В аэропорту я вызвал недоумение, потому что вместо походного рюкзака собрался на Афон с дорожной сумкой на колесиках. Правда недоумение я вызвал только у двух человек – иеромонаха Феодосия и его спутника Георгия из Петербурга – такая небольшая была наша группа. Просто так получилось, что я ничего не знал про эту Святую Гору. Подробностей не знал. Собрался, как в обычную поездку. Накануне справился у батюшки: что надо взять с собой? Получил в ответ шутку: «Рот закрыл, подпоясался, да пошел». Очень этому рад, потому что благодаря своему неведению шаг за шагом я смог создать свою картину Афона. И еще имело большое значение для меня, что предстояло проделать весь путь с валаамским монахом. Мне хотелось увидеть, как он несет свое молитвенное правило, какие отступления разрешает себе и нам, мирянам, как питается в паломничестве и как общается.
Поначалу казалось, что меня и Георгия отец Феодосий позвал в это паломничество используя, как говорят, «случайную выборку». Но только потом, день ото дня, когда мы преодолевали в себе одни и те же слабости и разрешали в себе одни и те же проблемы, становилось понятно, что «случайная выборка» была неслучайной.
Перед посадкой к нам присоединился еще один монах из афонской братии. Он вез в свой монастырь несколько сумок с книгами. Их печатают в России, потому что так дешевле, и с любой оказией переправляют в Грецию. Правда когда за перевес пришлось доплачивать около пяти тысяч рублей, монах немного растерялся. А напрасно, потому что книги, которые у нас стоят 50-60 рублей, в афонских магазинах продаются по 7 – 10 евро.
Самолет в Салоники еще не взлетел, а отец Феодосий разложил епитрахиль, евангелие, крест, молитвослов и начал молебен о здравии и о благополучном полете на самолете (есть и такие молитвы). Конечно, никакой постной еды на авиарейсах не бывает, поэтому батюшка благословил нас есть рыбу, хотя сам от рыбки все-таки воздержался. Из аэропорта мы не сразу поехали в приграничный с Афоном городок Уранополис, а на могилку старца Паисиия, очень почитаемого в православном мире. У меня все его книги собраны, и было такое ощущение, что прежде я уже много разговаривал со старцем Паисием, что мы почти знакомы. Наверное, потому что все его книги построены на диалогах, вопросах и ответах. Уже при его жизни благодаря молитвам Паисия у многих людей происходили важные перемены в жизни. Но и сейчас это очень почитаемая могилка в Греции. Мы тоже приложились, а Георгий попросил старца преодолеть тягу к сигаретам, ведь на Афоне нельзя курить. Потом он очень удивлялся, что действительно самый тяжелый период после резкого прерывания курения у него прошел безболезненно и легко. Перед этим он накупил множество разных заменителей никотина, а они не понадобились. Отец Феодосий благословил нас взять немного песочка с могилы, потому что он придает силы, а у входа в храм мы получили дополнительное утешение: нежнейший лукум и вода. Потом мы привыкнем, что лукум в греческой церковной традиции фактически символ гостеприимства, все равно как слово «здравствуйте».
Правда за эту остановку таксист с нас содрал дополнительные деньги, а ведь отправляясь в путь до Уранополиса, мы все оговорили, включая заезд к могилке старца! Но с греками спорить трудно и не хотелось это делать по дороге на святое место. Наше смирение обошлось нам в 116 евро. В Уранополисе мы расположились в маленькой прибрежной гостинице, в которой до этого уже останавливался отец Феодосий, и пошли в поисках ужина, на несколько минут заглянули в православный храм, а потом вернулись на набережную. Батюшка высматривал «проверенный» по прошлым его поездкам ресторанчик. Курортный сезон в Греции еще не наступил, поэтому все заведения пустовали. А летом здесь все переполнено, особенно женщинами, которые ожидают здесь своих мужей с паломничества по Святой Горе. Очень хотелось заказать что-то из морепродуктов. В пост есть беспозвоночных не возбраняется, и афонские люди охотно этим пользуются. Мы сами выбирали свежих кальмаров. Их запекли в гриле. Еще нам принесли крупнопорезанный греческий салат без сыра, нежнейший овощной суп, икорную пасту с чесноком. Когда ужинаешь на берегу моря в предвкушении одного из самых важных путешествий в своей жизни – нет ничего вкуснее. И вкус этих блюд из приграничного с Афоном городка как наказание преследовал и мучил нас всю поездку. Но это были последние наши тихие минуты перед наступающим днем. Уже с утра предстояло много дел: получить документ на пересечение границы и нахождение в православной республике - «диамониторион», купить билеты на паром. Мы еще решили взять с собой на полуостров хлеб и орехи. Никто ведь не знает, что нас ждет в пути. А Георгий вез с собой целый рюкзак грибов разных видов – утешение для «приниающей стороны» - монахов скита Новая Фиваида. Говорят, что когда начинается сезон, на паром, заходящий в афонские порты, не попасть. Некоторые паломники рассказывали даже об автоматчиках, которых выставляли власти Уранополиса при посадке. Ведь паром ходит только один раз в сутки. И это единственное, что четко действует в Греции: никого не ждет, на минуту опускает на берег трап, все оперативно оказываются на борту, а опоздавшие ждут следующих суток.
На пароме очень хорошо понимаешь построение Афона: через какое-то время после Уранополиса опытные паломники различают границу с полицейским постом, которую посуху разрешают пересекать только редкими исключительными случаями. Затем начинаются скиты, пустоньки и монастыри. Новая Фиваида, куда мы и должны были попасть, открывается первым. Особенно там в паломниках не нуждаются. С ним хлопот много, а еще больше искушений, потому что паломники график сбивают, угощениями стол заставляют, ошибки совершают: не так молятся, не так поклоны бьют, да и в работе от них проку немного. Паломники хоть и стараются, а работать не очень приспособлены. Встреча с Афоном для паломников ключевое событие в жизни, а для иноков ненужное послание из мира, который они покинули. Они выбрали особое уединение, даже большее, чем в обычном монастыре. Пускать договорились только своих, но постепенно количество своих увеличилось. Скажем, скитоначальник отец Симон оказался духовником отца Феодосия, а отец Феодосий привез с собой еще меня и Георгия.
Паром причалил не у самого скита, а гораздо дальше по берегу, в местечке под названием Иванница, а уже с пристани нас забрал и повез к пристани Новой Фиваиды на маленьком катерке один из трех монахов скита отец Агафангел. Потом по горной тропе надо было еще подняться вверх к главному дому. С нашей поклажей (а у меня были «колесики») это было непросто и по дороге приходилось останавливаться для отдыха. Во время таких остановок я заприметил три растения, которых я никогда не видел дикорастущими: кактусы, лавровые кусты и розмарин.
Потом окажется, что на Афоне Новая Фиваида - это одно из самых чистых и светлых мест, и не раз потом, обойдя весь полуостров, мы с Георгием спрашивали себя: зачем мы вообще отсюда уходили?
Этот скит в 19 и начале 20 века окормлялся на деньги царской семьи, что заметно до сих пор: мы жили в келье 19 века, увешанной старинными иллюстрациями и портретами Романовых, если натыкались на осколки посуды из «той жизни», то это оказывался исключительно кузнецовский фарфор (потому что Кузнецов являлся поставщиком императорского двора), спали на кроватях из того времени и весь распорядок жизни у нас тоже был «как тогда». Вот по этому распорядку мы почти сразу попали на обед.
Классическое понимание поста не очень подходит для этого скита, потому что питание монахов здесь подчинено совсем другим правилам: со старых времен у них заведена пятидневка – с понедельника по пятницу на Новой Фиваиде постная кухня в течение всего года, как правило холодная и без масла, а вот в субботу и воскресенье наступают праздничные дни: они готовят горячую пищу и балуют себя шедеврами собственного монастырского искусства из рыбы или морских гадов. В одну из таких суббот нас потчевали вегетарианским борщом, котлетами из кальмаров, которые отец Вениамин умеет готовить без яиц, но с добавлением картошки, а отец Феодосий состряпал овощной плов, от которого просто кружилась голова. И хотя мы приехали в будний день, все равно стол нам показался роскошным: печеный и вареный картофель, квашеная капусточка, какая-то кашка, тушеный порей, обязательные оливки, грибы, привезенные Георгием, авокадо, орехи, варенье и несколько сортов меда, постный шоколад и халва. Стояли банки с пчелиной пыльцой и салатницы с помидорами и огурцами. Стол возглавлял скитоначальник отец Симон, напротив сидел послушник Игорь, а по бокам два монахов и пара-тройка гостей.
Но никому из нас пообедать не удалось, потому что в трапезную зашел монах Вениамин и спокойным голосом сообщил, что он развел костер, и огонь перекинулся на деревья поблизости.
А на самом деле случилось то, чего больше всего боятся на Афоне: из-за сухого кустарника и вечнозеленых маслянистых оливковых деревьев неосторожный огонь может спалить все вокруг. Так целиком выгорел недавно такой же полуостров Кассандры.
Неугомонный огонь тушили и лопатами, и корягами, и в ручную. Благо, что на скиту хорошо с водой и можно было оперативно протянуть шланг и быстро залить пожар, и только после этого, как награду, получить все радости скитской трапезы. На скиту было решено оставаться не больше двух дней, только до субботы, когда ночью пройдет литургия с причастием. Но это были счастливейшие два дня с простыми радостями, естественными заботами и послушаниями.
На послушание нас определили к «поджигателю» отцу Вениамину, помочь ему расчистить от камней и деревьев площадку, на которой накануне вспыхнул пожар. Когда расчистили, то оказалось, что в 19 веке на этом месте был внушительных размеров туалет для паломников с каменной умывальней и аккуратненьким сортиром с выгребной ямой. У умывальни мы откопали старинный флакон из зеленого стекла, видимо от духов, с надписью «Париж». Сразу представилась картина, как зажиточный паломник из России в таких «не дворцовых» условиях растерялся и уронил склянку с душистой жидкостью на пол. И поднимать было бессмысленно, оттого что откололось горлышко. А потом началось запустение, и строение осыпалось, а благодатная земля тут же заняла территорию деревцами, плющом и кустарником. Вокруг нашего скита было очень много таких разрушенных строений, можно сказать большой заброшенный город с целыми глиняными амфорами в человеческий рост, каналами для воды, дорожками, стенами без дверей. Ведь Новая Фиваида после ее основания в 1882 году считалась самым крупным русским скитом на Афоне. Она подчинялся Пантелеймонову монастырю, но всегда жила по своему независимому уставу. Здесь собрались монахи, которые выбирали пустынную жизнь, они часами читали Иисусову молитву, занимались рукоделием, а раз в неделю собирались вместе субботней ночью для литургии, исповеди и причастия. По этим правилам скит живет и сейчас, только пустыньки – опустели. И когда мы спрашивали, будут ли восстанавливать этот разрушенный город, нам отвечали, что его не для кого восстанавливать. Нет больше сотен людей, желающих уединения в этих местах.
Чтение Иисусовой молитвы (Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго) на Афоне часто заменяет привычные утренние и вечерние правила. Она делается келейно и по несколько часов. Рассказывают, что несколько десятилетий назад на Афоне наступил серьезный духовный кризис, монашеская жизнь приходила в запустение. Тогда несколько человек монахов уединились в далеком скиту, чтобы возродить Иисусову молитву. Потом, когда их дело признали другие монахи, подвижники разошлись по самым крупным обителям Афона, чтобы обучить и других иноков этому молитвенному правилу. Кто-то нам рассказал, что самая трудная, но в то же время самая действенная и самая благодатная молитва происходит с одиннадцати вечера до двух часов ночи, потому что это время наибольшей активности «тангалашек». Не случайно, это самое лихое время всех ночных заведений и развлечений. А вот как надо читать Иисусову молитву распорядку дня на Новой Фиваиде: за утреню 33 четки (четка – сотница, по сто костяшек или узелков), за обедницу 12 четок, за вечерню 10 четок, за повечерие с акафистом 10 четок. Или же слабым здоровьем разрешается читать эту молитву 2 часа, другим 2,5 часа, кто покрепче – 3 часа, за обедницу один час или полтора часа с акафисом Иисусу Христу, за вечерню 1 час и за повечерие 1 час.
Правда мы такую сугубую молитвенную практику не прошли. С нами был отец Феодосий, и мы читали с ним кроме утренних и вечерних молитв три канона, акафист, и кафизму из семи псалмов. На это уходило примерно два с половиной часа. А вот про скитоначальника Новой Фиваиды отца Симона нам рассказали, что он творил Иисусову молитву помимо дневных часов каждую ночь с 23 часов до 7 утра, а потом ему открылось чудо непрестанной молитвы, когда она начинает звучать внутри человека постоянно. Мы с Георгием его пытались расспросить на эту тему, но мудрый старец про свое келейное правило ничего нам не сказал. Зато мы узнали, как творит эту молитву единственный послушник скита Игорь. Четки у него - не сотницы, а трехсотницы, то есть там по триста узелков. Утром он читает три таких четки, ночью – одиннадцать и 2-3 в обед. Игорь бывшей бизнесмен из Петербурга, подвизается в скиту третий год. На нем лежит большой груз хозяйственных забот: помощь на кухне, заготовка дров, он встречает и провожает гостей на катерке, а еще должен каждый месяц изготовить 150 килограмм ладана, продажа которого дает скиту небольшие средства для существования. Забота о гостях – тоже на плечах Игоря. Когда мы приехали, он, провожая нас в келью, беспокоился, что будет холодно, хотя уже три раза нашу печь топил. И за выпечку хлеба для братии тоже он отвечает. А после вечернего чая, который начинается в 9 вечера, Игорь моет посуду и отправляется к себе на молитву. И примерно с 10 часов до двух ночи продолжается его вечернее правило. Правда на Афоне горят, что 30 минут Иисусовой молитвы заменяет 3 часа сна…
Впрочем, на скиту трудится не только Игорь. Его распорядок – только для примера. У каждого монаха много забот. Весь день занят без продыха. И даже если болеешь, задания скитоначальника должны быть выполнены: отец Владислав готовит обед, занимается садом, столярными работами и вырезает шкатулки в подарок паломникам. А «поджигатель» отец Вениамин сильно заболел ухом в день нашего приезда, но все равно выкорчевывал деревья, занимался медом (в скиту своя пасека), а потом ночью служил литургию. Однажды он меня тихонько, когда никого не было рядом, спросил:
А вы приезжали лет десять назад в Троице-Сергиеву лавру, чтобы снимать о ней телерепортаж?
Приезжал.
Я тогда там жил. А вы не помните, как ко мне подходили, чтобы интервью взять?
Простите, уже не помню.
А я помню: я тогда подумал, что если начнут что-нибудь спрашивать - ничего не буду говорить, ведь мне это не надо. А вы подошли ко мне так ласково-ласково, и я все рассказал. А потом сам удивлялся себе: зачем я все рассказал, ведь не собирался даже.
Мы засыпали, когда монахи еще доделывали какие-то дела, а просыпались утром и видели, что во дворе и в доме уже кипела работа. И все это спокойно, без надрыва и жалоб. Кстати, Новая Фиваида, оказался единственным скитом, где нам не сделали ни одного замечания, хотя мы много там нарушали и в распорядке, и в выполнении послушаний. Мы опаздывали на трапезу, вместо уборки скита гуляли по берегу Эгейского моря, по нашей просьбе Игорь спускался с нами по длиннющей тропке, чтоб показать производство ладана. Но не было ни одного упрека, ни одного косого взгляда, потому что на Новой Фиваиде небольшая братия постигла самую главную христианскую науку – любви и смирения.
Уже на Новой Фиваиде Георгий составил точное расписание по дням всех наших передвижений по монастырям Афона, но когда он пытался посоветоваться об этом с другими, все говорили одно и тоже: на Афоне нельзя ничего планировать: как будет, так и будет. Но нам всем очень нравился план, и мы его усердно обсуждали, пока после ночной литургии (она начиналась в два часа) и причастия не собрались в путь. Необходимо было на катерке выехать к большой пристани не позже 9 утра, потому что в 9.20 к пристани приезжают афонские такси, с которыми можно договориться, чтобы они довезли нас по назначению. Не получилось. Из-за большой волны что-то произошло с мотором нашей лодочки, и запустить его не получилось. Уже и корабль мимо прошел, а это означало, что такси забрали своих пассажиров, и мы остаемся без транспорта. Но ничего. Впереди нас ждало неведение, и мы легко отважились идти пешком, несмотря на то, что у Феодосия и Георгия были большие рюкзаки. Я оставил свои «колесики» на скиту и выступал с небольшим дорожным рюкзачком, в который все необходимое отлично уместилось. Я даже не представлял величину предстоящего пути, иначе, может быть, приуныл бы. Только потом, когда мы достигли цели путешествия, оказалось, что по горным петляющим дорогам мы пересекли весь полуостров с одного берега на другой. А это больше 10 км.
По дороге, чтобы скоротать путь, батюшка рассказал историю получения для себя родительского благословения в монашество. Мать его была всегда против этого шага. Как-то казалось, что более правильно будет, если он останется при семье, при ней, тем более что она уже была немощна и рассчитывала на его помощь. Отец Феодосий работал фотографом, и у него случилась командировка в одну деревеньку под Псковом. Он постучался в первую же избу, и его как-то особо радушно встретила пожилая женщина. Он тогда удивился, как много у нее наготовлено и напечено всяких вкусностей для нежданного гостя: и рыба, и пироги и другие угощения. Потом оказалось, что она весь день ждала из города своего сына, но он не приехал. Эти дни Феодосий помогал ей по хозяйству, приносил хлеб, воду, а когда вернулся к себе, то отправился к своей матери, ведь она тоже его крепко ждала в своем домике. С удивлением она рассказала, что в те дни, когда он помогал незнакомой женщине, ей тоже все помогали, угощали, делились продуктами и дарили подарки порой случайные люди, с которыми она не очень общалась, ни с того ни с сего оказывали ей всяческую поддержку. Через это и Феодосию, и его маме стало понятно, что даже если он станет монахом, небесные заступники не оставят ее без опоры. И когда он уже садился в автобус, прощаясь, его мама шепнула Феодосию свое благословение. Впрочем, даже после этого она присылала ему на Валаам письма только на мирские имя и фамилию. Не хотела понять, что теперь это другой человек, с другой дорогой.
Первый монастырь на нашем пути – сербский Хиландар. Всего на Афоне 20 монастырей: русский св. Пантелеимона, болгарский Зограф и сербский Хиландар. Остальные – греческие обители. По традиции Святой горы паломников принимают в каждой обители, предлагают легкую трапезу и ночлег. В греческих монастырях бывают строгости, когда они требуют предварительного звонка, а могут и просто закрыть перед тобой двери (даже монахи не раз на такое жаловались), и тогда приходится, пока не стемнело, искать для себя другой ночлег, а это могут быть километры пути по горе.
Монастырь Хиландар очень древний, был построен в 11 веке и от других отличается тем, что в нем нет игумена. Вернее вечным его игуменом является Богородица. Известно, что когда апостолы и дева Мария несли по миру христианство, корабль Богородицы сбился с маршрута и прибыл к берегам Афона. Когда Ее нога ступила на эту землю, рухнули стоявшие здесь языческие храмы. И Богородица объявила эту землю местом своего пребывания. Говорят, что когда в небе над Афоном зависает маленькое облачко, это как раз и означает, что Богородица пребывает здесь. Было много случаев, когда ее встречали на здешних тропах, принимали от нее утешения и наставления, и только потом понимали, что здесь женщин не бывает. Только одна Она.
Правда изредка попытки нарушить мужскую монополию женщины делали. Одна королева прибыла на Афон с богатыми дарами, но только совершила несколько шагов, как ей встретился ангел и попросил вернуться обратно. И еще рассказывают про американскую феминистку, которая переоделась в юношу, проникла на полуостров, устроилась в один из монастырей на послушание и смогла увидеть то, что никогда не открывалось женскому взору. Но когда она уезжала, поступила очень неосмотрительно, скинула свои одежды, обнажилась, смущая ожидающих парома паломников и монахов, и нырнула в Эгейское море искупаться. Других таких случаев на Афоне не знают: появился плавник акулы, который направлялся прямо к купальщице. Ей кричали с берега, но женщине казалось, что публика таким образом реагирует на ее вызывающее поведение. Дерзкая авантюристка больше не вернулась из воды. Сейчас право бывать на афоне женщинам выторговывает европейское сообщество. Цена вопроса – миллионы евро. Пустите женщин – получите деньги. Пока ни одна обитель не поддалась этому искушению. Еще одна «женская» история случилась в нашем монастыре Св. Пантилеймона в 19 веке, когда к его пристани причалил пароход «Виктория» с влиятельными дамами. У одной из них сын служил послушником в обители. Дамы на берег не сходили, но прямо на борту для них был отслужен молебен, на пароход были доставлены мощи целителя Пателеймона, а когда пароход отчалил, до основания сгоел монастырский храм Покрова Пресвятыя Бородицы. Кстати сейчас такие женские поездки, когда святыни приносят на корабль, – обычная практика, а тогда происшедшее все здорово обсуждали.
В центральном соборе Хиландара для игуменьи Богородицы даже построен трон, который оберегался несколько столетий. Но когда несколько лет назад был назначен помощник Богородицы для управления монастырем, он усомнился в традиции, что дева Мария - законная игуменья этого монастыря, и приказал убрать ее кресло, оставив во главе только свое. Расплата за дерзость пришла на пасху 5 марта 2004 года, когда часть монастырских построек, хозяйственные сооружения, гостевые дома, церковь с иконами 17-18 веков сгорели от страшного пожара. Настроение вселенской печали до сих пор витает в воздухе обители, хотя там идет большое строительство (деньги на восстановление в Хиландар присылает православный принц Чарльз), и принимали нас в свежеотстроенной просторной келье с современной сантехникой, но оправиться духовно от происшествия здесь еще не смогли.
Отец Феодосий рассказал, что раньше приходящих гостей сразу приводили в просторный архондарик, теперь же немногословный монах угощал нас травяным чаем, кофе и лукумом прямо в иконной лавке монастыря.
В каждом монастыре Афона хранятся удивительные святыни. В соборе Хиландара главная святыня – Божья Матерь Троеручица. По преданию, это была личная икона греческого богослова 8 века Иоанна Дамаскина, и когда он стал жертвой надругательства (ему предъявили несправедливые обвинения в воровстве и отрубили руку) у этой иконы рука заново приросла к телу, и это оправдало его перед обвинителями, которым в наказание за поклеп отрубили головы со словами, что если они невиновны, головы прирастут обратно, как рука Дамаскина. В 13 веке эту икону подарили сербскому архиепископу, а когда на Сербию напали турки, икону спасли, привязав к ослику. Он с привязанной иконой пришел а вратам Хиландара. В храме икона сама встала на игуменское место. С того времени монахи принимают благословение от Троеручицы, а игумен в обители больше не избирается.
Здесь же находятся мощи очень почитаемого у сербов св. Саввы, а из его мощей пробилась большая виноградная лоза. Ей уже тысяча лет и она до сих пор плодоносит, особенно помогает женщинам, мечтающим о потомстве. Мы попали сразу на службу и после тихих уединенных мест, откуда мы пришли, величие старинного храма Халандара, его чудесных святынь и одновременно сдержанность читаемых молитв вызвали слезы из наших глаз. Феодосию предложили подойти к братии и участвовать в службе наравне с ними. Службы здесь идут на церковнославянском языке, поэтому мы их хорошо понимали, а ему было радостно послужить на Афоне.
После службы нам с Феодосием так и не дали соединиться. Всех пригласили на общую трапезу. Его посадили с монахами, а нас – с паломниками и строителями. Все монастыри на Афоне (кроме Новой Фиваиды) запомнились мне их основным на время Великого Поста блюдом – кислой капустой. Было ощущение, что у всех единая поставка от одного повара. Но в Хиландаре кроме капусты угощали еще постным супчиком, вареной картошкой, сладким перцем с чесноком и вином, а батюшкам давали еще оливки и фрукты.
В келье нас расселили с двумя монахами-паломниками Поликарпами. Оба русские, но один подвизается в Иерусалиме, а другой в Троице-Сергиевой лавре. Один активный и большой ловкач, а другой - простоватый, но все равно хитрющий деревенский мужик откуда-то из под Девеево. Они сошлись только по общему имени. У иерусалимского монаха была идея собрать нескольких монахов – только Поликарпов - и совершить паломничество к мощам своего святого. Получилось не все, в результате они оказались на Афоне вдвоем, и темперамент одного смирялся об инфантильность другого. Утром активный Поликарп тряс своего деревенского попутчика, а тот притворялся спящим:
- Вставай, надо идти!
- Дай мне еще двадцать минут полежать!
- Что можно двадцать минут в кровати делать?
- Но ведь я еще сплю!
- А как же ты тогда разговариваешь, если спишь?
- Я во сне говорю!
Из Хиландара утром на следующий день мы пошли к болгарам, в Зограф. Поликарпы тоже туда собрались. Но мы не объединялись, чтобы каждый жил по-своему. Когда Поликарпы ушли, отец Феодосий отвел нас в костницу, место, где собраны кости и черепа монахов за множество прошедших лет, чтобы мы там совершили панихиду по всем усопшим. И своих родных тоже помянули.
На Афоне другая традиция, чем в России. У нас, когда умирает достойный старец, то первым признаком его святости считаются нетленные мощи, а на Святой Горе наоборот через три года раскапывают захоронение и смотрят, очистились ли кости. Если на костях сохраняются следы плоти, если они не приобрели золотисто-медовый цвет, это всех очень настораживает, и останки еще раз предаются земле, и над ними читаются сугубые молитвы.
В Зограф отец Феодосий отказался ехать на машине, которую нам предложили. Мы согласились. Если паломничаешь, то какие машины! Батюшка нашел знакомую ему одному лесную тропку, и мы выдвинулись в гору по ней. Только потом он объяснил, что эта тропа – кабанья, они прорывают их в самых непроходимых местах, а люди этим пользуются, хотя одновременно считается, что кабаны и змеи – самая большая угроза для паломников на Святой горе. В Зограф мы очень хотели попасть, особенно Георгий и потому что это братья-славяне, и потому что это монастырь святого Георгия. А Георгием звали его отца, при крещении он взял себе это имя, Георгием зовут его сына. Кроме того, великомученик Георгий – это один из моих небесных покровителей, потому что я родился в день его памяти, Георгием назван мой крестный сын.
Чтобы дорога была легче, отец Феодосий вырезал нам из неизвестных пород деревьев батожки – походные тросточки. Вообще на Афоне приняты даже не тросточки, а прутики, которыми прежде чем ступить, прощупывается земля, чтобы не наступить на змею. Но мы путешествовали весной, когда змеи еще не появились.
Все время звучало, что до Зографа минут 30… Но наверное это на машине, потому что горными кабаньими тропами весь путь у нас занял часов семь. Иногда возникало сомнение: правильно ли мы идем? А тут раз – камень помеченный красной краской – для ориентира, или пирамидка из камушков, почти детская: поддержка и утешение для уставших путников.
Путь в прямом смысле оказался тернистый, потому что тропинки на Святой Горе зарастают моментально, причем какими-то самыми колючими кустарниками и плющами. И с пути мы сбивались, и лишние круги нашагивали, и одежду рвали…
Одна из стрелок, прибитых к дереву, показывала, что через 200 метров будет пещерка очень почитаемого в Зографе святого Косьмы. Какими длинными были эти 200 метров! Потом пещерка открылась, а перед нею в метрах тридцати – лестница, приставленная к расщелине в скале. Было видно, что здесь живет рой диких пчел. Скорее всего, дикий мед как раз и был пищей святого Косьмы. Его обиталище сохранилось с 1892 года. Чистенькое, ухоженное, все покрыто белой и синей краской, как горница в деревенском доме. Туда мы забирались по высоким деревянным мосткам. В молитвенном углу много всяких иконок, которые приносят с собой современные паломники. Много русских. Батюшка оставил валаамских Сергия и Германа, облачился и начал служить молебен. После молебна открыли шкафчик – маленькое утешение: скромная баночка с кусочками фруктов в сиропе. Мы же ели только вчера! Поделили на троих, «уговорили» ее из пластмассовой крышечки, умиротворенные тронулись в Зограф. Зато 200 метров обратно на большую дорогу были легкими и незаметными. Вышли назад за одну минуточку и удивлялись этому как чуду.
В отличие от Хиландара на входе нас никто не встречал и травяной чай не предлагал. Нам открылся пустой гостевой корпус и объявление, что гостинник отдыхает с 2 до 5. Было 3 часа дня. На счастье нам встретились монахи Поликарпы. Они пришли пораньше, их уже поселили, даже накормили обедом. Поэтому они были добродушны и тихи. На радостях они вспомнили, что у них есть своя еда: один Поликарп из Троице-Сергиевой лавры вез мешок с сухарями, мешок с фисташками и пакетик чернослива. А у нас в брюхе волки воют! Втроем окружили эти угощения… Феодосий еще с ними разговаривал, а мы молча, без приличий, с голодным упорством почти подчистую навернули эти богатства. Поликарпы даже немного растерялись, виду не показали, но затаили и вскорости отыгрались.
Потом началась служба, и мы смогли приложиться к чудотворным иконам святого Георгия. Особенно почитается в Зографе икона, которая сама явилась в обитель из какого-то захваченного турками местечка. Один неверующий ткнул в эту икону пальцем, а вытащить не смог. Палец пришлось отрезать. На лице Святого Георгия до сих пор есть эта рана с сохранившимся пальцем. Говорят, в прошлом году сюда приезжал известный дерматолог, который не знал эту историю, и когда его подвели к иконе, воскликнул: «Там палец! Там настоящий палец! Вся анатомия наружу!»
Само название святого великомученника Георгия Победоносца появилось в монастыре тоже чудесным образом. Когда его основывали в 919 году, не знали, как назвать, поэтому над воротами прикрепили просто доску, без наименования. А на следующий день на доске появилось имя Георгия. Доска над воротами не сохранилась, зато над ними специальным образом укреплена икона Богородицы. Рассказывают про монаха, который никогда не расставался с этой иконой. Но однажды, когда он работал в поле, ему явилась дева Мария и приказала бежать в обитель, чтобы предупредить братию о готовящемся нападении латинян. Он было побежал, но вспомнил о своей иконе, хотел вернуться, а Богородица ему велела не волноваться об этом. И когда он прибежал в монастырь, его любимая икона висела в воздухе над воротами. Это было главным подтверждением его слов. Во время нападения в 1276 году латиняне сожгли в Зографе 26 человек, среди них не все были даже монахами. Эту икону Богородицы они тоже бросили в огонь, но она уцелела. А в память 26 преподобномученников сейчас неподалеку от входа стоит памятник.
Благодаря большим пожертвованиям болгарских, молдавских и русских царей Зограф считался богатейшим монастырем. Вторым после монастыря Св. Пантелеимона. Хотя по трапезе этого не скажешь. Все было холодным: традиционная кислая капуста, суп, тоже кислый (греки любят кислое и почти каждое блюдо еще дополнительно поливают лимоном), оливки и картошка в мундирах. Надо сказать, что в трапезную нас буквально выдворили из храма, а мы-то хотели подольше задержаться у икон, но тут же начинались грубые тычки и толчки. И братия вся была очень пасмурная. Возможно, их гложет малочисленность – всего 20 человек, а раньше здесь размещалось не меньше тысячи монахов.
Впрочем, с раздраженностью я встретился еще раньше, в Хиландаре, когда во время вечерней службы меня шибанули в спину: это монахи шли прикладываться к иконам, а я оказался на их пути. Там же иеромонах фактически остановил службу, чтобы подойти к Георгию и сделать замечание, когда он зашуршал пакетом.
Все это попытался загладить гостинник, когда вечером на старинном балконе угощал нас медом, разными сортами чая и варил крепкий кофе, а потом одарил всех нас иконками с изображением святого Георгия и Зографской Богородицы.
В келье нас было пятеро: болгарин, наша группа и паломник Александр, украинец, который приехал сюда из Франции. Там у него работа. В Париже он познакомился с пустынником Кукшей – бывшем спецназовцем, который уединился на афонском берегу, отстроил заброшенный домик, нашел благотворителей, которые помогли ему даже свой катерок завести, посадил все необходимое, и сад, и огород, и оливковые деревья. Его настоятель, кажется из Пантелеимонова монастыря, прознал о спонсорских деньгах и призвал Кукшу сдать их в общую казну, но получил неожиданный отказ:
- Я деньги привык зарабатывать, а потом за них отвечать!
Скитоначальник Новой Фиваиды, рассказывая эту историю, прибавил со смехом:
- Понять можно обоих!
Прогревалась наша келья болгарской «буржуйкой». Пока топишь – тепло, а потом сразу все остывает. А у Поликарпов была настоящая горячая печь. Но они все равно явились и вытребовали с нас несколько полениц. Наверное, в память о съеденных орехах и сухарях. Но это была только часть счета, который они собирались нам предъявить.
Утром в три утра надо было уже прийти в храм. Но мы проспали. Надо признаться, что мы часто просыпали и как правило приходили с часовыми опозданиями. Вошли тихонечко, приложились к иконам, разошлись по темным углам храма. После утренней нас уже поджидал гостинник с новыми подарками: освященным у икны св. Георгия маслом.
Надо было выбирать новый маршрут. Очень хотелось в Ватопед. Этот греческий монастырь близко находился от Зографа, всего в четырех километрах, и там очень много святынь, главная из которых – пояс Богородицы. Но у нашего батюшки был свой маршрут. Тем более один его знакомый паломник не смог пройти эти четыре километра, потому что надо подняться до хребта горы, а там тропинка теряется. Те кто знают, идут вдоль хребта какое-то время, а новички сразу пытаются спустится и попадают в ловушку, когда нет дороги, вокруг дикий греческий бурелом. Этот паломник разодрал всю одежду, а потом уже стемнело и он метался голый по непроходимому лесу. Даже отпел себя. И только на следующий день к вечеру ему удалось выбраться к людям.
По маршруту нашего батюшки мы зашагали на пристань, чтобы оказаться в удивительном скиту Святой Анны, матери Богородицы. Но не сразу. Сначала надо было попасть на один кораблик, затем, когда тот дошел до конечной станции, мы наскоро перекусили в портовом ресторанчике пирогами со шпинатом, луком-пореем и картошкой, сели на маленький паромчик. Скит Святой Анны - это место сокровенного паломничества. Бездетные греки приходят сюда, чтобы попросить для себя рождения детей. На скиту есть чудотворная икона и мощи святой Анны. Но подняться туда непросто. Надо пройти настоящий долгий путь по таким неудобным ступеням, которые сделаны не под человеческий шаг, а под шаг единственного животного, которое используют на Афоне в подсобном хозяйстве – мулов. И вот по этим ступенькам такими ручейками шагают вереницы греков разных возрастов. К нам тоже присоединился один седовласый грек, очень позитивный. Улыбался, рассказывал о себе, о том, что Господь не дает ему потомства. Если наш батюшка с огромным рюкзаком сбавлял шаг и делал остановку, терпеливо его ожидал.
Когда пришли на скит, то это маленькое местечко оказалось таким лучезарным! Все утопало в солнце, с высоты внизу открывались райские пейзажи. Даже не верилось, что мы пришли вон оттуда, с самого берега! Пристань казалась крупинкой. Казалось, что море не бывает такого яркого цвета, а облака немного прикрывали и фильтровали солнце, отчего получались раструбы во все небо.
На скиту святой Анны очень четкий график: сначала собирают всех паломников, каждого угощают рюмкой ракии с лукумом и стаканом воды. Мы регистрируемся в специальной книге, а потом нас ведут к своим сокровищам. Никого не торопят, все спокойно совершают таинства столько, сколько надо каждому, в после этого всем делают традиционные подарки из освященного масла и иконки и открывают двери магазина. В магазине нет ни продавца, ни кассира. Сам подсчитываешь, сколько стоят выбранные тобою сувениры, и оставляешь деньги на прилавке.
После магазина уже все накрыто в трапезной. О чудо! Здесь не было кислой капусты, правда, все равно все блюда были с обязательной кислинкой: и суп, и кашка. Для каждого рядом с тарелкой положили киви, авокадо, халву. Отец Феодосий рассказал, почему он привел нас сюда: его сын долго жил без росписи, «во грехе», и теперь, когда свадьба состоялась, у них нет детей. Поэтому он приехал сюда помолиться за сына. Возможно, это была вообще главная цель приезда нашего батюшки на Афон.
Пока мы решали, куда пойдем дальше, не было монаха, который не предложил бы нам свою помощь. Один час на святой Анне действительно стоил дня паломничества.
Очень светлым воспоминанием остался путь к Иверской иконе, у которой на лике до сих пор запекшаяся кровь от удара копьем латинянами. Там батюшка наконец-то распаковал свой рюкзак, и выяснилась, почему он такой огромный: там скрывались старинная фотокамера и штатив. На специальные пластины позапрошловековым способом он делал снимки того самого места на побережье Афона, куда по приданию высадилась Богородица, чтобы благословить эти земли, и куда через несколько столетий прибыла Иверская икона. Эту икону во времена иконоборчества пустила по морским волнам благочествия женщина и ее сын (в будущем афонский монах). Икону должны были погубить, один из воинов даже ударил ее копьем, тогда из лица Богородицы потек ручеек крови. Женщина при помощи денег уговорила воинов прийти на следующий день, но спрятать икону было негде, потому она пустила ее по воде. Через два года один из иноуов Святой горы увидел свечение от точки на море до самого неба. Несколько дней все наблюдали это чудо, а одному монаху приснилась Дева Мария и сказала, что он должен забрать икону. По преданию монах дошел к иконе по воде, а вот установить ее в храме не получилось. Потому Иверскую икону и называют «надвратницей», что она всякий раз исчезала из храма и оказывалась над главными воротами в обитель, а потом через явление, сказала одному из монахов:
- Не надо меня хранить, теперь я буду хранить вас.
Еще ее называют «хранительницей Афона», потому что когда ее образ исчезнет из монастыря, это будет означать конец Святой Горы, и начнутся ее разрушения. Правда теперь с иконой каким-то образом договорились и перенесли ее в часовенку, а на воротах разместили ее список.
Старый монах в лавке монастыря, представитель известного рода швейцарских миллионеров, рассказал нам о монетках на шее Богородицы, которых должно быть десять. Однажды в монастыре давали милостыню, и одному бедному человеку не досталось ничего. Когда он, расстроенный, уходил из монастыря, в дороге ему встретилась женщина и в утешение подарила странную монетку. Он вернулся в обитель, попросил какой-нибудь еды в обмен на непонятную монетку, но она вызвала переполох: все бросились к Иверской иконе и там в этот раз оказалось не десять, а девять денежек. Только тогда всем стало понятно, кого встретил на горной дороге этот человек.
Значение некоторых мест, куда мы прибывали, нам открывалось позднее: например заехали в какой-то скит, где нас встретил только один русский монах. Все показал, разрешил фотографировать, а потом оказалось, что это и был тот самый Старый Русик, заброшенная колыбель русского монашества с тысячелетней историей! На двери в келью этого инока висит небольшой рисунок, к которому по-русски приписано:
- Помни час свой смертный!
Или же в административном центре Афона – Карее - мы наскоро, перед отправлением тамошних маршруток на Иверон, забежали в храм и приложились к иконе среднего размера, а позже узнали, что это была «Достойно есть», которую называют покровительницей Святой горы, а иногда – главной святыней Афона. Именно с этой иконой связывают появление молитвы «достойно есть». Говорят про инока, который постучался в храм, когда там был один послушник, предложил помолиться, но когда послушник читал «Честнейшую Херувим» заметил, что У НИХ вначале поют «Достойно есть, яко воистину блажити блажити Тя, Богородицу, Присноблаженню и и Пренепорочную и Матреь Бога нашего» и даже записал эти слова на камне, который оказался мягким как воск. В момент песни икона вся светилась, а перед уходом странник представился архангелом Гавриилом. Даже сохранилась дата происшедшего: 11 июня 980 года. Камень с текстом молитвы был передан в Константинополь.
На Афоне у каждого из нас случились свои искушения, которые обязательно происходят почти с каждым паломником. Кто-то нам рассказывал, что встречал на берегу мохнатое чудовище. Кто-то начинает раздражаться, на кого-то нападает болтливость. Для Георгия самым большим искушением стал мобильный телефон, хотя звонки не приносили радости. Большая земля как бы не отпускала его и не давала ему полностью насладиться совершенно другим состоянием. С нашим батюшкой тоже происходили какие-то внутренние метаморфозы. Конечно же, он старался ничего не проявлять, но когда в сильном и молитвенном человеке просыпается ребенок, этого нельзя не заметить. Но каждый из нас понимал, что происходит, и каждый уступал другому. Мои искушения поджидали меня на самом возвращении.
Так было, когда мы отправились в Ватопед, в монастырь Благовещенья Пресвятой Богородицы, чтобы приложиться к ее поясу и другим святыням, которых в Ватопеде множество. Еще бы, ведь он был основан в четвертом веке и напоминает средневековую крепость, но пускают туда только по звонку. Батюшка звонить отказался. И никто, с кем мы встречались по дороге, не мог понять, почему мы туда едем и не предупреждаем.
В Ватопеде очень строго: нельзя фотографировать, нельзя звонить по телефону. Но паломников там очень много. Все такие тихие, словно придавлены значением места. И куда не обернись – везде диковинки, начиная от святых сокровищ, среди которых глава Иоанна Златоуста, часть главы апостола Андрея, части животворящего креста, пояс Богородицы. Там как-то каждый находит сам, что ему нужно. Мне полюбилась икона Богродицы, прибавляющая елей. Старая икона, которой в маленькой церкви каждый вечер совершают отдельное богослужение в память о трудных временах Ватопеда, когда им было явление Богродицы дева Мария сказала, что никогда ни о чем монахам этой обители не надо будет заботиться, что она сама будет преумножать все самое необходимое. Больше всех паниковал монах, который отвечал за выдачу лампадного масла. Он решил экономить, но игумен Ватопеда приказал выдавать елей как пложено, потому что Богородица обещала. Когда он вернулся в свои кладовые, то бочки с елеем были переполнены. Говорят, что таким образом обеспечивается уверенное благосостояние обители по сей день. Хотя, как почти везде на Афоне, прирастание богатства здесь не обошлось без щедрых вложений россиян. Например, великий князь Алексей Александрович после чудесного спасения его отца Александра Второго в Париже 25 мая 1866 года отстроил скит и храм Святого апостола Андрея, который по своим размерам превосходит многие монастыри.
Тем кто приходит в Ватопед, в подарок вручают обладающие целебной силой пояски, освященные на поясе Богородицы. Но так хотелось бы, приобрести их для всех, кому ты желаешь здоровья! Купить их нельзя, а количество подарка нельзя увеличить.
Мы очень нервничали, когда уезжали из Ватопеда. Нам говорили, что в 8 утра будет автобус, но даже в 9 он еще не приехал. А у нас время рассчитано по минутам: заехать в русский монастырь, отправиться на причал, успеть на кораблик, доехать на нем до другого причала, откуда нас заберет катерок с Новой Фиваиды. Опоздать мы не могли, иначе пришлось бы оставаться еще на сутки. Автобус так и не пришел. А такси нам вызвать отказывались. Зато раз за разом к монастырю подъезжали самые дорогие машины мира из новейших каталогов и забирали более ушлых паломников, чем мы. Пришлось и ругаться, и нервничать, и злиться, и комментировать отрицательные черты, присущие, как тогда казалось, всем грекам…
Мы опаздывали, и могло случиться так, что теперь мы должны будем совсем отказаться от заезда в единственную русскую обитель – монастырь святого Пантелеимона. Когда мы все-таки оказались у ворот русского монастыря, то долго не решались зайти. Казалось, что за воротами должно быть что-то особенное. На стене обители фотография из 19 века, на которой кто-то запечатлел игумена Макария в субботний день, когда он подавал милостыню. Его многие ругали за эту заведенную и убыточную традицию, потому что приходилось на милостыню выделять нешуточные средства из казны монастыря. Так вот на этой фотографии, когда ее проявили, стало видно, как рядом с игуменом Богородица благословляет бедняков.
Мы вошли в монастырь, и он был огромный, как город из сказок Пушкина, в котором правил Гвидон. Туда тоже приезжали за всякими чудесами. Вот мы вошли в обитель с ожиданием чуда. Но нас встретил старенький монах и доложил, что он может все показать, в одиннадцать часов откроет святые мощи, а сейчас мы можем написать записки по двадцать евро имя. Мы поблагодарили, посмотрели храм, где все покрыто настоящим золотом, и каждая икона имеет свою чудесную историю. Но старичок еще раз напомнил, что можно написать записки по 20 евро за имя. И как-то мы не стали их писать, сказали, что попозже, отчего старичок впал в некоторое уныние и сказал:
- Ну хорошо, в одиннадцать я за вами зайду.
Отец Феодосий отпросился до урочного часа навестить своих знакомых, а мы решили прогуляться по монастырю. Правда пойти нам особенно было некуда и мы заглянули в иконную лавку. И ахнули. Казалось, что там продаются большие сокровища. Цены просто зашкаливали. Нас предупреждали, но мы не рассчитывали, что так будет на самом деле. Нам рассказывали про продавца, который придумал психологический ход: когда в его руки попадает покупатель, он дарит ему небольшой гостинец, а потом начинает советовать:
- Вот это возьмите, и еще вот это, а это не хотите взять?
А потом называет окончательную сумму:
- С вас 600 евро!
И растерянный человек выкладывает эти деньги за неожиданную покупку: вроде бы как он сам на все соглашался, а отказываться в монастыре неудобно!
Еще не было одиннадцати, как вдруг прибежали два монаха, причем один из них оказался нашим Поликарпом, тем, который деревенский, и чуть не за руки потащили нас к мощам, потому что их уже открыли и вот-вот закроют. Мы были в растерянности, потому что Феодосий должен подойти к одиннадцати, и мы даже не можем его предупредить, чтобы он пришел к комнату с мощевиками!
Сокровища в монастыре действительно хранятся невиданные. Я помню, что происходило в России, когда привезли ступню Андрея Первозваного и переносили ее по городам страны. Люди десятки часов стояли в очередях, ночами дежурили у храмов, чтобы приложиться к святыне. А тут она находилась в специальной комнатке среди еще нескольких десятков других мощей, имеющих сугубое значения для каждого православного. Правда к главной святыне монастыря – главе святого Пантелеймона нам приложиться не удалось. Говорят, что даже для братии ее выносят раз в две недели. Один паломник возмущался: ведь люди из-за этой святыни проделывают сотни километров, а их ждет такое разочарование!
Потом нас серьезно поторопили из сокровищниц. И было как-то неудобно перед батюшкой, что мы не нашли его, когда шли прикладываться. Поэтому когда мы входили в гостевой дом, были подавлены. Так получилось, что никуда мы особенно не опоздали из Ватопеда, и полутора часов, которые у нас были из-за опоздания автобуса хватило с избытком для знакомства с монастырем.
Вдруг среди рабочих, ремонтирующих архандарик, один человек подошел к нам, как старый знакомый. Оказалось, что это паломник Василий, с которым мы вместе на пароме пересекли афонскую границу. И только эта случайная встреча, по крайней мере, мне помогла иначе по-другому взглянуть на русскую обитель. Василий приезжает сюда то ли пятый, то ли шестой раз. Раньше тоже обходил всю гору, как и мы, а потом решил, что Богородица одна и нечего искать дополнительных чудес на стороне. Его принимают здесь как проверенного человека. Он уже работал и в библиотеке, и в свечной лавке, и в мастерской. Говорит, что паломникам тяжелую работу не дают, ею занимаются нанятые рабочие, которые трудятся за плату:
- Первый день было тяжеловато, но не на работе, а на службе. В пост службы длинные, к тому же ночные, а теперь, через десять дней, могу и не садиться всю ночь. Только мысли мирские лезут в голову, в этом раскаиваюсь. Но ведь я мирской человек. Из мира пришел. Предлагают остаться в монастыре насовсем. Вот как бывает: часто кому дано быть афонским монахом – он не здесь, а кому не дано, того приглашают! Но Господь все управит!
От его рассказа на душе стало тише, и когда за нами пришел кораблик, грандиозные монастырские постройки я провожал уже без внутреннего ропота. Тем более, что над горой Афон появилось белое облако и одна его струйка спускалась к вершине, как дорожка для Богородицы.
Все закончилось у нас там же, где и началось, на Новой Фиваиде. Мы заехали туда за вещами. До обеда было какое-то время, и я снова поднялся в заброшенный монашеский город, чтоб нарвать на память афонского лавра и розмарина. С побережья увез несколько камушков. А послушник Игорь на память завернул нам по коробке ладана и банке меда, который собран пчелами со скитской пасеки с цветущих шишек хвойных деревьев.
Старец отец Симон был в отъезде. Очень жалко, ведь у нас были к нему вопросы. В свой первый приезд мы смогли его задержать на несколько минут, и тогда он о многом сумел с нами поговорить. Например, что душа человеку станет мысленной свалкой, если не молиться утром и вечером. Это как гигиена. А Иисусова молитва очень удобна, потому что если нет под рукой молитвослова, она всегда с тобой. Что если не сопротивляться блудным помыслам, они начинают завоевывать душу, и тогда бесы поселяются внутри человека. И каждый должен помнить, что его бытие – это добро и любовь, а грех – это отступления от любви и добра. Семью отец Симон назвал меленьким монастырем, и если в жизни одного из членов семьи (как правило мужчины) появляется связь на стороне, то происходит из семьи отток той энергии, которая должна обеспечивать сохранение этого монастыря.
Мы были немного в неурочное время, когда на Афоне прохладно и нельзя подняться на самую вершину горы, где построена маленькая часовня, то есть почти вплотную приблизиться к Богородице. Но уезжая, и я, и Георгий точно понимали, когда каждый из нас это сделает.
Я много фотографировал в это путешествие и при помощи экрана фотоаппарата мог пролистать все кадры и сравнить, какими мы были вначале, и какими стали в конце богомолья. Не сказать, что это разные люди, но вот глаза, конечно, вначале были другими.
А еще мы видели искренние примеры любви и добра, мы знаем, как преображаются люди и даже целые скиты, живущие непрестанной Иисусовой молитвой. И нам понятно, почему на Новой Фиваиде или на скиту Святой Анне другое отношение к людям – это как раз результат жизни всей братии в непрестанной молитве.
Там на Святой горе, главным богатством казалась деревянная трость, батожок, вырезанный отцом Феодосием. Ну вот он стоит без дела в моей московской квартире и чувствует себя чужим среди совсем других ценностей. Впрочем, не совсем без дела. И когда мне нужна поддержка и опора, я именно его беру в руки. Помогает.
А один из Поликарпов, тот который иерусалимский, позднее мне признался, что никаких разрешений на посещение Афона у них не было. Они рисковали каждую минуту: и когда садились на паром, и когда останавливались в монастырях и надо было зарегестрироваться. Внимание людей притуплялось благодаря их монашеским одеяниям. А вот в Панетлеймонове монастыре их раскусили, выявили, что у них не было никакого приглашения и они сюда приехали «зайцами».
Следующий паром увез их обратно в мир.
___________________________________________________
Самое важное, что я выез из Афона в свою жизнь, оказались четки. Это было моим ответом на все проблемы. У меня и раньше были четки - целая коллекция, но я их даже в руки не брал. А теперь черная сотка всегда лежала в моем кармане. Я уже знал, что такое Иисусова молитва. Я видел людей, которые посвятили ей всю свою жизнь. И если самолет трясло в воздухе, если машина стояла второй час в московской пробке, если на работе что-то не ладилось, теперь мои губы шептали: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго. Но нигде и нигода четки не были мне нужны так сильно, как в Иерусалиме.