Есть чисто русская поговорка: «На водке пропили - на спичках экономим». Это означает стремление выгадывать на мелочах при совершении каких-то серьёзных шагов, требующих больших затрат. Желание экономить, конечно, похвально, но только тогда, когда это не противоречит здравому смыслу.
У наших западных коллег на всех атомных подводных лодках по два экипажа. По крайней мере, так у них было сначала. Если они перешли на такую же систему, как мы, я их не поздравляю…
В СССР на атомоходах сначала тоже были первые и вторые экипажи (от чего мы потом отказались). В каких-то странах это называется «экипаж правого борта» и «экипаж левого борта», а где-то - «золотой экипаж» и «голубой экипаж» (надо же, как метко назвали!)
Система двух экипажей в нашей стране только на ракетных подводных крейсерах стратегического назначения сумела продержаться до сравнительно недавнего времени.
Когда я начинал службу на многоцелевых подводных лодках, в дивизиях таких лодок было лишь по несколько вторых экипажей, которые не были закреплены за какими-то конкретными подводными лодками. В результате, со сменой экипажей на кораблях происходила настоящая чехарда. Корабли начинали гробить и разграблять с момента первой передачи другому экипажу. Происходило это так: когда «родной» экипаж впервые приводил свою лодку в базу, сдавал курсовые задачи и уходил в отпуск, другие люди на их новеньком корабле уходили на боевую службу. Возвращаясь, они, чаще всего, передавали лодку кому-то ещё. Приём и передача довольно часто происходили по «рыночному» принципу: «Не обманешь - не продашь». Сдающему экипажу, «наездникам» тоже надо было идти в отпуск, а кроме того, никому не хотелось получать «чопы» и «втыки» от начальства за срыв планов дивизии и флотилии.
Дальше лодка шла по рукам, как женщина лёгкого поведения. Когда её вновь принимал родной экипаж, он не узнавал своего корабля: что-то сломано, что-то не работает, из ящиков растащен инструмент, запчасти куда-то подевались и не списаны, формуляры не удосужился заполнить никто... Я уже не говорю о расхищенном водолазном белье и прочем отсечном имуществе, на которое всегда находилось много охотников.
Конечно, при сдаче лодки её «родному» экипажу козлами отпущения за грехи всех становились те, кто держал корабль последним. Ну, пускай кого-то даже оставляли на лодке на пару недель устранять замечания. Толку от этого было не очень много...
Нередко случалось, что люди, стремясь вовремя уйти в отпуск, пытались сдать «железо» своим преемникам любой ценой. Бывало, например, что в период приёма-передачи некоторые специалисты сдающего экипажа заклеивали пластилином свищи на гидравлических трубопроводах, которые не всегда находятся под давлением (чтоб не капало) - но это были ещё цветочки...
Однажды мы в очередной раз приняли свою лодку и ушли на ней в автономку. При приёме, конечно, были выявлены некоторые замечания, но их сдающий экипаж героически устранил.
И вот, на какие-то сутки похода, командир вновь пришёл на торпедную палубу, чтобы поупражняться физически. Спортзала на лодке проекта 671РТ не было, а на торпедной палубе было относительно просторно, тихо, посторонние люди туда не ходили, и, главное, слышно было, что творится в центральном посту. Наш командир, Владимир Алексеевич Масалов, всегда был большим эстетом и щёголем. Коллеги-командиры не особо скрывали от нас, что называют его между собой «виконтом де Бражелоном».
При выполнении своих упражнений Владимир Алексеевич обратил внимание, что на тросе гидроподъёмника, одного из тех, с помощью которых внутри отсека перегружают боезапас, весьма неэстетично намотана так называемая «марка», которая, к тому же, ещё и вдвое длиннее, чем на остальных тросах. Он приказал снять её и аккуратно наложить новую.
Марку размотали. К нашему ужасу, обнаружилось, что под ней, почти на всю её длину, трос деформирован, изуродован.
До того, как мы вновь приняли свою лодку, её держали несколько экипажей. Торпедисты одного из них при очередной перегрузке боезапаса повредили трос гидроподъёмника, и, боясь ответственности, никому об этом не доложили - скрыли произошедшее.
Наши грузовые устройства были качественно спроектированы и сделаны, они обладали большим запасом прочности, но что могло произойти, если бы при работе повреждённый трос всё-таки не выдержал нагрузки? Торпеда после падения, по меньшей мере, вышла бы из строя. Тут многое зависит от высоты подъёма. Сорвись она из-под самого подволока в открытый торпедный погреб — тогда не исключены пожар и даже взрыв…
Естественно, когда лодку передают друг другу только два её экипажа - первый и второй -такие случаи невозможны. Каждый помнит, что и как он сдавал, и точно в таком же виде будет принимать. Какой-то криминал в таких условиях недобросовестным людям спрятать, скрыть чрезвычайно трудно.
Конечно, когда в дивизии на восемь подводных лодок приходится шестнадцать экипажей, даже ребёнку понятно, что это больше, чем одиннадцать - двенадцать. А это значит, что надо платить большему количеству людей, большее количество людей кормить, одевать и где-то размещать. Дополнительные расходы? Несомненно. Зато, если посчитать, сколько денег ушло на ремонт варварски загубленной техники, сколько лодок из-за этого простояло у пирсов вместо того, чтобы плавать, и сколько из них по этой причине раньше времени пошло «на иголки», тогда выяснится, что затраты на содержание «дополнительных» вторых экипажей в разы меньше, чем непредвиденные расходы на ремонт техники.
Принцип «водки и спичек» не раз оказал нашему подводному флоту медвежью услугу.
В 2009 году исполнилось двадцать лет со дня гибели подводной лодки «К-278» («Плавник», «Комсомолец»). Об этой трагедии сказано и написано уже немало. Д.А. Романов, заместитель главного конструктора «К-278», написал о гибели «Комсомольца» целую книгу. Конечно, с некоторыми его утверждениями флотские люди вряд ли согласятся, но из его книги следует, среди прочего, что принцип «водки и спичек» сработал и в этом случае.
В процессе проектирования стало ясно, что уникальный корабль получается значительно сложнее, чем многие другие, и в конструкторском бюро «Рубин» решили, что экипаж «Плавника» должен состоять исключительно из офицеров (как, в своё время, планировали сделать на лодках проекта 705). Главное организационно-мобилизационное управление ВМФ не согласилось с доводами «Рубина». Количество офицеров в экипаже было уменьшено, вместо них туда добавили... матросов срочной службы. Весьма вероятно, что, если бы на «Комсомольце» служили только офицеры и мичманы, трагедии бы не произошло.
Хотел бы снова вернуться к системе двух экипажей на каждую лодку. У неё есть ещё два важных преимущества перед той, к которой мы пришли.
Во-первых, при такой системе будет проще искать замену людям, которые, из-за каких-то непредвиденных обстоятельств, не могут выйти в море. У нас сегодня, очень часто, такой замены просто нет!!!
Во-вторых, я надеюсь, наш подводный флот не вечно будет в таком жалком виде, как сейчас, и при вводе в строй новых кораблей командирами на них можно будет назначать достойных, хорошо подготовленных офицеров - потому что будет, из кого выбирать. А ведь были уже в нашей истории периоды, когда на командных должностях оказывались случайные люди, потому что назначать было просто больше некого…
Вспоминаю одну злую шутку-загадку:
- Чем флот во времена адмирала Нахимова отличался от современного флота?
- Тем, что тогда корабли были дубовые, а люди на них железные, а сейчас корабли железные, а люди на них дубовые…
Очень не хочется, чтобы по этой причине мы когда-нибудь оплакивали экипаж какой-нибудь очередной «К-999».