***

А.Вишняков
AVish

ХОЛОСТОЙ

В авиации есть такое понятие - "холостой". Разные ассоциации вызываются у людей с этим словом. Вполне возможно, что это не то, что многие думают, услышав его. Эта фраза звучит, когда на полигоне по тем или иным причинам экипаж не смог сбросить бомбу. Причины бывают разные - от технических неисправностей или ошибок экипажа до сложных метеоусловий. Обычно штурманы не любят рассказывать такие истории (в том числе и я), потому что похвастаться здесь действительно нечем. Боевое применение - это работа штурмана и в данном случае она не выполнена. Рассказ сложился стихийно - я просто отвечал на вопросы в одном из авиационных форумов в Интернете. Холостой проход на полигоне был в моей летной биографии единственным и тем более обидно, что все бомбометания я выполнял в основном на «отлично», а тут же в самый ответственный момент…
Итак, по порядку.

В то время я был молоденьким капитаном, только-только занял должность штурмана эскадрильи на самолетах 3М конструкции Мясищева.

В полку был легкий переполох. Все ждали ГИМО - Генеральную Инспекцию Министерства Обороны. Драились самолеты, подкрашивались стоянки, делалась показательная полетная документация к предстоящим вылетам на учения. Всего планировалось два вылета. Не такие уж сложные - рядовые полеты с бомбометанием на нескольких полигонах, какие мы выполняли почти каждую летную смену. Надоела только та шумиха, с которой дивизионное начальство крутилось вокруг нас, постоянно одергивая и понукая. Подготовка из-за такой дерготни достаточно утомительна, люди до полетов успевают хорошо измотаться.
Но вот, наконец-то, прилетела комиссия. Прошел строевой смотр, и мы ждем учебную тревогу, которая «неожиданно» начнется в шесть утра. Начальники нас оставили в покое - им бы сейчас самим не попасться в лапы членов комиссии.

Наконец-то долгожданный сигнал тревоги. Выезжаем на аэродром, получаем полетное задание и отправляемся в высотный домик своей эскадрильи в ожидании команды на вылет.

Надо сказать, что мы очень хорошо подготовились к приезду комиссии. В одном углу комнаты я установил свой самодельный компьютер, на котором крутились в демо-версии красивые заставки с изображением самолета, бортжурнала, профиля и маршрута полета, а также инженерно-штурманский расчет. Компьютеров тогда еще не было, и многие видели его впервые. Начало 80-тых - в журналах «Радио» и «Моделист-Конструктор» начали появляться только первые статьи по конструкции самодельных компьютеров. Пройдет год-другой, и местные рынки будут завалены самоделками типа «РК», «Специалист», «Синклер». Пока же такие конструкции единичны. Собран он был частично из самолетных радиодеталей, благо свалки отработанной техники на аэродромах тогда, в середине восьмидесятых, процветали, и можно было много чего найти из старых электронных блоков. Графика выводилась на небольшой черно-белый телевизор "Сапфир". Создан компьютер был во время командировки в Моздоке. Родной Энгельсский аэродром ремонтировался – вот и сидели по восемь месяцев в году на других аэродромах, изредка прилетая домой. Так что времени было более чем достаточно. Конечно, без внимания такую новинку никто не мог оставить. Расчет же полета на компьютере был очень точен, все это прекрасно понимали и с уважением относились к таким вещам.

В другом же углу комнаты мы посадили писаршу эскадрильи. Это трудно рассказать - такое надо видеть. Это была жена одного из инженеров эскадрильи, которую он привез с Украины. Молоденькая пухленькая и весьма симпатичная женщина с очень большим бюстом (размер примерно 6-8, мне трудно судить, но впечатляло…), в платье с огромным декольте, которое она одела по нашей просьбе. При виде такой супербомбы у мужиков отваливалась челюсть, и только через минуту они вспоминали какие-то слова и зачем пришли сюда.

Мы же с командиром стояли у окна посередине этих достопримечательностей, наблюдая за реакцией входящих генералов. Они перешагивали порог, взгляды их упирались в один угол комнаты на компьютер, затем в другой - на нашу писаршу и затем долго продолжали курсировать в этих двух направлениях. Такого они, конечно, не ожидали и были просто ошарашены. Эффект был потрясающим. Нас они замечали только минут через пять. Состояние их напоминало всем известную рекламу "Шок".

Забегая вперед, скажу, что во всех отчетах ГИМО было отмечено, что впервые на авиационных учениях была использована компьютерная техника для расчета полетов. А наша писарша была удостоена благодарности за хорошую работу...

Фото 104 - А вот и мой самолет.
Слева два штурмана эскадрилий Толченников О.  и Вишняков А. (то бишь я)

Но вот позади и предполетные хлопоты. Предстоит 12-часовой полет почти через всю Россию. Я веду свою эскадрилью в составе девяти самолетов на восток. Попутно выполняем радиотехническую и визуальную разведку. А на обратном пути необходимо пройти через полигоны Торткудук и Гурьяново с выполнением бомбометания по радиолокационным целям. Обычная работа. Первым на пути полигон Торткудук. Удобный полигон. При выходе на боевой путь, сзади, в кильватере, оказывается станция РСБН - Радиотехническая Система Ближней навигации одного из гражданских аэропортов. Система выдает азимут и дальность самолета относительно своего расположения на земле. Хороший контроль для быстрого определения своего места на боевом пути и дальности до цели. Полигон же Гуряново расположен в Саратовской области – можно сказать, родной полигон, на котором давно изучены все цели и сброшено только мной не одна сотня бомб. Единственно, сегодня со мной летит молоденький второй штурман, и это его первый полет на маршрут и первое бомбометание. Обычно в экипажи штурманов отрядов, пом.штурмана эскадрильи и штурмана эскадрильи мы брали  вторыми штурманами молоденьких ребят с училищ. Благо это инструкторские экипажи, и мы легко вводили в строй новоиспеченных лейтенантов. Так что будут, конечно, сложности. На самолете 3М многое зависит от второго штурмана, или как мы обычно называем, оператора. Он работает на радиолокационной прицельной станции РБП-4. Когда я заканчивал училище, мы считали, что такого старого оборудования, 50-х годов  издания, уже нигде нет. Но вот оно, до сих пор летает. Оператор должен высветить мне цель на экране радиолокационного прицела. Причем он не видит, как она светится на моем экране, и работает ручками выделения только по моим командам. Если оператор добавил сильно усиление, то экран заливает белым фоном, на котором ничего не видно, если убрал усиление, то и без того слабый сигнал от цели теряется совсем. Причем работать с этим выделением оператор должен постоянно, так как чем ближе к цели, тем мощней от неё отраженный сигнал – требуется постоянно плавненько убирать усиление сигнала и наклонять антенну локатора вниз на уходящую под самолет цель.

Ночной полет. Внизу раскинулся ковер облаков, переливающихся в лунном свете. Зрелище неописуемое. Летчики, это в большинстве случаев романтики. Мало кто гнался в авиацию за большим рублем – не те времена. Правда, и в полете в основном все внимание  на приборную панель. Не зря в летной среде ходит шутка, что летчик половину жизни смотрит на приборы, а половину на задницу официантки в летной столовой (простите за грубость). Но такие красоты за бортом просто невозможно пропустить. Это незабываемо. Изредка из общей массы облаков возвышаются огромные «наковальни» гроз. Их шапки доходят до 12 км и выше, доходя до стратопаузы (переходный слой между тропосферой и стратосферой), растекаясь вверху и тяжело нависая над облачным покрывалом своим свинцовым телом. Попадание в них не предвещает ничего хорошего. Сильнейшая болтанка, это как минимум. А сколько было побитых градом самолетов и унесенных жизней… Это только внизу грозовое облако может разразится ливнем. А  вверху, при температуре ниже минус пятьдесят, осколочки льда могут исколошматить самолет в решето, не говоря уже о молниях.
Облака внизу, а сверху красивое звездное небо - в училище оно доставило нам много хлопот, когда, будучи курсантами, ночами сидели на подоконнике казармы с секстантами в руках. Ага, вот и мое любимое созвездие Орион с навигационными звездами – Ригель и Бетельгейзе. Обычно это созвездие располагается низко над горизонтом и по нему удобно определять свое местонахождение. Да и звездочки быстро находятся на небе. Наверное, каждый разглядывал это созвездие на небосводе, может, и не зная его названия. Созвездие напоминает огромную бабочку с тремя звездочками посередине (пояс Ориона). Сколько таких красот за каждый полет – Северное сияние, серебристые облака. Все это поистине красиво, но многие из них несут и опасность для нас.

Ровный гул турбин - спокойный полет. Начальство, а вместе с ним и нервотрепка, остались на земле.

Но вот позади самая восточная точка маршрута, ложимся на обратный курс на запад, впереди полигон Торткудук. И как оказалось, сложности только начинались.
Полигон был закрыт. Через весь боевой путь проходила огромная гряда грозовых облаков, оставляя яркий след на локаторе и отсвечиваясь бликами молний по кабине.
Мы летим на последнем перед полигоном этапе маршрута - с юга на север, чтобы разворотом влево встать на боевой путь.
Слева, параллельно нашему пути, гряда грозовых засветок, где-то за этой грядой находится цель. На локаторе мелькнул просветик, правда находится он гораздо севернее боевого пути. Сообщаю об этом следующим за мной экипажам, и разворачиваемся в брешь. Гряда позади, теперь только отдельные очаги гроз, обойти которые гораздо легче. Разворачиваемся на юг, чтобы вернуться на боевой путь и, вертясь среди засветок, занимаем "тропу". Так в народе называют боевой путь – последний прямой отрезок маршрута направленный на цель. Кругом сверкает, самолет облеплен статикой. С законцовок крыльев срываются клубки статического электричества. Самолет подрагивает в турбулентном воздухе. Но до цели более-менее свободно, и она теперь уже совсем рядом, по приборам всего в 35 километрах. При стандартной длине боевого пути 120 километров, дистанция 35 для стратегического корабля конечно маловата – ведь только сброс бомбы делается на дальности 10-12 км до цели, и самое главное нет времени на синхронизацию (перекрестие прицела при выполненной синхронизации отслеживает цель не сходя с неё – это значит что все параметры в прицел введены правильно), но и на таких режимах работал, справлюсь. То, что боевой порядок разбросан, это без сомнения. Каждый экипаж видит грозы по своему, и по своему пытается их  обойти, принимая по взгляду штурмана наиболее безопасное и приемлемое решение, по возможности, конечно, не нарушая "Руководство по самолетовождению". Уточнением кто где находится заниматься уже некогда, оставим это пилотам. Теперь для меня с оператором существует только бомбометание. Уточняю свое место по приборам, рассчитываю время нанесения удара. Быстро находим цель, беру управление самолетом и докладываем на полигон. Земля подтвердила "Вас вижу, работу разрешаю" и тут же запрещает работу следующему за мной экипажу. Выяснять в чем у них дело уже некогда,  на земле разберемся. В такой круговерти все может быть. Прошли рубеж 25 километров, полигон нас видит хорошо и работу разрешает. Проверяю все введенные в прицел данные, все в норме. Уточняю перекрестие на цели. Но что-то не так. Нормальная радиолокационная цель. Три светящиеся точки на экране – это три металлических уголка на земле, называемые маркерами, которые отражают наш радиолокационный луч. Маркеры, как и следует, расположены треугольником, вершиной ко мне. Всё как положено. Может какие-то бледноватые? Даю команду оператору переключить локатор из секторного режима на круговой обзор. Вот же она в 20 километрах дальше, чем мы прицеливаемся. Срочно уточнить свое место по приборам. Дальность, азимут с системы ближней навигации - по ним все правильно, на линии пути и работаем по необходимой цели. Полигон также нас видит и подтверждает правильность захода и разрешает работу. Все говорят, что я иду правильно и прицеливаюсь именно по цели. Снова локатор в режим "Наведение", когда все три точки увеличены на весь экран. Цель в перекрестии. Все равно что-то не так.  В голову сразу лезет спасительная строка из наставлений по бомбометанию: "...запрещается бомбометание при неуверенности в опознавании цели". Рука еще держится на выключателях разрешающих работу. Нет причин не бомбить. Но нет - холостым. Не думал, что когда-то придется сделать это, тем более на таких ответственных полетах. Обидно, конечно. На земле разберемся.
Оставшийся полигон отработал на отлично, теперь домой.

Копаться в материалах объективного контроля пришлось недолго. Достаточно было посмотреть фотографии сделанные с экрана локатора моего оператора. Что же тогда произошло?
В РСБН (система ближней навигации, которая выдает азимут и дальность до самолета от места нахождения наземного радиомаяка) ушли калибровки, ошибка и составила как раз те 20 километров. Очень редко, но  бывает. Проверить же калибровки в данном случае просто было некогда. На полигоне же локатор светился от грозовых засветок, и маленькие метки от самолетов просто терялись на этом фоне, плюс ко всему боевой порядок собирался в строй перед самой целью. Мой доклад при проходе рубежа 25 (Дальность 25 км до цели) совпал с отметкой другого экипажа, которому он якобы давал разрешение – элементарно были перепутаны наши позывные на полигоне. Поэтому нам дали добро на работу, а второму экипажу - запрет. Кстати, второму экипажу просто повезло, так как прицел у них был слабеньким, и они просто не видели цель среди массы грозовых засветок. Виновным в их случае оказался полигон. Засветки же на полигоне по своей конфигурации совпадали с радиолокационным изображением карьера вблизи города Экибастуз, который находится в 20 километрах от полигона, и по которому мы прицеливались. 

Вот тогда и начинаешь верить в интуицию и доверять ей иногда больше чем приборам.

В заключение хочется сказать, что в данной ситуации должен был нести ответственность мой второй штурман. Перед полетом я учил его, рассказывая, во всех особенностях и о методике поиска цели на полигоне по радиолокационным ориентирам. Но, как оказалось, ситуация по обходу гроз была ему пока не по силам. В такой ситуации и бывалые операторы не могут разобрать среди засветок гроз на экране локатора слабо светящиеся точки цели. Всё это приходит только с опытом. Вину за холостой на полигоне я взял на себя. Во-первых, я сам был виноват в том, что взял в этот полет молоденького лейтенанта, который еще не успел выполнить ни одного бомбометания с нового для него самолета. Во-вторых, мне совсем не хотелось, чтобы его постоянно тыкали «мордочкой», напоминая этот случай. Парнишке еще расти и расти. У меня же за плечами хороший авторитет, на который не повлияет единичный случай, пусть даже, ответственного бомбометания. Поэтому я сразу отвергал любые попытки начальства, особенно замполитов, пытающихся что-то сказать против моего штурманца. Урок пошел на пользу нам обоим. А из моего оператора впоследствии получился неплохой штурман корабля.