Стоим мы с Тимохой в очереди за водкой. Очередь длиннющая. Это было благодатное для очередей время талонов и пустых прилавков. Так называемая «перестройка», когда с экрана ЦТ вещал уважаемый Николай Иванович, жаловался на своих министров, что они его не слушаются, и слёзно сетовал на отсутствие денег. Так и хотелось скинуться ему по трояку.
В километровых очередях сколачивались шайки преступников и завязывались знакомства. Можно было понять характер приглянувшейся бабёнки, когда истощалось терпение от многочасового стояния. И они присматривали себе мужичков. Тимоха заливается соловьём, чувствуя на себе небескорыстные женские взгляды. Одна, лет сорока так, несчастье, видно, засыхающая без мужской ласки, стояла к нам спиной, но ухо её, как антенна локатора, так и зашевелилось, когда мы с разговоров о рыбалке и охоте перешли на болезненную для неё тему – о любви. Я для затравки подпустил пару анекдотов и подмигнул Тимохе. Он понял и начал винтить о друзьях ; классных мужиках, которые измаялись без баб, только и мечтающих жениться, да самим лень искать. Я подбадривал его взглядом: давай-давай! Женщина заёрзала, насколько это было возможно в очереди и потихоньку начала задним ходом двигаться к нам. Мы с Тимом обменялись взглядами: "Клюнула!" Я жестом остановил его трёп: «Да что ты, друг, понимаю. У меня живёт Боря. Не пьёт, не курит, спокойный, здоровенный. А уж насчёт секса, так пятерых за ночь может уделать, только подавай. Наночка его померла, полгода один живёт». Глаза у Тимохи округлились, но я показал ему кулак и продолжал расхваливать Борю: "Уж Нана его так любила! Целый день возле него крутилась. Отойдёт на минутку и опять к нему бежит. Что наши бабы ; одна ругань с ними! А Наночка с Борей жили душа в душу, никогда не ссорились». В таком духе я продолжал не меньше получаса. Тимоха только головой кивал, опустив глаза.
Подошла наша очередь. Взяли мы по две бутылки "Зубровки" и протиснулись из толпы на выход, счастливые. А что, бывает, не доставалось. Глядь, подруга эта стоит у входа, тоже «отоваренная». Я тихонько толкнул Тимоху под локоть. Он сразу врубился: «Эх, выпить бы, да бабы нам головы оторвут, если не донесём. На их талоны брали». И со своей солнечной улыбкой обратился к нашей бывшей соседке из очереди: «А ты, красота, что стоишь? Небось, выпить не с кем? Дак составим компанию?» Та заулыбалась: «Угощу вас, ребятки, а вы мне Борю вашего покажите. Уж больно вы его расхваливали». Мы с другом переглянулись. Нужно было остановиться, но сил не хватило. Я даже зевнул, показывая скуку и незаинтересованность: «Ну, что ж, пошли, коли не лень, - хотя самого уже душил смех. ; Как звать-то?» «Зоя». Пока шли, я без умолку болтал на нейтральные темы, боясь, что Зоя спросит про Борю. Тимоха скособочил шею и шёл, глядя в сторону. Когда пришли во двор, я громко крикнул: «Бо-ря!», пояснив Зое, что он сейчас придёт. Под яблоней стоял столик с посудой и стулья. Гостья достала бутылку и хлеб. Я открыл, стал разливать. Тим подставил, было, стакан, но я перехватил его руку: «Не трогай «степана». Сначала по «стёпочке». Нарезали хлеб, огурцы. Чокнулись – «за знакомство», выпили пахучую «Зубровку». Зоя тоже выпила, но все головой крутила, ища глазами Борю. Тут, как из-под земли, под столом появился крупный серый кролик и стал клянчить подачку, как собачонка или кошка, встав на задние лапы. Получив корочку, он весело ею захрустел. Я разлил по второй. Зоя подождала, пока мы выпьем, и поставила стопку на стол: «Не буду пить, пока Борю не увижу. Какой кролик у вас ручной». Ушастый, покончив с корочкой, прыгнул Тимохе на колени, испачкав брюки. Тим вскочил и заматюкался: «Ты что, Боря, охренел, что ли?» Я взглянул на Зою. Её лицо сразу застыло, посерело, потускнело. Ещё секунда, и заплачет. Но не заплакала. Махнула стопку в рот, закусила огурчиком. Я сунул ей в сумку свою бутылку: «Прости нас, идиотов. Уж такие мы, что не можем без розыгрыша. Мы тебя с Борей познакомим, с настоящим. Хороший мужик. Пьёт, правда, но не больше других. Сейчас в рейсе, дальнобойщик. А у этого крольчиха умерла, Наной звали. Такая умница была, жалко до ужаса. Хочешь, тебе его отдадим?» Она покачала головой: «Негде держать». У неё покатились слезы. Нагнулась под стол к Боре, погладила его, дала хлебца. «Ладно, мужики, пойду я. Спасибо за компанию». И ушла, не глядя на нас. Мы молча допили бутылку, потом Тимоха с отчаянием рубанул рукой по столу: «А ...», и достал свою: «Погано на душе. Давай и эту прикончим. Моя всё равно ругаться будет, да и ей меньше достанется». Так и разошлись. Утром съездили на рыбалку, а когда вернулись, сначала зашли ко мне. И остолбенели! Под яблоней сидели Зоя с соседкой, присматривающей за моим домом. На столе стояла бутылка «Зубровки», а под столом грыз корку белый, черноухий кролик. Судя по тому, как возле него суетился Боря, это был не самец.