно вздохнул и ладонью вытер слезы с лица. Снова… И когда это прекратится? Раньше я воспринимал свои кошмары как какую – то часть себя, неприятную, надоедливую, как полуоторванный заусенец, который задевает при игре за струну, но ты не можешь пока ни откусить его, ни обрезать. Надо только подождать , когда он немного отрастет, а потом - чик и просто отстричь его. Так я боролся и с моими снами – день, вернее, ночь – просто не спать одну, другую, а потом измученный мозг отключался и проваливался в темноту. Можно еще было после первого же кошмара ( а они имели обыкновение продолжаться несколько ночей подряд) напиться до отключки с ребятами в баре – тоже помогало.
Но сейчас – то почему?! Ведь я не один – мы с Паулой уже живем вместе. Если бы она только знала, как много для меня это значит!
Раньше, без нее, я чувствовал себя таким одиноким… как последний засохший лист, болтающийся на дереве поздней осенью, под натиском ветра и дождя – мокрый, умирающий … никому не нужный…
Это было время, когда мы с Сиири расстались… Я до сих пор стараюсь ничего не вспоминать, а уж тогда… боль и отчаяние сжирали меня заживо… Я пытался скрывать от ребят свое подавленное состояние, но ведь мы были не просто рок – группой, мы были еще и школьными друзьями и знали друг друга чуть ли не с детства. Парни все прекрасно видели, но, в самом деле, что они могли сделать? Каждый сам, в одиночку, сражается с демонами, которые живут в его душе…
Помню, как однажды, сидя перед зеркалом и разглядывая себя ( перкеле, ненавижу свои уши!), я попросил стилиста перекрасить мои волосы из белых в черный цвет. Одежда на мне, так же, как и в другие такие же мрачные дни, была черного цвета. Если бы я мог, я бы тогда поменял и цвет своих глаз… Подвел их угольно – черным карандашом. Увидел в углу, на столике, валявшиеся не знаю зачем, вороньи перья и прикрепил несколько штук заколками к волосам. Стилист молчал. Молчал и я, разглядывая свое отражение.
В гримерку ввалились парни; Аки, как всегда, заржал: « Лаури, а ты очень даже тру!», Паули, вытаращил удивленно глаза и поинтересовался: «Мы что теперь, готы?» Я все так же молча продолжал смотреть на себя. Ээро подошел ко мне, встал за спину и я встретился с ним взглядом в зеркале. « Перо… птица… - произнес он, осторожно касаясь моей сумасшедшей прически. – Это полет… это свобода… свобода от всех условностей… мы теперь – пернатые, да, Линту?» Так перья в моей голове стали той самой фишкой, по которой нас сразу стали узнавать.
А потом… потом к нам пришла слава. Не просто пришла, а обрушилась – первые места в хит – парадах, миллионные тиражи наших альбомов, всеобщее признание – мир словно сошел с ума от незатейливого финского рока… Но очень часто, лежа без сна на подвесной кровати – полке в автобусе, перевозящим нас из города в город, я смотрел на темное запотевшее окно, на капли дождя, стекающие неровными дорожками по стеклу, и мне казалось, что это черное плачущее стекло и есть мое сердце… Такого одиночества, как в те ночи, я больше никогда не испытывал. Я завидовал Аки и Паули, сладко и спокойно похрапывающих под стук дождя по крыше; Ээро, который увлекся йогой и какой – то девчонкой – танцовщицей из Австралии, о которой прожужжал нам все уши. А я … я словно потерялся… один среди толпы людей… Днем еще удавалось хоть как –то отвлекаться – бесконечные выступления и репетиции, мелькали города и страны, рождались и записывались новые песни. А ночью… ночью я оставался один на один со своими мыслями.
Я старался не думать, из-за чего мы с Сиири расстались – это было выше моих сил; все равно, что сдирать корку с едва зажившей раны и засыпать ее солью. Меня постоянно мучило какое – то чувство вины, которое разъедало и терзало, и стало превращать мои сны в кошмары. Именно тогда мне начали сниться мои « фирменные ужастики», как называл их Аки – близкие мне люди - друзья, родственники, из ночи в ночь умирали на моих руках и виноват в этом был только я. Мои руки были залиты кровью; я молил о смерти, потому что жить в таком аду было невыносимо. Но для меня смерти не было, и я снова и снова просыпался с воплями, от которых парни подскакивали с кроватей, ругались и обещали отправить меня спать в багажный отсек. А у меня бешено колотилось сердце и прошибал холодный пот… Сигареты и кофе помогали мне очнуться по утрам, алкоголь – забыться вечером; девчонок у меня тогда было столько, что потом я не мог вспомнить их лица…
В тот день, вернее, вечер, мы за сценой ждали, когда объявят наше выступление; был какой – то рок – фестиваль, уже и не вспомню, какой – их было столько… Зато отлично помню свое состояние – голова у меня трещала после вчерашнего перепоя. Накануне я в который раз напился до зеленых чертей, чтобы упасть и забыться до утра без всяких там снов. Забыться – то удалось, но чувство тоскливой горечи никуда не делось, наоборот, мне все чаще казалось, что в обмен на такие « спокойные» ночи какой – то злобный демон сжирает часть моей души… лучшую часть – ту, которая еще была в состоянии расслышать в шуме ветра и шорохе дождя музыку…сплести из простых слов песню.
Меня будто постепенно засасывало какое-то грязное болото – ноги, руки, сердце… хотя сердца у меня, похоже, уже нет… Несмотря на теплый вечер, меня бил противный озноб; я стоял, прислонившись к какой – то стене, курил одну сигарету за другой и мне было не просто паршиво. И выхода из этого замкнутого круга я не видел. Можно было, конечно, попробовать отвлечься наркотой или, если уж совсем станет невмочь, перерезать себе вены и покончить со всем сразу, но какая – то оставшаяся крохотная часть здравого смысла останавливала меня от этого.
Сейчас я все чаще думаю, что тогда меня спасла любовь. Любовь наших фанатов. На сцене я снова становился тем веселым и бесшабашным подростком, каким был до недавнего времени; я словно приходил в себя, жадно впитывая крики восторга: « Расмус – форевер!», вопли фанаток: « Лаури – ты лучший!», «Я люблю тебя!»; море рук, цветов…Я начинал чувствовать, что живу не зря, раз наши песни близки стольким людям; моя музыка, мои чувства находят у них такой отклик… И вот я стоял, нацепив черные очки на пол – лица, чтобы никто не заглядывал мне в глаза, курил и ждал наш выход.
Опять зазвучала музыка и на сцену выскочили две девчонки в смешных разноцветных полосатых колготках. «Группа « РММР», встречайте!» Одна – брюнетка, другая, пониже, блондинка. Раньше я с ними не сталкивался. Еще одни певички – однодневки… И тут они начали отжигать на сцене « Rusketusraidat»!
Я чуть не подавился своей сигаретой… Они были такие… Вся хандра с меня сразу слетела – испарилась, как и не бывала. Особенно мне понравилась блондиночка – голосок, правда, так себе, ничего особенного, но в ней была какая – то веселая искорка, такое милое обаяние, такая энергия, что я просто не мог оторвать от нее взгляд. Меня как будто встряхнули за шиворот…
Аки, заметив мою отвисшую челюсть, толкнул меня плечом: «Хорошенькие, верно?» «Блондинка – моя!» - не глядя на него, ответил я, не спуская глаз с девчонок. Аки засмеялся: «Обломись, вон ее парень стоит!» и показал на какого – то белобрысого дылду. Я почувствовал себя охотником, у которого из – под носа уводят дичь: «Да фиг ему! Я - Расмус, а он кто? Не-ет, она – моя!» «Паула Весала и Мира Луоти!» - прокричал ведущий.
О… Паула…я почему – то сразу понял, что блонди – это Паула…Паулинка… мой нежный финский цветочек… Девчонки вихрем пронеслись мимо нас, но я успел поймать взгляд ее голубых глаз. Особого восторга по поводу того, что сам знаменитый Лаури Илонен стоит и пялится на нее, как школьник на картинку во взрослом журнале, я не увидел. Ну не может быть, чтобы она не знала, кто я! Ах, так!.. Ну, нет, я ее не упущу! В лепешку расшибусь, но она будет моей! «А теперь – группа «Расмус!» Толпа восторженно взревела. Я оглянулся на Паулу – мол, смотри, девочка, это меня так встречают! А она только улыбнулась, подхватила своего белобрысого под ручку и скрылась в толпе людей.
Вот это да… давненько меня так не игнорировали! В тот раз на сцене я выложился так, что нас ни в какую не хотели отпускать; у меня будто в самом деле выросли крылья… И в ту ночь мне приснилась Паула – девушка – ромашка со светлыми волосами и голубыми глазами… сидящая прямо на траве на летнем лугу и покусывающая какой – то стебелек. Я сажусь рядом с ней… вижу ее поцарапанные коленки, выглядывающие из-под края платья… «Лаури, смотри, что у меня есть для тебя…» - она застенчиво смотрит на меня из-под длинных ресниц и протягивает сложенные ладони. Я раскрываю их и вижу… вижу бабочку… мне почему – то так радостно… бабочка вспархивает и садится мне прямо на нос… Паула весело смеется… и я смеюсь вместе с ней…
Помню, как открыл глаза и увидел парней, наклонившихся ко мне и встревожено всматривающихся в мое лицо. «Что?» - перепугался я. «Ты смеешься» - ответил Аки. «Ну и что?» - я все еще не могу понять, что их так озадачило. «Лаури, ты – смеялся!», «Может, он заболел?», « Надо градусник найти!» «Да что вы, с ума посходили? Я уже и посмеяться во сне не могу?» «Я такого не помню» - сказал Паули. «И я», «И я тоже!» - добавили Аки и Ээро. «Да все нормально!» - я полежал еще пару минут, вспоминая свой сон, и сказал: « Я женюсь на ней. Женюсь на Пауле Весала!» Парни опять всполошились: «Блин, надо врача искать!» Аки метнулся к двери автобуса: «Какого? Психиатра или нарколога?» «Да подожди, у него, похоже, просто температура!» - Ээро пощупал мне лоб, оттянул одно веко, затем другое. Я лежал, смотрел на них и улыбался. «Лаури, ну ты как? Как себя чувствуешь?» « Правда, она - красавица?» - я задумчиво глянул на Ээро. «Он влюбился!» - заорал Аки. «В кого?» - уставились на него парни. « В ту светленькую девчонку! Они вчера пели перед нами!» « Ее зовут Паула…» - я продолжал мечтательно разглядывать потолок. Вот так и началась моя новая жизнь…
Несмотря ни на что, я всем сердцем чувствовал, что Паула будет со мной. Так оно и вышло. И теперь два главных сокровища моей жизни лежат здесь, на кровати – Паулинка обняла меня рукой и уткнулась носом мне в спину – ее теплое дыхание я чувствую между лопаток, и Юлиус, который, разметавшись во сне, сбросил одеяло и сложил на меня ноги.
Так какого мне опять снится всякая муть?!!..
Уснуть снова после такого пробуждения мне никогда не удавалось, и поэтому я тихонько стал выбираться из кровати. Поднял упавшее одеяло и укрыл им Паулу и Юлиуса. Пусть поспят. Наверняка еще слишком рано, хотя зимой и светает позднее. Спотыкаюсь об зазвеневшую гитару, подбираю ее и свои листки с записями – вчера вечером крутилась мелодия в голове. Что – то трещит у меня под ногой. Фломастер! Блин, я его раздавил! М-да, ну и бардак мы с Юлиусом вечером устроили…
И тут я вспоминаю – ах ты, черт, кастрюля! Осторожно пробираюсь из спальни и плотно закрываю за собой дверь. Так, а теперь надо пулей все убрать, иначе Паула опять будет вопить, что она одна в доме занимается уборкой, а мы ее труд не ценим, и ее не любим, и бла-бла-бла… Надо нанять домработницу и не портить себе нервы… Слышу звонок своего сотового. Только где же он?.. Звонит откуда – то приглушенно… наверное, в куртке валяется со вчерашнего вечера… Кто это может быть?.. А, Уве…
- Терве (привет), Уве!
- Хюваа хуомента (доброе утро), Лаури! Как у тебя с планами на сегодня? Не занят?
- Да вроде нет…
- Мы тут с Петером подумали… можешь подъехать к нам в студию? Снимем небольшой фотосет, заодно клип твой обдумаем и обговорим.
- Уже сегодня? О… Так быстро?..
- А чего тянуть? Ты не можешь? Я на следующей неделе улетаю в Стокгольм…
- Нет, планов никаких нет… только вот у меня небольшая проблема с волосами…
Слышно, как Уве смеется:
- И что за проблема? Твой наследник прилепил к ним жвачку?
- Вроде того… пришлось поработать ножницами, половины челки как не бывало.
- Ладно, подъезжай, посмотрим, что можно сделать.
Я смотрю на часы.
- Сейчас полдевятого, в одиннадцать подойдет?
- Хорошо, только не задерживайся – на сегодня передали штормовой прогноз на вторую половину дня; не хотелось бы застрять где-нибудь в снегу.
- Договорились!
…Так, с чего начать? Запихиваю грязную посуду в посудомоечную машину, туда же заталкиваю засохшую кастрюлю – с глаз долой; надеюсь, Паула нескоро про нее вспомнит. Накупить одноразовых тарелок, что ли? Выкинул и дело с концом… Ага, хлеб засох…
Заглядываю в холодильник – мои любимые творожные сырочки! И Юлиус их обожает! Паулинка… где же она ночью их купила?.. А пожарю-ка я им гренки на завтрак! Яйца есть… Только сначала приму душ, попробую отмыть голову. По-хорошему говоря, это надо было попытаться сделать еще вчера, но мы с Юлиусом прогуляли до вечера в парке, затем прокатились до ювелирного магазина, а дома стали смотреть «Улицу Сезам» и рисовали маме цветочек. Потом Юлиус разглядывал Мумми-троллей на картинке в книжке, а я бренчал на гитаре и пытался к словам подобрать аккорды и наоборот. В итоге Юлиус уснул у нас в спальне. Я хорошенько укрыл его и долго лежал и смотрел на безмятежное детское личико. Спящие дети – настоящие ангелы…
Если бы кто пару лет назад сказал мне, что я стану таким свихнутым на ребенке папашей, я бы просто рассмеялся тому в лицо. Подумаешь, дети! Да они у всех есть! Ну, почти у всех… «Юлиус» - прошептал я, впервые взяв его на руки. «Почему - Юлиус?» - удивилась Паула. «Не знаю» - растерялся я. «А имя Кристиан тебе не нравится?» «Нравится. Но ведь он может быть Юлиусом Кристианом?» «Конечно. Юлиус Кристиан Весала.» «Ща-ас! – развопился я. – Он - Юлиус Кристиан Илонен!» И тут Юлиус проснулся, наморщил носик и открыл глазки. «Привет! – тихонько сказал я ему. – Я твой папа!» Юлиус вздохнул и заорал во все горло. Я перепугался: «Паула, чего он орет? Он не хочет быть Илоненом?» «Лаури, ты придурок! Он просто есть хочет!» - засмеялась Паула.
Я сидел, смотрел, как Паула кормит малыша и внезапно вдруг понял – я в ответе за них. За эту нежную красивую девушку, которая из-за меня стала мамой и этого беспомощного карапузика – маленькой частички меня самого… Я почувствовал, что мы теперь связаны навсегда благодаря этому малышу – чтобы не случилось в дальнейшем в нашей жизни, Юлиус всегда будет частью Паулы и частью меня, и эта связь крепче венчания в церкви и записи в документах. Помню, как от осознания всего этого у меня закружилась голова и я чуть не упал в обморок… Я был потрясен… Никогда раньше мне не приходило в голову, что дети – это наше продолжение на земле. То есть, конечно, да, я не был полным кретином и все это слышал, но не воспринимал буквально, не чувствовал, что это имеет ко мне какое-то отношение. Но в тот день, глядя на маленького сына, я понял, что бессмертен…
Помывшись и побрившись, я тщетно попытался разодрать волосы расческой – видимо, кое-где еще оставались склеенные прядки. Может, когда высохнут, будет легче?
Нарезая хлеб и взбалтывая яйца, я слушал негромко включенный телевизор. « Из-за столкновения воздушных масс теплого циклона с Балтики и холодного антициклона с севера ожидается усиление ветра во второй половине дня, осадки в виде мокрого снега и заносы на дорогах. Некоторые трассы в виду ограничения видимости могут быть закрыты для движения. Температура воздуха 10-15 градусов ниже нуля с незначительным потеплением к ночи». Да-а, что-то снега в этом году многовато… И так сугробы по колено…
Только я раскрыл рот, чтобы слопать первую гренку, как из спальни выглянул Юлиус:
- Папа!..
- Тс-сс! – поманил я его. – Пусть мама спит!
- Гренки! – Юлиус разглядел, что лежало на моей тарелке. – Мне – первую!
Вот так всегда, вечно у отца хотят отобрать и слопать все самое вкусное!
- Конечно, тебе! Беги, умывайся, гренка никуда не денется. Сейчас еще пожарим и будем маму будить…
Усадив Юлиуса за стол и подвинув ему тарелку и кружку с чаем, я сказал:
- Сиди, ешь, я маме завтрак отнесу.
- А почему маме в постель?
- Потому что она – девочка, а девчонки любят, когда за ними ухаживают и таскают им всякую еду по утрам в кровать…
Так… тарелка, салфетки, вилка, ножик. Паула ни в жизнь не возьмет гренку руками – будет сидеть и пилить ее ножом. Налил черный кофе без сахара в ее любимую маленькую изящную фарфоровую чашку. Вроде все… А, еще клубничный джем…
Заглядываю в спальню – тихий уютный полумрак… Ставлю подносик на тумбочку у кровати, пробираюсь под одеяло и обнимаю Паулу. Она такая теплая и разомлевшая от сна…
- Па-а-ула-а… просыпайся… - шепчу ей негромко на ушко.
- М-м-м… - недовольно тянет она.
Волосы у нее всегда так пахнут… вкусно… какими – то цветами? травами?.. Я зарываюсь в них лицом… целую ее маленькую мочку уха… шею… Она сонно вздыхает и прижимается ко мне.
Ее губы такие мягкие… сладкие… я их слегка покусываю… во мне просыпается желание… целую ее еще раз… и еще, пробуждая в ней тот же огонь, который разгорается сейчас в моей крови… Моя любимая девочка… Паула улыбается, шепчет: « Лаури…», обнимает меня… открывает глаза и …издает такой крик, что я подпрыгиваю на кровати:
- Что?!!
Она пару секунд смотрит на меня широко раскрытыми испуганными глазами, а потом начинает смеяться:
- Бог мой, Лу! Ты меня до смерти напугал!
Я недоумеваю:
- Это почему же?
- Что у тебя с головой? Чувствую – обнимаешь ты, а открываю глаза – какое-то лохматое чудище! У меня чуть сердце не остановилось!
- Я – Серый Волк, пришел съесть Красную Шапочку! – начинаю щекотать ее под одеялом. Она хохочет и отбивается. В спальню заглядывает Юлиус:
- А кто кричал?
- Да мама кричала – она решила, что ее хочет съесть Серый Волк.
Юлиус забирается в кровать и обнимает Паулу:
- Я тебя защищу… защитю!
- Все-таки, Лу, что у тебя с волосами? Какой-то сплошной колтун на голове… что вы вчера с Юлиусом делали?
- Это наша мужская тайна и мы не можем ее тебе рассказать! – я подмигиваю притихшему Юлиусу.
- Да! – подтверждает тот.
- Почему?
- Потому что ты – девочка! – втолковывает Ю-Ю Пауле, как непонятливому ребенку.
Я с сожалением смотрю на поднос:
- Ну вот, все уже остыло…
Паула встает с кровати:
- Не страшно, разогреем в микроволновке.
- Это будет уже не то… гренки станут мокрыми…
На кухне Паула усаживает меня на стул, берет расческу, пульверизатор с водой, какое-то масло для волос, ножницы и принимается осторожно распутывать мои лохмы.
- Не пойму, жвачка, что ли? Так почему по всей голове? – она брызгает мне на волосы водой.
- Бр-рр… холодная… - жалуюсь я. Паула смачивает расческу и прочесывает прядь за прядью, выстригая ножницами склеенные пряди и не обращая внимания на мои приглушенные вопли.
- Папа, а если бы Серый Волк в самом деле захотел съесть маму. Что бы ты сделал? – Юлиус пытается забраться ко мне на колени.
- Ай!.. Я бы сам его съел, этого Серого Волка… ой!.. подожди, Ю-Ю, ты же сейчас весь в волосах будешь...
По телевизору повторяют прогноз погоды.
- Вот это да! Совсем некстати… ты помнишь, что у моей мамы завтра день рождения, и мы еще сегодня собирались к ней уехать? Как бы не застрять за городом…
По выражению моих растерянных глаз и открытому рту Паула понимает, что такое « знаменательное» событие, как день рождения ее мамы, совершенно выпал у меня из головы.
- Ты…хочешь… сказать… что забыл?! – с расстановкой произносит она.
- Я помнил… честное слово… - лепечу я и пытаюсь оправдаться: - Вот даже помню, что мы хотели ей подарить – большое пуховое одеяло…
- И вовсе нет! – Паула сердится. – Мы же передумали! И решили заказать ей ортопедический матрац с функцией запоминания положения тела во сне!
- Да-а? А зачем матрацу надо это запоминать? – искренне удивляюсь я. – А
если я захочу лечь по-другому, не так, как раньше?
- Это новая технология, у матраца такая конструкция, которая облегчает давление на позвоночник, - Паула сыплет какими – то заумными терминами, а я киваю в такт ее словам и отчаянно пытаюсь придумать, как же лучше сказать ей о том, что у меня уже весь день на сегодня распланирован.
- Папа, а если Серый волк захочет съесть бабушку? – не отстает Юлиус.
Погруженный в свои мысли, и совершенно не подумав о последствиях, я брякаю:
- Скажу ему: « Приятного аппетита!» - и тут же получаю от Паулы расческой по затылку.
- Лаури, ты головой думаешь хоть иногда? Чему ребенка учишь? – возмущается она.
Я молча смотрю на нее и прикидываю, что мне будет за забытый день рождения. Паула ловит мой несчастный взгляд… глядит мне в глаза… еще раз… отступает на шаг…
- Ты хочешь сказать, что занят?!
Черт, да почему же они все так легко читают мои мысли?!
- Э-э… милая… ты только не сердись… я и правда забыл… а с утра позвонил Уве и предложил сегодня сделать пару фото и обговорить съемки клипа… - я с ужасом приготовился к грому и молниям, которые вот-вот обрушатся на мою голову. Но Паула молчала. Она провела расческой несколько раз по моим наконец-то распутанным волосам:
- Вроде бы все…
- Хорошо, - я не знаю, что еще сказать.
- Попробуй еще раз голову помыть… - ее голос так холодно – отстранен… Господи, да лучше бы она на меня наорала!
Так же, замкнувшись в своих мыслях, Паула убирает посуду со стола. Я уныло слоняюсь вокруг нее в надежде, что она перестанет сердиться. Она не ругается, нет, и не молчит – «да», «нет» - спокойные односложные ответы. Она холодна, как далекая северная звезда на ночном небе… И Юлиус притих, поглядывая то на меня, то на Паулу.
- Паула, я сразу же подъеду, как освобожусь. Думаю, это всего на несколько часов.
- Хорошо. Одень, пожалуйста, Юлиуса, пока я собираюсь, – так же спокойно просит она.
- Конечно! – я хватаю сапожки, куртку и шапку, и вспоминаю, что вчера мы с сыном побросали после прогулки всю мокрую одежду у двери и напрочь про нее забыли. Но сейчас все вещи аккуратно висят на вешалке и абсолютно сухие… значит, Паула, вернувшись среди ночи, не поленилась все это развесить для просушки… Мне становится совсем неловко… да еще шарф Юлиуса куда-то пропал… Я перетряхнул всю вешалку и полки у двери, но он исчез бесследно. Ладно, завяжу ему свой… а потом заеду в магазин и куплю другой.
- Папа, а где мой шарфик?
- Похоже, его вчерашняя белка утащила… не знаю, сам найти не могу, - я еще раз заглядываю по всем углам, но тщетно – чего нет, того нет. – Вот тебе папин шарф, он тоже теплый, - завязываю ему свой, сложенный вдвое и помогаю натянуть варежки.
- Мы готовы! – кричу в комнаты.
Паула, как всегда, выглядит по-королевски безукоризненно. Но сейчас моя принцесса превратилась в самую настоящую Снежную Королеву. Она мельком взглянула на мой шарф, завязанный на шее у Юлиуса, подняла брови, но ничего не сказала. Я делаю еще одну попытку к примирению и пытаюсь обнять ее:
- Паула… детка… я люблю тебя…
- Я знаю.
Ее ледяной взгляд холоднее всех айсбергов в океане… Целую Юлиуса:
- Не скучай, Ю-Ю, слушайся маму… папа скоро приедет!
Смотрю в окно, как они садятся в машину, заводят мотор и уезжают. Я еще раз мою голову, и, не в силах бродить по опустевшему дому, наскоро высушиваю волосы феном, одеваюсь и еду в студию к Уве. Вот черт, такое паршивое настроение… Ну чего она так обиделась? Когда ей куда-нибудь нужно – на съемки, репетиции, выступления – все бросает и мчится, а я-то что?.. Как теперь помириться? И кто сказал, что семейная жизнь – легкая штука?..
*****
Всю дорогу, пока мы ехали к дому моих родителей в Порвоо, Юлиус напевал какие-то свои детские песенки, разглядывая в окно дома, деревья и людей; мне же разговаривать совсем не хотелось. Погода все больше начинала портиться, низкие тучи едва не касались крыш, а когда мы выехали за город, повалил снег, подул сильный ветер, и началась самая настоящая метель.
На душе у меня будто лежала холодная ледяная глыба – так я обиделась на Лаури. Ну почему, почему, когда дело касается меня, у него всегда находятся тысячи дел и проблем?.. Настроение было испорчено безвозвратно.
А ведь утро так хорошо начиналось… Я вдруг вспомнила свой сон. Он опять мне приснился – занудный, неприятный, скучный… Какая-то серая тусклая жизнь, в которой у меня нет никаких радостей, а только работа, работа и работа – монотонная, однообразная… какие-то нудные обязанности, всем от меня что-то надо… И так тоскливо… Я смотрюсь в зеркало и вижу в нем себя – уставшую и подавленную…
И вдруг – в глубине зеркала появляется какой-то странный парень с совершенно сумасшедшей прической – черные лохматые торчащие во все стороны волосы и в них… перья! Он протягивает мне руку и улыбается… Он совершенно не такой, как другие… Я в замешательстве… Сердце у меня начинает радостно колотиться, и я понимаю, что все – прошлая скучная жизнь закончилась! Теперь, рядом с ним, мне никогда не будет так тоскливо и одиноко… А парень берет меня за руку и внезапно рывком прижимает к себе… Зеркало разлетается на тысячи осколков … Он обнимает меня и шепчет на ухо: «Паула…просыпайся…» И я внезапно осознаю, что это вовсе и не сон – это Лаури! Мой Лаури… эти руки, голос – все настоящее, все на самом деле! Как будто солнечный лучик заглянул в темную комнату… такое счастливое чувство, что все это - правда… Мой необычный, таинственный, загадочный незнакомец в зеркале – это он, мой Лу… Он зарывается лицом в мои волосы, глубоко вдыхает и шепчет едва слышно: «Как облако…» Этот шепот будит во мне воспоминание – лунная ночь… мы вдвоем… блики падают из окна прямо на кровать, освещая нас мерцающим полупрозрачным светом. Я наклоняюсь и целую Лаури… кончики моих длинных волос то и дело скользят по его лицу, и он то отводит их рукой, то нежно ловит губами. Мне показалось, что волосы мешают ему, и я прошептала: « Я подстригу их…», а Лу привлек меня к своей груди и сказал: « Не надо… они как облако… лунное облако, которое скрывает нас с тобой от всего мира… и в нем только ты и я…»
Настоящий Лаури, не тот, что во сне, целует меня раз, другой и я начинаю плавиться на его губах, как мягкий тающий шоколад… еще… хочу еще… открываю глаза, чтобы встретить его зеленый ласковый взгляд… вот черт! У меня перед глазами лохматое всклокоченное чудовище! Я невольно улыбнулась, вспомнив, как от моего крика Лаури чуть не свалился с кровати… А потом прибежал Юлиус и романтика закончилась, не успев начаться…
Я опять нахмурилась. Лаури… Временами он так выводит меня из себя… Когда на его лице внезапно появляется выражение совершенно детской растерянности (ну ты же взрослый человек, чего ты боишься!) и он начинает нервно закусывать нижнюю губу, значит, и гадать не надо – он опять растерялся, запаниковал, опять о чем–то забыл и сейчас начнет всеми правдами-неправдами оправдываться. Мне иной раз хочется просто прибить его за такую неуверенность в себе и неорганизованность…
Копаться в своих чувствах у меня не было никакого желания; я расстроено молчала и, насупившись, осторожно вела машину сквозь снежную пелену. Подъехав, наконец, к дому, я поставила машину на боковую аллейку у гаража и увидела маму, вышедшую встречать нас.
- Бабушка! – радостно завопил Юлиус и побежал к ней. Мама обняла его, поцеловала. Поцелуй достался и мне.
- А Лаури?
- Он приедет позже - видимо, мама что-то такое услышала в моем голосе, потому что внимательно взглянула на меня. Ох уж, эти мамы… все они замечают! Я постаралась улыбнуться и отогнать плохие мысли – зачем портить маме предпраздничное настроение своими проблемами?..
Почти весь день прошел в хлопотах – сначала наконец-то доставили наш подарок – ортопедический матрац. Мама попыталась угостить шофера и грузчиков кофе, но те, рассыпаясь в благодарностях и ссылаясь на все ухудшающуюся погоду, поспешили выгрузить заказ и уехать. Порывы ветра все усиливались, снег валил, не переставая, и скоро все – поле, лес вокруг него и дорогу замело толстым пушистым снежным ковром.
Разобравшись с матрацем – распаковав его и уложив на кровать, мы решили старый вынести пока в гараж.
- Вот приедет Лаури и поможет отцу унести – предложила мама. Я, при упоминании Лаури, невольно нахмурилась. Разве можно на него в чем-либо рассчитывать? От мамы не укрылась моя недовольная физиономия. Она вопросительно взглянула на меня и подняла брови.
- Да нет, ничего, - отмахнулась я от ее взгляда. - Просто так…
Потом мы пообедали вчетвером – мама, отец, я и Юлиус. Юлиус, к моему удивлению, не капризничал и ел все за обе щеки – и мамины тефтельки с пюре, и пирог с яблоками и корицей. Потом отец забрал внука и они ушли вздремнуть после обеда, а мы с мамой принялись составлять меню завтрашнего праздничного ужина, то и дело сверяясь с придуманными блюдами и продуктами в кладовке, занося в список то, что необходимо было купить с утра пораньше. Завтра должны были приехать две маминых сестры – мои тетки, со своими мужьями и детьми. Мы прикинули, где всех разместить, где усадить; решили, что все непременно останутся ночевать – проверили, все ли в порядке в гостевых комнатах.
Незаметно, за хлопотами, подкрался вечер – зимой темнеет рано, а из-за непогоды ночь, казалось, наступила еще раньше. Лаури не звонил, а я про себя решила, что сама звонить ни за что не буду. Мама захотела побаловать Юлиуса домашним печеньем и как раз формочками вырезала сладкое песочное тесто, посыпая его орехами; я же сидела рядом с ней и внимательно старалась запомнить все, что она делает. Свет в доме мигнул несколько раз.
- Как бы электричество не отключили! – забеспокоилась мама и поставила противень, полный печенья, в духовку. – Что-то я не видела ни одной снегоуборочной машины – дорога вся в снегу. Так и застрять недолго.
Она спросила отца, смотревшего в гостиной телевизор:
- Юссе, что говорят про погоду?
Отец пощелкал пультом по разным каналам, на большей половине которых уже пропала трансляция, и нашел местные новости.
- По нашей дороге до Хельсинки закрыли движение из-за бури. Обещают скоро все расчистить, а сейчас пока не справляются. Говорят, к утру снег прекратится.
- Наверное, надо позвонить Лаури, - забеспокоилась мама.
- Не надо. Пусть сам звонит, - буркнула я и насупилась.
Мама вздохнула.
- Вы поссорились?
Я расстроено посмотрела на нее:
- Не знаю…
- Ну, что случилось? – мама ласково погладила меня по голове, как маленькую девочку. И мне так захотелось пожаловаться ей, совсем, как в детстве, когда я была малышкой и прибегала к ней с разбитыми коленками и поцарапанными локтями, а она обнимала и жалела меня…
- Я ему говорила, что мы сегодня собираемся поехать к тебе. Заранее говорила! А он забыл! Назначил на сегодня какие-то съемки… Ну вот как можно взять и забыть? Ведь не каждый же день у тебя юбилей!
Мама на минутку задумалась.
- Ну… многие мужчины рассеяны… особенно, когда дело касается матери их жены. Ведь он живет не со мной, а с тобой – вот про твой день рождения или про день рождения Юлиуса он хоть раз забыл?
- Нет…
- Вот видишь. И он ведь пообещал приехать попозже. А что у него за съемки?
- Фотосет какой-то… Будут снимать новый клип… Это все для его соло-альбома, помнишь, я тебе как-то рассказывала?
- Паула, если бы это касалось твоего альбома, разве ты не выбрала бы работу вместо развлечения?
Я задумалась. Наверное, да…
- Тем более, что музыка – это ваша жизнь… и этим вы зарабатываете свои деньги. Лаури не стесняет тебя в средствах?
- Конечно, нет, мам. У меня даже банковская карта на весь его счет.
- Я заметила, у тебя новые сережки. Он тебя балует, - улыбается мама.
- Да, если бы ты только знала, как он меня с ними опозорил! – горячо возмущаюсь я и рассказываю историю, случившуюся в ювелирном магазине. Мама хохочет.
- Господи, Паула, ты на виду у всех треснула его по голове сумочкой?! Ведь Лаури знает вся Финляндия! Как про это еще не пронюхали папарацци?
- Ты бы видела взгляды тех продавщиц в магазине! Да я была готова убить его!
- Вы оба, как два больших ребенка, что ты, что он! – мама продолжает улыбаться. – Юлиус, малыш, иди сюда, бабушка даст тебе печенье! И дедушку угости, - мама накладывает ему гору румяных печенюшек-звездочек, и сын осторожно, двумя руками прижав тарелку к себе, понес ее в комнату.
- Мам, но ведь со стороны можно подумать, что я такая стерва – требую себе новые серьги, а у мужа нет и пары захудалых носков! – продолжаю сердиться я. – Да их у него полный шкаф, а он вечно спрашивает: «Паула, где мои носки?»
- Спроси-ка ты у отца, где лежат его носки или рубашки.
Я недоверчиво смотрю на маму. Она кивает.
- Папа, где лежат твои носки? – кричу я в комнату.
- А, не знаю, дочка… спроси лучше у мамы – она точно знает, где они, - не отрываясь от телевизора, отвечает папа. – Такое вкусное печенье! А можно кофе?
- Конечно, сейчас чайник включу, - я немного ошарашена. Похоже, это вселенская тайна – мужчины могут точно знать, сколько звезд на небе, весь модельный ряд машин любимой марки и всех чемпионов мира по футболу за последние двадцать лет, но местонахождение собственной одежды явно не входит в их кругозор…
- Дочка, мне кажется, ты слишком придираешься к Лаури… - мама присаживается рядом со мной на диванчик у стола.
- Я?! – возмущаюсь я. – Да он… он… вот вчера – одежду с прогулки мокрую бросили, посуду не помыли, мороженого опять наелись – а я говорила, что им нельзя мороженое! – я вдруг вспоминаю, что не увидела сегодня на лице у Юлиуса диатеза от шоколада… странно… а от чего же он тогда?.. Да и Лаури вроде был живой-здоровый и на горло не жаловался… - Мне кажется, я все время что-то делаю, делаю, за всем слежу, обо всем думаю и забочусь, а это никого не волнует… и никому не нужно… так вся жизнь и пройдет за какой-то ерундой… - мне становится так себя жалко. – И Лу не ест мой су-уп… - всхлипываю я, вконец расстроенная. – И Юлиус тоже-е…
- Ну, не ест суп, так другое же съели – салат или второе? – мама обнимает меня.
- Какое еще второе… - я вытираю слезы.
- Ты хочешь сказать, что кормишь их только супом?
- Ну да… морковка, капуста – все самое полезное… и этот…соус «Табаско»…
Мама качает головой:
- Детка, ну какой здоровый мужчина или ребенок будет это есть?
- Ты хочешь сказать, что я полная неумеха? – слезы опять появляются у меня на глазах.
- Я так не думаю. Давай-ка, расскажи все с самого утра, что у вас произошло.
Я шмыгаю носом и начинаю вспоминать:
- Я проснулась… Лаури принес мне завтрак…
Мама выразительно смотрит на меня и загибает палец на руке:
- Один в пользу Лаури. Ты покормила Юлиуса…
- Нет, Лаури его покормил… - я вспоминаю, что не обнаружила утром грязную посуду в раковине. – И посуду, вроде, помыл.
Мама загибает еще два пальца.
- Но я вчера среди ночи развешивала сушиться их куртки, которые они бросили! И это после целого дня на студии, на пробах!
- Но Лаури все-таки купил те сережки, что тебе так понравились… - мама показывает мне четыре загнутых пальца.
- Ну и что… - я продолжаю дуться.
- Паула, послушай меня… я никогда не вмешивалась в вашу жизнь, но можно я сейчас кое-что тебе скажу?
Я молча киваю.
- Вы оба занятые люди – и ты, и он. И вы оба творческие люди, поэтому требовать, чтобы один приносил себя в жертву и занимался домом и хозяйством, пока другой проявляет свой талант и возможности – это будет нечестно по отношению друг к другу. Вам нужен человек, который будет этим заниматься. Зачем вам портить свои отношения и нервы, выясняя, кто помыл посуду, а кто убрал в доме? Ты ведь понимаешь, что это вам совсем не нужно?
- Да… - я согласна с ней. Ведь я никогда не перестану заниматься музыкой, а про Лаури и говорить нечего – он ею живет…
- Я уверена – Лаури любит и тебя, и Юлиуса. Так зачем придираться друг к другу по пустякам?
- Но разве это пустяки?
- Конечно. Подумай о другом – помнишь, когда родился Юлиус, Лаури отложил релиз альбома и тур с выступлениями, чтобы побыть с вами? А в итоге все записи попали в интернет раньше времени и он хорошо потерял тогда в деньгах. Он хоть раз упомянул об этом? Ты с сыном для него на первом месте… Это ведь он настоял, чтобы вы жили вместе?
- Да.
- Он пьет?
- Нет. Пиво иногда… даже пробует бросить курить…
- Наркотики?
- Ты что, мам?! Да зачем мне наркоман?
- Он тебя не обижает? Руку не поднимает?
- Мам, ну ты скажешь тоже!
- Дочка, я просто знаю, что такое жизнь. И как бывают несчастливы люди в браке…Кстати, вы не собираетесь официально пожениться?
- Да Лаури все время об этом говорит…
- А ты?
- А я не хочу…
- Почему?
- И кто я тогда буду? «А, это жена того знаменитого музыканта Илонена!» А то, что я Паула Весала, певица группы « РММР», все забудут…
Мама задумывается.
- Он тебе не изменяет?
- Не думаю… - я пожимаю плечами. – Хотя, если бы захотел – вокруг него всегда толпы девчонок…
- А вокруг тебя – парней… Вы живете вместе совсем недавно и вам просто не хватает опыта, чтобы договориться обо всем. Нужно научиться закрывать глаза на некоторые недостатки друг друга, ведь достоинств у вас гораздо больше. Идеальные люди существуют в идеальном мире, а мы живем в самом обычном, никто из нас не совершенен. И если Лаури говорит, что любит тебя, а главное, подтверждает это своими поступками – постарайся не обижаться на него… прости его…
- Просить его! Знаешь, что меня бесит? Он никогда не извиняется! Знает, что виноват и никогда – никогда не признает этого! Я не помню ни одного случая, когда бы он сказал: « Извини меня». Он сразу начинает оправдываться! И ведь всегда находит кучу всяческих оправданий!
- Может, это потому, что он знает, что ты все равно его обвинишь?
Я запинаюсь:
- То есть?
- Он начинает тебе объяснять, почему так произошло, а ты даешь ему понять, что в любом случае виноват он и только он? Ты заранее в этом уверена?
Я теряюсь:
- Ну да… а кто же еще?
- А если на кое-что не обратить внимания? Я понимаю, есть вещи, которые нельзя прощать ни в коем случае, но ведь между вами ничего такого не происходит. Я бы никогда не простила твоему отцу, если бы он поднял на меня, или вас, детей, руку. Или он пристрастился бы к выпивке или наркотикам.
Я широко раскрываю глаза:
- Мама! Но… ты бы простила отцу измену? Ты хочешь сказать, что отец…
- Нет, дочка, я ничего не хочу сказать. Ведь измена тоже бывает разной. Случайно вспыхнувшая страсть или наличие постоянной любовницы – что считать изменой? Слава Богу, Юссе не поставил меня перед этим нелегким выбором. Мне не в чем упрекнуть твоего отца… А теперь, Паула, возьми и поставь себя на место Лаури.
- Это как?
- А представь, что он – это ты. Давай… Представила? Ты с раннего возраста живешь самостоятельно, в двадцать лет у тебя уже есть все, чего у многих людей и к концу жизни нет – и слава, и деньги, и признание. Весь мир у твоих ног. И, несмотря на это, ты все равно остаешься нормальным адекватным человеком… ну, со своими причудами, конечно… одни перья чего стоят… так вот, ты все равно хочешь дом, семью, ребенка и жену, которых будешь любить и оберегать; дело, которым хочешь заниматься всю жизнь. А девушка, которую ты любишь, не хочет выходить за тебя замуж. Почему? Удивительно, как она вообще решилась родить ребенка. Второго уж точно не дождешься – ведь она думает только о своей карьере. Готовить она не умеет, мои проблемы и заботы ее мало интересуют, зато попилить за все на свете – это всегда пожалуйста. И что остается? Только работа – мотаться по свету с гастролями, пропадать день и ночь на студии, напиваться с друзьями в баре до отключки. И так до конца дней? Эта девушка говорит, что любит меня… разве это правда? А может, все- таки найдется другая, та, которая меня поймет? Та, которой я, правда, буду интересен?
Внезапно погасший свет скрыл в темноте мое растерянное лицо. Я и не подозревала, что Лаури действительно мог так рассуждать. На меня нахлынуло столько разных эмоций… А что, если… он все- таки так думает? Я и не помню, когда последний раз говорила Лаури, что люблю его…Вчера? Позавчера? Неделю назад?..
- Наверное, обрыв на линии! – слышу голос папы из комнаты. Юлиус, обрадовавшись темноте, начал прыгать на диване и петь какие-то индейские песни.
- Еще один певец растет! – папа ловит расшалившегося Юлиуса. – Пойдем, возьмем фонарик и найдем свечи. Не будем же мы сидеть в темноте…
- Подумай обо всем, - мама наощупь находит мою руку. Я пытаюсь еще побурчать:
- Знаешь, можно подумать, что это Лаури твой сын, а не я – твоя дочь. Ты его так защищаешь!
Мама слегка пожимает мою руку:
- Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. С Лаури или с каким-нибудь другим мужчиной. Не позволяй мелким недостаткам заслонить хорошие качества. Кстати, Лу любит рыбу? У меня есть такой простой рецепт пирога с лососем – очень вкусно…
Закончив при свечах убираться на кухне, я украдкой вытащила сотовый из кармана и взглянула на него. Антенны не было. Подняла трубку домашнего телефона – тоже тишина.
- Это теперь до утра. – Папа выглянул в заснеженное окно. – Ну что, будем спать? Уже десять…
= Я не хочу спать! – заявил Юлиус.
- А завтра с утра мы с тобой возьмем большую лопату и будем чистить все вокруг от снега. И построим тебе снежную горку, а рядом - крепость! Не хуже, чем Суоменлинна!
- Да, да, да! – обрадовался Юлиус.
- Тогда надо сейчас лечь спать, чтобы набраться побольше сил к завтрашнему дню. К обеду приедут твои кузены из Турку и будем праздновать бабушкин день рождения. А вечером устроим салют!
- Да, хочу горку, хочу салют!
- Вот видишь, надо лечь отдохнуть перед такими большими делами… Иди, поцелуй дедушку…
Юлиус потерся носиком об дедушкину щеку и громко чмокнул его:
- Спокойной ночи! – потом подбежал к маме и обнял ее: - Спокойной ночи, бабушка!
- Сладких снов, мой хороший!
Я подхватила Юлиуса на руки и мы разошлись по комнатам.
Лежа в кровати, я услышала, как папа, обходя дом и проверяя, все ли в порядке, сказал маме:
- Надеюсь, Лаури не застрял где-нибудь по дороге… метет-то как…
- Скорее всего, он не успел выехать до того, как непогода разыгралась…
Их слова заставили меня опять тревожно взглянуть на экран сотового, но связи не было. И правда… Вдруг он все-таки попытался проехать по занесенной снегом трассе и теперь забуксовал где-нибудь в сугробе? И связи нет… и сотовый у него наверняка опять разряжен… И бензина в бензобаке на донышке… и шарф опять не одел…простудится, заболеет… замерзнет там, в темноте холодной ночи…
Воображение стало рисовать мне картины одна другой мрачнее…
- Мама, ты еще сердишься на папу? – Юлиус внимательно и серьезно смотрел на меня .
- Нет, зайчик, - я поцеловала его. – Спи спокойно, я не сержусь.
- Тогда почему ты такая… - он не знал, как описать мое грустное и озабоченное лицо и провел пальчиком по моему подбородку. – Знаешь, это я уговорил папу съесть мороженое… он не виноват, честное слово! Он не хотел, а я его уговорил…
Я невольно улыбнулась. Ну да, уговорить Лаури способен даже трехлетний ребенок…
- И перышки тоже я ему приклеил…
- Какие перышки? – удивляюсь я.
- Черные… которые у зеркала были… я проснулся, а папа еще спал… я взял клей и приклеил ему перышки на голову…чтобы красиво было… и на птичку похоже…только папа их все равно ножницами отрезал…
Я поспешно уткнулась лицом в подушку и захохотала. Так вот в чем дело! Да уж, представляю лицо Лаури, когда он проснулся!
- И что папа тебе потом сказал? – еле отдышавшись, спросила я.
- Он сказал, что меня надо поставить в угол… и мы пошли есть мороженое… а еще мы видели белку!
Я в пол-уха слушала рассказ Юлиуса о белке на дереве, о горке, где они катались на ледянках, о кафе, а сама думала – вот если бы я проснулась, а у меня на голове приклеены перья! Уж кто-то вместо мороженого явно получил бы что-то другое!
- А шарфик твой где остался? В кафе, наверное?
- Нет, шарфик был - папа мне его завязывал, когда мы уходили. А пиццу и мороженое нам толстый дядя в кафе подарил… папа не хотел брать, а дядя сказал, чтобы мы снова приходили… мы пойдем туда, да, мам?.. и папа еще на салфетке нарисовал для девочки Элики сердечко…
Я улыбнулась. Опять фанаты. И что такого все девчонки нашли в Лаури? За один его взгляд они готовы штабелями свалиться у его ног… Ну, поет, ну, играет на гитаре – так у нас в Финляндии каждый второй парень такой…
- Спи давай, котенок мой, - я поцеловала Юлиуса в лоб. – Закрывай глазки.
Юлиус послушно повернулся на бочок и закрыл глаза. Но тут же снова распахнул их.
- А почему папа не приехал?
- Снег всю дорогу завалил, завтра утром ее очистят и папа сможет к нам проехать.
- А где он сейчас?
- Дома. Уже спит и видит сны.
Хотела бы я быть в этом твердо уверена! Сердце опять тревожно сжалось. Юлиус хотел еще что-то спросить, но передумал и закрыл глаза. Я тихонько гладила его по мягким спутанным волосам и он вскоре задышал ровнее, спокойнее и заснул. Я смотрела на него и думала – как же он похож на Лаури. Овал лица, брови, лоб, глазки, нос…только губы, пожалуй, мои…Папенькин сыночек…
Иногда мне даже кажется, что Лаури ближе к Юлиусу, чем я, его родная мать. Юлиус всегда хвостиком бегает за Лу, когда тот дома, но и Лаури никогда не прогоняет малыша, не говорит ему: « Не мешай!», «Иди к маме!», а просто берет сына в охапку и делает все свои дела вместе с ним. У меня такого ангельского терпения не хватает. Наверное, Лу все-таки лучший родитель, чем я…
Я откинулась на подушку и закрыла глаза. Интересно, кем станет Юлиус, когда вырастет? Какой у него будет характер? Как у меня? Или как у Лаури? Лаури… он такой… такой неуверенный в себе… его так легко смутить… Хоть он и научился навешивать на лицо маску невозмутимого и крутого парня, но я-то знаю, что он мягкий и податливый, как воск… стеснительный… временами совсем неразговорчивый и грустный до депрессивности …иногда это даже раздражает… но он такой добрый и надежный… совсем не злопамятный… Я вспомнила выражение его глаз сегодня утром, когда он подошел ко мне у двери и сказал: « Я люблю тебя»… Он как будто держал свое сердце на ладони и отдавал его мне –« Возьми, мне ничего для тебя не жалко, ведь я люблю тебя… оно твое…», а я… я сказала холодно: « Я знаю» и его лицо так вдруг погрустнело, потухло… нет, он не выглядел обиженным или сердитым, он как будто заранее знал, что его чувства оттолкнут… но он надеялся, любовью светились его зеленые глаза - «Я люблю тебя!», а потом… «Да, ты права, за что меня любить… я недостоин твоих чувств… ведь я такой… никакой…»
Какая же я кретинка! Да провались пропадом все забытые дни рождения, потерянные шарфы и вся немытая посуда в мире! Как я могла так его обидеть! И что самое горькое – ведь Лу не обиделся, а принял все, как должное. Если бы он сказал мне что-нибудь обидное в ответ или перестал со мной разговаривать, мне и то не было бы так плохо. Когда я последний раз говорила, что люблю его? Да похоже, вообще никогда… А он… он все время говорит мне эти слова… Боже мой, Лаури, прости меня… А меня-то за что любить? За что Лаури меня любит? За то, что я такая умница-красавица-стерва? Я постоянно, постоянно делаю ему больно… О!.. Слезы навернулись у меня на глазах… и только ветер продолжал завывать за окном, взметая снежные вихри и бросая их в окна…
*****
По пути, в машине, у меня все время вертелась в голове идиотская песенка: «…Все в порядке, все просто супер, все в порядке, я просто умер…» Вот прицепилась! И где я ее только услышал? Невольно возникло желание взять и самому записать для себя диск с песнями, который можно будет слушать в машине… а то всякая ерунда крутится… «Все в порядке, все просто…» твою ж душу мать!!! Когда она от меня отцепится?!
Я появился в студии в самом омерзительном расположении духа. Уве, Петер и еще какие-то незнакомые мне люди подготавливали павильон к съемке – проверяли лампы, софиты, оборудование; делали пробные кадры и оценивающее смотрели на разных мониторах результаты предварительных работ.
- Привет всем! – я постарался сделать доброжелательное лицо. Ведь люди не виноваты, что у меня сейчас настроение, как у голодного вампира из любимого Паулинкиного фильма «Сумерки».
- Привет! Рады тебя видеть! – мы обменялись рукопожатиями. – Давай сюда поближе… Рассказывай, что ты хотел бы увидеть в своем клипе.
Я пожимаю плечами:
- Даже не знаю… идей никаких нет…
- Совсем? А запись принес?
Я достаю диск с «Heavy». Парни внимательно прослушивают песню несколько раз.
- Так…ну и что мы можем придумать?.. – Уве закуривает и задумчиво пускает сигаретный дым в потолок. Я с завистью наблюдаю за ним – решение бросить курить далось мне легко, а вот выполнить его оказалось гораздо труднее.
- О чем ты думал, когда писал это?
Я начинаю рассказывать про Сингапур, сначала с трудом подбирая слова, но постепенно увлекаюсь своими воспоминаниями. Это та история, когда я ездил к Паули – в такси я залюбовался открывающимися отовсюду чудесными видами города и природы и сказал таксисту, что они живут, как в раю. Но тот, в свою очередь, возразил, что все это похоже на историю о птице в золотой клетке – она живет в роскоши, но все-таки в неволе, и все ее мечты об одном – расправить крылья и улететь… о свободе…
- Ну что…может, мы тебя сделаем этой птицей? – Уве внимательно разглядывает меня со всех сторон. – Кстати, ты знаешь, тебе без этой твоей челки «а-ля фюрер» гораздо лучше. Ты как раз похож на такого встрепанного воробья… Если сюда приделать несколько прядей… и перья твои любимые не помешают… так… птица, птица… Эй, Линда! – машет он рукой гримерше и вокруг меня начинается суетня и беготня. Битый час два человека – визажист и стилист колдуют над моим лицом и волосами. Наконец Уве остался доволен тем, что со мной сделали и сказал: «Начнем!»
Первое фото – я со своими любимыми перьями, глаза подведены, на скуле нарисовано какое-то желтое пятно. Я поинтересовался: « Это что?… вроде того, что птицы меня уже… обделали?», на что Уве ответил, что я ничего не понимаю в символизме и пообещал, что глаза на этом снимке у меня будут тоже желтого, как у птицы, цвета. Мне кажется, что я немного похож на того юного Лаури из клипа почти десятилетней давности « In The Shadows».
Только появились морщинки на лбу… и глаза стали мрачные…
Потом «птицу» лишили свободы – мне на голову нахлобучили какую-то птичью клетку без днища… «Жестоко так…с птичкой… – пробормотал я. – Мои мозги, как в ловушке. Мало приятного…»
Потом Уве захотел увидеть меня в очках – посмотрел на фото и почесал затылок: «И зачем, спрашивается, мне это в голову пришло?» Пришел черед черных линз – и вид у меня получился, как у классического гота в период очередной депрессии. Не хватало только рогов и копыт. Напоследок мне выбелили лицо белой пудрой, как у японской гейши и попросили изобразить улыбку. Но, взглянув на последний снимок, Уве закашлялся и сказал, что мной можно смело пугать на ночь непослушных детей. Я посмотрел и решил, что похож на серийного маньяка-убийцу из дешевого фильма ужасов.
- Лаури, какой-то ты сегодня… нефотогеничный, что ли… Не пойму – ну все не то. Это же черт знает что, а не фотосет. – Уве снова и снова просматривает снимки на большом мониторе. – Вот это еще ничего, - он показывает на самый первый кадр. где я с перьями и свитере с растянутым ассиметричным вырезом, в котором видна часть татуировки на моем плече, - а все остальное никуда не годится.
Я и сам вижу, что получился как-то неудачно. Уве опять возвращается к первому фото:
- Давай посмотрим, что здесь получилось лучше всего, и сделаем на этом акцент. Пожалуй, прическа…перья… тут лака, что ли, еще добавить… глаза… плечо… плечо… стоп! Ну ка, раздевайся!
Я опешил:
- Это еще зачем?
- Покажи нам свою мускулатуру…
Я снимаю свитер, и Уве тоскливо смотрит на меня:
- Илонен, что это?
- Где?
- Вот и я не вижу, где… Ведь помню, когда снимали «Justify», у тебя были нормальные мускулы, а сейчас?
Я напрягаю мышцы рук и груди:
- Вот!
- М-да… - по лицу Уве вижу, что я его не убедил. Я и, правда, немного похудел в последнее время…
- Ты что, одной капустой и водой питаешься? – морщится он.
- Ну… не совсем… - я вспоминаю Паулинкин супчик. – Еще кетчупом… и морковкой…
- Так, всем перерыв! Никто не расходится, обедаем по-быстрому здесь! – объявляет Уве сотрудникам. Из соседнего кафе посыльный приносит еду. Я хочу отделаться стаканчиком кофе, есть совершенно не хочется, но Уве сделал страшные глаза, заявил: « Пока Илонен не съест гамбургер, из павильона его не выпускать!» и задвинул меня вместе со стулом большим столом в угол. На столе появилась гора бутербродов, картошки-фри, каких-то салатов. Под его пристальным взглядом я запихиваю в себя два двойных гамбургера и начинаю чувствовать себя объевшимся удавом, проглотившем кролика – буду так же лежать неделю и переваривать еду.
Уве расспрашивает меня о ребятах – Ээро, Аки и Паули, где они и чем занимаются; не собираемся ли мы поехать куда-нибудь в тур или будем принимать участие в летних фестах в Финляндии; как продвигается запись моего соло-альбома. Я рассказываю, что Ээро переехал с семьей в Милан, Паули все так же в Сингапуре, только Аки по- прежнему не хочет уезжать из Финляндии; говорю, что летом планируем собраться в Хельсинки и начать, наконец, записывать наш совместный альбом, а мой сольник практически весь готов, осталось совсем немного… Уве, в свою очередь, делится, что крупная фирма из Швеции хочет заключить с ними контракт на съемку нескольких рекламных роликов и он летит на днях в Стокгольм для обсуждения и подписания всех документов.
Потом разговор переходит на наших детей – я рассказываю, как лишился челки; Уве смеется, встряхивает своими длинными волнистыми волосами и говорит, что не пережил бы такого кошмара, однако тут же вспоминает, как его дочь Миа нацепила ему полную голову всевозможных заколок и резинок, когда он спал, будучи подшофе после какого-то праздника.
Незаметно, за разговорами, я съедаю еще какой-то салат и сгрызаю печенье. Петер предлагает после съемок завалиться в какой-нибудь бар и попить пива и тут мы,наконец, вспоминаем, для чего, собственно говоря, собрались, и перерыв заканчивается.
Пока мы болтали, ели и курили. Уве пришла в голову еще одна идея:
- А что, если… Мария, у нас где-то были кожаные штаны… узкие такие… ну, помнишь, мы еще недавно снимали того парня-эмо… как его… Ари? Найди их, пожалуйста, и тащи сюда! – просит он какую-то помощницу.
- И как я буду выглядеть в этих эмовских штанах? – удивляюсь я.
- Да что ты так нервничаешь! Сделаем пару кадров, посмотрим, что из этого получится… что мы, зря весь день угробили, а ничего стоящего не сняли? А в твоих джинсах тебя снимать нельзя – болтаешься в них, как… да, да, эти! – машет он рукой костюмерше. – Одевай! – это уже мне.
Я с ужасом разглядываю узкие тонкие кожаные лосины - леггинсы.
- Давай, давай, смелее, может, что и выйдет. Никогда заранее не знаешь, что получится…
В раздевалке в отраженье зеркала я вижу зрелище, от которого меня начинает пробирать нервный смех – худосочный парень в штанишках, обтягивающих тонкие ноги, как вторая кожа. Напяливаю вдобавок свои ботинки на толстой подошве - и начинаю во все горло ржать. Блин, что ж я такой тощий?.. Ха-ха, Супермен, твою мать!
- Уве, я не выйду отсюда! – кричу в студию, давясь хохотом. – В этих штанах я – голубая мечта всех гомосексуалистов! – я разглядываю этот кошмар со всех сторон. Но Петер вытаскивает меня под свет софитов, смотрит, хмыкает, убирает половину ламп, затемняет и приглушает свет.
- Подними руки! Так! Чуть в стороны!
- Не могу! С меня тогда эти чертовы штаны совсем свалятся!
- Не переживай, получится то, что надо! Выйдут эксклюзивные кадры… мы на них хорошо заработаем! – смеется Петер. – Покажи фанаткам свой животик! Да не подмышки, а животик! А животика-то и нет… встань чуть боком! Голову назад! Смотри в камеру! Еще! Глаза, глаза! Взгляд в камеру! Хорошо, вот так, отлично! Откинься чуть назад!..
Я не заметил, сколько времени длилась съемка, но к ее концу устал, как собака – «повернись туда, посмотри сюда, еще раз, а теперь с другой стороны…», тьфу, сил моих больше нет! И как девчонки – модели это выдерживают каждый день? Я, здоровый мужик, вымотался так, словно неделю непрерывно ездил с выступлениями – сначала репетиция, потом пресс-конференция, следом сам концерт, затем обязательное афтепати на всю ночь до утра и так без остановки. А еще предстояло снимать клип!..
Свет ламп и софитов мигнул раз, другой. Кто-то включил телевизор, висящий на стене.« Порывы ветра до тридцати метров, снежные заносы и ограничение видимости на дорогах. В связи с аварийной ситуацией трассы от Хельсинки в восточном направлении закрыты для движения. Завтра синоптики обещают прекращение осадков и ослабление…» Свет мигнул еще раз и погас окончательно.
- Вот это да! – вырвалось у меня. Черт, как же мне теперь попасть в Порвоо? Я схватился за сотовый, но антенна почему-то была на нуле. Ну все против меня – связи нет, дорога закрыта. И что я теперь Пауле-то скажу? Даже сообразить не могу…
- Ладно, на сегодня все. Проверяем и отключаем аппаратуру. Нужно предупредить охрану, что что-нибудь может включиться с подачей электричества… Антти, займись этим. Если что, пусть сразу звонят тебе. Черт, ведь связи нет… надеюсь, как появится свет, так и связь восстановится…
Я внезапно вспоминаю, что в нашем доме в Йолласе, который мы собрались продать, котел отопления подключен к электрическому реле. Его установили на эконом-режим – раз в доме никто пока не живет, то и обогревать его можно по минимуму. Это все замечательно, но если света нет совсем, то котел просто-напросто остынет, и вся система отопления может замерзнуть. Кажется, в таком случае следует включить какой-то генератор… надо ехать и посмотреть, что там нужно сделать…
- Ага… а я –то как домой доберусь? – Уве наконец сообразил, что от города до его коттеджа примерно полчаса езды в восточном направлении и следовательно, раз дорога перекрыта, то и домой ему сегодня не попасть. – Остаться здесь, что ли?..
- Поехали ко мне в Йоллас – предлагаю я ему. – Надеюсь, туда мы проедем – мне нужно проверить отопление в доме, раз электричества нет. Там и переночуем.
- А твои где?
- Паула с Юлиусом в Порвоо у ее матери, уехали еще утром. Надеюсь, добрались без приключений… - до меня доходит, что закрутившись, я ни разу не позвонил им.
- Утром погода еще нормальная была, не переживай. Хотя позвонить бы не мешало. Думаю, у них все в порядке – это ведь к вечеру так замело… Ладно, давай к тебе, не хочется здесь ночевать…
При свете фонарика я, наконец, нашел свои джинсы и толстовку. Что-то так холодно… замерз прямо весь! Невольно лязгая зубами, скорее переодеваюсь; встряхиваю куртку, и из нее к моим ногам выпадает… шарфик Юлиуса! Так вот где он был! А я-то еще думал, что мне в рукаве все мешается… Чихаю раз, другой. А, ладно, все равно в темноте никто не увидит… Обматываю шею пестрым, с разноцветными полосками, шарфом. И горло першит… только бы не разболеться – нужно дозаписывать альбом, а там и выступление на ЭММА-ГААЛА скоро… вечно у меня какие-то проблемы в последний момент появляются…
В доме было пусто, темно и прохладно – котел перестал работать, но остыть так быстро не успел, и поэтому в комнатах была еще довольно сносная температура. Я нашел в кладовке свечки и фонарик, и мы спустились в подвал, где стоял генератор. Я попытался включить его раз, другой, но он почему-то не заводился. Уве постучал пальцем по какому-то прибору сбоку и спросил:
- А ты горючее когда в последний раз заливал?
- Горючее? – я задумался. – Вообще не помню, чтобы делал это…
Уве заржал:
- Так как же он у тебя работать будет без топлива?!
- А черт его знает… - я почесал затылок. – я же не механик… А бензин из машины подойдет?
- А утром машину до заправки будем руками толкать? Нет уж, умник, дрова-то у тебя есть? Давай камин затопим.
Мы с Уве натаскали дрова из пристройки рядом с домом и разожгли в гостиной большой камин.
Про себя я порадовался, что сейчас не один – за окнами выл ветер, в двухэтажном здоровенном доме было мрачно и жутковато. По углам затаилась темнота. Вспомнив, что в кабинете на втором этаже в одном из шкафов стоит бутылка коньяка, я пошел за ней и чуть не скончался от ужаса, когда стал закрывать дверцу и, попятившись, наткнулся спиной на огромное разлапистое растение в кадке. Чуть не выронив бутылку, чертыхаясь на всех известных мне языках и держась за сердце, я спустился в гостиную, зазвал с собой Уве и мы отправились на кухню в поисках какой-нибудь посуды. Уве обнаружил в морозилке упаковку сосисок, после долгих поисков нашлась решетка для гриля, бокалы и полузасохший лимон.
Усевшись перед огнем и дожидаясь, когда дрова хоть немного прогорят и можно будет поставить в камин решетку с сосисками, мы выпили, разгрызли лимон и выпили еще по одному разу. Сразу стало тепло, я стащил свитер, но мягкий шарфик так уютно согревал противно дерущее горло, что снимать его совсем не хотелось. Уве взглянул на меня, потом еще раз, повнимательнее, и засмеялся:
- Юху, Илонен, видел бы ты сейчас себя!
- А что такое?- удивился я.
- У тебя вид, как у абсолютно сумасшедшего чувака – в голове перья, под глазом пятно и еще этот веселенький шарфик! Ты похож на свихнувшегося отшельника, который живет себе сам по себе далеко от всех, в доме, занесенном снегом, на самом краю света. И вынашивает какую-то гениальную идею, до которой всему человечеству нет никакого дела…
Мы только секунду смотрели друг на друга и одновременно закричали:
- Да!!!
Это был сюжет для клипа! Птица в золотой клетке сразу забылась, как будто ее и не было; на смену ей пришел чудаковатый ученый-одиночка, мечтающий о несбыточном, прячущий свою мечту на самые задворки своего сознания, отчаявшийся увидеть ее когда-нибудь исполненной и стремящийся держать ее в рамках повседневной обыденности. Но разве можно удержать полет наших фантазий в клетке? И в один прекрасный день человек понимает, что он живет только этой мечтой, ее исполнением; что все остальное не имеет больше для него никакого смысла; нет сил больше держать ее взаперти… Пусть хоть на мгновение она расправит крылья и взлетит, станет явью, а не умрет оттого, что тебе просто не хватает мужества прислушаться к ней…
Мы обсуждали эту внезапно пришедшую идею до хрипоты и до самого донышка опустевшей бутылки; дрова прогорели и превратились в гору тускло мерцающих углей. Уве спохватился и засунул в камин решетку с сосисками; я же с помощью носового платка и остатков коньяка в бокале попытался оттереть грим с лица, глядя на свое отражение в темной бутылке.
- Завтра прямо с утра и начнем! Надо все рассказать Петеру, он обязательно подскажет хорошую идею – воодушевленно продолжал Уве. Завтра…Я вспомнил про завтрашний день рождения.
- Уве… завтра я, хоть убей, не могу…
- Почему?!
- День рождения у матери Паулы. Я и так должен был сегодня с утра поехать с ними…
- Так почему не поехал? Ты же сказал, что свободен?
- Я забыл… совершенно забыл про этот день рождения…
Уве уставился на меня:
- Илонен, запомни – лучше забыть про свой день рождения… впрочем, кто из твоих фанатов даст тебе забыть?.. чем про день рождения мамы твоей жены… неважно, женаты вы или нет – день рождения всех ее родственников – это святое, если ты хочешь и дальше жить с ней в хороших отношениях.
- Я-то хочу… - вздыхаю я, вспоминая такую отчужденно-холодную Паулу сегодня утром.
- Она обиделась?
Я киваю и заглядываю в бутылку. Пусто. И в бокале тоже. И почему выпивка всегда так быстро заканчивается?..
- Ну, ты хоть извинился? Бил себя в грудь и клялся, что больше такого не повторится?
- Э… нет… а надо было?.. Да и за что извиняться-то…
- Секундочку… - Уве снял решетку с углей. – Ты меня прости, конечно, за то, что я тебе сейчас скажу, но – Лаури Илонен, ты тупица, каких свет не видывал!
Кто бы спорил… Я и сам это чувствую…
- Только не обижайся, ладно? Я женат со своей Маленой почти двадцать лет – это больше, чем вы, Расмусы, играете вместе, и за эти годы, слава Богу, успел кое-что понять в семейной жизни. Ты любишь Паулу, хочешь, чтобы она жила с тобой? Хотя зря я это спросил, если бы не любил, на кой бы она тебе сдалась… Как же объяснить-то?.. Моя Малена ради меня забросила свою карьеру, родила мне двух детей и делает… до сих пор! все, что бы я мог двигаться вперед. Я как-то задумался – а смог бы я поставить себя на ее место? Забросить свою работу, сидеть дома с ребятишками и ждать мужа? И понял - нет, не смог бы… даже ради Малены… я почувствовал, как она меня любит – она всем пожертвовала ради меня…просто, потому что – любит… не вынуждай Паулу делать такой выбор, не обижай ее своим невниманием… подарки тут не в счет, это ерунда – купил, подарил и забыл; ты же не можешь купить ее чувства? Поставь себя на ее место… ну, поставь!.. Стал бы ты сидеть дома, варить супы и нянчится с ребенком?
- Да не сидит она дома! А эти супы все равно есть нельзя… - бурчу я.
- Так другая бы плюнула и не готовила, а Паула все равно старается, думает о тебе: « Бедный голодный мой Лауреночек!» Да и не в супах дело, научится она готовить… тебе что, домработница нужна или жена? Она ведь певица, скрипачка, стихи к песням какие замечательные пишет!.. Знаешь, что я тебе скажу ? Ты просто привык хорошее отношение к себе воспринимать, как должное, тебя чуть ли не с детства боготворят толпы поклонников, и ты давно знаешь, что все, что только захочешь - у твоих ног!
- Ну, тут ты явно перегибаешь! Когда это все было у моих ног?
- Да хотя бы девчонок взять! Ты как само собой разумеющееся принимаешь, что стоит тебе только подмигнуть и любая твоя! А о чувствах людей ты думаешь? Знаешь, каково это – любить и получать равнодушие в ответ? Понимать, что тобой только пользуются в сое удовольствие?
- Я не понял, причем здесь Паула?
- Да при том, что ты поступаешь с ней, как с другими – равнодушно! Ее чувства, ее мечты, ее мысли, ее планы на будущее – есть ли ты в них? О чем она думает?
- Но… я ведь люблю ее…
- Так покажи ей свою любовь! Не говори тупо: « Детка, я люблю тебя», покажи, что тебе действительно интересно все, что с ней происходит… не бойся показаться слабым – это не так; если она любит, то поймет тебя… и не стыдись попросить прощения – мы, мужики, часто бываем грубыми и даже не замечаем этого. Но ведь сердцем-то чувствуем, что не правы! Что говорит твое сердце? Что оно чувствует? Оно спокойно? Безмятежно?
- Нет…
- Так скажи ей: « Прости»…скажи то, что Паула действительно хочет услышать… пойди ей навстречу. Разве она отвернется? Пошлет тебя подальше?
- Нет… наверное…
- А почему? Потому что она любит тебя – черствого эгоиста Лаури Илонена, который не может раскрыть свой рот!
Мы замолчали, и в наступившей тишине было слышно, как завывает за окнами ветер и шипят, потрескивая, угольки в камине.
- Уве… ты, конечно, прав… но я … я не могу. Однажды я уже любил одну девушку… сильно… очень любил…я жил только ею одной… а она… она меня бросила… как старую помойную тряпку… мне до сих пор больно вспоминать…
- Лаури, от этого никто не застрахован. Но ведь Паула не виновата в том, что у тебя ничего не получилось с другой… и ты не виноват, что у нее с кем-то не срослось… не тащи старые ошибки и воспоминания в новую жизнь. Пытаться забыть их, конечно, бесполезно, но попробуй жить и любить, как в первый раз – весь, без остатка… и всегда – сначала вы с Паулой, а потом уже весь мир…
… Я чуть не чебурахнулся с лестницы, пропустив одну ступеньку и запутавшись в груде одеял, которые притащил для Уве – в ответ на мое предложение занять любую комнату он заявил, что и с места не сдвинется с такого теплого и уютного диванчика у камина. Тогда я пожелал ему спокойной ночи и услышав в ответ: « Добрых снов!» (ох, очень на это надеюсь!), побрел в нашу с Паулой спальню.
Упав лицом в подушку, я с наслаждением вытянулся на кровати во весь рост. Такой длинный, длинный день… Мне показалось, что одна из подушек хранит аромат волос Паулы; я обнял ее и глубоко вдохнул. Так и есть – слабый запах летних цветов. Моя Паулинка… Все бы отдал, лишь бы ты была сейчас рядом со мной…
Мои не очень связные мысли то и дело возвращались к разговору с Уве. Наверное, он прав… сколько можно бояться?.. Но как заставить себя не думать о том, что у тебя в который раз может ничего не получиться? Как пустить в свою душу другого человека? Как поверить ему?..Я никак не мог набраться мужества сделать это… я люблю Паулу, но не могу…Кто добровольно захочет вытерпеть боль утраченных иллюзий еще раз? Пусть уж лучше мое сердце и чувства будут заперты от всех, как песчинка в ракушке глубоко на морском дне… ведь устрице тоже больно, когда в нее попадает песок…но он постепенно обрастает перламутром и становится красивой жемчужиной… Пауле нравится жемчуг…Она хотела кулон с жемчугом на золотой цепочке…надо купить моей девочке, пусть порадуется…
Черт, Паула, как же мне без тебя плохо!.. Внезапно я понял, что эту боль причиняю себе сам – я заранее убедил себя, что рано или поздно опять останусь один и заставил себя поверить в это… заставил не чувствовать ничего, чтобы потом не было больно. Но Паула… За что же я так поступаю с ней? Зачем заставляю страдать мою малышку? Правильно сказал Уве, что я эгоист, который думает только о себе… только бы мне было хорошо… а что в это время чувствуют другие – плевать…
Я словно отгородился от всего мира толстыми каменными стенами… они, как горы, занесенные снегом до самых вершин – холодные, далекие, неприступные… и я, живущий за ними в своем замкнутом мирке, как тот сумасшедший ученый в своем домике …Захлопнул в клетку свои чувства, запер сердце на замок, задвинул в дальний угол и стараюсь не думать о них… Вот дьявол, что же я делаю?! Разве я хочу прожить так всю свою жизнь – боясь прикоснуться своим сердцем к сердцу любимого человека? Не почувствовать того, что чувствует она? Только создавать иллюзию любви, а не любить по -настоящему? Лаури, Лаури, какой же ты болван… ты сам и никто другой, делаешь себя несчастным. И долго еще ты намерен продолжать в том же духе?..
Вспыхнул яркий свет, заставив меня зажмурить глаза – видимо, я машинально щелкнул выключателем в спальне, когда заходил в нее. Я перевернулся и посмотрел на часы – два часа ночи. Надо пойти взглянуть на этот чертов котел…
В бойлерной все работало, как надо – с подачей электричества все автоматически включилось, так что напрасно я волновался. Прошел по кухне и комнатам, гася свет везде, где мы клацали выключателями. Уве уже крепко спал и даже не пошевелился.
Я упал на кровать и после некоторого раздумья достал сотовый. Позвонить? Ведь уже поздняя ночь… она спит… а мне так хочется услышать ее голос…хоть на секунду. Я смотрел и не мог решиться – набрать номер или нет. Вдруг телефон завибрировал, зазвонил, и на дисплее высветилась фотография Паулы.
- Да, - внезапно охрипшим голосом произнес я.
- Лаури… прости, я тебя разбудила…
- Нет, детка, я не спал… я думал позвонить тебя, но решил, что уже слишком поздно…
- Я волновалась за тебя… дорогу закрыли… а вдруг, думаю, ты в машине…
- Нет, мы допоздна провозились с этими съемками, пока свет не погас. Мы с Уве ночуем у нас в Йолласе. Он ведь живет за городом, домой не уехал вовремя… а я заодно проверил, все ли здесь в порядке.
- Ну… тогда ладно… - Паула замолчала.
- Паула, я отменил на завтра съемки… как только дорогу расчистят, я сразу приеду. И… прости меня… я не хотел тебя обидеть… правда, не хотел!
- Лаури… я люблю тебя…
Мое сердце на миг замерло.
- И я люблю тебя, малышка…
- Я люблю тебя больше…
Да кто бы сомневался?! Теперь сердце в моей груди заколотилось так сильно, что я чуть не уронил телефон.
- Паула, я… я… я нашел шарфик Юлиуса…
Слышу, как она смеется:
- И где же он?
- Сейчас? У меня на шее…
- Господи, чудо ты мое в перьях… У тебя опять болит горло?
- Немного… - я трогаю свою голову. – А откуда ты про перья узнала? Я просто отцепить их забыл…
Она снова смеется:
- Спокойной ночи… отдыхай… до завтра!
- Спокойной ночи, милая… я тебя целую! И Юлиуса тоже поцелуй!..
…Полусонный, я лежу на спине, крепко прижав телефон двумя руками к груди. Паула, как хорошо, что ты у меня есть! Я не стану упускать свой шанс…теперь все будет по-другому. Я изо всех сил постараюсь, чтобы ты была со мною счастлива… И никогда не пожалела о своем выборе… Ведь я всем сердцем, навсегда – только твой…