Техник выбросил трап, и Старый, стараясь перекричать шум вертолетных двигателей, крикнул:
- Кум и Филин – на прикрытие, остальным грузиться! Сначала Суслика и Макосея!
На землю спрыгнул летчик и пару раз присел, разминая ноги. Они обнялись со Старым, и летчик спросил:
- Ну, как вы тут, Старый? Прорвались?
- Да видишь, как! – Старый кивнул головой на тело снайпера, которого разведчики грузили в чрево «тушки». – Да раненых четверо – один тяжелый. Ты, в воздухе будем, крикни на базу, чтоб «санитарки» подогнали. Пацанов сразу в госпиталь надо.
- Сделаем, Старый! – ответил летчик, хлопая его по плечу. – Ты-то сам чего кривишься?
- Да, блин, контузию поймал опять! Голова раскалывается.
- У меня есть промедол, может ширнуть тебе?
- А списывать как будешь?
- На тебя и спишу. Я ж не себе его ширять буду!
- Ширни, братишка! А то уж совсем невмоготу.
Летчик лихо, на одних руках забросил свое тело в салон и через минуту спрыгнул с тюбиком в руке.
- Сам сделаешь, или помочь? - спросил он Старого. Тот лишь молча забрал у него шприц и сразу всадил его себе в бедро...
Разведчики заканчивали погрузку, забрасывая в салон тощие РД и оружие. Когда крайним шагнул на борт Кефир, Старый крикнул группе прикрытия:
- Кум, отходи! Филин, прикрываешь! – и шагнул на трап…
***
В этот день Саид потерял двоих братьев… Первым погиб младший - Ризван: растяжка взорвалась в двух метрах от него, буквально, разорвав его тело в клочья. Во второй атаке погиб старший брат Саламбек: снайпер попал ему в переносицу. Упав на колени у тела старшего брата, Саид завыл волком, потому что он оставался последним в семье, и ему предстояла тяжелая участь - сообщить престарелым родителям о смерти сразу двоих сыновей. Но безжалостный амир Абу-аль-Дауд, который приехал в Чечню зарабатывать доллары, и ему было наплевать на потери моджахедов-чеченцев, рывком поднял его на ноги своей железной рукой и прохрипел: «Иды воевай, сука!»
В последней атаке пуля русского попала Саиду в ногу, прострелив насквозь мягкие ткани голени. Саид свалился, как подкошенный, и остался недвижно лежать, когда остальные моджахеды начали отход. Никто не обратил внимания на него, посчитав мертвым.
Он слышал шум вертолетных винтов и начал потихоньку подбираться к брустверу. Когда он достиг бруствера и осторожно выглянул из-за верхнего бревна, он увидел лишь одного русского, который отходил, пятясь, к вертолету, не спуская глаз с леса.
Саид вскочил на ноги, стреляя в русского одной длинной очередью, забыв в угаре мести о том, что при такой стрельбе только одна пуля может попасть в цель, а остальные уйдут вправо и вверх…
Он увидел, как дернулся пулемет в руках русского, и тело Саида, словно пушинку отбросило назад – на склон. Саид сползал по уклону на спине, пока его тело не уткнулось в дерево. Там он и остался умирать, истекая кровью…
***
Филин был уже у вертушки, когда у бруствера неожиданно возник дух, паля из автомата. Выучка Филина оказалась более высокой, он стрелял прицельно, видя, как пули пробивают грудь боевика. Его тело отбросило назад, и он исчез из поля зрения.
Филин шагнул к трапу и вдруг упал на колени, выронив пулемет и ткнувшись головой в землю.
Из вертушки выпрыгнул Кум и, взвалив тело Филина на плечо, в два прыжка поднялся на борт.
Технарь убрал трап, и вертушка начала набирать высоту.
Тут же по днищу гулко застучали пули боевиков, не причиняя, впрочем, никакого вреда бронированной машине.
Старый стащил пропотевшую разгрузку с плеч Филина и увидел край пули, пробившей грудную мышцу и застрявшей в ребрах. Удивленный, он развернул разгрузку и все понял: пуля АКМС, разбив вдребезги рацию, от которой остался только пробитый зажим, пробила насквозь снаряженный магазин в разгрузке, и, потеряв силу, застряла в теле. Но ситуация была почти та же, что и у Макосея. Кровь, даже через пробку, образованную пулей, ручьем текла из раны.
- Кто-нибудь, возьмите у летчиков аптечку! – крикнул Старый, не поднимая головы.
Несмотря на рев двигателей, из-за которых в салоне вообще не было ничего слышно, его услышали, и через минуту, Кум протянул ему санитарную сумку.
Старый плеснул на рану перекиси водорода и, разорвав ИПП наложил салфетку с бинтом на грудь Филина. В трясущейся кабине он не решился извлекать пулю, опасаясь, что это вызовет еще более сильное кровотечение. Вскрыв упаковку с промедолом, он провернул наконечник иглы, пробивая мембрану, и ввел обезболивающее в бедро разведчика.
И только после этого тяжело упал на решетчатое металлическое сиденье, чувствуя, что сил у него не осталось вообще. В душе опять возникло странное ощущение пустоты и мрака. Он низко опустил голову на грудь и закрыл глаза. Наверно, он свалился в глубокий обморок, потому что очнулся только тогда, когда услышал тишину: звонкую и яркую, до боли в ушах. Он поднял тяжелую, словно свинцом налитую голову и увидел своих пацанов, бережно снимающих с трапа Макосея. Тела Суслика на полу салона уже не было…
В проходе пилотской кабины стоял знакомый летчик, имени которого Старый так и не вспомнил, и с состраданием смотрел на Старого. Он не первый раз выдергивал группу из объятий смерти и знал, насколько выматывает физически и морально командира группы невероятно тяжелый груз ответственности за жизни пацанов.
Старый благодарно кивнул ему и тяжело поднялся с сиденья. От изнеможения его шатнуло и бросило на борт вертушки. Летчик дернулся, было, помочь ему, но Старый предостерегающе поднял руку...
«Господи! – подумал он, - неужели все кончилось? Еще один день в Аду...», и осенил грудь широким крестом…
Продолжение следует -