Жена сатаны, или Табуретка на винтах

Карен Арутюнянц Вторая Попытка
...вы все театралы. Нет не
театралы мы мы все нищие духом мы все
мошенники голенькие и из другой земли...
/А. Введенский/




Время от времени я чувствую приближение смерти и прихожу в неописуемый ужас:
– Йёптс! Йёптс! Ничего не успел! Что делать?!
– А я?! Я успела?!
– Каким я был уродом?!
– Да уж!
– Но ведь можно исправить!
– Зачем?..

Ошибки вечны. Себя не изгрызть.
Оставим это белым червям.


1.

Ты сидишь передо мной. Маленькая, несчастная.
Я уже и сам поверил в то, что ты меня больше не любишь.
Любила. Когда-то.

Смотрю на тебя и пытаюсь угадать, о чём ты думаешь.
Наверняка, как бы поскорее сбежать.
Я же привычно (уже привычно) отмахиваюсь от двух последних лет:
ты ушла, мы не вместе.
Ты ушла.

Мы в забегаловке с идиотской вывеской «Му-му».
Напоминающей о бессловесном Герасиме, преданной собачке и легкомысленной Мими.
Ты всегда мечтала коллекционировать фаянсовых кукол.
С синими вечно распахнутыми глазами.
Устремлёнными в бессмысленную даль.

Девочка моя, Вы хотите, чтобы я сорвал яблоко для мадмуазель Мими?..
Хорошо. Я сорву, и мы отдадим его мадмуазель Мими...
Ах, нет? Вы хотите, чтобы  мадмуазель Мими сорвала сама, а я бы помог ей?
Хорошо,  как Вам будет угодно...
Вот, оно – как Вы и хотели, яблоко для мадмуазель Мими...
Но что Вас смутило? Почему мадмуазель Мими осталась на дереве?
Да потому что – она самая обыкновенная чёртова кукла!!!
Да-да, конечно... слава Господу, не та бесстыжая Мими.
Готовая за луидор исполнить любые прихоти пускающего слюни монаха-сатаниста.
Это Просто Мими – фаянсовые ручки-ножки-голова...
Плюс парафиновое яблочко...
Ми-ми. Му-му. Му-ми...

Между нами – тяжёлый стол.
Под нами – громоздкие стулья.
Перед нами – что-то съедобное в тарелках и даже приятное на вкус.
Вилки, ложки, салфетки, зубочистки (рассовываю их по карманам).
Тени за соседними столами.
Опрятный, но от этого не менее безобразный, собиральщик грязной посуды.
Такого не грех макнуть рожей в остывающий бульон с плавающими кольцами жира.

Что ещё?
Мы с тобой.


2.

Грехи, которых не так уж и много – всего-то полжизни.
Они стучат в барабаны, дудят в дуды, маршируют по залу.
Пересчитав их, а стало быть, ненадолго освободив душу, можно встать, выйти во двор.
Взглянуть на солнце, ослепительно улыбнуться и, совершить что-то неожиданное.
Почти героическое.
Скажем, скосить траву.

На улице гололёд. Метель.
Ветер бьёт в лицо, слёзы мешают идти вперёд.
И совершенно не понятно, почему наша встреча свелась не к постели, ласкам и всепрощению.
А к походу в банк, платёжкам и выпискам.
И, наконец, – к забегаловке, пропахшей, судя по всему, шаурмой.

Скажи на милость, что мы потеряли в «Му-Ми-Му»?


3.

Мы молчим о нашей серебряной свадьбе, которую могли бы отпраздновать сегодня.
Вместо этого я ковыряю зубочисткой в омертвевшем дупле.
И слушаю твою болтовню о мужчине с незапоминающимся отчеством.

Я бы удушил его голыми руками.


4.

Благослови эту историю.
Нашу любовь, если была она.
Всю нашу правду, ложь, истому, падение, взлёты.

Нет, это неправда. Каждый выживает не в одиночку.
И не горе тем, кто выставляет на всеобщее обозрение (поругание, осуждение, осмеяние) собственную половину.
Выставляйте, господа, выставляйте!
Души, оплаканные толпой, возрождаются. Они бессмертны.


5.

Здравствуйте, дамы.
Взгляните на своего мужчину и на меня, на своего мужчину и снова на меня.
Мы такие разные! Но с новым «Old Spice Багамы» наши шансы равны.
Гляньте вниз, потом вверх.
Где вы? Вы на яхте с   мужчиной, который пахнет  багамской  свежестью нового «Old Spice».
Что у вас в руках? А у меня – раковина с двумя билетами на вашу любимую ерунду. Оп!
Билеты стали бриллиантами.
Всё возможно, когда мужчина пахнет багамской  свежестью нового «Old Spice».
Да. Я на коне!


6.

Ты поцеловала меня в щеку.
Троллейбус сдвинулся с места, двери с лязгом захлопнулись, и ты исчезла.
Я не решился смотреть в заднее окно.
Так и стоял, всё ещё чувствуя щекой влажные губы.

Куда это делось?
Растворилось, исчезло в годах ощущение влажного поцелуя. Первого и неповторимого.
Надежда на счастье, на радость, от которой захлёбывается сердце.

По какому праву наступает момент, когда заносится рука, моя рука, и я хочу ударить тебя?
Или пинаю ногой и разбиваю любимую вазу.
Или в исступлении поливаю из душа, и снова замахиваюсь, и плюю в лицо.
Или защищаюсь от ногтей, пытающихся расцарапать меня.
И выковыриваю из слипшихся пальцев таблетки, которые ты собираешься затолкать себе в рот.
И сжимаю ладонью твою шею, и сам готов повеситься на проводе от холодильника, нажравшись водки.
И набиваю отвратительный портфель парой трусов и носками.
И бегу-бегу-бегу из ненавистного дома, чтоб вернуться через час или два.
Потому что вспоминаю твои глаза, твои слёзы, твой взгляд, но не этот первый поцелуй.


7.

Может, я и есть сатана?
Не обольщаться?
Обычная самодовольная сволочь, не способная любить?

Кто это выдумал?
Разве я не умею любить?


8.

Жила-была девочка.
Любила она еврейского мальчика, а он взял и уехал.
Потому как среди других еврейских мальчиков и девочек, она оказалась не нужна.
Полюбила девочка снова. Юношу-художника.
Но опять не сложилось. То ли юноша был дурак, то ли обязательно спился б.
Но любовь пришла в третий раз.
И это был я. Не лучше и не хуже предыдущих.


9.

Для начала хотелось бы изобразить табуретку.
К сожалению, это невозможно по нескольким причинам, одна из которых - вы бы смогли изобразить табуретку своей мечты с хромированными винтами нереальной длины, причём настолько нереальной, что никак не получается осознать, каким образом и куда эти винты ввинчиваются и почему не вывинчиваются с внутренних сторон дубовых ножек?


10.

Ты сидишь на дубовой табуретке с хромированными винтами и раскачиваешься.
Я говорю:
- Осторожно, не упади.
Ты берёшь и падаешь, ты - блондинка.
Я никогда не мечтал о блондинках. Но ты - блондинка.
Твой рост - метр восемьдесят пять. О таком росте я тоже не мечтал, разве что - для себя, но только не для блондинки.
Мало того - ты шикарная блондинка. Я не приемлю подобных слов - "шикарный, шикарная, шикарное", но ты - шикарная блондинка метр восемьдесят пять. С розовыми пятками.
Я не люблю розовые пятки.
В целом - ты упала с моей табуретки.
Как ни крути.


11.

Ты - выдуманный образ. Во плоти.
Мифический образ, жаждущий любви. Муза.
Ты говоришь мне с кровати:
- Приди ко мне.
Я возражаю:
- Может, наоборот.
Ты говоришь:
- Сначала ты, потом я. Но лучше - потом снова ты.
Я возражаю:
- Какая ты на фиг Муза, если наоборот?
Ты бросаешься на меня, и, в принципе, насилуешь.
О, нравы, рассуждаю я. У меня это получается одновременно.


12.

Хромированные винты на моей табуретке постоянно приходится завинчивать - и у мечты случаются огрехи.
Видно, белорусский мастер, создавший табуретку, этаким образом вступал, в частности, со мной в определённую дискуссию, он считал, что хромированные винты выкручиваться время от времени могут, я же предпочитал думать, что данная перманентная операция не обязательна.
Во всём этом являлся вполне определённый смысл, банальный и гениальный по сути и определению, а потому не требующий озвучения.
Забавно, что и ты грохаешься с табуретки именно тогда, когда вывинчиваются винты.
После этого следуют мгновения обязательного совокупления. Одно с другим неразрывно.

А теперь ответь мне и, пожалуйста, не дави на ребро:
- Зачем я сочиняю то, к чему не стремлюсь, но что, предположительно, есть у обладателя табуретки с хромированными винтами нереальной длины и у блондинки метр восемьдесят пять?


13.

Он спустился ко мне и спросил:
- Ты точно хочешь этого?
- Да, - ответил я. - Потому как иначе мне не жить. Не вижу смысла.
Он подумал секунду или ещё минут пять и сказал:
- Ладно. Я устрою тебе. Но в последний раз. Скажем, вот так:

Ты сидишь на лавочке, под южным солнцем. Греешься.
Я рядом. И - древняя крепость ещё.
Мы разглядываем мшистые стены.
Ты сняла босоножки, и белые пятнышки обязательно загорят.
Нам хорошо. Кажется, мы молчим. Смотрим в разные стороны.
Четверть века спустя, про нас будут говорить:
"Ага! Ты заметил на фото, вы уже тогда смотрели в разные стороны!.."
Забавно, мы просто разглядывали мир. Разве ж это о чём-то говорит?

- Ну что, сойдёт?
- Это уже было. Но можно и так.
- Нет, я могу иначе, если хочешь.
- Тебе видней.
- Но запомни. Да - любовь будет что надо. До скончания века. Вы не сможете друг без друга, и будете купаться в любви. Но всё остальное...
- Не понял?
- За всё остальное в вашей жизни и, вообще, за мироздание я не ручаюсь. Или - или.
- Как это: "или - или"?
- Да всё ты понял. Выбирай.
- Давай попробуем.
- Ну смотри... И ещё. Всё это приключится на другой Земле. Так сказать в параллельном пространстве.
- Хорошо.
- Учти. Назад не получится. Не смогу я вернуть это дело вспять.
- Я уже выбрал.
- Жди.
- Сколько?
- Секунд двадцать...

Он закурил и взлетел в небо.