День был ясный, солнечный, теплый. Барашки полупрозрачных облаков скользили в высоком светло-голубом небе. Ранним утром улица только-только начинала оживать. Люди выходили из домов и устремлялись в разные стороны, занятые своими повседневными заботами.
Исаак отворил калитку и вышел за ворота своего дома. Легкий майский ветерок мягко дунул ему в лицо и помчался дальше.
- Здорово, сосед! - подошел к нему худощавый пожилой мужчина. Он жил на той же улице в соседнем доме. Был он чуть выше среднего роста, в серых брюках и белой рубашке с коротким рукавом.
- И Вам доброго утра, Петро Иванович! - ответил Исаак.
- Денек хороший сегодня будет,- заметил Петро Иванович и поправил левой рукой слегка помятую кепку на голове. Правой руки у него не было..
- Должен быть неплохой, - согласился Исаак.
- Тепло. У меня вон даже культя меньше болит, - продолжил Петро, выдвинув вперед обрубок правой руки. - Ты новость слыхал? СОБЕС ветеранам подарки ко Дню Победы раздает. Говорят, открытки даже специальные рассылали. Ты получал?
- Нет, ничего я не получал. Даже и не слышал ничего об этом, - пожал плечами Исаак.
- И я ничего не получал, - вздохнул Петро Иванович. - Зашел я сегодня в магазин Коопторга, ну, в наш, через дорогу - ты знаешь. Цены там, конечно… Но, думаю, завтра праздник как никак, надо ж стол накрыть, отметить. А там Сонька стоит - соседки твоей тетка родная - и рассказывает, как к ней из СОБЕСа прямо домой пришли с цветами, с подарками, поздравляли вовсю как ветерана войны! Довольная такая!
- Погодите, Петро Иванович, так она ж не воевала! Она же во время войны в эвакуации была. Какой же она ветеран? - удивился Исаак.
- Во-от! И я о том же! - кивнул Петро Иванович. - Делай выводы, Исаак Наумович! Это мы с тобой свою кровь проливали, под пулями в окопах гнили, жизнь за Родину отдавали. Я четыре раза ранен был, руку, вон, потерял. У тебя два тяжелейших ранения. А Родина нас с тобой ветеранами не признает! Мы у нее не заслужили, видать, чтоб нас с тобой поздравили.
- Да я и не жду ничего от этой родины, - ответил Исаак. - Ничего хорошего, по крайней мере.
- Нет, Исаак, ты мне скажи, это что ж выходит, фашиста били мы, а подарки и награды теперь дают тем, кто пороха и не нюхал? - сердился Петро Иванович. - Мне их подарки не нужны. Пусть подавятся ими, сволочи. Мне сам факт противен! Пенсия копеечная, еле концы с концами сводишь, так теперь еще и с таким святым праздником не поздравляют! Жалко им! Не люди мы для них?!
- Не заводитесь, Петро Иванович, - попытался успокоить Исаак соседа. - Разнервничаетесь, давление поднимется, сердце заболит. Успокойтесь! Погодите, сейчас стулья вынесу, присядем с Вами.
Исаак ушел в дом и вернулся с двумя табуретками.
- Да не могу я успокоиться! Противно, понимаешь? - продолжал горячится Петро Иванович. - Знаешь, я - один. Никого у меня нет. Вся семья погибла. Я калекой остался. Друзья - кто далеко живет, кто поумирал. Мне и праздник-то не в радость. Но уж раз решили солдат-то поздравить, чего уж так выборочно? Или они только среди своих теперь подарки распределяют? Им государство на нас деньги выделило, велело поздравить с Днем Победы, которую мы своей кровью добывали, a нас так унижают! За что ж мы с тобой воевали-то, а, Исаак?
- Что тут скажешь, Петро Иванович, - развел руками Исаак. - Расскажу-ка я Вам одну историю про себя. Воевал я в стрелковом взводе, в пехоте. Через восемь месяцев после призыва получил ранение. Тяжелое. Пуля чуть пониже шеи в плечо угодила, насквозь прошла, легкое задела, через правый бок в правую руку вышла. Врачи намучились, пока вынимали. Да еще контузия и второе осколочное. Нерв глазной задет оказался. Правым глазом не вижу с тех пор. Рука правая, как плеть, повисла. Мне ее к животу привязали и в госпиталь отправили. Эшелон наш с ранеными через всю страну под пулями, под бомбежками тащился. Привезли нас аж в Западную Сибирь, в Бурят-Монголию, в село Каштановка под Улан Удэ. Там эвакогоспиталь был. Как сейчас номер помню - 1487. Врачи хорошие были, кроме одного. Хирург там был пьяница. Тоже вот, как тебе, хотел руку оттяпать. Чуть что - сразу резать. Многих калеками сделал. На мое счастье приехала туда врач одна молодая из Москвы. Как уж она туда попала - не знаю, но грамотная была, специалист! Я несколько месяцев почти без памяти был, ослаб. Хирург тот велел меня к операции готовить, чтобы руку ампутировать. И тут приходит ко мне вечером в палату эта врач. Осмотрела она мою руку еще раз и сказала, что ее можно спасти, только работать мне придется очень много и долго, чтобы ее восстановить. Я, конечно же, обрадовался, сказал, что у меня силы воли хватит, буду работать. Врач ушла. Медсестрички потом мне рассказывали, как врач эта всю ночь с хирургом ругалась. Тот настаивал на ампутации, а она, наоборот, уверяла его, что нужна другая операция, чтобы руку спасти.
- Влюбилась она в тебя, что ли? - подмигнул Исааку Петро Иванович.
- Может, и влюбилась, - улыбнулся Исаак. - Я в молодости ничего себе парень был. Правда, после ранения худой я был, изможденный. Eсть в госпитале нечего было: одна каша гороховая. Халат госпитальный на мне висел, как мешок. Тот еще красавец!
- Да, ладно тебе, знаю, что говорю, - перебил его Петро Иванович. - Мужик ты и сейчас хоть куда! А уж когда молодой был, девчата по тебе точно сохли. Ну, и что дальше было?
- Да уж, - усмехнулся Исаак. - Дальше была операция. Хирург, правда, отказался ее делать. Tак что, врач та молодая сама меня оперировала. Пару недель дала отлежаться, а потом явилась ко мне в палату и велела начинать разрабатывать руку. А рука, как приросла к животу, - не оторвать! И вот я каждый день по нескольку часов зацеплял руку о железную спинку кровати и отдирал от себя. Кричал от боли до потери сознания. Но через несколько месяцев рука потихоньку начала разгибаться. Врач моя придумала систему упражнений, чтобы я занимался. Я упрямый был, тренировал руку, и в результате, действительно, снова смог ею действовать. Надо было учиться все делать заново. И я учился. А женщину-врача вдруг отправили в другой госпиталь. Больше мы не виделись. Я ее всю жизнь теперь с благодарностью вспоминаю!
Исаак помолчал и продолжил:
- В госпитале с продовольствием совсем плохо было. От гороховой каши всех уже тошнило, а другой еды не было. Мужики гороха наедятся - в палату потом просто не зайти. Я, когда тепло было, на ночь выходил на улицу спать, чтобы не задохнуться. Если не спалось, просто сидел на лавочке и курил. Случилось так, что заведующий складом продовольствия заболел. Вот сижу я как-то ночью, курю. А ночь ясная, звезды видны, воздух чистый, тепло. Вдруг подсаживается ко мне начальник госпиталя. Ему тоже не спалось. Закурил он самокрутку, присел рядом со мной, разговорились мы о том, о сем. Слово за слово стал он меня расспрашивать, откуда я, кем до войны работал. Когда он узнал что я заведующим магазином был и бухгалтерию вести умею, то, недолго думая, предложил мне стать завскладом нашего эвакогоспиталя. Я сначала отказывался: мол, скоро буду здоров и опять на фронт отправлюсь. Но начальник госпиталя сказал, что до полного выздоровления мне еще далеко, a о том, чтобы вернуться на передовую с таким ранением, и речи быть не может - все равно коммиссуют, а для работы на складе я уже вполне гожусь. И дал мне пару дней на размышление. Так я стал заведовать продовольственным складом госпиталя. Склад наш был почти пустой. Запасов еды оставалось не больше, чем на месяц. Мне пришла в голову идея: найти местных бурятских охотников и рыбаков и договориться с ними, чтобы они часть своей добычи в госпиталь сдавали в обмен, например, на лекарства, а то и на спирт. Начальник госпиталя эту мысль одобрил, хотя, конечно, риск известный был. Если бы об этом кто-то узнал, ему бы пришлось очень скверно. Но мы решили попробовать. Я тогда почти все побережье Байкала пешком исходил, пока рыбаков да охотников нашел, пока их уговорил. К моему удивлению, нашлись такие, которые согласились нам так помогать: мясо приносили, рыбу, ягоды, грибы. А потом и снабжение наладилось. В общем, так до конца войны я там и проработал. Когда я увольнялся, начальник эвакогоспиталя пришел прощаться. Расставались, как родные. Он уговаривал остаться и дальше с ним работать. Но я рвался домой. Мне нужно было во что бы то ни стало найти своих родных. Ни они обо мне, ни я о них ничего не знали все годы войны. Я даже не знал, живы ли они. Дорога домой предстояла долгая. Все мои пожитки нехитрые в одном вещь-мешке поместились. За работу в госпитале мне зарплату заплатили, собралась приличная сумма. Правда, выплатили мне только часть денег, остальные велели в сберегательной кассе на счет положить. Мол, так удобнее для меня же: мало ли что в дороге может случиться, а так - приеду домой, устроюсь, а заработанные мною деньги целее будут, сниму потом со сберегательной книжки, когда захочу. Особо меня никто не спрашивал, пришлось так и сделать. И вот приехал я домой. К счастью, разыскал я своих родных. Надо было быт налаживать, матери помогать, семьей обзаводиться. Пошел я в почтовое отделение - в кассу - деньги с книжки снимать. Встал в очередь. Двигалась она медленно. Передо мной стояли в этой очереди генерал и полковник. Вдруг слышу возле окошечка кассы шум крики. Генерал возмущается, что-то доказывает, стыдит кого-то в окошке. Он долго кричал, потом плюнул в сердцах, пообещал громовым голосом, что так дела не оставит, и ушел. Через минуту та же сцена повторилась уже с полковником. Тот тоже сначала что-то выяснял, потом доказывал, потом кричал, угрожал наказанием виновных, а потом, ничего так и не добившись, тоже ушел разъяренный. Оказалось, ни тому, ни другому не выдали их сбережений. Из окошка кассы тоже доносился громкий женский крик. По обрывкам фраз понятно было только, что денег в кассе нет, и на счетах ни у кого ничего нет, и никому ничего никто выдавать не будет! Подошла моя очередь. Я протянул свою сберкнижку в окошко и увидел ненавидящий взгляд женщины-кассира. Она сидела вся раскрасневшаяся, запыхавшаяся, злая, но видно было что готова к дальнейшим скандалам. И тут я понял, что если уж полковник и генерал не смогли получить их собственные деньги, то кто же выдаст мне, простому солдату, мои заработанные рубли. Молча забрал я свою сберкнижку и вышел на улицу. Генерал с полковником курили, стоя на крыльце почты. Поглядели они на меня, мол, получил ли я деньги, а я в ответ покачал головой. Генерал только шумно вздохнул и отвернулся, а полковник подошел ко мне, положил руку на мое плечо и слегка сжал его. Каково нам было осознавать, что нас государство просто обокрало - что генерала, что простого солдата?! И жаловаться некому - концов все равно не найдешь. Вот такая история. Какие уж тут подарки к Девятому мая…
- Да, дела, - Петро Иванович тяжело вздохнул и стал прощаться.
Окно было раскрыто, и весь этот разговор слышала жена Исаака Наумовича. Она взяла свою сумку, надела туфли.
- Мама, ты куда собралась? - спросила ее дочь.
- Мне нужно выйти по делу. Скоро вернусь.
- Я с тобой!
- Не надо, побудь дома с папой. Я скоро приду!
- Мама, что случилось? Куда ты идешь, ты можешь сказать? - настаивала дочь.
- В СОБЕС я иду, Рая. Говорят, там подарки какие-то ветеранам войны выдают. Папе ничего не дали. Они о нем вообще не помнят. А завтра - День Победы, круглая дата! Он расстроится. Схожу, попрошу, может быть, ему тоже что-то дадут, раз положено.
- Что значит забыли? Что значит „попрошу“? - возмутилась дочь. - Никуда ты не пойдешь! Я сама туда пойду! Папе только ничего не говори.
Молодая женщина вышла из дому и решительно направилась к зданию городского СОБЕСа.
В приемной СОБЕСа сидела дама средних лет. Она раздраженно разговаривала с кем-то по телефону.
- Здравствуйте, - поздоровалась с ней Рая.
Сотрудница СОБЕСа смерила ее презрительным взглядом и продолжила телефонный разговор.
Рая подождала, когда она закончит беседовать, и повторила:
- Здравствуйте!
Ответа снова не последовало.
- Это городской СОБЕС или общество глухих? - повысив голос, спросила Рая. - Я, кажется, поздоровалась и жду ответа!
Строгая интонация подействовала - дама обратила внимание на посетительницу.
- А вы по какому вопросу? - недовольно поинтересовалась она.
- По очень интересному! Я бы хотела узнать, почему городской Отдел Органов Социального Обеспечения обходит вниманием ветеранов войны и не торопится поздравлять с их праздником. Завтра День Победы! Дата юбилейная,а о ветеранах забыли! Могу я узнать, почему?
- А Вы кто такая? Что это Вы тут раскомандовались? У нас все по спискам! Кому положено - того поздравим, кому надо - тот и подарки получит! - возмущенно закричала дама.
- Я - дочь ветерана войны, одного из тех, кого Вы „забыли“, видимо, в Ваши списки внести! Или у Вас есть особые списки? Или особые ветераны, которым „положено“? А голос на меня повышать не надо! Я сама могу так крикнуть, что Вы оглохнете! - рассердилась Рая. - Могу я посмотреть Ваши списки? Может, у Вас их неграмотные составляли?
- Никакие списки я Вам не обязана показывать, - занервничала дама.
- Я не обязываю, я пока просто прошу. Пожалуйста, проверьте, есть ли в Ваших списках следующие фамилии, и если да, потрудитесь объяснить, почему они не получили поздравлений и подарков ко Дню Победы, - Рая протянула даме написанные на тетрадном листке фамилии.
- Я не буду Вам ничего делать! Я не обязана! - перешла на визг дама. - Нам списки военкомат присылает!
- Хорошо, тогда наверное мне придется позвонить в военкомат и попросить их проверить списки! Давайте не будем откладывать, а прямо сейчас вместе с Вами туда и позвоним! - Рая взяла телефонную трубку и протянула ее даме.
Сотрудница СОБЕСА вскочила:
- Что Вы себе позволяете? Я сейчас милицию вызову! Хулиганка!
- Вы мне угрожаете? - cпокойно спросилa Рая. - Ну, что ж, давайте вызовем милицию. И пусть она проверит, что себе позволяете Вы: как Вы распоряжаетесь государственными средствами, как подарки, предназначенные ветеранам войны, себе присваиваете и раздаете своим знакомым и родственникам, которые во время войны были в эвакуации. Вы-то сами после войны родились, а себя не обделяете! Давайте звонить в милицию и заодно в Министерство Обороны, в Киев, сразу генералу Хоменко, и пусть он решит, кто здесь хулиганка! Ему уж точно будет интересно, как какая-то расфуфыренная Глафира Мордоплюева в Могилев-Подольском СОБЕСЕ подарки ветеранов ворует и налево сбывает. Вам номер подсказать или наизусть помните?
Услышав фамилию генерала, дама побледнела:
- Наверное, это просто какая-то ошибка произошла, – защебетала она вдруг сладким голосом. - Как фамилия Вашего отца? Я сейчас возьму списки и все проверю!
Сотрудница СОБЕСа скрылась в соседней комнате и через несколько минут вернулась с ведомостью в руках:
- Ну, вот, видите! Я же говорила, это - ошибка! Вот Ваш отец, действительно, есть в списках!
Рая взяла у нее из рук ведомость. Она и вправду увидела фамилию папы в списках ветеранов. Но почему-то напротив его фамилии в графе о получении подарка стояла чья-то чужая подпись. Это означало, что ветеран подарок уже получил. Такая же подпись была и напротив фамилии Петра Ивановича.
- Что это такое? - грозно спросила Рая. - Вы знаете, как это называется? Это - подлог! Это - статья! Ни стыда, ни совести! Вы вместо того, чтобы к одинокому инвалиду лишний раз наведаться и помощь предложить, обирать его вздумали?
- Это недоразумение! – oт испуга у сотрудницs СОБЕСа пропал голос и она перешла на шепот. - Я все исправлю!
- Конечно,исправите! Вы же не хотите, чтобы о Ваших делах узнал весь город?
- Это ошибка! Я все исправлю! – повторяла сотрудница СОБЕСа.
- Очень на это надеюсь. И надеюсь также, что мне не придется в следующем году Вам снова напоминать о Ваших обязанностях. Завтра, будьте любезны, поздравьте ветеранов как полагается. Мы будем ждать Вас в полдень, - уходя, строго сказала Рая.
На обратном пути из СОБЕСа она зашла в магазин. Выходя из него, Рая вдруг увидела отца.
- Ты куда идешь, папа? - спросила она.
- Пока тебя не было, позвонили из военкомата и попросили прийти. Что им вдруг понадобилось - ума не приложу, - ответил ей папа.
- Я пойду с тобой! - решила Рая.
- Уважаемый... э-э... Исаак Наумович, - слегка запнулся майор военкомата, подглядывая в удостоверение. - Торжественно поздравляем Вас с тридцатой годовщиной Победы в Великой Отечественной Войне и позвольте вручить Вам памятную медаль!
C этими словами он взял со стола небольшую пластмассовую коробочку с прозрачной крышкой, достал из нее медаль и прикрепил ее на лацкан пиджака Исаака Наумовича. Затем снова взял в руки удостоверение к медали и передал его ветерану:
- Желаю Вам крепкого здоровья и долгих лет жизни!
- Спасибо! Тронут! Не ожидал!- сдержанно поблагодарил Исаак Наумович.
По дороге домой он остановился и, надев очки, прочитал надпись на удостоверении:
Юбилейная медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».
- Теперь у тебя есть еще одна медаль, папа! - заметила Рая.
- Значок, - усмехнулся Исаак Наумович.
Утром девятого мая Исаак Наумович принимал поздравления от жены и дочери с Днем Победы. Дочь вручила ему большой букет цветов и подарки: белую нейлоновую рубашку и подстаканник для чайного стакана. Всю жизнь Исаак Наумович любил пить чай из стакана с подстаканником. Он надел новую рубашку, костюм, прыснул на себя любимым одеколоном, провел расческой по седым волосам и вышел к своим дамам. Всей семьей они сели за праздничный стол и подняли бокалы с домашним красным вином. Исаак Наумович провозгласил свои любимые тосты: „За Победу!“ и „Лехаим!“ А потом вместе с дочерью запел свою любимую песню "Эх, дороги...".
Пока отец смотрел по телевизору военный парад, Рая, прикрыв дверь в кухню, рассказывала матери о своем визите в городской СОБЕС.
- А откуда же ты фамилию генерала-то узнала? - спросила мама.
- Ниоткуда! Ляпнула первую фамилию, какая в голову пришла. Можно подумать, эта бессовестная нахалка с ним лично знакома. Главное, надо было ее лицо видеть, когда я журнал у нее забрала!
Мама улыбнулась и покачала головой.
- А про Петра Ивановича-то не забыла сказать?
- Не забыла, - успокоила Рая маму.
Было около полудня.
- Пойду, пройдусь немного, - сказал Исаак Наумович дочери.
- Папа, ну, куда ты сейчас пойдешь? Лучше приляг, отдохни, а вечером все вместе сходим в парк на праздник, - остановила его Рая.
Скрипнула калитка. Во двор вошла какая-то женщина. В руках она держала букет цветов и объемный сверток.
- Папа, выйди, может, это к тебе? - спросила Рая отца.
Исаак Наумович вышел во двор. Через пять минут он вернулся в дом. На лице его читались нескрываемое удивление:
- Из СОБЕСа женщину с поздравлением прислали. Вот - цветы и подарок передали ко Дню Победы.
Дочь поставила цветы в вазу. Исаак Наумович развернул подарок. Из картонной коробки он извлек красивые хрустальные рюмки - шесть штук - и открытку с поздравлением к Празднику Победы от СОБЕСА.
- Надо же! Никогда - ничего, а тут - пожалуйста! - не переставал удивляться Исаак Наумович.
- Видишь, тебя не забыли помнят! Не зря ты воевал, - сказала отцу Рая.
Снова во дворе раздался стук калитки. Во двор зашел Петро Иванович:
- Можно? Я Вас не побеспокою?
- Петро Иванович, заходите, пожалуйста! - пригласил Исаак Наумович соседа в дом. - А я хотел к Вам зайти, поздравить Вам с праздником! Проходите, сейчас выпьем наши боевые сто грамм!
- И Вас с Днем Победы! Представляете? Вчера вдруг в военкомат вызвали. Медаль вручили! А сегодня сижу дома, вдруг стучат. Открываю. Стоит какая-то женщина, говорит - из СОБЕСа, поздравляет с праздником и вручает мне цветы и подарки. Рюмки хрустальные подарила. Красивые! Мне таких подарков отродясь никто не делал! Спросила, нужна ли мне, одинокому инвалиду, помощь какая-нибудь. Я аж прослезился…
Рая накрыла стол и поставила новые хрустальные рюмки. Петро Иванович улыбнулся, узнав „ветеранский“ подарок:
- И тебя поздравили? Ну, молодцы! Понимаешь, Исаак Наумович, не забыли нас. Вот что важно!
Налив водку в рюмки, бывшие воины торжественно встали и чокнулись:
- С Днем Победы!
Апрель 2011