Вокруг всё поглощало своею пустотой: белая кафельная плитка, с пятнами краски десятилетней давности; высокий потолок с ржавыми подтёками, яркий, до боли в глазах, свет дневных ламп, и не прикрытое занавесками окно, ведущее в сад, где склоняли свои понурые ветви, плаксивые деревья, в гниющей, умирающей листве…
Её пустой, полуживой взгляд скользил по прямой поверхности шероховатых стен, он блуждал между углами потолка, через пыльные лампы, шкафы, полки, так медленно и осторожно, словно хотел что-то найти, найти то, что так сильно пожирало её изнутри, частику за частичкою, всё сильнее и сильнее, с каждой минутою давя огромным весом на больное, изможденное сознание. Этот действующий взгляд, как и тяжёлое, прерывистое дыхание – было то единственное, что, казалось, осталось от неё той самой, живой, но уже не живущей женщины. Да нет, не казалось, а именно осталось! Остался тот холодный образ, оболочка, сосуд, тень, - под названием человек!
Скорчившись от тупой боли в жалкий комок, она уже не плакала, она уже забыла, что такое солёный привкус слёз в душе, что такое чувства одиночество, страха, горя и скорби. На смену им пришла огромная, нарастающая пустота бессмысленности. Это тёмное облако, зародившееся в нутрии неё, и убившее женский смысл существование, росло с каждым её вздохом, становясь всё сильнее. Секунда за секундою, минута за минутою, час становился вечным круговоротом стучащих стрелок. Их тихий шаг, теперь уже не вёл в будущее сияющей надежды, он остановился, там, где она оставила главную часть своего, ещё тогда, живого существа, навсегда попрощавшись с возможностью быть…
Ей так хотелось остановить всё это: взять рукою, прикоснувшись к часам, прервать свою жизнь, закрыть глаза, ослепнуть, не слышать, заснуть, не проснуться, забыть себя, не помнить, не знать, стереть улыбки людей, стереть их жалость, стереть их счастье, стереть их голоса в своей голове, стереть весь мир с самой собою раз и навсегда…
А перед глазами, в мыслях, как плёнка крутились кадры чёрно-белого кино прошлого: белые халаты медсестёр, иглы, зажимы, процедуры, капельницы, врачи, чужие голоса, эхо надежды, она и снова она…
Придя в пустой дом, она небрежно скинула у порога красные сапожки на высоком каблуке, подошла к бару, где стояли запасы самого дорого вина её мужа, и налив полный бокала, отпила глоток, - это было, то единственное бессмысленное действие, на что у неё могло хватить сил. Оно не стирало память, не позволяло вылечиться от недугов, не помогало изменить прошлое, не придумать настоящее, оно просто затуманивало рассудок, делая и без того вялое тело ещё более тяжелым и расслабленным.
На долю секунды, казалось её уже нет. Тишина, темнота, одиночество, она, словно растворившись во всём, как тень в ночи, не чувствовала себя. Но что-то вновь и вновь заставляло открывать опухшие веки, озираясь по сторонам. А вокруг была роскошь: изгибистые бра, расписные стены, полотна известных художников, стоящие на полках статуэтки, хрусталь, фарфор, лежащие в открытых шкатулках дорогие изделия из золота, серебра и камней, свечи, шелк, зеркала, сделанная на заказ мебель в строгих деловых тонах, - изысканная утонченность хорошего вкуса и сдержанности, - всё то, что должно было радовать человека, но только ни её…
Муж пришел позднее обычного. Он, погруженный в себя, зажатый и скованный, как всегда прошел спешным уверенным шагом через прихожую, широкий коридор, залитую мрачным светом гостиную, в спальню, не обратив ни малейшего внимания не только на разбросанную женскую одежду, открытую, к тому времени уже полупустую, бутылку вина, но и на блёклый еле заметный силуэт, сидящий где-то на полу, возле холодного камина...
Ночь разливалась черными переливами по закоулкам города, ныряя в самые потаенные уголки домов, с целью завладеть последними лучиками искусственного света. Она окутывала женское тело тёплой вуалью теней, пока тиканье часов начинало отсчитывать минуты чьей-то жизни.
Наутро муж нашел жену в ванной. Цветные зажженные свечи до сих пор ещё горели, а воск плавно стекал маленькими струйками, образуя на кафеле кривые бесформенные узоры, перемешиваясь с разлитым красным вином между стёклом разбитого хрустального бокала и таблеток. В холодной воде, в намокшем белом шелке ночной сорочки лежала она, по-прежнему красива и изящна, - тонкие пальчики рук, пряди сырых белых волос, длинные ресницы, плавне линии тела, - словно ушедшая в недолгий сон, но забывшая вернуться…
У неё было все, о чем мечтают люди, для того, что бы быть счастливой, кроме одной простой вещи ради чего стоило дышать – возможность привнести в этот мир новую жизнь….
5 апреля 2011