Надюк. 1946 год.
Все персонажи вымышлены, любые совпадения случайны.
Голодные коровы, отпущенные на волю, вынужденно жевали пожухшую зелень. Единственная кормилица семьи Сорокиных, Пеструшка, измученная голодом и жаждой в сумерках понуро вернулась домой.
Вера загнала во двор любимицу, которая настойчиво требовала еду и питьё. Хозяйка, прихватив коромысло и вёдра, спешно пошагала к колодцу. она с усилием вытягивала ведро из колодца, когда вдруг почувствовала ледяное прикосновение и неясный шорох. Испуганно обернувшись, женщина увидела Надюк с растрёпанными волосьями и красным лицом.
-Верук, дай воды-ы-ы, - дохнув могильным холодом, медленно, тягуче прошептала покойница, протягивая белые руки к ведру.
Вера с диким криком, побросав вёдра и коромысло, в ужасе, припустила в сторону дома. Ей было слышно, как полное ведро стремительно летело вниз, ударяясь о стенки колодца, громыхая и издавая зловещие звуки. С шумом и бряцанием, цепь стремительно раскрутилась, ведро булькнуло в воду и наступила мёртвая тишина.
В ту же ночь пастух Иван, как обычно, выгнал к реке колхозных лошадей в ночное. Кони мирно паслись. К утру мужика сморило, и он, притулившись к деревцу, незаметно задремал. Вдруг лошади беспокойно заржали, заволновались, начали метаться. Иван, вскочив на ноги, в свете полной луны увидел верхом на вожаке всадника в белом. Вздыбившийся конь пытался сбросить наездника. Не сумев освободиться от ездока, понёсся по кругу. Баба, безумно хохоча, держалась за гриву и, размахивая платком, поскакала вокруг пастуха. Остальные кони, тревожно фырча, последовали за ней.
Иван, стоя в центре образовавшего круга, приглядевшись, признал в беснующейся бабе ту же Надюк, недавно похороненную на кладбище. Он не мог перепутать её смех с чьим-то другим: сороколетняя Надюк жила с ним по-соседству. Иногда, беспричинно начав смеяться, она долго не могла остановиться. Насмерть перепуганный пастух стал неистово креститься, пытаясь вспомнить слова молитвы, которую ему часто повторяла мама. Видение исчезло.
Уже под утро, Ванька, Санька и Степан, проводив своих подружек, возвращались домой. Вдруг из заброшенного сруба послышался приглушённый девичий смех. Они с любопытством остановились. Полная луна осветила пустой проём окна, в котором мелькнула белая девичья фигура. Потом показалась молодка с распущенными волосами и нараспев протянула голосом его зазнобы: "Стёёёпушка, иди ко мнеее,- зазывно-маняще шептала.- Стёпушка, иди ко мнеее". Опешивший Степан подошёл поближе и с ужасом признал в девке покойницу Надюк. Парнишка, с криком: "Антикрист" сиганул прочь от дьявольского места. Вдогонку раздался жуткий хохот: "Ха-ха-ха". Ванька и Санька резво драпанули за удирающим дружком.
Новопреставленная являлась простоволосой после сумерек то одному, то другому, наводя ужас на жителей. Надюк умерла мучительной голодной смертью холодным мартовским днём. Несчастную похоронили на местном кладбище. Земля еще не оттаяла, долбить промёрзшую твердь не было сил. Устав почти каждый день хоронить своих односельчан, мужики, ослабшие от голода, наскоро, наспех разрыли неглубокую яму для Надюк. Так и похоронили.
Покой деревни был нарушен. Слухи и пересуды обрастали новыми жуткими подробностями, всё сильнее будоража народ. "Это Надюк виновата! - прошепелявила древняя бабка Акулина, сидя на завалинке в окружении встревоженных баб. - Она ведьма! Истинно ведьма! Это она наслала засуху!"
Дед Трифон созвал деревенский люд на сход. Старик, повидавший на своём веку всякое, предложил удостовериться в нелепых слухах. Взбудораженные и возбуждённые односельчане двинулись на кладбище. Действительно, на могиле Надюк таился свежий провал. Мужики, перекрестясь, раскопали могилу и опасливо открыли гроб.
Тело покойницы лежало на боку, смоляные волосы, при обмывании заплетенные в косу,были расплетены и растрёпаны. Платок, в котором Надюк была похоронена, куда-то исчез. Когда покойницу повернули, то от ужаса содрогнулись: лицо усопшей было багрового цвета. Дед Трифон, не медля, воткнул одним ударом в грудь покойнице дубовый кол. Из раны хлынула алая кровь, забрызгав всех стоящих у открытого гроба. Крышку гроба вновь заколотили коваными гвоздями. Гроб отпустили в яму и закопали. Опоганенный кол сожгли, а пепел развеяли по ветру.
Вернувшись с кладбища, сельчане сотворили ритуальный обряд "Семер-чук". Языческую церемонию менеузовцы совершили в жертвенном местечке Учук-вар. Зачерпывая из речки живительную влагу, люди щедро обливали друг друга водой. Чужих, проезжающих по деревне, тоже окатывали водой без всяких объяснений. Всех, кто не смог прийти на этот обряд, тоже обрызгивали водой. В этот день никто не остался сухим. После этого старшие совершили молитвы своим языческим богам. Потом из собранных по дворам скудных даров сварили жертвенную похлёбку в большом котле и все вместе вкушали.
На следующий день над деревней разверзлись небеса, и, наконец, полил вымоленный дождь.
продолжение http://www.proza.ru/2011/11/26/159