Некорректно устроен человеческий мозг,
Как и мой, даже когда всё хорошо,
Выискивает ошибки в себе и мире,
И как часто бывает – не решает...
Фантастично улетает, возвращается,
ликуя, умирает.
Некоторые фрагменты, эпизоды, случайности
Я рад вспоминать и не очень.
Особенно повесившееся дерево,
Растущее кажется вверх корнями,
А может сломанное тем ледяным ветром,
крошащим лицо.
Можно свернуть, закрыть его или преодолеть барьер,
Слушая «Coldplay» с дрожью в затылке,
Хоть и в коростах без того кожа от раннего авитаминоза.
Тени людей, баранов в личных направлениях, достойных,
Недостойных, водолеев, дев, домов, кустов, машин,
Деревьев, ритмов бешенных, выращивают вторичные
Объекты от первичных тени, растягивающиеся.
Или иголки жёлтые с запахом опилок,
Зернистые на синем водовороте, втоптанные со злости
Теми, у кого на них аллергия, или обычными глазами,
Ими порывами занесёнными, засоренными,
И ослеплёнными греющим Солнцем от жалости,
Сквозь бронзовые тополя, елей, берёз, и вихри пыли,
Раздирающих их сыновей на дорогах, сваливающихся,
красно выделяясь.
Они шелестят мне «до свидания, мы вернёмся»,
Но я не верю, имеющий честь проклятым – жить в России,
Где поэты – вымирающий вид, окончательно решил
Не истреблять душу ради всеобщего блага в сути
Таких же эгоистичных граждан; остановить творчество
как минимум до 6 минут до гроба.
Ждать недолго, веря сну, где голос то ли Бога,
Сообщение мне донёс слава левому боку
О том, как раз в сто лет на Земле рождается монах
И ему изначально суждено прожить 31 год, и ни секундой ранее,
Спрашивая причём тут я? Так ты один из них, мне отвечает.
А сейчас я голоден, угнетён пороками,
Учёбой в университете – говорят счастливое время: храм знаний,
Образовываешься, влюбляешься, работаешь, женишься,
Но как музыку включаю, чтобы самок привлечь
Хоть на дистанцию пожирания взглядов,
Наставники ранее данный период расхваливая,
колонку и рот мне закрывают.
Профессора ходят в официальных нотах, седые, горбатые,
Как графы Дракулы, кровопийцы – в детстве ещё жажду не утолили.
На каждом углу конференции, молодёжь XXI века, какого века?
И я в массовке, там для создания иллюзии памяти учителям
Которых с нами уже нет; они не живут в школах на первых этажах,
В бедных комнатах, а только их лица на фотографиях,
Мёртвые в презентациях, с цитатами из Гёте.
Кофейные автоматы с суррогатами и рекламы
С десяткой специальностей и тысячью возможностей,
Но на выпуске диплом и доступные работы не будут связаны,
Но надеюсь, труженики завода и торгаши
И жизнь в их руках, остановят приток денег через чиновников
И нелегальные каналы в московскую свору.
Не спешите хоронить мои рёбра, крест ставить и я умею без разбора,
Формально общаться в любых формальностях,
Но сейчас тавтология, экстратерриториальность сознания
На отшибе Дзёмог, я в квартире, в ванне валяюсь голым,
Исчёсанным в линиях красных, наблюдаю в наркоманском
Состоянии тела и разума как в отверстие утекает грязная вода,
утекаю.
Под удары дыхания... ааААААх... ххх… ааэхааАААх...хххх...
А до этого, если верить растресканной памяти,
Из-за очередного сбоя в мозгах, онемевшего языка, руке,
Боли в коленке и хромоте, я стоял на остановке,
Наблюдал мёртвого голубя вверх лапками, и себя
На его месте голодном представлял и думал:
Мы же такие как они и они как мы, сбежавшие из
Просроченных киосков тараканы, друг друга и себя давим.
И уже не надо за небом в свете наблюдать, тумане, через листья,
Ведь можно купить, когда-то редкий и ценный ультрамарин,
на холсте красоту небрежно заменить.
Мокрый, трупом сваливаюсь в кровать, где бельё, как и раньше
С небом через Солнце голубизной сливается.
И чувствую себя котёнком, брошенным в подъезд,
Но кошки-то хотя бы знают свои корни и силой нюха выискивают
Рано или поздно их, а я без подкормки уж лучше сам утопну...
в неизвестности.
Ибо не обладаю той же преданностью человечеству,
Как собака в одной истории рассказанной отцом,
Не покинула умершего хозяина в лесу от сердечного приступа,
И ушла с ним с голоду.
И как говорили в школе, мир наш – химия, и, наверное,
Сбалансированная структура, данная от рождения Богом моя,
Сбилась в молекулярной пропорции химиотерапией.
Есть гипотеза сейчас, несомненно, отрицательная динамика в действии,
Но объяснить сие явление сложно, что странно
Ведь речь идёт о моём теле, кажется гениальном изобретении
для страданий.
И не помню уже, кому дарил шоколадки, кого любил и ненавидел,
Но может так и надо мне не знать теперь, кому мешаю,
но жаль не помогаю.
Разрастаются царапины на руках, фашиствующие в глазах,
Как и границы краснеющие государств, как мои ладони,
Просвечивающиеся упрямым отцом фотонов,
Ещё осталась значит кровь, уже хорошо...
И в отражение говорю по утрам, особенно «у меня всё отлично»,
А оно мне в ответ «а у тебя не очень».
И как всегда, вдохновлённый вечером, забытый ночью,
Отчаянно разочаруюсь в жизни где-то 10-и после,
Негатив наложится упрёками и возрастающим синтаксисом,
Компенсируется, быть может, скудеющим слогом.
Довольно комически выглядит переход от абстрактного к конкретному,
Когда рассуждаю о нашей искусственности защитной, бесконечной.
Молчание действительно золото, тем богаче воспринимается мир,
Чем Уже словарный запас, вот почему импрессионисты
так соблазнительны.
Но глупо с моей стороны злиться от того что кто-то велик на экране
Или сцене красивее выглядит.
И выдаю лицо грязное за творца, но в сути продолжаю
Уже кем-то начатое, являясь единицей аморфной лингвистической
Системы, народ наш ещё объединяющей, небогатой фонетикой,
Не настолько чтобы быть спокойными сейчас,
И как доказательство – бельё нижнее вывешенное на балкончиках
Ещё тридцатых годов по центральной улице города,
Под листочками шипящими и над в ногах хрустящими,
У многих вызывало смех, а для меня нормально хоть и неприметно.
Много раз божился, что завершу поэтическую карьеру,
Если так можно назвать,
И даже сочинял строки конечные, но а теперь это всё справедливо,
Ведь человеком был тогда я конченным, другим...
Ночь влезла в дом, лунный свет играет квадратиками на одеяле,
Смотря как привстанешь, или от плоскоты созерцания,
Вектором по стене вверх скатывается и ближе к 4-ём
в рамке оконной замерзает.
Утро не за горами, а точнее уже вылазиет слепящим шариком,
Багрово окрашивает линию сопок, но опять-таки светят на площадях
Миниатюрные фонарики, водой стекающие в окнах девятиэтажек
Диагоризонтально и врезается в прохожих.
Им дана жизнь и ходить возможность, как и мне, лежать только
Пока благоприятны условия на Земле и в ближайшем космосе.
И бессмысленно в разумной степени искать удобное место,
Ведь не будет всё как вы хотите в мире не в нашем,
Кроме самих вас.
Аберрационально разбирая жизнь как детский конструктор,
Всё же с одним стабильно соглашусь, с 17 лет и до 34 человек
Изменяется сотнею слов, и не внешне имею ввиду,
но и не без этого.