Жить на гражданке после десятилетнего пребывания в строгой и четкой системе военно-морских училищ, совсем нелегко, но надо. Каждый простой человек страны в разной степени и форме связан с ее руководителями. Точнее с последствиями их высокопоставленной деятельности. При этом нельзя забывать, что у них своя компания, у нас – своя. Если кто-то забывается, то таких жизнь быстро ставит на место. Полагаться в жизни надо только на себя, своих близких и верных друзей. Годами застоя назвал период правления Брежнева его партайнгеноссе М.С.Горбачев, но, пожалуй, первую половину правления Брежнева так называть было никак нельзя. На Олимпе СССР после очередного государственного переворота, как у нас заведено, воссела очередная группа правителей под названием Политбюро. Леонид Ильич, несмотря на кажущуюся мягкость, переворот организовал в лучших традициях твердых ленинцев. Члены Политбюро скоро поняли, что покладистость и горячие поцелуи коллег, это только внешняя форма, за которой прячется настоящее содержание. Нового хозяина партии и страны поддерживали руководитель МВД генерал армии Н.А.Щелоков и председатель КГБ Ю.В.Андропов, которые временами конфликтовали между собой.
Основная масса населения страны жила, как тогда говорили, по-брежнему. Для них ничего принципиально не менялось: страна крепка, армия сильна и, стало быть, войны не предвидится. Это была основная национальная идея для большей части населения страны. Безработных в стране нет, плата за жилье умеренная, образование и медицина бесплатные. Жить можно, и на застой не похоже, а я так вообще крутился, как белка в колесе, ибо надо было отдавать своим друзьям деньги, которые я занял на кооперативную квартиру. Почтальон приносила мне денежные переводы со всех флотов СССР. А с академической инженерной зарплаты отдавать было просто невозможно. Но «карточные» долги среди порядочных людей принято отдавать.
Красивая женщина Алла Трифонова в отделе кадров, зная мои проблемы, нашла на меня хорошего покупателя. Им оказался полковник милиции Косачев, который был начальником технического отдела Управления охраны при МВД ЛССР, но в технике разбирался слабо и поэтому искал себе подходящего заместителя. К кандидатуре помощника у него было три требования: технически грамотный специалист, аттестованный офицер и член партии. По первым двум пунктам я проходил, но членом я никогда не был. Мой завлаб Л.П.Леонтьев и Алла Трифоновна согласились тут же дать мне рекомендации в кандидаты партии. Оставалось получить рекомендацию от комсомола, а комсомол на предыдущем собрании очень возбужденно отказал в рекомендации своему сотруднику Хонону Ванге, посчитав, что тот лезет в партию из корыстных соображений, хотя тот и оправдывался. На комсомольском собрании, дождавшись дежурного вопроса, я ответил, что иду в партию из корыстных соображений, чем вызвал волну ожидаемого возмущения. Только очень темпераментное выступление нашей молодой комсомольской руководительницы успокоило собрание. Суть ее выступления – Жеглов честный и порядочный человек, и с ним смело можно идти в разведку. Насчет разведки даже я с ней был про себя согласен. Все собрание согласилось дать мне рекомендацию, и с 1965 года я стал служить и работать в милиции, точнее в МООП. Неугомонный реформатор Хрущев в августе 1962 года переименовал МВД в МООП (министерство охраны общественного порядка), для которого в 1963 у демократического Запада прикупили резиновые дубинки.
Перед переходом в милицию я успел съездить в составе сборной Латвии на первенство Союза по морскому многоборью в славный и знаменитый город Одессу. Там мне удалось встретиться со своим старым другом Жорой Самолисом, катер которого находился в плавучем доке на ремонте. Подъем на такую высоту, прогулка по узкому переходному мостику и переход с него по сходням на катер казалось очень опасным мероприятием. Старшина по просьбе Жоры организовал нам стол из катерных сухих пайков и спирта, и обратный путь нам не казался таким опасным. В Одессе удалось близко познакомиться с двумя достопримечательностями города: оперным театром и очень оригинальными и остроумными жителями.
Кроме этого я тепло распрощался со своими коллегами в институте электроники, а директору Э.А.Якубайтису сказал, что ухожу временно, чтобы достойно внедрять инженерно-технические достижения института в милиции. Управление охраны было весьма своеобразным подразделением. Это было хозрасчетное хозяйство, получающее огромные деньги за охрану магазинов, баз, складов. Охрана осуществлялась в основном с помощью специальной техники, выпускаемой на нашем предприятии, где я исполнял обязанности главного инженера. В Риге существовал централизованный пульт охраны, созданный очень грамотным телефонистом Алвисом Румбениексом и хорошим организатором капитаном Юрой Фитингофом. Специальные устройства (информаторы), с использованием переделанных телефонных шаговых искателей, передавали тревожную информацию через 20 АТС города на единый пульт охраны. Сигнал нарушения принимали женщины операторы, находили карточку-схему объекта и передавали ее дежурной милицейской группе, которая на машине с собакой оперативно выезжала на объект. Оперативную группу возглавляли офицеры милиции в званиях от капитана до майора. И это все теперь подчинялось мне лейтенанту. В милиции платили деньги не за звание, а за должность, а должность моя была довольно высокой – зам. начальника республиканского управления. Начальники райотделов в званиях до полковников вначале терялись, когда работу технических средств охраны приезжал проверять лейтенант, но потом привыкли. Своей основной задачей я считал совершенствование работы центрального пульта охраны в городе Риге. С привлечением сил института Электроники и моих собственных, удалось в информаторах заменить шаговые искатели полупроводниковыми приборами и создать бесконтактную надежную систему передачи данных. Работа получила положительную оценку в НИИ МВД в городе Балашиха. Подобного централизованного пульта охраны в то время не было ни в одном городе Союза. В Москве решили выделить очень приличную премию для награждения всех участников внедрения, начиная с начальника Управления полковника Захарова.
У руководства Управления я оказался на хорошем счету, но заимел завистливого противника в лице моего непосредственного начальника полковника Косачева. Начались наши вялотекущие конфликты, временами переходящие в откровенные стычки. Хотелось плюнуть на все, но не все мои долги были возвращены, и приходилось терпеть. Это вынужденное терпение закончилось появлением у меня на долгие годы язвенной болезни. Скрашивали ситуацию мои верные друзья в отделе и хорошие специалисты Дима Есипов и Тадеуш Сербинтович. Появился у меня и очень хороший друг в министерстве Владлен Шапиро, дружба с которым осталась у нас на всю жизнь. Он работал в сужбе связи МВД, со временем возглавил эту службу и постепенно дослужился до звания полковника. По этому поводу он шутил, что в МВД Латвии с бараньими шапками служат только два полковника еврея, он и начальник снабжения Гегерман. Он был отличным техническим специалистом, и это связывало нас по работе. Кроме того, у нас было общее хобби – резьба по дереву. Со временем мы стали дружить семьями.
Мне повезло, что в жизни почти всегда встречались только порядочные люди. При моей общительности это можно считать подарком судьбы. Само собой у меня осталось очень много замечательных друзей в институте электроники, который я регулярно навещал, работая в милиции. В одном доме со мной проживали две молодые семьи из института: Немировские и Ядины. Все праздники три семьи встречали вместе на квартире у Ядиных. В этих случаях организовывалась складчина, а хозяин дома Эдгар Ядин на праздники готовил фирменные сладости. Эдгар заканчивал в Питере мореходку имени Макарова, и нам с ним всегда было о чем поговорить. Стажировку, как механик, он проходил в БЧ-5 на атомной подводной лодке на Северном флоте. После нескольких лет плаваний в пароходстве он защитил диссертацию и стал работать инженером высокой квалификации на гражданке. Помимо праздников по воскресеньям мы проводили дружеские семейные соревнования по самым разным поводам. Ну, и конечно, ежедневно воспитывали своих детей. У нас с Люсей и у Ядиных были девочки одного возраста, а у Немировских был сын чуть младше наших дочек. Наши дружеские отношения трех семей продолжаются до сегодняшнего дня, хотя Немировские со временем уехали в США. С тех пор много воды утекло и много водки выпито.
Мои закадычные друзья по училищу Рома Панченко и Боря Сиротин тоже продолжали быть в дружеском строю. Ромик бороздил северные моря на своем гидрографе «Мурман», а Боря служил в ракетной части в Крыму и все время писал рапорты с просьбой перевести на флот. Между делом он освоил вождение всех видов транспорта своей части, а себе приобрел красивый и скоростной чешский мотоцикл Ява. На этом мотоцикле он стал постоянным нарушителем и головной болью всех служб ГАИ Крыма, пока однажды не попал в серьезную аварию с сотрясением головного мозга. Старые ракеты в Крыму предполагалось менять на новые, и молодого перспективного лейтенанта, после обучения в Ростове, отправили на новые ракеты на Дальний Восток. Там Боря Сиротин написал очередной рапорт о переводе на флот уже министру обороны СССР Малиновскому и получил добро на перевод на ТОФ в конце 1963 года. Отдел кадров, после долгих мытарств, определил его в 100-ю бригаду десантных кораблей, где к лету 1964 Боря готовился стать командиром ДК (десантного корабля), но его продвижение по службе прервал наш друг Роман. Он приобрел на севере автомашину «Москвич 407» и ему нужен был водитель перегнать машину из Москвы в Каменск, где гостили его родители. Боря плюнул на карьеру, сослался на семейные обстоятельства, и прибыл в Москву в аэропорт Шереметьево, куда транспортный самолет АН-12 доставил машину с Ромиком. И погнали они на юг в город Каменск, где мама Романа гостила у своей младшей сестры Клавдии Васильевны. Молодые офицеры вечером пошли на танцы, но донские казаки очень доходчиво объяснили им, что их девочки, это их девочки. Танцы отменялись, да и надо было собираться в дорогу. В Каменске взяли родителей Ромика и поехали в славный город Севастополь. Дорога была длинной и по дороге Ромика осенила очередная идея, которой он заразил Борю. Идея заключалась в том, что службу надо кончать и переходить на гражданку в пароходство, где можно делать приличные деньги. Свои возможности уйти на гражданку Ромик считал реальными, а Боре решили использовать бывшее сотрясение мозга и комисоваться по болезни. Сказано-сделано. В Севастополе Ромик нашел капитана медицинской службы, который в ресторане провел необходимый инструктаж. Родители Ромика решили поменять свою квартиру во Львове на Севастополь и после поиска подходящего варианта Боря повез родителей Романа во Львов, откуда самолетом полетел к месту службы. В дивизионе ДК вместо стажировки на должность командира корабля он стал симулировать чокнутого на почве сотрясения мозга. Командование дивизиона не хотело терять перспективного раба и на симуляцию не обращало внимания. Обе стороны упорно не хотели сдавать свои позиции. Нашла коса на камень. Летом 1965 Боря едет в отпуск в Севастополь, где уже находятся родители Ромика, а сам Ромик летом в северных морях. У Бори доверенность на «Москвич 407» и он летом возит навоз из деревни Комарово на дачу родителей Ромика. В это время со слов Тамары Васильевны, матери Ромика, Боря узнает, что Ромик не собирается уходить на гражданку, а будет служить дальше. Боря в трансе, но он уже слишком далеко зашел. В декабре его кладут в госпиталь, где производят пункцию спинного мозга и ставят диагноз: годен к нестроевой службе на берегу.
В 1966 году Боря Сиротин начинает новую службу в 4-м морском радиоотряде, и в феврале 1967 его посылают на учебу в училище имени Попова в Петродворец, где он встречается с Ромиком, и они принимают командирское решение махнуть в Ригу ко мне в гости, тем более, что у меня двухкомнатная кооперативная квартира, в создании которой они принимали самое непосредственное участие. Отпускные документы обоих офицеров были выписаны в Питер, но пропустить Ригу они не могли. Мы с Люсей решили отметить встречу старых друзей в знаменитом рижском кафе «Луна». Играл приличный оркестр, плавно лились звуки музыки, будоража воспоминания курсантских времен. Похоже, музыка что-то навеяла, и Боря Сиротин пошел приглашать на танец даму за соседним столиком, где сидели трое молодцев. Когда он решил еще раз станцевать с этой дамой, то один из молодцев пригласил его выдти в коридор, на что Боря всегда был готов. Когда из-за столика поднялся еще один молодец, то я на правах хозяина отправил Ромика на помощь Боре, а сам побежал на пульт охраны, благо он располагался совсем рядом. Очень не хотелось, чтобы мои друзья попали в комендатуру. На пульте дежурил майор Александров, и я просил его помочь устранить возможный и нежелательный скандал. Майор прихватил резиновую дубинку, что совсем недавно появились на вооружении милиции, позвал на помощь сержанта, и мы втроем понеслись в кафе. В коридоре в стойках стояли мои друзья и двое молодцев и решали известный в таких случаях вопрос «А ты кто такой?». До драки дело еще не дошло. Майор Александров дубинкой разделил враждующие стороны, отпустил моих друзей и приступил к проверке документов противников. Позже он подошел к нашему столику и сообщил, что эти ребята из КГБ (расшифровка этого сокращения называлась Контора Глубокого Бурения) и забрать их он никак не может, а нам советовал не задираться и лучше покинуть кафе, чтобы мои друзья не имели неприятностей. Советом мы воспользовались, тем более, что майор сам раньше был комитетчиком. Ромик провожал Люсю домой, а мы с Борей зашли еще в одно кафе снять стресс. По дороге я услышал печальную историю о том, что на нашего знаменитого бабника Панченко нашлась, наконец, управа в лице архангельской женщины Нины, которую мы все всегда почтительно величали Н.Г. (Нина Григорьевна), так как у нее уже был сын Сергей. Как этот «неравный» брак своего единственного и любимого сына перенесла Тамара Васильевна, нам было трудно представить. В Риге мои друзья гостили не очень долго, так как обоим надо было возвращаться в Ленинград.
1967 год стал памятным для меня и моих друзей. Летом этого года Рома Панченко с помощью дальнего родственника, однокашника Главкома ВМФ Горшкова, получил перевод на Черноморский флот помощником на гидрограф «Память Меркурия». Правда, кадровики на 3 месяца послали его штурманом на БДК (большой десантный корабль) «Крымский комсомолец», куда загрузили полк балтийских морских пехотинцев, и отправили в Порт-Саид во время войны Египта с Израилем. По окончанию службы он получил льготы, как ветеран боевых действий. Боря Сиротин в этом году был назначен командиром 23 подвижного радиоотряда в Советской Гавани. В его подчинении находились 87 офицеров, 85 мичманов , 203 матроса и 85 автомашин. Меня Верховный Совет СССР наградил медалью «50 лет Советской милиции».
Старые друзья в Политбюро решали свои проблемы. После смерти министра обороны Гречко в 1976 году, Брежнев принимает решение назначить министром обороны известного в стране человека, отвечавшего у Сталина в годы войны за вооружение, Д.Ф.Устинова, и тот в благодарность предлагает членам Политбюро присвоить Брежневу звание Маршала и наградить второй Звездой Героя СССР. Подгорный, Андропов, Суслов, Соломенцев, Гришин, Кулаков горячо поддержали это предложение. Очень любил награды Леонид Ильич, да и сам любил награждать. Устинову Брежнев предложил присвоить звание генерала армии, а скоро и Маршала СССР. Через два года Брежнева награждают третьей Звездой Героя СССР и присваивают орден «Победы», который позже в 1989 году у семьи отберет Горбачев. Одного из участников дворцового переворота, бывшего активного комсомольца и председателя КПК (комиссии партийного контроля) Шелепина, Брежнев снимает с поста и выводит из Политбюро. На это место он ставит латышского стрелка и участника Октябрьской революции, дважды Героя Соц. Труда А.Я.Пельше. Все советские руководители всегда ценили исполнительность латышей и охотно привлекали их в свою команду. Подобрав такую команду, Брежнев обеспечил себе рекордное пребывание на посту руководителя страны. А высокая работоспособность и знание дела позволили Устинову так вооружить и усилить армию, что с нею считались США. По крайней мере, самолеты-шпионы У-2 перестали летать над страной. В этой ситуации Брежнев стал считаться миротворцем и в США, правда, они не переставали критиковать СССР за права человека. Последнюю критику на хорошем английском легко парировал министр иностранных дел Громыко, доходчиво поясняя, что в чужой монастырь со своим уставом нормальные люди не лезут. Эту национальную идею поддерживала большая часть населения страны, пережившая трагедию войны.
В этой обстановке мы все и жили. Мои конфликты с начальником полковником Косачевым, которого я глубоко не уважал, мне так надоели, что я просил у начальника Управления охраны республики отпустить меня обратно в свой родной институт электроники. Начальство милиции ценило мой вклад в работу технического отдела и пошло мне навстречу. А постановлением ВС СССР от 20 ноября 1967 года я был награжден медалью «50 лет Советской милиции», и директору института электроники Якубайтису мог доложить, что свою миссию по совершенствованию технических средств милиции я выполнил. Должен отметить, что когда со временем отправили на пенсию полковника Косачева, то новый начальник Управления охраны полковник Воротников разыскал меня в институте и предложил возглавить технический отдел. Поблагодарив за доверие, я вынужден был отказаться от предложения и больше никогда не одевал погоны. В институте электроники я был принят в лабораторию хорошо мне знакомого В.В.Пирогова, который предложил мне подключиться к работам по автоматизации станций управления газо- и нефтепроводов. Эти прикладные работы вели молодые инженеры Игори Перлов и Маркелов и совсем молодой инженер Саша Елигулашвили. Через некоторое время по просьбе завлаба Пирогова я присутствовал в качестве «лабораторного посаженного отца» на свадьбе Саши и его красивой избранницы Тани. Дружба с этой семьей осталась у меня на всю жизнь.
Директор института электроники Эдуард Александрович Якубайтис был не только большим ученым, но и классным организатором, сумевшим превратить свой институт в один из лучших в Академии наук Латвии. Мне приходилось слышать, как он живописно описывал важность проводимых институтом работ председателю Госплана республики Раману. Естественно, деньги институту после таких рассказов, выделялись в нужном количестве. Для еще большего получения финансирования Якубайтис организовал СПКБ АСУ (автоматизированных систем управления), куда я вскоре был назначен руководителем сектора АСУ ВПНБ (Вентспилсской перевалочной нефтебазы). Назначение мое состоялось очень оригинально. Вместе со своим завлабом Пироговым я был приглашен в кабинет директора, который поставил передо мной конкретную задачу. СМ ЛССР выделена крупная сумма денег для разработки АСУ ВПНБ. Разработку будет вести специализированный московский институт ВНИИКА НЕФТЕГАЗ в качестве головной организации. Субподрядными организациями выступают ленинградский проектный институт ГПИ «Проектавтоматика» и наш институт – конкретно ваш новый сектор АСУ ВПНБ. В этом секторе будут работать 16 человек. Половину людей мы выделим вам от разных лабораторий, половину можете отобрать сами. Деньги нам необходимы для серьезного технического оснащения нашего института. В конце выяснится, что работу по АСУ ВПНБ мы выполнить не сможем, и я доложу СМ ЛССР, что за это мы вас примерно наказали и сектор разогнали. Вы вернетесь в лабораторию Пирогова и в зарплате ничего не потеряете. Вы согласны? Конечно, я согласился. Снова, как после окончания училища, под моей командой оказалось 16 человек. Только командовать военными подчиненными и руководить гражданскими, это две большие разницы, как говорят в Одессе. Хотя командный опыт мне тоже пригодился. Женскую часть сектора представляли Наташа Шмаукстель, Нина Ковригина, Янсоне Рудите. Комсомолки, умницы, красавицы. Из мужчин удалось подобрать очень толковых ребят Володю Удалова, Женю Остеля, Жана Каштеляна. Весь сектор был готов начать работы, и мешала только самая малость – никто из нас, включая и меня, не знал, что такое АСУ ТП, и с чем ее едят. Пришлось по телефону выяснять, где в стране ведутся подобные работы и выписать своим лучшим специалистам командировки в Москву, Новосибирск, Северодонецк. По возвращению все должны были подготовить доклады для домашних семинаров. Через пару месяцев появилась кое-какая ясность о предстоящих работах. Попутно выяснилось, что заводы и институты охотно выпускали ЭВМ, но никто не хотел делать совместимые с ЭВМ датчики, а без них разработка АСУ ТП (технологическим производством) являлась очень проблемной. Тем не менее, работы продолжались.
Со временем, представители Вентспилской нефтебазы в лице главного инженера Н.П.Арнаутова и его зама М.Е.Антропе, озабоченные судьбой проектных работ, стали приглашать представителей разработчиков с отчетами на нефтебазу. Там представитель каждой организации защищал свои работы. Лучше всех обстояли дела у ленинградского ГИПа А.Л.Нестерова, с которым у меня возникли деловые отношения, и завязалась дружба на всю жизнь. Там же я познакомился с рижским начальником монтажного участка корейцем Геной Паком, который выполнял работы для Нестерова. Работы моего сектора на первых этапах выглядели слабо. Московский генподрядчик тоже не блистал успехами, но у них был очень дипломатичный руководитель Певзнер и арапистый громкоголосый помощник Певзнера еврей с интересной фамилией Джибелли. Если к москвичам были претензии, то Джибелли своим голосом и напором мог задавить всех, и даже представителей Заказчика, а про меня и говорить нечего. Такие совещания в Вентспилсе каждый квартал были для меня большим испытанием. Но народ в секторе подобрался очень старательный и выбор технических средств АСУ постепенно продвигался. Заметил интересную национальную особенность в отношении к работе латышей и русскоязычных. Латыши старательно работали целый день, но в конце аккуратненько собирались домой, несмотря на мои просьбы задержаться после работы. Вторая часть работников трудилась с перекурами, кофе и разговорами, но легко оставалась поработать и после окончания трудового дня. В целом все старались, и наши работы очень успешно продвигались, что позволяло мне успешно отбивать все нападки представителей московской головной организации. Это не преминула заметить М.Е.Антропе, и на одном из совещаний поинтересовалась: товарищ Жеглов, вы не еврей? Не знаю, какой смысл вкладывала она в этот вопрос, но пришлось ее разочаровать и сказать, что я мордвин. Тут Милда Екабовна с женской непосредственностью, перейдя на латышский, спросила «кас тас ир?» (что это такое?). Пришлось ответить, что я и сам точно не знаю, так как на угро-финском наречии моих предков я знал всего полдюжины мордовских слов и умел считать только до десяти.
Мои обращения к сотрудникам сектора были настолько убедительными (может и немного суровыми), что наша часть технического проекта скоро была готова к рассмотрению на одной из четырех всесоюзных комиссий в Москве. В состав комиссии входили такие известные ученые мужи страны, что голова шла кругом. Но и мой завлаб, член-корреспондент Латвийской Академии Наук Владимир Витальевич Пирогов был на высоте. Он так красиво и научно говорил, что членам комисси было неудобно задавать ему вопросы. Когда некоторые попытались задавать конкретные вопросы, то Владимир Витальевич отвечал, что технические вопросы вам доложит товарищ Жеглов. Таким образом, в Ригу мы привезли положительный отзыв высокой комиссии. Заканчивался год и я вместе с Удаловым и Каштеляном повез тяжелую кипу бумаг технического проекта на подпись к Заказчику. Арнаутов и Антропе не могли спорить с протоколом всесоюзной комиссии и приняли нашу работу. Не задерживаясь, мы помчались на машине в Ригу – год заканчивался. Секретарь директора института Мирдза без промедления пропустила меня к Якубайтису. Эдуард Александрович, когда я доложил о наших успехах, сделал паузу, посмотрел в окно и сказал, что вы товарищ Жеглов меня немного подвели. Я уже доложил в Совмин, что работу мы не выполнили, но этот вопрос я улажу. Есть ли у вас просьбы ко мне? Тут я попросил выделить сектору премию в размере трех процентов от суммы договора, вместо принятых в институте двух. Якубайтис сказал, что нужно быстро бежать в бухгалтерию, а он туда позвонит. Я успел и мои сотрудники сектора на новый год получили премию, которую мало кто получал в институте. Все были довольны и простили мне все суровости. А для себя я сделал на всю оставшуюся жизнь вывод, что понятие «хороший человек» это не профессия. Работу по настоящему может выполнить только профессионал. Не знаю, какие воспоминания по себе я оставил у своих коллег и подчиненных, но сам всех их вспоминаю с большой теплотой.
Международная обстановка и положение СССР при Брежневе оставались спокойными, но некоторые серьезные недоразумения, организуемые не без помощи США, были. В одном из них пришлось учавствовать моим друзьям из института электроники. Почти весь 1968 год в столице Чехословакии кипели страсти демократов, названные «пражской весной», а в СССР в этом году действовала практика призыва на два года в армию молодых выпускников ВУЗов для службы офицерами. Хрущев не все продумал, сокращая вооруженные силы, и последствия его волюнтаризма давали о себе знать – офицеров не хватало. Брежнев пригласил в Москву Дубчека со товарищи и пытался уговорить их не раскачивать лодку соцлагеря. Сам Брежнев с членами Политбюро выезжал на переговоры в Чиерне-над-Тисой, но разговора не получилось. Тогда Леонид Ильич принял решение прекратить волнения с помощью военной силы стран Варшавского Договора. Министра обороны ЧССР Мартина Дзура предупредили, чтобы армия не учавствовала в волнениях. В этой операции принимали участие мои институтские друзья Витя Жуляков и Валентин Плокс. В августе у границы их колонну машин встречали два солдата по обе стороны дороги один с ведром белой краски, другой с макловицей, которые рисовали на бортах машин белые полосы. Потом колона вошла в маленький, отведенный ей городок, и на окраине города разбили палаточный лагерь. Ночью в округе временами постреливали и в туалет от страха ходили в касках, а в город высылались патрули из четырех человек. Толку от этого патрулирования никакого не было, т.к. в гостиницах городка продолжали жить западные туристы, журналисты, и порядка не было. Положение кардинально изменилось, когда в город вошли немецкие части ГДР, которые тут же разместились в казармах чешской армии, предложив последним разбить палатки рядом с нами. Немецкие офицеры разместились в гостиницах. Ночью хождение гражданских по городу было запрещено, фотографирование иностранным корреспондентам запрещено, а парные немецкие патрули на любой скрип чердачного окна отвечали автоматной очередью. Порядок полный, и никакого возражения чехов. Люди старшего поколения определенно помнили еще времена гауляйтера Гейдриха и соблюдали порядок. Воспоминания моих друзей, участников тех событий, носили, конечно, частный характер в масштабах небольшого городка. Более подробное, полное и очень интересное описание тех событий оставил командующий 38 армией Александр Майоров в книге «Вторжение 1968. Чехословакия». Этот боевой офицер до 1972 года командовал Центральной группой войск в Чехословакии и успешно совмещал функции солдата и дипломата. Вся военная операция была спланирована министром обороны СССР Маршалом А.А.Гречко и проведена быстро и точно. Большой вопрос вызывает название операции «Влтава – 666». И кто такое название придумал?!