« По божьему провидению, каждое
существо сохраняет полноту
своего естества, и может
беспрепятственно совершать
свои поступки»
Я. Шпрингер, Г. Инститорис « Молот ведьм» ч.1.в.13.
Медсестра.Часть 4.
Записи из дневника.
12.10.78г
Таня все же решилась пригласить меня к себе. Мы встретились в условленном месте, вечером, и пошли к ее дому. Моросил мелкий дождь. Порывы ветра становились сильнее и волнами гнали мелкие брызги, заставляя нас наклоняться. За все время мы не проронили ни слова. Перед самым домом она вышла вперед, показывая дорогу. Волосы ее намокли и, конечно же, ей было холодно, она втянула голову в плечи, остановилась, оглянулась на меня и рукой указала на дверь парадной.
Мы стали подниматься по ступеням. Таня шла впереди и примерно на середине лестницы она вдруг повернулась ко мне и сказала:
- Возьми меня за руку, а то каблук слишком высокий, может нога подвернуться.
Она протянула мне свою руку, я взял ее и почувствовал какая она холодная, наклонился ближе, чтобы рассмотреть, увидел ее изящные пальцы и тонкое серебряное колечко на безымянном, которое я так любил целовать. Я замешкался, пораженный красотой этой руки.
- Ну же?- она открыла рот и, видя мое состояние, хотела что-то добавить, но, поняв, промолчала, сомкнула губы и подождала пока я приду в себя.
Я пришел в себя. Мы поднялись по лестнице. Таня остановилась перед дверью, устало посмотрела на меня и сказала со вздохом:
- В конце дня у меня поднимается давление и начинает болеть голова,- пожаловалась она, достала из сумочки коробочку и положила в рот таблетку. Затем открыла дверь и войдя тут же сбросила туфли и с видимым облегчением сунула ноги в тапочки, одиноко стоявшие возле вешалки, указав мне рукой на другие размером побольше.
- Это твоего мужа?- спросил я.
- Нет, сын одевал их раньше,- она сняла заколку и распустив волосы, встряхнула ими, помотав головой, затем взяла полотенце и вытерла сначала мою голову, затем свою.
- Проходи,- сказала она и распахнула стеклянные двери, ведущие в комнату,- Мороженое не предлагаю, может кофе или чай?
- Кофе, пожалуй, подойдет,- ответил я, сел на диван и огляделся.
Это была, по всей видимости, квартира ее родителей. На стенах висели старинные картины и фотографии. На одной из них я увидел женщину, черты лица которой напоминали Таню. Я встал и подошел ближе, чтобы лучше разглядеть ее.
- Это моя мама, мы похожи, верно?
Таня поглядывала на меня и молчала, видимо чувствуя, что я в полной ее власти. Она немало приложила усилий для этого и осталась довольна. Между делом она подготавливала план дальнейших действий, прокручивая в голове разные варианты и переставляя их местами. Брови ее при этом чуть поднимались вверх, а глаза меняли выражение, она даже шевелила губами. Не замечая, что я наблюдаю за нею.
Я в это время делал вид, что рассматриваю картины, хотя мне было все равно, что она хочет сделать, я заранее был согласен с нею.
Таня зашла в другую комнату и через пару минут вышла уже в другом платье, на шее красовались бусы из жемчуга. Платье было темно-синее с приятными отливом, на ногах туфли такого же цвета чуть темнее.
Она смотрела на меня таким взглядом, каким обычно смотрят женщины, уверенные в своей красоте. Взглядом, отрепетированным еще в детстве перед зеркалом и дающим уверенность, что бьет наповал в десятку. Она взяла меня на прицел, ей осталось лишь нажать на курок.
«Когда она успела надеть все это?»- подумал я, оторвавшись от очередной картины.
Тем временем Таня высушила волосы феном и вновь собрала их сзади заколкой.
Я смотрел на нее и любовался. Она подошла ко мне, медленно ступая по паркету, и сказала печальным голосом:
- Вечером всегда грустно бывает, иногда такое найдет, хоть плачь.
- Когда я один мне тоже грустно, почти всегда.
- Я хотела тебе еще сказать…Очень важное…- она опустила голову, пытаясь что-то вспомнить.
- У нас еще много времени впереди,- сказал я, стараюсь ее утешить.
- Это у тебя много,- ответила она холодно и подняла голову,- У меня его не осталось вовсе.
Таня показала рукой на дверь и продолжила:
- В эту дверь уже никто не войдет и даже не позвонит. Бояться нечего. Вижу, ты еще недостаточно возбудился?
- Да…Незнакомая обстановка,- ответил я неуверенно.
- А теперь?- Таня обняла меня и слегка подтолкнула к кровати. Мы упали на нее вместе.
- Таня, подожди, ты помнешь свое красивое платье!
- Платье можно купить, а такие мгновенья – никогда!- воскликнула она и, пытаясь стащить с себя одежду, перевернулась на бок.
- Давай я помогу тебе,- я протянул к ней руки.
- Разденься лучше сам, делай, что говорю, и не перечь мне, сегодня я правлю бал, тем более здесь.
- Ты всегда и везде правишь бал,- возразил я снимая рубашку.
- Зачем же ты пришел ко мне, ты же знал, что так будет?
Таня пыталась снять платье через голову, у нее это получилось не сразу. Она оправила волосы и посмотрела на меня вызывающе.
Я встретил ее взгляд и ответил:
- Знал и все равно пришел.
- Значит ты против? Не хочешь?- она забралась на меня и стала снимать лифчик.
- Хочу,- ответил я. Видя ее грудь,- Просто так возразил из упрямства.
- Я опытнее тебя в таких делах и ты должен слушаться. Все равно ничего интереснее ты не предложишь. Тебе осталось лишь согласиться со мной.
- Да, я согласен.
***
- Ах! Как хорошо!- прошептала она и, получив очередную порцию оргазма, откинулась на подушки.
- Не помню, чтобы я когда-либо испытывала такое наслаждение.
- Я тоже не могу вспомнить ничего подобного,- ответил я, пытаясь умерить дыхание.
Несколько минут в приливе нежности я занимался тем, что убирал волосы с ее горячего лба и, наконец, убрав их все, запечатлел поцелуй и лишь тогда успокоился. Она стала засыпать, закрыв глаза, рука ее продолжала сжимать мою руку, затем и она ослабла.
Я разглядывал ее спокойное лицо некоторое время и хотел дотронуться, чтобы ощутить знакомую мягкость и теплоту, но боялся потревожить ее сон, такой хрупкий и беззащитный.
Тогда я подвинулся ближе к ней вплотную, она обняла меня и прижала к себе инстинктивно.
И тут я вспомнил что-то из далекого детства. Внезапно. Это ощущение покоя, мягко и тепло, вкус молока, оно сладкое, затем медленное чувство насыщения. Потом сон спокойный. Но вот чей-то знакомый силуэт, расплывчатая тень склонилась надо мной. Меня бережно поднимают и кружат по воздуху, я улыбаюсь.
***
- Уже уходишь?- Таня привстала и оправила волосы,- а у меня выходной до половины дня.
- Чем займешься?- спросил я, укладывая учебники в портфель.
- Займусь уборкой,- она деловито оглядела комнату и, улыбнувшись, достала из-под подушки свои трусики и помахала ими в воздухе.
- Может возьмешь с собой? Положи в портфель, только не испачкай чернилами.
- Зачем ты так? Я замер с учебником в руках и осуждающе посмотрел на нее.
- Таня, тебе вообще бывает когда-нибудь стыдно?
- Не знаю, что тебе ответить.
Лицо ее стало серьезным. Она задумалась и замолчала. Потом потрогала лоб пальцами и произнесла растерянно:
- Не помню, чтобы мне когда-либо было стыдно. Как странно. Я не знаю, что это такое. Хорошо ли, плохо ли? Страх…Да, я испытывала его и не раз. Любовь, муки ревности, но вот стыд, чувство вины. Я ни о чем не жалею, что бы я ни сделала. Ни о чем. Понимаешь?
Она посмотрела мне в глаза искренне, ища поддержки, и я кивнул ей так убедительно, как только смог. Она вздохнула с облегчением.
- Я всегда знаю заранее, что права, а почему не понимаю. Наверное, я свободна от этого.
Она встала с постели, подошла к окну и раскрыла его.
- Сегодня опять солнце будет весь день,- сказала она и улыбнулась, глаза ее сузились в маленькие озорные щелки.
Я подошел и встал рядом с ней.
- Таня, а что такое «свобода»?
Она, не ответив на мой вопрос, продолжала смотреть в окно отрешенным взглядом некоторое время, затем повернулась и, положив руку на мое плечо, спросила сама:
- А что ты чувствуешь, когда тебе стыдно? Ощущаешь внутреннее неудобство? Лицо краснеет и язык заплетается?
- Ну да. Что-то вроде того.
- Брось ты эти глупые штучки,- она хихикнула, манерно отвернув голову,- Научись управлять своими чувствами, не давай им захлестнуть тебя и выйти наружу. Выпускай их лишь тогда, когда это по-настоящему необходимо. Надень маску на свое лицо, маску безразличия, так легче со всем этим справиться. Разум должен быть холодным и трезвым, а сердце большим и горячим.
- Ты противоречишь сама себе,- возразил я
- Ни сколько. Потом ты поймешь, почему. Горячее сердце для добрых дел, а трезвый ум вообще никогда не помешает, что бы ни случилось. Будь свободным, как я.
- Таня, а что такое «свобода»?- спросил я, пытаясь ее понять.
- Хорошо, я объясню тебе. Посмотри вон туда,- она протянула руку, показывая линию, где небо соединяется с землей, и продолжила:
- Истинная свобода начинается с освобождения от догм и установок, принятых в обществе, от лживой морали и лицемерия. Освободись от всего этого, скинь оковы ложной стыдливости, и ты почувствуешь небывалый прилив сил, невиданное состояние войдет в тебя. Ты станешь свободен духом и телом, воспрянешь, вознесешься. И тогда ты увидишь новый мир, он откроется для тебя, светлый безоблачный, как чистое ясное небо и яркое солнце. Ее рука, лежащая на моем плече, вздрогнула, ярко-красные ногти впились в кожу больно и безжалостно. Она так увлеклась, что не заметила этого, продолжая свои наставления.
« Все утверждения о слабости женщины неверны и мало того, вредны»- подумал я, глядя на свое плечо и пальцы сжимавшие его и еще: «Такие мысли вводят в заблуждение и усыпляют бдительность, ведь известно сколь опасно бывает недооценивать»
Все это пронеслось в моей голове в один миг, едва я почувствовал боль.
Тем временем Таня продолжала:
- А, прежде всего, забудь о совести, запри ее подальше в своем сердце в укромный уголок и пусть она больше не гложет тебя по надуманным пустякам. Забудь ее лицо и вспоминай лишь тогда, когда почувствуешь необходимость. Необходимость же даст тебе твое воспитание и то, чему я научу тебя. Запомни то, что я тебе сказала,- закончила она, ослабила руку, а затем и убрала ее с моего плеча.
- Ну, все мне пора,- я взял портфель и направился к выходу.
- Подожди.
- Что?- я обернулся.
- Ты куришь?
- Да, а что?
- Хочешь бросить?
- Было бы неплохо,- ответил я неуверенно.
- Приходи вечером в больницу, я помогу тебе, это не займет много времени.
Я поспешил в школу, думая на ходу:
«Чем она может помочь мне? Каким образом? Исколоть меня и напичкать лекарствами? Непонятно…Но если она говорит значит знает и если обещает, то всегда держит свое слово.»
На протяжении всего дня я постоянно думал об этом и о том, о чем она мне рассказывала. Видел ее фигуру у окна, руку, указывающую вдаль, лицо, то строгое, то приветливое. Я верил ей, каждому ее слову, жесту, взгляду и пытался понять то, чего еще был понять не в состоянии, повторяя про себя отдельные особенно врезавшиеся в память слова: «горячее сердце», «холодный ум». Но как может ум быть холодным, ведь он теплый? Это мне было не понятно.
Ну «трезвый»- ясно, пить нельзя, это я понимал отчетливо.
Едва прозвенел звонок, я поспешил на улицу. Зайдя, домой я по привычке бросил портфель на диван и улегся рядом.
Вечер понятие растяжимое, каждый понимает его по-своему. Для кого вечер начинается после пяти часов, а для кого после семи. В некоторых книгах, которые я читал «вечером» считалось так же и время, которое для меня было ночью – полночь, например. А может это поздний вечер? Если есть поздний вечер, значит, существует и ранний вечер.
Вне всякого сомнения, решил я и поспешил в больницу, так как часы показывали пять часов.
Непонятно только вечера или еще дня?
«Московское время семнадцать часов»- сказал суровым голосом диктор по радио. Я принял это как побуждение к действию и через пятнадцать минут был уже возле больницы. Поднявшись по черной лестнице от двери, которой имел ключ к тому времени я очутился в небольшой прихожей, там тоже была дверь, которую я открыл ключом.
«Скоро у меня будут ключи от всех дверей в больнице. Она дала их мне, потому что доверяет, и я тоже верю ей как никому другому, ну разве что еще собственной матери»- думал я, гордо шагая по больничным коридорам.
Дальше была последняя дверь, которую я должен был открыть в конце своего пути, от нее так же имелся ключ, но прежде чем открыть я должен был постучать вначале, из уважения. Так я и сделал.
- Да, да, заходи.
Я зашел, потерев немного ботинками о порог, так как коврика на нужном месте не имелось.
Таня сидела за столом и перебирала какие-то бумаги. Она подняла взгляд, кивнула мне головой в своей обычной манере, и вновь уткнулась в бумаги.
- Все-таки решил попробовать,- сказала она и отложила стопки листов сторону, прекратив свои занятия.
- Я должна предупредить тебя, что это не совсем обычный способ,- она подняла голову и внимательно посмотрела на меня.
- Все, что не обычно всегда интересно,- ответил я безразличным тоном.
- Хорошо,- она встала. У тебя с собой сигареты?
- Да. Вот они,- я подошел и протянул ей пачку.
- Я могу быстро отучить тебя курить.
- Интересно, каким образом?- удивился я,- Все пытаюсь бросить, бросал много раз, но начинал вновь.
- Хорошо, я покажу тебе, как это делается. Зажги сигарету,- попросила она.
Я зажег и затянулся.
- Ну что? Приятно?
- Да…- сделал еще одну затяжку и выпустил дым в сторону.
- Теперь дай мне сигарету,- попросила она.
Взгляд ее стал резким и холодным.
Я засмеялся:
- Что хочешь попробовать? На, возьми.
Теперь настала ее очередь усмехнуться.
- Оставь этот тон,- строго предупредила она и продолжила:
- Уговоры и беседы это все не то, неубедительно. Страх – вот истинный целитель, лишь он убеждает нас поступать правильно. Она взяла брезгливо двумя пальцами дымящийся окурок одной рукой, а другой развернула мою руку ладонью вверх.
- Смотри, как это делается!
Все остальное действие произошло столь быстро, что я не успел опомниться.
Таня быстро вложила в ладонь окурок и сжала мои пальцы, закрыв их своими, помогая себе другой рукой сдавила сильнее.
Она смотрела мне в глаза, не давая освободить руку. Я пытался вырваться, но не смог.
- Ну, как теперь приятно?- спросила она и только потом отпустила.
Я затряс рукой и отступил в сторону. Еще не совсем потухший окурок выпал из нее на пол. Таня раздавила его носком туфли и отпихнула в сторону.
Взбешенный я побежал по коридору в туалет, включил воду и сунул руку под холодную струю. Пока вода текла, я чувствовал облегчение, но стоило мне убрать руку, жгучая боль возвращалась.
Время от времени я поглядывал на себя в зеркало, висевшее над умывальником, и удивлялся, видя свое отражение:
Безумное лицо с выпученными глазами.
- Ну, как? Выключи воду, она тебе не поможет,- услышал я сзади голос и обернулся.
Таня стояла в дверях и смотрела на меня, на ее лице не было ни капли сострадания, одно лишь любопытство.
- Как ты могла так поступить со мной?! Тебе не жалко меня ни капельки? Неужели ты не любишь меня?- воскликнул я.
- Жалко,- ответила она виновато и вздохнула,- Но я поступила с тобой, таким образом, именно потому, что жалею тебя. Жалею, как никого и никогда не жалела. Я люблю тебя больше, чем собственного сына.
Лишь поэтому.
Боль напоминала о себе постоянно, и я никак не мог успокоиться, несмотря на слова, которые услышал сейчас.
- Интересно, - сказал я, разглядывая свою руку,- своего сына ты отучала курить таким же безжалостным способом?
- Ничего подобного. Но это другая тема и она не подлежит в данную минуту объяснению. Пойдем, я перевяжу тебя. Не сердись и успокойся, попытайся понять меня.
Мы пошли по коридору обратно в ее кабинет. По дороге Таня пыталась утешить меня разными способами.
- Ты ведь знаешь, что курить вредно. А я помогаю тебе это понять,- сказала она ласково.
- Но ты только что причинила мне вред и говоришь о каком-то вреде,- я поднес свою руку к ее лицу и остановился в недоумении.
- Это не вред, а если и вред, то отчасти. Реакция кожи на высокую температуру, вот что это такое и как к этому надо относиться,- пыталась она убедить меня,- Я причинила тебе вред малый и во благо, так как пытаюсь защитить тебя от вреда большего.
Теперь всякий раз, когда возьмешь в руки сигарету, ты вспомнишь ту боль, которую я причинила тебе и подумаешь: « А стоит ли?»
Мы пришли в ее кабинет. Она заботливо перевязала меня и, стараясь отвлечь от горестных мыслей, подвела к окну.
- Наверное, пойдет дождь,- заключила она,- смотри какое небо темное.
Стало заметно холоднее, я поежился, посмотрел на Таню и спросил:
- У тебя где-то было теплое одеяло?
- Давай ляжем,- предложила она,- Конечно, я чувствую себя виновной и хочу наградить тебя блаженством ни с чем не сравнимым. Она посмотрела на меня многообещающим взглядом.
- Разве ты еще не растратила свой пыл?
- Нисколько, напротив, я немало насытилась, наше небольшое приключение придало мне еще больше сил и толкнуло на новые подвиги.
- Интересно какие?
- Сейчас узнаешь. Ложись первый, а я на тебя.
14.10.78г.
Удивительно, но Танин способ подействовал, и я воспылал к ней благодарностью. В знак внимания и признательности я преподнес ей вазу для цветов из чешского хрусталя.
Я хотел это сделать торжественно и, неся вазу обеими руками, вошел в ее кабинет, щелкнул каблуками и наклонил голову.
- Огромное тебе спасибо! Ты так помогла мне.
- Ба!!! Вот это дельный подарок! Не то, что какие-то там цветы. Спасибо. Честно говоря, не ожидала.
Она подошла, чтобы принять вазу и поцеловала меня в щеку, чмокнув губами.
Я по привычке вытерся платком.
- Не волнуйся, я еще не успела воспользоваться помадой,- она оживилась и, подняв вазу вверх, топнула правой ногой,- Замечательно! Посмотри, как хрусталь играет на свету. Какие удивительные огоньки и блестки.
- Да, переливается, забавно,- я тоже обрадовался, видя, что у нее улучшилось настроение.
Сегодня она выглядела очень хорошо, даже по-особенному хорошо. Я смотрел на Таню и восхищался, думая: « Поразительно, как изменяется форма ноги женщины, стоит ей надеть высокий каблук. Как приятно всякий раз видеть это таинственное превращение. И вообще из чего состоит образ женщины? Что его создает и что питает? Из чего он складывается? Из цвета глаз и волос без сомнения, прически, одежды, формы лица с дополнением необходимой косметики и голоса, каким она говорит и еще кучи остальных мелочей таких как: запах, взгляд, жесты рук, походка. Это все должно действовать неотразимо, колоть как маленькие иголочки и прямо в сердце. Лишь сумма всего этого даст необходимый результат. А бывает по-другому: зацепишься за что-нибудь одно и есть! Вот оно чувство. Иногда хватает одного лишь волоса, упавшего с расчески, чтобы поднести его к губам».
Таня тем временем, вдоволь налюбовавшись на мой подарок, поставила его на полку, подошла ко мне, обняла и усадила на диван, присев вместе со мной.
- Как здесь жарко,- сказал я,- Уже отопление работает?
- Да, здесь довольно жарко,- она кивнула головой, затем приложила руку к груди и сказала:
- А здесь еще жарче!- она улыбнулась и поцеловала меня.
- Я так и знал, что тебе понравится. Ты не из той породы женщин, которые хотят, чтобы им дарили цветы за «красивые глазки»
- Я всегда считала, что подарок надо заслужить, а к цветам относилась всегда спокойно. Не подарили и ладно. И вообще я считаю, что цветы как бы ни красиво это выглядело вначале, в конце концов, всегда оказываются в мусорном ведре. Это участь увядающей красоты и так устроено природой. Рождение, жизнь, смерть. Когда мы срезаем цветок, не лучше ли знать нам, на что мы его толкаем, лишая жизни сознательно.
- Абсолютно с тобой согласен и предпочитаю любоваться на цветы, растущие в поле или, скажем, в саду, в оранжерее, например.
Таня воодушевилась, видя мою поддержку, и продолжила:
- А возьми этот праздник Новый год? Сколько срубленных бывших когда-то живыми, елей?
При виде этой горькой картины меня всегда охватывает безмерное чувство жалости. Оно портит весь праздник. А эти бестолковые дети, пляшущие вокруг бедного дерева и взрослые, толкающие их на это, устраивающие столь безжалостные оргии? Разве такая картина не заставляет поджимать губы, негодовать и возмущаться? Ребенок он и есть ребенок, дитя будет делать то, что ему скажут взрослые. Вот откуда берется жестокость с самого раннего детства.
- У тебя жестокости хоть отбавляй,- заметил я.
- Ты тоже не лишен ее, но моя жестокость оправдана и обращена во благо, она нацелена на добрые дела. Хотя иногда я позволяю себе исключения. Вот я и применила ее к тебе. С раннего детства можно сказать с самой колыбели я задумывалась над этим. Мне всегда, сколько я себя помню, было интересно, как изменяется лицо человека, когда он страдает не по своей воле, но если его заставляют страдать? Когда бьешь собаку, она скулит. Но сказать ничего не может. Этого оказалось мало для моего восприятия. Я не могла определить, какое количество боли я должна причинить для убеждения и достижения, в конечном счете, наилучшего результата. Человека мучить намного интереснее, хотя бы лишь потому, что он говорит и может выразить словами то, что чувствует. Можно войти во вкус и развернуться!- она выпрямилась и подняла голову.
- И давно ты занимаешься такими исследованиями?- спросил я заинтересованно.
- Давно, с тех пор, как работаю в больнице. Да взять бы простой укол. Его можно сделать по-разному.
- С разным количеством причиненной боли?
- Совершенно верно. Какой шприц, какая игла, и наконец сам укол. Все имеет значение.
- Теперь я понимаю, почему ты не хочешь иметь детей.
- Нет, не поэтому, мне не нравится сам процесс. Мое время ушло, и я не хочу его возвращать. Силуэт женщины с коляской, не спеша прогуливающейся по парку, меня совсем не привлекает. И потом эта глупая улыбка в тот момент, когда она наклоняется над ребенком, вызывает у меня усмешку и ничего более. Я не хочу быть на ее месте. Хотя есть такие, которые ей завидуют, и многое бы отдали, чтобы вот так вот прогуливаться по парку.
- А какие отношения у тебя с сыном?
- Почти никаких. Один раз я заболела очень серьезно, именно тогда с моих глаз слетела розовая пелена, мой сын немало этому содействовал.
- Чем же он насолил тебе?
- Бессердечный! Я поняла это слишком поздно. Ему нужны были только деньги. Он даже ни разу не позвонил и не спросил: « Как ты?». Одно лишь слово. Как мало и как много. В зависимости от момента. Я лежала еле живая, и мне было очень плохо. Тогда я решила наказать его.
- Ты сделала ему укол, как отчиму?
- Нет, это было бы слишком просто. И зачем мне, матери, убивать собственного сына? Я задумала другое, хотела довести его до слез, как он меня доводил, когда-то. Пусть почувствует, как было мне тяжело, когда он бросил меня. Но опять эти женские слабости!
Стоило мне прикоснуться к нему и приласкать, как он тут же впадал в блаженно-умиротворенное состояние. Я торжествовала, видя это, и царствовала, стоя над ним. Я имела силу. Теперь же я слаба, он вышел из-под моей власти вместе с игрушками в той деревянной коробке, которую я подарила ему на день рождения. Солдатики, машинки, паровозики, с которыми он так любил возиться в своей комнате. Один раз я налупила его изрядно и выгнала на улицу. Зашла к нему в комнату, уже успокоившись, и увидела игрушки, разбросанные по полу, маленькие тапочки. Мне стало жаль его. Я посмотрела на это другими глазами и подумала: « Разве можно обвинять кошку в том, что она ловит мышей, а мышей за то, что они грызут продукты? Это неприятно вызывает злость, но такова их сущность и так они устроены.
Не надо рожать детей, не будешь потом злиться на их шалости».
Иногда, в темное время суток я входила в комнату сына, чтобы что-то сказать ему или спросить и случайно наступала на солдатиков, поставленных им зачем-то у самой двери.
Я ломала их стройные ряды, потому что они были слишком малы для меня, я не видела их и не могла заметить. А он стоя на коленях возмущался, видя, что я потревожила его игрушечный мир. Для него они были большими и настоящими. А в ванной, когда я купала его…
Таня положила голову на подушку и продолжила:
- Он так смешно хлопал своими маленькими ручками по воде. У него был пластмассовый утенок, желтенький, такой с красным клювиком, он его очень любил и всегда таскал с собой.
- А машинок на колесиках у него не было?
- Ну, как же! – Таня заулыбалась, охваченная волнительным воспоминанием,- Была одна большая на веревочке. Он возил ее за собой по коридору, но когда отвалилось колесо, ее пришлось выбросить и потом она так ужасно грохотала.
- А что он еще любил? Расскажи, пожалуйста.
- Еще он любил высовываться из окна и пускать мыльные пузыри, провожая меня на работу, они разлетались по ветру красивые, легкие, а он смеялся радостно. Я улыбалась ему и махала рукой.
14.10.78г.
Едва я переступил порог, как Таня тут же вскочила с места. Ее халат был расстегнут снизу.
- Здравствуй, Танечка, как ты себя чувствуешь?
- Вот уже несколько дней как мы не встречались и не ложились в постель,- сказала она и подошла ко мне,- Тебе надо подстричься, ты весь какой-то замученный.
Она оглядела меня с ног до головы опытным взглядом.
- Пойдем скорее,- она кивнула головой в сторону дивана и стала гладить мне спину, опускаясь все ниже,- Я долго ждала этого вечера, предвкушая сладостные мгновения,- прошептала она.
Мы легли на диван. Таня расстегнула халат еще больше, и я увидел ее голое тело.
- Когда в последний раз ты удовлетворял меня, не помнишь?- сказала она и не выслушав ответ закрыла мой рот поцелуем.
- Нас послали на овощебазу и я был немного занят,- ответил я как только смог.
- А я вчера плохо себя чувствовала, но сейчас мне стало намного лучше,- она поцеловала меня еще раз.
В это время я гладил ее грудь и почувствовал, как постепенно твердеют соски.
- Как же давно мое тело не содрогалось от оргазма! Я стала забывать вкус свежей спермы…Подумать только! Мне кажется, даже на смертном одре я буду мечтать об этом.
Больше мы ни о чем не говорили. Все было сказано. Я опустился ниже, к ее бедрам, возбуждаясь все больше и больше, запах влагалищных выделений способствовал этому.
- Какой ты ненасытный!...Что еще? Я устала.
***
Таня сползла с дивана и пошатываясь пошла в душевую, но перед дверью остановилась, обернулась и поманила меня рукой.
- Пойдем?- спросила она, поправляя волосы.
- Как вместе?
- А что здесь такого? Все нормально. Мы же в постель ложимся, почему бы нам не помыться вдвоем?
- Верно,- заметил я, и, спустив ноги с дивана, пошел за нею.
- Я люблю, чтобы мне терли спину мягкой губкой, это расслабляет и не только спину,- Таня убедительно взглянула на меня и включила воду.
- Помой меня, потом я тебя,- предложила она,- В постели одно, а в ванной другое, совсем другое.
- Можно придумать разные позы?- спросил я.
- Все позы давно придуманы,- она улыбнулась,- Но ванна может стать продолжением постели и еще каким продолжением!
Мы напустили в воду шампунь и улеглись.
- Да, действительно, продолжение, и какое интересное! Здесь все по-другому.
- Вот видишь?- Таня подняла рукой пену.
- На что похоже?
- Облака?...
- Ароматные облака любви,- она поднесла руку к губам и дунула. Несколько пузырьков поднялись и закружились по воздуху.
- Да…Лежать в облаках любви и ласкать друг друга.
***
Когда Таня расчесывала волосы, то сначала она поворачивалась и смотрела на дверь, расчесывая одну сторону – левую, а когда расчесывала правую, то смотрела в окно, наклонив голову. Она молчала все это время. Несколько раз я подходила к ней, пытаясь взять расческу и попробовать самому, но она не давала. Потом все же разрешила.
- Смотри осторожно, начинай с кончиков, затем поднимайся выше и придерживай рукой, чтобы не рвать,- предупредила она, наклоняя голову.
- Хорошо,- я, бережно придерживая ее волосы одной рукой, стал расчесывать.
Таня замолчала и сидела тихо, ей было очень приятно.
Теперь давай немного посмеемся,- сказала Таня, подойдя к окну, выходящему во двор. Я подошел и встал рядом с нею.
- Смотри,- она показала рукой вниз,- Видишь?
- Пожилой доктор в очках, вежливый такой.
- Индюк надутый – вот он кто,- определила Таня и засмеялась.
Я тоже хохотнул:
- Верно подметила. Действительно похож.
- Он не всегда был такой вежливый. Но я научила его как надо себя вести со мной. Когда я пришла сюда в первый день на работу, здесь творилось такое… Безобразие – не то слово. Но я быстро навела порядок. Расставила все по своим местам. Пятерых пришлось уволить, они не хотели подчиняться мне. А этот индюк с перепугу бегал по этажу и твердил: « У меня новокаин закончился!» Иногда он бывает забавным, особенно после того, как меня назначили завотделением.
- Посмотри сюда,- она указала рукой немного правее.
- А это кто?
- Курица-наседка, так я таких называю. Я задумался, затем спросил:
- Курица, понято, но почему «наседка». Она кого-то высиживает?
- Детей, вот кого!- Таня вновь засмеялась, так сильно, что потеряла равновесие и мне пришлось обхватить ее руками, чтобы она не упала.
- Вот это действительно весело! Представь,- сказала она немного успокоившись,- Женщина выходит замуж, рожает, ее бока округляются, а грудь увеличивается в размерах.
- Ну, это естественно,- заметил я,- мне нравится округлые формы, они радуют взор и поднимают настроение.
- Рада это слышать. Считаю, как комплимент в свою пользу приятная полнота лишь украшает женщину, наполняет ее внутренней энергией, придает больше женственности ее телу. Но курицы-наседки из другой породы. Они давно перестали быть женщинами, а превратились в толстозадых птиц с многоголосым выводком.
Таня осуждающие покачала головой и продолжила:
- Зачем она красится? Никак не возьму в толк. Для кого? Желание кому-то понравиться? Непонятно…Курица с оловянными глазами, которые она зачем-то подкрашивает, видимо по привычке.
- Может быть, чтобы кто-нибудь сделал ей комплимент и порадовал ее?- предположил я.
- Могу сказать одно. Когда она придет домой, она может увидеть жалкую картину. Что ее муж, на которого она в начале жизни возлагала столько надежд, сидит на кухне с дружками и пропивает получку, а дети бесхозные шатаются по двору. Потом его наглая пьяная рожа, которую она уже успела возненавидеть, ухмыляется и начинает лапать ее на глазах у всех. Она слышит отговорки вперемешку с матом. Какое тогда возникает у нее желание? Нетрудно догадаться.
- И какое же?
- Дать ему по башке сковородкой!
- Это уж точно,- я согласно закивал головой и предложил:
- Еще можно кастрюлю на голову надеть…
- Верно. И выгнать на улицу. Пусть так и идет с кастрюлей на голове. Вот это картина!
Мы переглянулись и засмеялись одновременно. Я закончил смеяться первый и, глядя на Таню, которая еще не могла успокоиться, заметил:
- Согласен с тобой, такие женщины довольно примитивны, их мозг настроен только на то, куда бы приземлить свой толстый зад, набить брюхо поплотнее и заодно напичкать свой выводок.
- Жизнь заставляет их быть такими, и глаза их давно утратили былую живость, присущую молодости,- печально заметила Таня.
- Значит они старые?
- Старость должна быть мудра, а это не старость.
- Она блондинка, а блондинки все дуры, я читал где-то.
- Позволь с тобой не согласиться,- она нахмурилась.
- Это еще почему?
- По-твоему, стоит мне перекраситься в другой цвет и я сразу стану дурой? Превращусь в глупую женщину? Причем здесь цвет волос?
Я задумался.
- Нет. Ты переворачиваешь все с ног на голову,- заметил я после некоторого замешательства.
- Я совсем не то имел в виду.
- А что же?- Таня начинала злиться,- Это натуральные блондинки дуры, а крашеные нет? И все из-за одной коробочки «Londa color» ? Пересмотри, пожалуйста, свои убеждения. Нельзя жить с такой жизненной позицией!
Она никак не могла успокоиться и стала нервно прохаживаться по комнате, рассуждая:
- Ну, надо же, подумать только! Как можно придти к такому выводу? Да у меня в голове никак не укладывается!
Она повернулась в мою сторону.
- У тебя что большой жизненный опыт в этой области?- спросила она и всплеснула руками,- ну конечно же, как я могла забыть, ты ведь проводил длительные исследования и защитил диссертацию. Я вижу перед собой кандидата наук, ученого посвятившего всю свою жизнь этой проблеме. Скоро станешь академиком…
Я вышел из комнаты.
16.10.78г
Вечером я открыл ее кабинет, но он оказался пуст. Тогда я пошел по коридору в надежде отыскать Таню. Было около десяти часов вечера. Везде горело дежурное освещение, и от этого безлюдные коридоры и комнаты становились еще безлюднее и мрачнее.
Наконец я нашел ее в операционной, она стояла возле стола с инструментами и наклонившись что-то искала, старательно перебирая блестящие предметы.
На ней был надет белый халат, застегнутый на все пуговицы, черные волосы, собранные сзади в хвостик, очень туго, как мне показалось. Выражение ее лица было серьезным и сосредоточенным. При ярком свете операционной лампы все это выглядело необычно и загадочно. Она заметила меня, повернула лицо и спросила:
- Что смотришь? Как будто в первый раз …..
В ее глазах мелькнули недобрые огоньки.
- Ты как-то по-другому сегодня накрасилась или это освещение?- ответил я.
- Что, нравится?- она смягчилась,- Тушь не черная, а темно-синяя, по случаю достала.
Внешность обманчива, ох как обманчива. Можно так ошибиться, что всю жизнь будешь помнить, как я когда-то в молодости. Присаживайся, что смотришь, чайник еще горячий,- предложила она, указав рукой на кушетку, и стала прохаживаться, по привычке взад и вперед, как она всегда делала, если ее завлекала тема разговора.
- Когда ты увидел мое красивое личико, то сразу влюбился. Ты ведь не знал, что за ним скрывается и лучше бы тебе не знать этого до самой моей смерти.
- Ты говоришь очень странно, мне непонятно. Нам хорошо вдвоем пусть так будет и дальше,- ответил я.
Таня продолжая прохаживаться, казалось о чем-то думала, она вдруг остановилась, сняла резинку с волос и расчесав их прицепила заколку в виде бабочки со сложенными крыльями, темно-синего цвета с золотыми узорами, затем повернулась ко мне и спросила:
- Чем сегодня занимался?...А? Валялся на диване, уткнув глаза в ящик?
- А что еще было делать? Верно. А ты чем?
Я заметил несколько капель крови на ее халате, они виделись отчетливо.
- Как странно, я не перестаю этому удивляться,- ответила Таня задумчиво, наклонив голову,- еще час назад он сидел в приемной, здоровый уверенный в себе юноша. А потом….Его лицо полное ужаса и отчаяния. Затем он превратился в капризного ребенка, плачущего, закрывающегося руками и всего за каких-то несколько минут. Мне нравится разглядывать мужчин с накачанными мускулами, кажется, их тела налиты свинцом. Большинство женщин восторгаются такими, я же внутренне смеюсь, зная как легко с ними справиться. Что такое мускулы? Живая плоть, ткань, острый метал, направляемый умелой рукой режет ее легко и уверенно,- она кивнула в сторону своих инструментов. Затем, желая привести пример, взяла один и сказала гордо и торжественно:
- Вот, погляди, этим можно искалечить на всю жизнь,- она чуть усмехнулась и повернула из стороны в сторону щипцы с изогнутыми, как крючья, концами.
- Да, выглядит устрашающе,- заметил я с опаской наблюдая за Таней, не зная, что взбредет в ее голову.
- Что же с ним все-таки произошло?- спросил я, пытаясь отвлечь ее.
- Его изменил страх,- она подняла голову и посмотрела на меня грустным усталым взглядом,- Мы не боимся, пока нас никто не пугает. Но стоит….- она взяла в руку скальпель,- попробовать, как все изменится за какие-то секунды. Есть люди, которые теряют сознание при виде крови, им становится дурно и лицо бледнеет. Тогда можно причинять боль, затем облегчение, давать немного отдышаться и вновь давить. Зло гораздо интереснее добра. Поверь мне. Жестокость, к которой я прибегаю насыщена и откровенна.
- Таня, ты причиняешь страдания и проливаешь слишком много крови. Там на Суде,- я поднял вверх указательный палец,- Что скажешь ты в свою защиту?
Она задумалась, и взгляд ее стал тревожным. Через несколько секунд она ответила:
- Все мы предстанем перед Богом…Все….Каждому воздастся по делам его. Думаю, он будет благодарить меня.
- Благодарить? За что?- воскликнул я в недоумении.
- За то, что я помогала Ему здесь на Земле. Он не может разговаривать с каждым человеком в отдельности, людей слишком много, хотя иногда такое и случается. Поэтому он поручает такую рутинную работу ангелам и людям, чтобы они занимались воспитанием людей здесь на месте, наставляли их на путь истинный, исправляли то, что еще можно исправить. К тому же разговоры это так неубедительно.
- Таня, скажи, а какою была твоя первая брачная ночь? Ты долго ждала ее и была девственницей?
- Ничего особенного, как у всех. Девственницей я не была. Подцепила парочку молодых парней, когда училась на медицинском.
Она оживилась, чувствуя интересную тему.
- Брачная ночь,– какая чушь! Не верь этим лживым сказкам. Люди сами себя обманывают. Хочешь быть обманутым? Беречь девичью честь для одного любимого. Как быстро разбиваются эти стеклышки о суровую прозу жизни. Нередко этот один-единственный оказывается подлецом и ты думаешь: « Для кого я берегла свою честь? Стоило ли? Скольких мужчин я лишилась из-за собственной глупости, а ведь кто-то из них мог составить мне пару».
Лучше обманывать самой, чем быть обманутой.
Она замолчала, положив голову на мое плечо. Я обнял ее и прижал к себе. Мне нравилось сидеть с ней вот так в обнимку. Во всем этом присутствовало ощущение близости, в каждом взгляде, прикосновении. Я что-нибудь читал ей пока, она засыпала. Она слушала или дремала, закрыв глаза, вставляя изредка свои замечания. Я, глядя на нее, тоже начинал дремать. Постепенно наши разговоры стихали, вопросы и ответы слышались реже, а голоса все тише.
- Я вспомнила,- тихо сказала Таня и подняла голову.
- Что ты вспомнила? Танечка, расскажи.
- Своего сына. У тебя глаза как у него. Вы похожи. Такой же взгляд, каким он смотрел на меня в тот день, когда порезал руку. Порез был глубокий, я еле остановила кровь.
- Он плакал, наверное?
- Нет. Совсем нет, ни одной слезинки,- прошептала она,- Этот шрам остался у него на всю жизнь. Вот когда он потерял своего утенка, тогда он действительно плакал, безутешно и горько. Я хорошо помню этот день. Он никогда не плакал от боли, даже когда я била его.
- И часто ты так делала?
- Иногда, бывало. У меня не было другого выхода. Жестокость неизбежна, когда она оправдана. Есть разговоры, которые нельзя прерывать, пока они сами не закончатся.
- А может он просто не чувствовал боли? Может быть такое?
Она встала и подошла к столу с инструментами.
- Какие красивые, блестящие! Еще девочкой я любила касаться их пальцами, ощущать холодность металла. Я думала: « Белая кожа и холодный металл с острым лезвием».
- Я хочу, чтобы ты сам попробовал. Возьми,- она протянула мне скальпель и показала на свою руку,- Попробуй. Не бойся. Хотя бы раз.
Я неуверенно замотал головой.
- Нет, что ты. Не могу.
- Можешь. Сожми крепче, и когда будешь делать это, смотри мне в глаза. Ощути эту власть над плотью. Власть жестокости. Ее силу.
- Когда увидишь кровь, не останавливайся и не бойся. Прошу тебя. Я хочу так….
Она руководила событиями, делая необходимые замечания не только голосом, но и взглядом.
- Не опускай глаза, иначе связь прервется,- продолжала Таня,- Рука дрожит только первый раз. Потом уже нет.
После того, как появился нарез, она вздохнула и замолчала, закрыла глаза и стояла, как пьяная.
- Такого состояния я не ощущала давно, с самого детства,- промолвила она через некоторое время и открыла глаза,- спасибо, мой милый. Было нечто, похожее очень давно. В тот день я встретила сына возле школы, увидела, что он курит, и ударила его. На глазах у всех. Отчасти, я почувствовала то же, что и сейчас, похожее состояние охватило меня. Щека моего мальчика покраснела, он поднял шапку, упавшую на землю и удивленно смотрел на меня. Я взяла его за руку и повела домой, и рука его была горячей, такой горячей….
Она замолчала.
Опять жалость, она вышла наружу. Как ее бывает много...Как много. Целое море жалости.