Как то перед вечером, когда я рвала траву для поросёнка, прибегает ко мне Маруся, и спрашивает, что мне надо делать ещё. Всё, говорю, больше ничего. Тогда, давай я тебе помогу, и пойдем на лужайку, там Люба и Лариса уже пришли, у Любы какая-то интересная новость. Мы быстро нарвали траву и побежали. Сели дружной стайкой за бурьянами и Люба начала рассказывать: «Помогала я вчера бабушке варить варенье, а к нам пришёл соседский дед Иван. Пришёл к моему дедушке взять махорки. Сели они с дедушкой покурить да и поговорить. Я сразу не слушала, о чём они говорят, потом слышу что-то про клад. Я прислушалась, а дед Иван рассказывает про дом, который между Пугачёвкой и Морозовкой, где-то на отшибе, он давно заброшен, сейчас там никто не живет. А раньше, до войны, там жили цыгане. Когда война началась, цыгане уехали, а золото закопали на огороде, чтобы забрать, когда война кончиться. Но прошло уже много времени, а цыгане так и не вернулись. Может быть врали тогда, а может быть и правда, сказал дед Иван. Мой дедушка сказал: «Вряд ли это правда. Да, помню я тех цыган, действительно были зажиточные, но зачем им было там золото прятать, проще было увезти с собой. Да, теперь могут много чего наговорить. Я вот слышал…». И начал рассказывать про что-то другое.
Люба сказала: «Я сегодня думала весь день. А почему бы нам не пойти в тот заброшенный дом и не поискать. Может быть, там действительно зарыт клад».
«Да, и я что-то слышала», - сказала Маруся. - Давайте не откладывать в долгий ящик, я знаю, где этот дом, там и дома того уже почти нет, крышу ветром сдуло, стена одна завалилась. Мы заходили туда с мальчишками однажды по весне, когда шли со школы, правда мы там не видели ничего, кроме разбитых горшков и одичавшей кошки. Я спросила: «А что мы будем делать с золотом, если найдём? Какое оно?» -Это только так говорят, золото, - сказала Люба, - на самом деле это могут быть кольца, серьги, какие то ещё украшения, может быть кулончики какие, или серебряные ложки. Я подумала, хорошо бы найти серёжки для мамы, она бы так обрадовалась.
И начали мы обсуждать план, как туда пойти. С собой надо взять лопату и будем копать по очереди, потому что копать тяжело, а копать надо будет много. И надо взять мешок, вдруг найдём клад. Надо взять с собой еду, ну бутерброды какие- нибудь. Маруся спросила, согласна ли я. Я сказала, что согласна. Спросила Ларису. Лариса сказала, что ей очень хочется, но бабушка её не пустит. Маруся сказала, не говори бабушке. А Лариса сказала, что если бабушка узнает, она тут же вызовет маму и мама спустит с неё шкуру за то, что она не слушает бабушку, мама её предупредила.
Идти мы решили втроём. Лопату возьмёт Люба, у неё дедушка только наточил, острая. Маруся возьмёт мешок на случай, если найдём клад. Куда пошли, никому говорить не будем. Ларисе сказали, чтобы она никому не говорила, если кто спросит. Пойдём завтра утром. Встречаемся за хутором, где растёт дереза. Люба сегодня вечером отнесёт туда лопату. Больше ни о чём говорить не стали, разошлись по домам.
Утром я проснулась рано, боялась опоздать. А то вдруг девчонки придут раньше, а меня нет, вдруг уйдут без меня. Мама уже ушла на работу, а бабуси в доме не было, что-то делала на улице. Я быстро собрала себе бутерброд с маслом. Вышла, бабуся собирает фасоль на огороде. Я покричала ей, что пойду к Марусе и побежала. Пришла к дерезе, девчонок ещё нет. Позаглядывала в кустах и увидела лопату. Всё нормально, значит, я пришла раньше всех. Только подумала, как с разных сторон показались Люба и Маруся. Вот мы все и в сборе. Достали из кустов лопату и пошли. Пошли по краю болота, потом через луг, прошли заросли ивы, через лощину, поднялись по склону и вот он, этот заброшенный дом. Вокруг дома растут бурьяны выше нашего роста. Осмотрелись, как то страшновато. Обошли вокруг дома, посмотрели, нет ли кого. Никого нигде не было.
Ну что, откуда начнём копать, спросила Маруся, она была старше нас с Любой. Я сказала, давайте подумаем, если бы мы прятали золото, то куда бы мы спрятали. И мы стали думать. Я сказала, что спрятала бы подальше от дома, отмеряла бы от угла дома шагов двадцать на север. «А почему на север»?- спросила Маруся. - А я бы закопала с южной стороны, - сказала она. «Люба, а ты что думаешь?» спросила я. Люба сказала, что она спрятала бы в доме. И стояли мы с лопатой и с мешком и не знали, что делать. Потом решили попробовать копать напротив двери в тридцати шагах. Копали по очереди. Когда все по два раза покопали, съели бутерброды, отдохнули немного и покопали ещё по два раза. Но было не похоже, что там клад, земля была вся однородная. Тогда мы перешли на другое место и покопали ещё. И там ничего не было.
Солнце стало припекать, с нас пот катился градом. Мы вытирали пот грязными руками и были похожи на землекопов. Про воду мы не подумали и не взяли с собой. У Маруси было три яблока, мы их съели, и нам стало немножко легче. Маруся сказала: «Похоже, здесь нет никакого клада». Да, похоже, стали поддакивать мы с Любой. Во всех на ладошках вздулись пузыри от лопаты и руки горели. Обессиленные, мы сели на краю очередной ямы, посидели немножко и стали собираться домой. Взяли лопату, мешок для клада и потихоньку пошли. Прошли через лощину, через заросли ивы и вышли на луг.
Лопату несла Люба на плече. В какой- то момент она спотыкнулась, выронила лопату, лопата упала ей на пятку и сильно рассекла ногу. Хлынула кровь ручьём. Люба зажала порез рукой, но кровь сочилась сквозь пальцы и струйками стекала на траву. Мы все испугались крови и не знали, что делать. Люба села и заплакала. Я сразу вспомнила про своего папу, мой папа был храбрый, мой папа был лётчик, я тоже должна быть сильной. Я подумала, что плакать нельзя, надо что то делать. Вспомнила дядю Тихона, как он мне перевязывал ногу, когда я порезалась и текла кровь. На мне был платок, я сняла его с головы, села рядом с Любой и туго завязала ей ногу. Сказала ей: «Потерпи, в войну у солдат были страшные раны, а у тебя рана не страшная». Но Люба продолжала плакать от боли, а Маруся сидела, гладила её по плечам и тоже начала плакать или от жалости, или от бессилия помочь, или от страха, что нам попадёт.
Тогда я встала и сказала: «Девочки, не надо плакать, надо что-то делать. Я думаю, надо как то идти домой. Скоро вечер, нас будут искать и не найдут. И что с нами будет ночью? Давайте попробуем. Люба, вставай, постарайся потерпеть». И я протянула свою руку Любе, помогла ей встать. Мы с Марусей сделаем стульчик и понесём тебя. Маруся продолжала сидеть. Я и Марусе протянула руку, но она быстро встала сама. Мы с Марусей сделали стульчик, я одной рукой взяла свою руку возле ладони, а другой взяла Марусину руку. И тоже самое сделала Маруся. Люба села на стульчик, обняла нас за шеи и мы понесли её. Все свои вещи мы бросили. Люба сквозь слёзы горевала за лопатой, но я сказала, что мы завтра с Марусей придём и заберём её.
Так мы прошли небольшое расстояние. Я была гораздо ниже Маруси, руки болели нестерпимо. Мы часто останавливались, отдыхали и опять шли. Так мы прошли луг и вышли к болоту. Возле болота отдохнули ещё и пошли дальше. Кровь просочилась через повязку, теперь весь мой платок был в крови, мне было страшно смотреть на Любину ногу. При виде крови у меня холодело в спине и начинало подташнивать. Но я успокаивала сама себя. Думала, что на войне медсёстрам было тяжелее, когда они выносили раненых. Солдаты большие и тяжёлые, и раны у них были страшные. Да на войне ещё и стреляли, кругом летали пули и в любое время могли убить и сестричку. Так я отвлекалась немного, но мои пальцы отказывались держать стульчик, я терпела изо всех сил и старалась успокоить Любу. Говорила: «Ну вот, осталось совсем немножко, сейчас дойдём до дерезы и я побегу, позову твоего дедушку. Люба, потерпи ещё немножко».
Мы, кое- как, дошли до дерезы, у нас с Марусей совсем не осталось сил. На улице уже темнело. Я сказала Любе с Марусей ждать меня, а сама, как обещала, побежала к Любе домой. Любина бабушка как увидела меня, так и всплеснула руками. Я была красная, грязная, запыхавшаяся и сразу спросила: «А дедушка где?» Она сказала: «На огороде. А что случилось?! Где Люба?» Я ничего не ответила, побежала на огород. Увидела дедушку, он грузил тыквы на ручную тележку. Я сказала ему, чтобы он выгружал скорее тыквы и ехал за Любой, потому что у неё сильно течёт кровь. Бабушка услышали и засуетилась. Мы с дедушкой побежали и бабушка следом за нами. По дороге я рассказала ему, что случилось.
Любу довезли домой на тележке, оказалось, как потом выяснилось, что она почти разрубила ахиллово сухожилие. Дедушка пошёл к бригадиру просить лошадь и повёз Любу в Градижск в больницу. Ей там зашили сухожилие и загипсовали ногу. Моей мамы ещё не было с работы, а бабуся меня везде искала, спрашивала во всех, но никто ничего не знал. Саша весь день искал меня, обошёл весь хутор вдоль и поперёк, но меня никто не видел. Нам с Марусей, конечно, попало дома за то, что мы ушли неизвестно куда, и никому взрослым ничего не сказали. Слава богу, что всё обошлось, а ведь могло приключиться что угодно. На нас могли напасть волки или бродячие собаки, или могли украсть цыгане, и никто бы не знал, где нас искать.
Через неделю дедушка привёз Любу домой с загипсованной ногой. Любина бабушка позвала нас с Марусей к Любе и угощала нас пирожками и вареньем. А Любин дедушка похвалил нас за то, что мы не оставили Любу в беде. Сказал: «Люба рассказывала, как ты, Даша организовала их домой, когда они с Марусей обе плакали. Молодец, не испугалась, ты оказалась самая храбрая.» Я смутилась и сказала: «Как же, не испугалась, у меня от страха даже ноги подкосились и в спине стало холодно, как будто это ноги не мои и спина не моя.» Дедушка погладил меня по голове и сказал: Ну ничего, я бы тоже испугался. Всё равно вы молодцы, я рад, что у Любы такие подружки. Я вам из Градижска подарки привёз.» Повернулся к окну, взял там два маленьких флакончика и протянул нам с Марусей. На них были нарисованы ландыши. Это духи. Мы с Марусей даже подпрыгнули от радости. У меня никогда не было духов, да и у мамы тоже. Вот она обрадуется. Мы поблагодарили дедушку за такой необыкновенный подарок и засобирались домой.
Люба ходила дома на костылях две недели. Потом дедушка повёз её ещё раз в Градижск и ей сняли гипс. Нога у неё хорошо зажила, остался только большой красный шрам, и мы все радовались, что наше приключение кончилось хорошо, и вспоминали эту историю с кладом, как страшный сон.