Свет настолько чужд, что нет сил его терпеть. От рези в глазах дрожат руки, а внутри как будто разверзлась пропасть: бездонная, но такая манящая, как будто сотворенная из шелка. Где-то в районе сердца я отчетливо чувствую узел чего-то непонятного, то ли боли, то ли страха, то ли ужасающего одиночества. Мне настолько хочется завыть, что это желание прокатывается по моему телу вполне ощутимой дрожью, а виски пульсируют, и я почти вижу алое сияние, расходящееся от них.
- Я как будто сама не своя.
- Почему?
- Не знаю. Внутри меня поселилось что-то чужое.
- Чужое? Что?
- Я не могу подобрать слов, но я чувствую присутствие этого.
Это заставляет меня совершать поступки, которые я никогда раньше не совершала. Я как будто нарываюсь на неприятности, я старательно причиняю себе боль только для того, чтобы ощутить, что все еще живу, что тонкая связь с реальностью все еще есть.
Я думала о том, что просто надеюсь переключиться с одного на другое, заменяя один источник боли другим, более сильным. Но, с другой стороны, разве не была нотка деструктивности частью меня все эти годы? Разве не это стало причиной того, что я снова и снова ломала себя, чтобы из осколков собрать нечто совершенно новое?
Я еще никогда настолько отчетливо не ощущала себя Франкенштейном.
- Ну и чего ты хочешь добиться? Напугать меня?
- Нет. Просто призвать к осторожности.
- Глупости. Осторожность не тождественна нервозности. Более того, второе, как правило, делает из нас жертв.
Жертва... я снова пробую это слово на вкус, чуть слышно произнося вслух, даря звук своего голоса бархатистой тьме. Сейчас в нем уже нет никакой таинственности, никакой привлекательности. Вся эта чушь о способе достижения власти "волк в овечьей шкуре" не стоит и гроша. Так нелепо носить маски того, кем ты никогда не был и кем тебе не хочется быть. Кажется, что шкура идеально сидит, скрывая все лишнее, но презрительный излом губ невозможно спрятать. За ним так легко прочитать: Я ненавижу себя за то, что мне приходится быть этим.
- Знаешь, иногда мне страшно быть рядом с тобой.
- М?
- От тебя идет такое... такая... как будто злая сила что ли. Это глупо, но я чувствую это. Вот ты сидишь, читаешь книгу, а я вижу, как вокруг тебя сгущается темное облако. И мне становится страшно.
- Тебе не нужно бояться меня.
- Я знаю. Но это на уровне инстинктов. Я не могу не бояться, я не могу не подчиняться. Я смиряюсь против воли.
Жертвенность настолько глубоко укоренилась в каждом из нас, что иногда просто нет сил сдерживать порыв. Так хочется, чтобы пожалели, так хочется, чтобы кто-то понял и принял часть вселенского груза на свои плечи. Не стоит, на самом деле, обижаться, когда собеседник не готов понять и облегчить участь, потому что это, в конце концов, несправедливо. Разве правильно пытаться сделать свою жизнь проще и лучше за чужой счет? Разве правильно нести половину креста, когда кто-то другой будет нести полтора?
Неправильно, конечно, но наша эгоистичность очень быстро ломает легкий налет цивилизованности, когда появляется шанс улучшить свою жизнь. Однако винить кого-то в этом было бы нелепо. Такова наша природа, просто наиболее организованный зверь на планете, не более, так почему же животные инстинкты должны быть загнаны в угол моралью?
Нет, разумеется, это было бы просто замечательно.
В теории.
- Чем займемся сегодня?
- Мне все равно. Чем хочешь.
- А если я хочу пойти и убить кого-нибудь?
- Я как раз совершенно случайно прихватила с собой бахилы, чтоб не заляпать обувь.
- Это не смешно.
- Это нет. Нотка юмора скрывается на более глубоком уровне.
- М?
- У меня с собой еще и пара мешков для мусора. Розовых.
Иногда мне ужасно хочется, чтобы у меня был Друг. Нет, у меня есть друзья, которым я могу открыться, которые могут открыться мне. Мы вполне мирно сосуществуем, помогая и поддерживая, но это немного не то. Быть другом гораздо легче, чем Другом. Дело в том, что друг совершенно не обязан быть моей второй кожей. Ему совершенно не обязательно знать о том, что я постепенно скатываюсь в безумие, медленно, но верно самостоятельно доводя себя до такого состояния. Он не должен понимать все, что со мной происходит. Он не должен знать о том, что зверь внутри меня все чаще пробуждается и просит покориться его воле. Я чувствую себя изнутри так, будто вижу перед собой черную дыру, которую невозможно понять, которая живет по своим собственным законам, которая постепенно пожирает сама себя.
Ненасытная.
Упрямая.
Разрушительная.
Живая.
Каждый вечер я тщательно накрываюсь одеялом, потому что у меня сохранилась детская уверенность, что оно сможет защитить меня от монстра во мне. Когда я засыпаю, он отделяется от меня, чтобы мрачной тенью сесть на краешек моей постели и гладить меня по голове, шее, вдоль позвоночника. Ему доставляет удовольствие, что его прикосновения сводят с ума и порождают не только испарину и беспокойство, но и вереницу кошмарных снов. Но вместе с тем он не может причинить мне реальной боли, потому что он - это я. Потому что его не станет, если не станет меня. Потому что он одновременно опасность и одеяло, защищающее от нее.
Я сжимаю тьму в кулаке до тех пор, пока ногти не впиваются в мягкую кожу ладони, причиняя боль, проскакивающую электрическим разрядом по моему телу.
Человек - поразительное существо. Он настолько хрупок в своей силе и нелеп в своей завершенности, что это просто невозможно осознать.
Кажется, мой демон доволен. Я признаю его существование и в очередной раз потакаю его маленьким слабостям. Сейчас ему хочется рвущей на части тоски, он упивается тем, как я пытаюсь подавить это в себе. Вечное сопротивление, без которого все будет казаться пресным и нелепым.
Я пытаюсь загнать его в угол, он просачивается сквозь меня, оказывается за моей спиной, и гонка начинается заново.
Мой демон так предсказуем... он любит только одно.
Вечный вкус победы.