***
Из цикла:
"Лихие 90-е. Вернулись мы на Родину"
Вот и начался отсчёт очередного этапа забега по отведенной судьбой жизненной траектории. Наступил новый 1995 год. Вслед за ставшими какими-то условными праздниками потекли похожие один на другой серые будни.
Григорий часто задавал себе одни и те же вопросы: правильно ли он прожил основную, теперь уже оставшуюся позади, часть собственной жизни и как жить дальше?
Тупое восприятие действительности убивало в нём всякую предприимчивость, активность и жизнерадостность. Он понимал реальную картину складывающейся непростой ситуации, ощущая в глубине души противоречивость прошлого, в частности, судьбу своего деда, репрессированного перед самой войной и проведшего, по этой причине, за полярным кругом около десятка лет.
Давно зародившиеся глубокие сомнения в справедливости жизни удерживали его мечты от полета, будто многопудовые гири, и никогда еще не позволили ему оторваться от земли, чтобы набрать ту высоту, куда просилась его беспокойная и такая израненная душа.
Его постоянно раздражала серая повседневность, трескучая и бессодержательная болтовня своего окружения, беспробудная темнота и недалёкость многих его, может и невиноватых совсем, предшественников, и, особенно, насквозь прогнившая и лживая пропаганда нового правящего режима. Его суть он никак не мог ухватить интуитивно, поскольку привык доверять своему внутреннему голосу, не раз помогавшему ему выходить из непростых ситуаций в течение долгих лет, проведенных вдали от родных рубежей. А сознание того, что он не мог все это складно и целенаправленно изложить в соответствующей обстановке, а больше - самому себе, окончательно измотали его нервную систему.
Предпринятые попытки получить хоть какие-то ответы на терзающие вопросы за счёт чтения тематической литературы, посылаемых друзьями справочных материалов, привели его к еще более глубоким сомнениям, особенно, в доверии к непонятно откуда взявшимся заштатным авторитетам.
Григорий часто вспоминал лето 1985 года, когда, приехав в санаторий «Гурзуф» в Крыму, нашел Черное море в конце июня с температурой воды всего лишь восемь градусов выше нуля. Прошедший накануне муссон, словно исполинских размеров насос, поднял глубинные слои воды наверх, а прогретые верхние - загнал на большую глубину вниз.
Тогда многие отдыхающие курортники и местные старожилы удивлялись такому явлению, но поскольку солнце продолжало палить как обычно в это время, терпеливо ожидали прогрева прибрежных слоев воды с тем, чтобы начать купаться; и лишь редкие смельчаки могли позволить себе побаловаться набегавшим нежным прибоем, а еще меньше - разбежавшись, нырнуть под ледяную пока волну.
С этим необычным явлением он теперь сравнивал те политические процессы, которые прошли на его родине на переломе 80-х-90-х годов, за время, пока он вынужден был находиться далеко от дома, выполняя определённые ему государством задачи.
Возвратившись недавно на обновлённую родину, Григорий был настолько потрясён произошедшими в обществе переменами, что надолго был просто выключен из процесса оценки действительности.
Его сознание крайне угнетала высокая степень деградации всей системы центрального ведомства и его сотрудников, определявших в течение многих лет судьбы сотен людей.
За долгие годы своей честной и беззаветной работы, он привык подвергать постоянному анализу все происходящие события, формировать из отдельных, разрозненных фактов более целостную картину и делать довольно обстоятельные выводы.
Григорий чувствовал в себе моральную подавленность, иногда ему мерещилось, что он словно тот таракан- кукарача, попавший под колёса автомобиля. Мириады этих насекомых в период ливневых дождей смывались бурными потоками воды с деревьев, асфальта, из всяческих закоулков и по водосточным желобам уносились в подземную клоаку, попадая, в том числе, и в гараж жилого дома, в котором ему приходилось проживать во время работы в одной из тропических стран.
Он больше всего недоумевал, каким образом у кормила власти и, в большинстве своём, почти на всех руководящих должностях государства и в ведомственных структурах, оказались люди, которые лишь вчера были «штафирками» (по выражению одного ветерана), неспособными отличить политическую карту мира от физической. А теперь вот они определяют судьбы не только государственной службы, требовавшей от своих специалистов полной самоотдачи, глубочайших знаний и опыта в работе, и ради которой он жертвовал собой и жизнью близких ему людей, но и будущее всей его огромной и многострадальной страны.
Григорий со смешанными чувствами смотрел теперь на свои полковничьи погоны, изредка извлекал из ящика секретера различные ордена и медали, которыми удостоила его уплывшая в прошлое, как казалось, процветавшая, и нынешняя - постаревшая Родина.
С глубочайшим почтением и нежной грустью иногда он перелистывал свою лётную книжку, которая всё ещё незримой нитью продолжала связывать его с тем далёким и таким близким сердцу, временем молодости. Тогда служба в боевом авиационном полку измерялась не только годами и днями, а воистину, часами и минутами.
Григорий с глубокой душевностью и теплотой вспоминал лица своих тогдашних инструкторов и командиров, близких друзей и товарищей из числа пилотов, подчинённых штурманов и радистов, инженеров и техников, вплоть до механика, сержанта срочной службы Витаутаса Калинкауса, которого за несколько недель до его «дембеля», втихаря от начальства, он катал в кабине своего «лайнера» во время тренировочных ночных полётов по кругу.
Рядом виделись лица авиационных врачей и медперсонала, людей из батальонного обслуживания, а также девочек-официанток из лётной столовой, без которых жизнь в авиационной части никогда не была бы полной.
В лётной книжке записывался каждый тренировочный полёт, будь то простой полёт по кругу для отработки взлёта, захода на посадку и посадки, то ли многочасовой полёт на максимальную дальность с выполнением полного комплекса сложных задач в воздухе, в соответствии с действующим курсом боевой подготовки лётного состава, имеющим статус закона. Все записи делались чётко и аккуратно, с полной расшифровкой заданий по часам и минутам, указанием полученной оценки по результатам выполнения каждого элемента полёта, и непременным заверением штабной полковой печатью в конце каждого года или другого временного периода.
Здесь же вёлся учёт и других направлений подготовки лётчика, фиксировались все зачёты по проверке знаний аэродинамики, материальной части, различных систем самолёта и наземного оборудования. Не упускались отметки о совершённых тренировочных парашютных прыжках, учитывались учебные катапультирования на наземных тренажёрах, целевые тренировки в кабине для отработки порядка действий при вынужденном покидании самолёта в дневное и ночное время суток, а также полёты с грунта с максимальным и обычным взлётным весом.
Каждая такая запись была сделана характерным почерком соответствующего проверяющего с выставлением оценок и рекомендациями по дальнейшему использованию лётчика. Эти рекомендации являлись основаниями при рассмотрении вопросов по допуску командира корабля к самостоятельным тренировочным полётам, присвоению очередного класса мастерства, продвижению в звании и должности.
Несмотря на временную толщу лет и образовавшееся наслоение разнородных событий и впечатлений, накопившихся на сегодняшний день, Григорий помнил каждого из своих учителей, даже мог вызвать в памяти присущий каждому из них характерный жест или употребляемую поговорку. Ему были приятны эти воспоминания, вместе с ними в душу вливались теплота и добрая ностальгия по ушедшим годам. Иногда в горле начинало першить, а на глаза набегала непрошеная слеза - сознание никак не хотело фиксировать тот факт, что это ушло навсегда, и никогда уже не сможет больше повториться вновь.
Такими минутами Григорий дорожил, трепетно оберегая тот, прожитый, интереснейший кусок жизни, от нынешней, чужой действительности и всепроникающей пошлости и безответственности.
В то же время, в эти мгновения ему иногда казалось, что ещё не всё ушло навсегда, ведь когда-то все неурядицы наконец закончатся. Вот пройдёт немного времени и начнётся похмелье в обществе, которое обязательно положит начало трезвой жизни в стране, возродит надежды и уверенность не только в себе, но и в людях. Вот грядут новые, воистину, демократические и по-человечески понятные большинству людей, преобразования, кто-то умный там, наверху, в перерывах междоусобных битв между новыми кланами, вспомнит специалистов высшей пробы, не раз и не два выручавших свою Родину из опалы в непростых ситуациях, и снова пригласит их заняться любимым делом.
Однако, мечтам его не пришлось сбыться ни теперь, ни потом, когда пролетело уже достаточно много времени, когда начали иссякать силы, падать зрение, а самое главное - исчезать чутьё на опасность, этот один из самых важных атрибутов любого воина, способного и умеющего жить любовью к земле, его породившей, отдав ей, в случае необходимости, без колебаний и саму жизнь.
Почти каждый из таких людей, как Григорий, уже ощущал практически свою непригодность для установившейся системы, чувствуя сердцем и понимая сознанием, что время их неожиданно прошло, а они теперь должны привыкать к новой, не очень благозвучной для профессионального уха, ипостаси - пасынков Родины.