Клятва Гиппократа

Русич 2
    


               


                Свой дом – это тысяча и одна забота на каждый день. Мне вот по наследству достался. Его ещё прадед мой строил. Делал всё солидно, грамотно, на века.  На фундамент  (это нам бабушка рассказывала) «дикого» камня привёз. Кирпич, у какого-то знатного мастера в Туле покупал. Тёмно - красный, почти вишнёвый, без единой трещинки, гладкий, как голыш. Дому уже больше ста лет, а выглядит как новострой. Особенно когда под майские праздники откосы извёсткой побелю, наличники свежей красочкой  подновлю. Супруга моя после долгой зимы окна вымоет. Стоит наш терем, красуется, крыльцом высоким подбоченясь, как фартовый  ловчила - парень в престольный праздник. Царство небесное, местечко светлое прадеду моему Ивану Лаврентьевичу. Четыре поколения под этой крышей выросли. И ещё десять вырастут, если конца света не будет. А колодец в саду уже дедушка мой копал, Сергей Иванович. Делал тоже всё с умом, капитально. Сруб колодезный сам рубил. Цепочка, которой из колодца ведро тянут, кованая. Какая-то грубовато-изящная. Что ж за мастера в старину были! Волшебники! И ведь ни ржа её не берёт, ни Время.  Хотя, вода, она и камень точит. Да и Время, оно ведь только душе человеческой доктор, а для дерева,  например, – палач неумолимый. Вот и подгнил сруб в старом колодце. Подгнил и завалился. Разобрал я его. Колодец  вычистил, углубил. Стал новый сруб делать. И ведь уже последние венцы подгонял, да клинышек деревянный мне понадобился. Стал я его из брусочка тесать. А грех он тут и был. Будто нечистый мне под руку. Ка-ак рубану себе топором по левой кисти! Кровушка  так и цвыркнула на щепки свежие.  Мужик я здоровый, крови не боюсь. Осмотрел рану. Да-а! Саданул от души. Вон,  аж кость перерубил. Сорвал лопух и кое-как залепил им рану. Чтобы супругу не пугать, незаметно за калитку выскользнул и скорым шагом направился в  деревенский медпункт.               
     В кабинете сидела молоденькая девушка. Фельдшер наш. Держа перед собой кисти рук с растопыренными пальцами, она легонько дула на них. Руки у неё были красоты необыкновенной. С узкими запястьями, маленькими ладошками, длинными  музыкальными  пальчиками и длиннющими ногтями фиолетового цвета, которые она только что покрыла  лаком.                «Фу, фу, фу. Что у вас там случилось!?» - легонько дуя на пальцы, недовольно спросила она.
«Да вот дочка, травмировался. Топором рубанул».
«А ко мне-то зачем пришли!?» - не глядя на меня, с лёгким раздражением спросила она.
«Ну, как. Вы ведь у нас скорая помощь. Перевяжите хоть».
«А бинт свой принесли?! Шприц для укола?!»
«Да нет. Не до того было».
« Ничем не могу помочь. Езжайте в город. В поликлинику».
   Кровь из под  лопуха, скатываясь с пальцев на старенький  линолеум, продолжала обильно выступать. Меня подташнивало. Временами начинала кружиться голова. Фельдшер, помахивая кистями рук, быстро, быстро перебирая пальчиками, упрямо не хотела смотреть на меня.
«А ведь так и кровью изойдёшь»– подумал я и вышел из медпункта.
                + +
 К хирургу в поликлинике стояла огромная очередь. Но когда я подошёл к кабинету в старой, рваной, перепачканной кровью тельняшке спросить: кто крайний? меня сразу без очереди   пропустили. Доктор молодой, ловкий парень  направил меня в перевязочную. Медсестра быстро промыла и  обработала рану. Врач внимательно осмотрел тыльную сторону моей  ладони.                «Рана рубленная. Задета кость. Где же Вас так угораздило?» - как-то весело и безразлично поинтересовался он.
   Я уже собрался рассказывать, но он тут же задал следующий вопрос.
«У Вас на новокаин аллергии нет?»
          «Да нет, вроде…» ответил я.
«Валечка! - обратился он к медсестре – Готовь всё   
         необходимое. Будем  шить».
«Руку шить не брюхо шить. С работой можно  поспешить!» -               
          подмигнул он мне.
«Какой доктор весёлый» - подумал я.
 
   Хирург взял шприц и втянул в него мутную жидкость. «Сейчас уколю», - предупредил он меня. Рана «дёргала» так, что его укола я и не почувствовал. Боль вскоре утихла. Сестричка в углу гремела никелированными кастрюльками, доставая из них пинцетом  стерильные салфетки, бинты, нитки. Доктор взглядом следил за ней,  притоптывая от нетерпения узким носком матерчатого туфля. Он, как ворон крови ждал того момента, когда, взяв в руки иглу с ниткой,   будет шить, шить, шить!

  Минут десять, весело болтая с сестричкой, хирург ловко стягивал аккуратными стежками края раны. Его очень интересовало: кто же провожал её с дискотеки в прошлое воскресенье.  «Пропало лето» - почему-то подумал я и перестал следить за  ловкими и точными движениями его рук.
            «Резиночку дай. Мы ему здесь дренажик оставим» - не меняя игривого тона, обратился он к Валечке.
            «А у меня нет».
            «Как нет?» - удивился врач. 
            «Да так!» - фыркнула медсестра.
            «Быстренько от перчатки отрежь!».
            «Щас, буду я новые перчатки портить», - сказала сестричка и вышла из перевязочной.
  Врач что-то там ковырял в ране. Валечка вернулась минут через пять. «Ну, вот и всё!» -  делая последний стежок, с сожалением  проговорил доктор. «Наложи повязку», - кивнул он медсестре. И мне: «Купите широкий гипсовый бинт и завтра сюда на перевязку». «Сергей Николаевич, я не могу завтра! Я же вам говорила!» - замахала густыми, длинными ресницами Валечка. -  Пусть он в хирургию, на пост к девчонкам поднимется!». Доктор молча вымыл под краном руки и вышел из перевязочной. «А ещё лучше - обратилась она ко мне. – Вы купите бутылку водки или самогонки. И время от времени поливайте рану. Прямо через бинт! А в понедельник тогда  на приём к доктору придёте!» - мило улыбаясь, закончила она.

 Пока  добирался до дома, заморозка отошла. Рана тупо болела. На крыльце меня встретила жена. Испуганная. Вся в слезах. «Что же ты со мной делаешь!?» - запричитала она.  «Я ведь, как кровищу увидела, чуть не умерла от страха! И тебя нигде нет! Дурень ты старый...» «Угомонись, угомонись мать!» - с притворной строгостью цыкнул на неё я.
 
         К боли я как-то притерпелся. И в первую ночь даже поспал. Зато на второй день к вечеру так разболелся, что до самого утра глаз не сомкнул. Чтобы супругу свою не беспокоить, ушёл в сад и, как медведь-шатун, меж яблонь слонялся. Всё рану свою через бинты время от времени  самогонкой поливал. Полный литр вылил. Ёк-ковылёк!!!  К утру руку так разнесло, что стала похожа она на хлебный каравай, какие бабушка моя, царство ей небесное местечко светлое, когда-то давным-давно нам выпекала. До поликлиники брёл как во сне. Без очереди на этот раз меня не пропустили. Часа два ждал. Спасибо проходившей мимо  сестричке. Она внимательно посмотрела на меня и позвала из кабинета врача. Доктор, не снимая бинта, осмотрел руку, помял. «Флегмона,- констатировал он, - в гнойную хирургию! Быстро!».

    В отделении гнойной хирургии меня определили в палату №6.  Палата была лежачей, на семь коек, пять из которых были заняты. «Здравствуйте!» - превозмогая боль, поздоровался  я. «Здравствуйте. Выбирайте любую» - указал рукой на две пустующие кровати старожил,  высокий, статный старик глубоко пенсионного возраста и  роскошной, серебряной шевелюрой. Я выбрал себе место рядом с дверным проёмом. «Зря вы там на самом сквозняке легли. Ещё одну болячку наживёте», - невесело проговорил худенький, с измождённым  лицом мужичок. Рядом с его кроватью стояло инвалидное кресло. В ответ я что-то благодарно промычал и стал устраиваться на больничной койке, выискивая удобное положение  своей левой руке, раздираемой дикой болью.  «У тебя закурить не будет?» - спросил меня весь в гнойных пролежнях, безногий мужчина примерно моих  лет и каким-то безумным взглядом тёмно – карих глаз. Я отрицательно мотнул головой. «Шестая! Выходи за обедом!» - раздался звонкий, девичий голос. В дверном проёме стояла цветущая, прямо-таки кровь с молоком молодая женщина. «Горбунов! Есть будешь!?» - заглянула она в палату. «Нет»,- отрешённо ответил безногий сосед. Женщина ловко смахнула с тарелки порцию каши и котлету в эмалированное ведро с надписью «Пищевые отходы». «Мужчина! Подходите!» с плохо скрываемым раздражением обратилась она ко мне. Я отрицательно мотнул головой.  «Дайте мне  его порцию - попросил нянечку молодой парень (как выяснилось после – солдат).  Перебьёшься!» - буркнула та. И ещё одна пайка полетела в ведро. «Принеси мне, дочка!» - отставляя от тумбочки костыли, попросил мой сосед справа. «А что мне за это будет?» - на полном серьёзе поинтересовалась сытая санитарочка. «Старуха моя с пенсии тогда шоколадку купит» - виновато улыбаясь, ответил он. Вся моя кровь кинулась мне в голову. Но я сдержал себя. Молча встал. Подошёл к этому голубоглазому чудовищу. Левой больной рукой взял тарелку со щами, а правой с кашей. И когда уже поставил их на соседнюю тумбочку, до меня дошло – рука-то моя совсем болеть перестала. Чудны твои дела Господи!
 
      После обеда в палату пришли полный, вальяжный мужчина и медсестра. Они подошли к моей кровати. Глядя на меня грустными, семитскими глазами он представился анестезиологом. Я сделал попытку подняться. «Лежите, лежите», - тусклым, бесцветным голосом проговорил врач и стал ощупывать мне шею.
  «Где работаешь?» - спросил он меня.
  «Нигде. Пенсионер».
  «А до пенсии?»
  «На шахте».
   «Да-а-а…» - разочарованно, как мне показалось,  протянул он.
   «Ну, а живёшь где?»
   «В деревне».
   «Наверное, скотину держишь?»
   «Раньше держали. Сейчас нет. Дети выросли. Разлетелись. Супруга прибаливать стала. Всю   извели».
   «Что с рукой-то?»
  « Надо же! Какой доктор внимательный» - благодарно подумал я. «Сруб колодезный  делал, да рубанул сдуру…»                «Так ты плотник!» - обрадовался он.  «А баньку срубить сможешь!?»
   «Сам не делал, но дело не хитрое. Люди ведь рубят».                Доктор взял у медсестры шприц. Что-то нащупал в моей шее,  вогнал туда иглу и, глядя  мне прямо в глаза, сказал: «Этот укольчик стоит тысячу рублей». А этот» –  он взял у медсестры шприц поменьше, – «пятьсот». Сейчас тебя будто током ударит. Не бойся. Это реакция на укол» - не меняя тона, проговорил он.
«Значит, говоришь, дело не хитрое?».

Я промолчал, переваривая полученную информацию. Сказать по правде, в моей голове всё перемешалось. И банька. И деревня. И корова с ценой на уколы. Вдруг, сквозь меня будто электрический разряд пропустили. Я дёрнулся. «Чудненько, чудненько», – заметив мою реакцию, проговорил доктор.  И наклонившись ко мне поближе, сказал: «Рана твоя мужик, серьёзная. Одной операцией не обойтись. Я тебя ещё не раз обезболивать буду.  Если возникнет желание отблагодарить, милости прошу. Кабинет номер восемнадцать. А вот и каталочка за тобой».