Вся жизнь – театр, люди в нем – актеры.
А я работник сцены, кукловод.
Это последний лист моего дневника, кожаной тетрадочки, вытерпевшей много дней в пути, много кружек с горячим кофе и «мой бред, поэзию и мрак». Похвально, что ты, мой ставленник и, быть может, ученик, дошел до этих строк. Считай, что это награда, потому как здесь я напишу тебе всего несколько советов, но они спасут твою шкуру, а главное – разум. Что ж, я мечтаю о спокойной жизни, но то, что со мной происходит, мне нравится не меньше. И, надеюсь, ты будешь со мною солидарен. В конце моего очередного дневника, не думай, что это единственный в своем роде, я расскажу тебе несколько историй. Итак, однажды, холодной зимой, в метель и вьюгу, я приехал в сумасшедший дом. Не спрашивай меня, что привело меня туда, в приют умалишенных и отчаявшихся, я и сам не знаю. Двери были маленькими и напоминали тюремные. Я с трудом подошел, борясь с каким-то неведомым чувством, напоминающим страх. Страх? Он был неведом мне, даже ребенком я ничего не боялся. Но я чувствовал тяжелое и гнетущее сопротивление. Мои глаза нестерпимо жгло, они были сухим, словно в них попал песок. У меня кружилась голова, стучало в ушах, прерывалось дыхание. Меня тошнило, а горло саднило. На губах чувствовалась кровь, ее соленый и железный привкус сводил меня с ума. Мое сердце колотилось с такой скоростью, что я не мог даже посчитать его удары. Никогда в жизни, даже когда меня выматывали мои иллюзии до истощения, до ломки, когда я пытался вкачать в миры, в их реальность все мои силы, балансируя на грани между всемогуществом и бессилием, когда использовал все мои силы, чтобы сделать что-либо частью этого мира, никогда, пойми, никогда мне не было так плохо. Я шел по коридорам, не осознав, что они пусты, полны стонов, стонов бездны. За углами меня преследовали жуткие монстры, такие, которых не мог представить и понять даже я. Было холодно, сквозь разбитые окна мел снег и на нем яркими пятнами сияла кровь. Здание было мертво и живо одновременно. Несмотря на то, что я не понимал, куда иду и что делаю, на то, что меня выворачивала наизнанку какая-то страшная сила, мои чувства обострились до предела, и повсюду я чувствовал смерть. Впрочем, сам дом жил. Жил неведомой для меня жизнью, заставляя из моих глаз течь кровь, ставшую верным признаком высшего напряжения моих и без того напряженных сил. Я поднялся на третий этаж. Двери был выломаны и выбиты какими-то созданиями, о размерах которых я имел весьма смутное представление. Только одна, самая невзрачная, была аккуратно приставлена к косяку, словно ее тронули по ошибке. Я постучал. На это движение мои измученные глаза и уставший разум откликнулись невыносимой болью. Кровь кипела на моих губах. Я открыл дверь, только потому что был слишком упрям и знал, что там, в комнате с решетками на окнах и скудной обстановкой скрывается нечто, безумно важное, то, что без сомнения сможет ответить на все вопросы, связанные с моей силой, с моим сознанием. Я почти ошибся.
В комнате на скомканных простынях, брошенных на пол, сидела высокая девушка в больничном халате. Ее рыжие длинные волосы были спутаны, глаза лихорадочно блестели, а губы – прокушены до крови. И еще одно, то, что заставило меня вздрогнуть: из ее глаз сочилась кровь, густая, черная кровь, почти такая же, что бежала у меня самого по щекам. Я отшатнулся от нее и, внезапно, меня до костей пробрал дикий холод. И я все понял. Эта девушка, явно лишенная ума, была такой же. Такой же, как и я, познавшей и подчинившей бездну. Толь было одно, маленькое, различие.
Она не смогла вынести в себе, в своей душе, это беснующееся царство кошмара. А я смог. И выжил. А она умирала. Я подошел к ней, присел рядом. Она тяжело, будто слишком долго этого ждала, оперлась на мое плечо. Мне было больно. Ей тоже. Она закрыла глаза, вздохнула и тихо легла ко мне на руки, как встревоженный ветром лист. Кровь собралась на краешках ее губ, вспузырилась и потекла по подбородку. Я тыльной стороной ладони вытер ее. Кровь больше не текла, мои глаза не болели, голова успокоилась, а давление исчезло. Она, девушка, носящая в себе еще один кусочек бездны, погибла.
Я не хочу, чтобы тоже самое случилось с тобой. Или со мной, но это уже тонкости, поэтому позволь дать тебе несколько советов, хотя больше это похоже на наставления. Итак, овация! Действие начинается!
... Действие последнее последнего акта имеет место быть, хм, дай прикинуть, допустим, на захламленном чердаке старого дома, быть может, дачи. Солнце, причудливо играя на пыли, заливает все пространство, становясь однородным сияющим покрывалом. Стены из добротной древесины источают крепкий смолистый запах нагретой сосны. Окна распахнуты, а в саду, раскинувшемся на несколько метров вокруг дома, поют птицы. Ты сидишь на какой-то пыльной коробке, перед тобой стоит небольшой походный чемодан странствующего бедного артиста, быть может, сценариста. В чемодане лежит стопка рисунков, в большинстве своем набросочного типа чертежей, с указанием размеров, цветов и невнятными подписями типа: « В полтретьего – неудача, в полночь – катастрофа, переделать»; платок с искусным рисунком, напоминающим технику батика; томик Стругацких карманного издания с потрепанной обложкой, на которой можно разобрать название. Книга, кстати, называется « Малыш». У тебя в руках старая кожаная тетрадь, открытая на последней странице. Ты морщишься, пытаясь разобрать подтекст за мелкими с наклоном буквами моего не самого каллиграфического почерка. Ты чувствуешь на своих плечах взгляд, и ты испуганно оборачиваешься, пытаясь найти источник этого чувства. Ты снова возвращаешься к листу бумаги, а за твоей спиной из углов вырастают черные тени, сгустки мрака и ужаса. Они тянутся к тебе, и ты от страха не можешь даже взглянуть на них. Но они там, не думай, что я лгу. Воздух становится холодным и режущим, птицы за окном замолкают, солнце меркнет. Твои глаза начинает жечь, а сердце стучит от страха. Тени собираются, вытягиваются и встают у тебя за спиной, едва не касаясь тебя. Ты чувствуешь, как по твоей спине течет холодный пот, а по щекам струится горячая кровь. Да, ты не бойся, это так дань старой традиции. Тени уйдут, рассеются. Все унесется свежим ветерком, который дует распахнутое окно. Кровь перестанет течь, а солнце вновь засияет, птицы заголосят и мрак отступит. Нужно только не бояться и верить, но не в бесплотный ужас, а в себя. Тогда ни тени, ни демоны не страшны. Но, знай, как сдерживать своих демонов, потому что только они действительно ужасны. Лично я давно разучился бояться. И тебе следует, ведь разум выдает ужас, который, облекаясь плотью, вызывает не только дрожь в коленках, но и судороги в сердце. Сколь глубока бездна в твоей душе, столь велика твоя за нее ответственность. Никогда не оборачивайся и, повторюсь, никогда ничего не бойся, все во власти твоей. Страшно, безумно страшно, только начать, закончить и возродиться. Знай и помни о своей власти. Ты должен, обязан, быть полностью уверен в своей воле, в то, что сможешь сковать свою бездну. Это надежда, вера, любовь, в конце концов. Мне все равно, чем ты будешь руководствоваться, хоть самим Господом, варианты имеются. Если сможешь удержать в себе темный и алый от крови мир, ты готов ко всему, только вот если он вырвется, будет намного хуже. Борись, но не забывайся. Будь острожен, но не бойся, снова повторяю, ибо это главное. Беги, но не от себя. Впрочем, изредка останавливайся, но только для того чтобы передохнуть. Научись идти по краю бездны, это пригодится. Чувствуй свою силу...
И удачи тебе, mon ami. Adios
P.S. Я жил своей жизнью и верил в эту жизнь. Не пойми меня превратно, я не собираюсь умирать, тем более, отходить от дел, от своих миров. Но все же, мои записи хороший старт для тебя, эта игра вошла в мою плоть и кровь, я надеюсь, войдет и в твою. Я буду и дальше вести дневник, может, тебе повезет, и ты найдешь мои записки. Эта бездна – великий дар и великое проклятье. Ты поймешь это. Рано или поздно. Прощай, не ищи меня, ничем хорошим это не кончится.
Запомни меня. Кукловод.