Дневник Кукловода. Действие Первое. Детство

Евгения Амальгама
Кошмар... Это все просто глупое и бесполезное царство кошмара. И это все было рождено моей душой, это выползло из тайных глубин, из подсознания. Эта дикая пьянящая сила, которую я мог обуздать, которая подчинила меня, сделав своим повелителем. Играть с людьми, приказывать им бояться... Это забавно и здорово пленяет. Видеть, как другие боятся моей силы, пить их ужас, плавать в их страхе...  И танцевать на осколках чужих судеб, чувствовать, как огонь сжигает их и знать, что этот огонь принадлежит только тебе. Но только нельзя бояться оступится, не поддаваться своим собственным сомнениям и страхам. Даже когда тебе подставляют нож к горлу, нож которым совсем недавно перерезали нити, привязанные к твоим куклам, ты должен лишь горько усмехнуться и рассмеяться в лицо глупцу, который думал, что смог тебя сломить. Никогда не бойся бездны, глубокой засасывающей бездны, тьмы, которая гнездится в твоей душе. Никогда, иначе ты сам растворишься, потеряешь разум, чувство своего особого мира, только твоего, существующего на грани, тонкой, как лезвие бритвы, на грани с реальностью. Ты рискуешь только собой, только твоей бешеной неудержимой силой, ты рискуешь тем, что можешь раствориться в своем мире кошмаров. Не бойся, у каждого человека есть такая же, как у тебя пропасть, только твоя намного шире и намного глубже, наверное.  Любой человек с легкостью подавляет свою бездну, свою разрушающую силу. Чем же ты отличаешься от них? Ничем, по началу. Потом, твоя бездна растет и превращается в яркую бешеную волну, которая сметает все на своем пути. Эта волна может быть созидающей, знай это, помни. Именно той темной, испепеляющей силой созидания, ты создаешь кошмар, ты создаешь свой собственный мир, с твоими законами. И только от тебя зависит, признает этот мир тебя хозяином или нет. Впрочем, меня признал. Моя бездна и мое воображение, несколько извращенное, сломали не только людей, но и создания моих собственных кошмаров. Как я обрел эту силу? Право, не знаю. На ум приходит только странное воспоминание, которое во многом начало мое падение. Или восхождение? И кто сказал, что нельзя подниматься через дно пропасти? Но, быть может, по порядку?
... Действие первое разворачивалось на маленькой детской площадке, зажатой между бетонными ящиками, гордо именуемыми многоэтажными домами. Песочница, в которой полагалось играть малышам, напоминала воронку потухшего вулкана по содержанию пыли в песке, уж точно. Вместо мелких дозированных камешков в этом природном катаклизме валялись огромные булыжники. Горка таких же булыжников возвышалась около гаражей, которым, в свою очередь, явно было здесь не место. Вбитые в землю железные брусья, когда-то бывшие качелями, медленно покрывались ржавчиной у одиноких и неприкаянных кустов. Где-то надсадно мяукали кошки. На лавочках сомнительной надежности чинно сидели хлопотливые мамочки, неусыпно следящие за драгоценными чадами. Несколько унылых детей двух-трех лет с опаской играли в песочнице в машинки. Детки постарше устроили кросс вокруг двора, так как в принципе заняться больше было нечем. Подростки, оккупировав пару лавочек, играли в «желание». Вскоре, дети возраста близкого к подростковому, но еще вполне детского, можно сказать, недопереходного, простите за неологизм, разбились на группки. Некоторые выпросили у старшего поколения мяч, некоторые вытащили разные колесные средства транспорта. Девочки преимущественно занялись куклами. Другим детям,  особенно тем, за которыми неустанное родительское око следило чуть меньше или вообще развлекалось дома, приходилось придумывать забавы самостоятельно, используя подручные, а, в основном, и подножные, средства.
Я был среди таких детей. Сложно судить сейчас, по прошествии многих лет, но было чувство, что бездна и тогда следила за мной, мечтая стать подспорьем в моих руках. Что ж, нужно абстрагироваться от этого, и вспомнить, как это было тогда, так давно, но так близко. Черт, удивительно, как ты перестаешь замечать время, словно существуешь вне него, словно прошлое это настоящее, а будущее это здесь и сейчас. Хм, я увлекся, продолжим без лишней демагогии.
Как было сказано мной выше, я находился среди этих детей. Я был, по большому счету, белой вороной, тихим, задумчивым, немного забитым. Не было столь явной для детей категоричности, доли агрессии, эгоизма. Мать всегда думала, что из меня получится тихий домашний мальчик, который найдет себе тихую домашнюю девочку, и будет радовать тихими домашними внуками. Ладно, про девочку учтем, расскажу позднее, но в целом, мама, прости, ты оказалась глубоко не права. Неужели статьи психологов в один голос не предупреждали тебя, что у затюканных сверхдеятельным отцом детей рождается болезненная гордость, даже явственная гордыня? Нет? Странно, оказывается, примеров не так уж и много, впрочем, от целого букета комплексов, описанного в тех же книгах, это меня не спасло. Но я снова увлекся и залез немного в будущее. Далее постараюсь так сильно не отступать от темы, все же нужно и честь знать.
Я пытался придумать игру, которая сможет заинтересовать этих детей. У меня и тогда была крайняя, почти маниакальная, потребность в чужом внимании. Эгоизм? Нет, нет, что вы. Не для себя же ведь, так я смог бы стать самым популярным ребенком с легкостью. Нет, не для себя, для своих историй. Тогда, хоть они и были детскими, я мог пленить фантазию взрослых своими странными сказками. Помню, мы с мамой сочиняли множество сказок, потому как обычные « Белоснежки» и « Русалочки» были уже не интересны. Но это взрослые. Порой, я удивлялся, как легко можно привлечь их к себе. Стал старше, понял, что детей безумно внимательно слушают все. Все, кроме самих детей.
Я хотел привлечь  своими историям сверстников, только потом возраст перестал играть значение, но тогда я мечтал сочинить такую историю, которая будет как правда, в которую можно будет долго-долго играть, в которой можно будет жить. Тщеславие? Может быть, но слишком уж мал я был для него. В итоге, после трех дней раздумья, моя бездна все же проросла и распустилась дивным цветком, настоль дивным, что я ни секунды не сомневался, что детям игра понравиться. Просто потому, что для меня она перестала быть игрой, а стала целью.
Я собрал ребят, девчонок и мальчишек, в дальнем углу площадки. Недолго, я излагал свой замысел, свой мир, свой первый живой мир. Когда я закончил, я стал ждать. Для меня, почему-то важными были отзывы. Кто-то, по-моему, один из лояльно настроенных ко мне ребят сказал, что игра хорошая, придумал я классно, но интереснее играть в супергероев. Я разозлился. Волну бездны, как я назвал это состояние, пик силы, я почувствовал тогда впервые. Не испугался совсем, словно так и должно было быть. Не помню, что сказал, но возможно, то, что всякие супергерои полная ерунда, а мой мир реальность. Все начали смеяться. Одна девочка, помню, ее звали Влада, насмешливо сказала, что если мой мир правда, то она сможет порезаться мечом. Надо сказать, что роль этих мечей исполняли обычные суковатые палки и максимум чего можно от них добиться – заноза. Я помню свой испуг. А кто бы ни испугался на моем месте? Но тут же его сменила уверенность. Это напугало меня еще больше, так что я наблюдал за происходящим, будто со стороны. Влада подошла к одной из палок, взяла ее за воображаемую рукоять и – показалось, что в этот момент само время остановилось, - провела по ладони. Ничего не произошло. Совсем. Девочка победно повернулась ко мне, но тут ее лицо исказил такой ужас, что все, и я тоже, невольно попятились. Всю ладонь Влады рассекала длинная ровная рана, точно в том месте, где девочка провела палкой. Кровь, чистая алая кровь, собиралась на краях раны маленькими сгустками и лилась на траву, на одежду и пыль. Влада и все другие дети с почти первобытным ужасом смотрели на кровь, которая в изобилии орошала детскую площадку. Все происходило в полнейшей тишине, мне казалось, что я слышу, как бьются их сердца. Вдруг, Влада пронзительно закричала. Все словно очнулись и с криками бросились к родителям. Я медленно повернулся и ушел. А Влада все кричала, глядя на кровь, широкой струей льющуюся из раны.
Никто из взрослых не узнал ни о чем. Ни один ребенок из этого двора больше ко мне не приблизился. Я проплакал всю ночь....
С этого и началась моя непростая история. Хочешь, верь, хочешь нет, а я ни о чем не жалею, и не пожалел бы никогда, даже будь я трижды проклят. Нужно ли говорить, что это был далеко не последний случай моего неумышленного вмешательства в строение мироздания, и уж точно не последний моего страстного желания привлечь внимание. Жаль, только, что это не последний случай трагичного конца моей пьесы. Об остальных напишу позже, быть может, появится настроение.


  26 марта, 2008