Миловановы

Русич 2
         




                КОЛЬКА
Родился и  всю свою жизнь Колька Милованов живёт в старом дедовском доме, на самом краю шахтёрского посёлка. Народу когда-то в этой  избе много проживало, но жизнь тяжким, паровым катком прошлась по огромной миловановской семье. Четверо Колькиных дядьёв и тётка погибли в  Великую Отечественную. Пятый дядька, офицер, погиб уже после войны. Его зверски замучили на Украине бандеровцы. А ведь всю войну мужик прошёл…  В каких только переделках не побывал…
   Остальные (два сына и дочь), к тому времени уже много лет со своими семьями проживали отдельно. И только Колькин отец (как самый младший из братьев) остался  жить в родительском доме.   
 
      Дом у Миловановых   большой,  пятистенный.   С множеством хозяйственных построек и огромным садом, за  которым синеет небольшое, местами очень глубокое  озеро  с удивительно чистой и всегда  холодной (даже в жаркое лето) водой.               
     Озеро это рукотворное.  Давным-давно (ещё при царе)  за околицей деревушки с красивым названием  Солнцево, был большой овраг. В нём на поверхность земли выходил пласт бурого угля.  В конце 19го века эти земли купили  иностранцы и стали добывать там «горючий камень».    
      Колькиному деду тогда было уже лет двенадцать. Он хорошо помнил те времена и часто рассказывал своим домашним,  как они с отцом  подрабатывали у бельгийцев. На зиму к ним нанимались почти все  деревенские мужики. Хлеба уберут, стога сметают, свадьбы сыграют  и  на рудник.  Деньжат подзаработать. В деревне у каждой семьи была своя специализация.  Кто воду помпами откачивал. Кто кайлом  махал. Кто добытый уголь на лошадях  в Венёв или Богородицк  возил.  Помощь от этого  рудника  мужикам в хозяйстве большая была. Слухи о богатом приданом солнцевских невест ходили по всей округе.  Так ковырялись они лет двадцать, пока  водяную жилу не нарушили…   В мгновение ока  всё кругом  затопило. Кто в этот момент в штольнях был,  погибли…               
   С тех пор и плескается на задах  миловановского дома  озеро ледяной, кристально чистой воды.               

В  двадцатые годы прошлого века  Советская власть построила в этих местах множество  шахт, на  которых стало работать две трети населения близлежащих сёл,  а когда-то вольная и богатая деревенька Солнцево превратилась  в  шахтёрский посёлок имени товарища  Натана Сукерника. Кто такой этот т. Н.Сукерник  никто не знал (скорее всего,  какой – нибудь пламенный революционер из иудеев), но  в деревушке вскоре появился клуб, высоченная пожарная каланча,  электроподстанция  и  отделение милиции, с  пивной и  магазином.
  ***
       В детстве у Кольки был настоящий плот,  перешедший ему по наследству от двоюродных братьев, которые были  на много лет старше его. Базировался плот возле мостика, специально сделанного для этой цели в камышах, густо растущих на мелководье с южной стороны озера. Сбитый железными скобами из старых железнодорожных шпал, он был громоздок, тяжёл и очень неудобен в управлении, но, когда Колька поставил мачту и приладил к ней парус, сшитый им из старых мешков, все неудобства сразу  забылись.  Кем только он не представлял себя, плавая по озеру на плоту под парусом: и знаменитым путешественником  и  Синбадом - мореходом, и пиратом и уж конечно, боевым прославленным капитаном.  Взрослые поселковые парни частенько просили  его плавсредство, чтобы  покатать  своих девчонок  или половить с него рыбу. Колька  Милованов  жадным  никогда не был и не отказывал никому.               
         Рыбы в озере водилось много, но ещё больше было раков здоровенных, с огромными выпученными глазами и могучими  клешнями. Такой если хватанёт за палец,  будто со всего маху молотком  ударит. По началу Колька долго не мог заставить себя шарить рукой в норах,  нащупывая там рака, но, в конце   концов, страх свой пересилил и с тех пор считался на посёлке одним из самых удачливых ловцов.  На озере он знал все «рачьи места» и  ловил их всегда сотнями. 
          По воскресным дням приходили старшие братья отца с семьями.  На берегу озера раскладывали огромный костёр. Бабушка в большом ведёрном чугуне варила на нём  раков. Все Миловановы  рассаживались вокруг него и, лакомясь пунцовыми страшилищами, неспешно,  до глубокой ночи вели разговоры. Дядья (и даже вечно хмурый  дед) хвалили Кольку, называли его кормильцем,  добытчиком.  Он  был на седьмом небе от счастья. Ему даже раков есть не хотелось. Расшелушив  крепкий  панцирь,    всегда  отдавал  белое нежное мясо своей сестрёнке-малолетке.               
       Бабушка, как наседка, окружив себя внучатами, начинала рассказывать про свою молодость.  И по её рассказам выходило, что  при царе жить было очень даже хорошо. У её отца  была своя земля, на которой они  сеяли рожь, ячмень.  Хозяйство  большое было,  трудиться   (особенно летом) приходилось от зари до зари. Зато зимой вольготничали.               
                Ещё бабушка любила вспоминать, как она  познакомилась с дедом.               
  Миловановы перед  самой революцией построили  свою паровую мельницу и первому, кому они мололи хлеб, был её отец.  Бабушка  (тогда юная, красивая девушка) целый день помогала молодому симпатичному мельнику. Вернее - пыталась ему помочь. Парень, сильно смущаясь, к мешкам её не подпускал.  Старался делать всё сам. Огромные, стокилограммовые чувалы с зерном играючи вскидывал себе на плечо и носил  к зерноприёмнику. Он  разрешал ей только, развязывать мешки с зерном и завязывать с мукой. Они  полюбили друг  друга  с первого взгляда. Под Новый год   Миловановы прислали к ней сватов. К концу двадцатых годов у них уже было семеро детей - погодков.                С ними жил ещё бабушкин младший брат Колюня-дурачок. В раннем детстве он тяжело заболел. Все уже думали,  не выживет. А Колюня  выжил, но  в  развитии остановился, и к своим тридцати годам обладал разумом четырёхлетнего ребёнка.   Худощавый, с высоким, выпуклым лбом мыслителя,  густой шевелюрой цвета платины и огромными синими- синими глазами, он был похож на  православного святого или пророка.
      Рассказывала она и про страшный голод.  Перед ним два года подряд были неурожаи. С апреля  начинались дожди и лили всё всю весну и лето, не давая  убрать ни сено, ни зерновые.   
          Хлеб делила  всегда бабушка. Острым, как бритва ножом, она аккуратно по утрам  отрезала всем детям равные кусочки. Колюня при этом  всегда стоял рядом и канючил: «Сестра, сестра, а  мне паю-ю-шку-у». Получив  долю, он тут же уходил в свой закуток. Все  съедали хлеб сразу, а Колькин  отец (в то время Ванятка) всегда  ждал, когда он зачерствеет,  уверяя, что так его «должее» есть.               
       Голодали все. Особенно трудно приходилось детям.  Они стали пухнуть. А  самая младшая   Настенька, наоборот, стала прозрачной и почти невесомой.
    Но больше всех сдал Колюня. Очень  похудел. Нос его заострился и загнулся, как у хищной птицы. А осенью,  он вообще  перестал выходить из своей каморки.               
        Умер Колюня  на  Покров  тихо и незаметно. Утром, когда бабушка зашла к нему,  он уже не дышал. Высохшее тело его терялось в складках старого лоскутного одеяла. На худом  лице  застыла улыбка. Возле его лежанки стояла  пара старых  растоптанных валенок, доверху набитых ломтиками хлеба и  заплесневелым, сваренным в мундире картофелем.  Бабушка пересчитала Колюнины «паюшки» и поняла: последние полтора месяца он ничего не ел.               
        Подкармливаемые  сбережённым Колюней хлебом дети,  пошли на поправку.
 
  Много ещё чего рассказывала бабушка про свою нелёгкую жизнь. Колька всегда слушал её с открытым ртом,  затаив дыхание, и  на всю жизнь запомнил её честные  бесхитростные былинки.               
           Умерли они с дедом  почти одновременно на семидесятом году жизни. Вся страна тогда готовилась к пятидесятилетию Великой Октябрьской революции. В тот день Колька возвратился  поздно. Ещё издали он увидел ярко освещённые окна родного дома. Возле калитки его встретила мать с младшей сестрёнкой. «Коль, а у нас дедушка умер», - как-то удивлённо, опережая мать,  сообщила ему малышка.
          На девятый день после дедовых похорон, бабушка с утра поехала в епифанскую церковь.  Заказала сорокоуст по усопшему рабу Божьему Ивану и долго, долго молилась. Дома накрыли стол и с соседями помянули покойного. Часов в семь вечера она легла отдохнуть и  во сне, никого не беспокоя,  тихо отошла ко Господу.               
       Когда Колька с улицы увидел, горевший во всех комнатах свет в своём доме, у него горестно ёкнуло сердце. Оставив весёлую компанию друзей, он со всех ног кинулся домой.               
       С тех пор ночью он не может  без волнения,  смотреть на ярко освещённые окна.
                ***

       После тех похорон Колькина  жизнь разделилась  на две части. На то, что было до  того горестного юбилейного года и после. Раньше он на сто процентов был уверен, что  его близкие, и уж конечно он сам  никогда - никогда не умрут. Да и вообще о смерти он старался  не думать, хотя она  постоянно напоминала о себе. То шахтёров  на какой-нибудь шахте завалит, и весь посёлок  провожает их  до кладбища. То из соседей или знакомых кто-то «глаза закроет». А  тут, через неделю после бабушкиных похорон, трагически ушла из жизни (повесилась) его одноклассница Наташка Горелова. Семья у них была  большая и неблагополучная. Пять человек детей. Родители – горькие пьяницы. Наташка была самой старшей. Жили они очень бедно. Дети питались через день, да и то чаще у соседей. Гореловых собирались лишить родительских прав, но местная власть всё чего-то тянула.               
           Наташка редко  принимала участие в играх поселковой детворы. Как заботливая нянька, она постоянно  возилась с братишками и сестрёнками. А  если когда и показывалась во дворе, то всегда была облеплена cвоей малышнёй. Много лет подряд носила  одно и то же платье и выданное ей в школе, бесформенное зимнее пальто.         
         Хоронила её вся школа. Гроб утопал в цветах. Колька очень жалел  Наташку. Горелова была хорошей, доброй девчонкой. А как  пела! На районном смотре школьной художественной самодеятельности ей  за исполнение песни «Лада» даже грамоту с ценным подарком дали, но самое главное (что особо ценил Колька) – она не была болтушкой.               
          Года два назад они всем классом ходили в поселковый парк, собирали там осенние листья для гербария. Колька, желая похвастаться перед друзьями своим новым  поджигным пистолетом, прихватил его с собой. Когда все разбрелись по парку, он не целясь, выстрелил  в засохшее дерево.  И надо же тому было случиться, там, неподалёку, оказалась Наташка. Заряд свинцовых дробинок угодил ей прямо в ногу. Пошла кровь. Еле-еле сдерживая слёзы, молча, она быстро перевязала своим чулком лодыжку и дома сама цыганской иглой выковыряла из ноги всю дробь.               
     Конечно, в школе про это тут же все  узнали, но только не от Наташки. Колька в этом был свято уверен. Скорее всего, проболтался кто-то из ребят, бывших тогда с ним. Его вызвали с родителями к директору школы. Там же была  Наташка  Горелова со своей вечно пьяной матерью и участковым. И как не допытывались у неё  родители,  директор и  даже суровый пожилой  милиционер - она  ничего не сказала. Упрямо твердила, что напоролась на сучок.               
       И ничего здесь удивительного не было. Вся школа знала, что Наташка Горелова была по уши влюблена в Кольку Милованова. Наши девчонки из  класса  про это все уши ему прожужжали. В глубине души осознавать это Кольке ой, как приятно было, но ответить на Наташкину любовь  он тогда был не готов.  Стеснялся что ли..?  И чтобы показать своим друзьям, что ему всё до лампочки, то портфелем её по спине ударит, то при всём классе шаболдой назовёт.
      Когда  гроб с Наташкой опустили в могилу, и мерзлые комья земли глухо застучали о его крышку, Колька, глядя на её пьяных родителей, вдруг с небывалой остротой и болью ощутил и свою вину перед Наташкой Гореловой. 
 
      Через два года Колькиного соседа и закадычного друга Мишку Сокола провожали в армию. Кто-то из ребят принёс магнитофон со старыми записями. Среди ночи  динамики мощно выплеснули:  «под железный звон кольчуги…». Все ринулась плясать «шейк», а Колька Милованов, искурив подряд две сигареты,  незаметно вышел на улицу.               
        Стояла глубокая осень. Было очень свежо. На клумбе у Дома Культуры, он нарвал большой букет бессмертников и пошёл на старое кладбище, где просидел на Наташкиной могиле до самого рассвета. Девчонки потом болтали, будто он там всю ночь плакал…
    + + +