Собрание было бурным и длилось уже пятый час. Обсуждение предложения представителя районной администрации о разделе хозяйства на несколько малых предприятий зашло в тупик.
Слово попросил экономист:
– Я предлагаю разделиться, создать ассоциацию малых предприятий и готов руководить этим объединением.
– А с чего ты взял, что именно ты будешь руководить – раздался ехидный голос из зала.
– Я создам ассоциацию, – ответил претендент, – вложу свою долю скота, техники и земли и приглашаю желающих к себе на работу.
– А доля есть?
– Нет. Но я подал заявление…
– А ты член колхоза?
– Нет, - растерялся экономист.
– Ну, так создавай бизнес за свой счёт.
Экономист, бурый от злости, сошел с трибуны. Другие «новаторы» также ничего не предлагали, кроме себя, любимых. Собрание потребовало на трибуну действующего председателя. Пётр Кузьменко вышел и встал перед залом, около пустой трибуны.
-- А сам-то не уедешь в Германию? – раздался тот же ехидный голос.
– Я не немец, в Германию не собираюсь.
– А жена по национальности кто?
– Это не имеет значения. Без меня она никуда не уедет.
Из зала вышел крепкий мужичок-механизатор и встал рядом с Кузьменко.
– Слышь, председатель! Когда мы Фридриха выбирали в председатели, он тут в клубе прямо с трибуны, чуть ли не как Хрущев туфлей стучал: я здесь родился и никуда не собираюсь: А где он теперь?
– Сбежал на историческую родину, – поддержали мужичка из зала. – Александр Дубяга, тот хоть не уехал, но тоже дезертировал.
– Вот-вот, – взвился с места экономист. – Все они хороши, от Фридриха до Кузьменко. Чуть дела пошатнутся – бегом из колхоза.
– Да, – спокойно подтвердил Пётр Петрович, – при них показатели действительно были не ахти какие. Но только на бумаге. А у меня есть другие данные. Техника старая, но стабильная. В стаде падежа нет, надои низкие, но телят прибавилось. Полеводство удовлетворительное.
– А долги какие? Отдавать придётся, за долги всё отберут. Ничего тогда никому не достанется… – не сдавался экономист.
– Куда же вы смотрели, где ваша ответственность? – задал встречный вопрос Кузьменко. – Эти недочёты и на вашей совести. Хотите заниматься бизнесом – пожалуйста. Но если не получится - назад я вас не приму, – подытожил Пётр Петрович. - А дележа не будет. Если выберете свои доли, долги разложат на всех, заплатите и разоритесь. А останемся вместе – нам выплату долгов растянут. А будем вместе – выкарабкаемся.
На том и порешили. Делёж не состоялся. Это была первая и, может быть, самая трудная победа молодого председателя.
И он вспомнил, как всего полгода назад его предшественник Александр Дубяга отчитался и, поздравив всех с успешным окончанием весенне-летнего сезона, вдруг попросил провести внеочередные выборы председателя правления.
Вместо себя он рекомендовал своего заместителя Петра Петровича Кузьменко.
Люди задумались. Карл Яковлевич Блац, который руководил колхозом три десятка лет, вывел хозяйство на всесоюзный уровень. После его выхода на пенсию за три года сменилось уже два председателя.
Рекомендацию Дубяги учли, но выдвинули и других кандидатов, дали им слово. Кузьменко молча переживал, слушая, как выдвиженцы обещают золотые горы… Наконец, дали слово и ему.
– Что ответить? – сказал он тихо. – Колхоз, созданный Блацем, гробить совесть не позволяет. Нужно сохранить хозяйство в прежнем виде.
Люди зашумели:
– Скажи, а жить-то как дальше будем?
– Думаю, надо продолжать работать, – только и сказал Кузьменко, - чтобы снова было, как при Блаце. Многие люди уехали, и еще уедут. Но те, кто остаётся, смогут работать. Колхоз следует реорганизовать в кооператив.
И неожиданно собрание постановило: реформировать колхоз в кооператив, а председателем быть Петру Кузьменко!
И тогда же он ощутил, что наконец-то перед ним открылась та дорога, по которой он хотел идти. Первой, с кем Кузьменко поделился своей радостью, была мать – самый строгий его экзаменатор.
– Мама, я буду руководить хозяйством в Луганске.
– Неужели ты сможешь? - удивилась она. – Ты разве готов к этому? Взять и загубить это хозяйство, пустить его с молотка - на это много ума не надо.
– Думаю, что смогу. Это уже настоящее дело, – сказал Пётр матери.
– У нас в «Чернорецком» вон какой был… красный директор Голицин! Это так сложно! Куда тебе до него!
– Может, я не хуже Голицина буду.
– Ну, смотри! Если не сможешь, то лучше не берись! Главное, чтоб ты не подвёл людей, чтобы у тебя всё получилось.
* * *
Родом Пётр Кузьменко из припойменного села Набережное, которое когда-то было центральной усадьбой совхоза «Чернорецкий». Отец (имя отчество) запомнился какой-то невероятной увлечённостью, сильнейшей тягой к своему призванию. Он работал ветеринарным врачом. Окружающие поражались и говорили: «дурной до работы». Руки всегда в йодоформе, в креозоте. С утра 5 часов он уже в овчарни. Купание, лечение, кастрация, сакман... Всегда отец на работе. Ездил он на работу и домой на двуколке, в четыре утра выехал, в 10-11 вечера дома. Практически дети отца не видели. Только когда он заболел и лежал, тогда они толком и общались с ним. Когда Петру было 10 лет, отец умер. Без него стало еще трудней.
Мать (имя отчество) во время Великой Отечественной войны работала секретарем (название района) райкома комсомола. Она была большой патриоткой, членом ВКП (б), но её исключили из партии только за то, что она потеряла карточки, которые во время войны давали. Их просто у неё вытащили, но она доказать не смогла. Через долгое время ей удалось восстановиться в партии.
Мать осталась с троими – двумя сыновьями и дочерью. Овдовев, не вышла снова замуж, а всю оставшуюся жизнь посвятила детям.
- Она никогда не хотела детей бросить или отдать, чтобы их кто-то другой воспитывал, - отметил в разговоре Кузьменко. - Или чтобы чужой кто-нибудь был рядом, заменял отца. Это у неё было исключено. Такая жизнь ее, сознание ответственности отразились на нашем воспитании. Конечно, сложно жилось матери. Сама всех вырастила, сыновей женила, дочь выдала замуж. За материнский подвиг Бог, наверно, наградил её долгожительством – мать прожила 83 года.
Мать работала, одна поднимала детей. Платили ей пособие по потере кормильца, равное её зарплате, небольшое. Денег всё равно не хватало. Но молоко, хлеб и картошка всегда стояли на столе, а рядом с ними – банка повидла, мать брала его в магазине постоянно на сладкое.
Очень строгая мать была. Голосом, не терпящим пререканий, она выговаривала за малейший проступок. Вот она заметила, что Петька приехал на чужом велосипеде (своего-то не было).
– Это чей?
– Соседский.
– Зачем взял?
– Мам, не брал я, попросил и мне дали покататься.
– Сейчас же отведи его обратно, и не проси никогда, слышишь!
Увидев, что дочь возится с куклами, которых никогда в доме не было, тут же давала нагоняй:
– У кого-то стащила куклы?
– Мама, мне девочки сами дали поиграть, – начинает всхлипывать девочка.
– Не реви! Я же наказала раз и навсегда – ничего чужого не брать!
Домашний уклад и распорядок в семье Кузьменко был жёсткий. Мать заставляла соблюдать установленный ею режим, чтобы дети не болтались без дела.
Из школы должны прийти вовремя, с трех до 5 должны делать уроки, в рваном и нечищенном в школу нельзя ходить. Приучала по дому всю работу делать.
Мальчишки, жалея маму, сами перетаскивали дрова и уголь в сарай. Пётр с 7 лет уже выполнял разную работу по хозяйству. В 14 лет пошёл подрабатывать «на грабли», чтобы заработать сено для домашней живности
Жили тяжело, материально и морально. Тем, у кого были отцы, дядья, взрослые старшие братья, жить было намного легче. У них хоть опора какая то была.
А дети покойного ветеринара Петра Кузьменко были беззащитны. Мысль об этом не оставляла Пётра Петровича на протяжении всей жизни.
Семья Кузьменко, конечно, свои трудности пережила. Дети учились, окончили школу. Брата призвали в армию, сестра вышла замуж и уехала с мужем жить на Дальний Восток.
Пётр Кузьменко после школы поступил в строительный техникум, проучился два курса. Многие предметы сдал досрочно, хотел поскорее начать работать. (Отсюда, видно, у него созидательная жилка и «трудоголизм»). Отсрочки от призыва техникум не мог давать, и Петру пришлось идти на действительную службу.
В 1974 году после армии Пётр Кузьменко вернулся домой и хотел закончить техникум. А там почему-то предложили ему учиться заново, на базе 8 классов. Петра это заело; «Я армию отслужил и буду с этими сопляками учиться?!». И устроился в родной совхоз водителем.
Директором тогда был Алексей Голицин. То ли Кузьменко был у него на примете, то ли надо было укреплять инженерные кадры, – осталось неизвестным. Но директор предложил ему заведование машинным двором. Пётр пожал плечами: надо осмотреться, я ещё без опыта, побуду шофёром.
Не прошло и месяца, как он заметил: многие его одноклассники, которые учились хуже него самого, живут и работают на равных условиях с ним. Да ещё подкалывают иногда: вот, мол, ты был в школе одним из первых учеников, а какой был смысл на пятерки учиться?
- Ну, думаю как так? Я почти отличник (у меня всего одна четвёрка была по русскому языку), - припомнил Пётр Петрович, - они учились хуже, а я…? Неужели судьба моя так сложилась, что я должен крутить баранку? И поставил себе цель, поступив в Красноармейский техникум учиться на механика, без отрыва от работы.
До осени Пётр поработал водителем в совхозе. Зарплату матери отдавал – она дом вела. И строго следила за сыном, чтобы не сбился на вольную жизнь. Но чего-то всё-таки не хватало. И уехал он в Павлодар, там устроился в автобусный парк.
По городу шоферил на маршруте до «толчка» (так называли барахолку, вещевой рынок). В первую же зарплату Кузьменко привёз матери 320 рублей. Для сравнения: директор совхоза тогда получал 260 рублей. Кое-как удалось убедить мать, что это честно заработанные деньги.
Поработал Пётр в автопарке, доучился в строительном техникуме и в Красноармейке и заскучал. Заработок хороший, а жилья нет, жить во времянках, снимать углы надоело (уточнить обстоятельства). Что дальше делать? И вернулся в родное село. Попросился опять в совхоз.
Директор совхоза, подписывая заявление, заулыбался:
– Вот видишь, Петро! Где родился, там и пригодился. Водителем не пойдешь, хоть и высокий у тебя класс. Ты теперь у нас молодой специалист, так что иди, командуй машинным двором.
Через три года машдвор в совхозе «Чернорецком» стал образцовым в Павлодарском районе.
По этому случаю в совхоз приехал первый секретарь райкома партии Кемер Ашимбетов и на собрании объявил: вот, мол, Петру Кузьменко за хорошую работу награда – вне очереди купить автомобиль «Москвич».
Пётр после собрания сразу домой к матери: мама, меня вот так премировали. Мать, конечно, обрадовалась – да ты что?! – и тут же расстроилась: премию заработал, а денег нет. Пришлось отказаться от этой льготы.
И попросился на другую работу. Его поставили бригадиром в кормодобывающую бригаду. Год прошёл – на смену Голицину в совхоз пришёл новый директор, (имя, отчество) Рогожников.
Он назначил Петра инженером по эксплуатации. И Кузьменко задумался: если помогают, открывают дорогу и видят, что я что-то могу делать, – значит, я на способен большее. А для этого нужно высшее образование. Надо поступать в институт.
В какой? В Павлодар на машфак? В Караганду в политехнический? В Целиноград на механизацию сельхозпроизводства? Выбрал Омский сельскохозяйственный институт. Матери сказал:
– Я еду в Омск поступать в институт.
– Ну, ладно поезжай, – сказала она. – Но как быть? Тебе же надо экзамены сдавать, жить, питаться… Сколько-то тратиться надо. А денег только-только на дорогу…
«Ладно, перебьёмся, – подумал Кузьменко, – подработаю где-нибудь». Пётр взял документы, прилетел самолётом в Омск и сразу направился в институт.
В приёмной комиссии Кузьменко показал диплом, характеристику, справку с места работы (а в ней стаж проставлен был).
Председатель комиссии просмотрел и обрадовал: тебе только собеседование пройти, и учись себе на здоровье.
Собеседование Пётр прошёл и по результатам его был принят на заочное отделение. В этот же день вечерним авиарейсом на ЯК-40 он вернулся в Павлодар.
В совхозе Кузьменко тут же назначили главным инженером. И в эту же пору он стал семейным человеком.
В школу села Набережное из Качирского района направили пионервожатую. Молодые люди познакомились, поженились и стали жить в родительском доме Петра, и мать его с ними тоже.
Родились и подросли сыновья Артем и Александр. Кузьменко по делам совхозным мотается, супруга (имя отчество, фамилия) в школе, оба учились заочно. Она благодаря институту тоже «росла» - стала завучем.
Но тут в это время распад пошёл. Совхоз «Чернорецкий», как и другие хозяйства, был роздан бывшим руководителям и работникам по частям. Работы не стало, зарплаты тоже.
Как один из главных специалистов, Пётр Петрович получил свою «нагрузку» – раздавать скот и технику. (уточнить это обстоятельство).
– Ну, думаю, что я буду тут чуть ли не на голом энтузиазме разорять хозяйство, коровьи гурты с тракторами сколачивать по дворам, – с приметной досадой комментировал это обстоятельство Пётр Петрович. - У меня семья, содержать её нужно. Садиться за трактор и косить своей корове сено… Что-то не то.
И собрался бывший главный инженер совхоза «Чернорецкий» в Розовку, в колхоз имени Кирова. Оттуда брат Виктор, который раньше уехал, дал знать: так и так, приезжай. По пути Петра Кузьменко перехватил (имя, отчестве) Дубяга, он был председателем колхоза в Луганске. (уточнить, как это вышло).
– Ты куда?
– Да вот так и так.
– Ты подожди не торопись никуда. У меня такая ситуация… Отток немцев начался, работать некому. И я тоже уезжаю. Но хотел бы, чтобы колхоз этот работал.
– А что, у вас тут никого нет?
– Ты знаешь, нет. Все вроде как работают. Но всех такое настроение… Немцы собирают чемоданы, русаки и хохлы на них поглядывают и задумываются… Давай, Петро, переезжай в Луганск! Я тебя заместителем председателя сделаю! – добавил он, почему-то заговорщицки понизив голос.
Грызли Кузьменко сомнения, ох, как грызли! Но рискнул. Ждут ли его в Розовке – неизвестно, а тут хоть какая-то перспектива.
Приехал он туда как раз на Наурыз, 22 марта 1997 года, осмотрелся. Прошёл праздник, а на следующий день Кузьменко, представили правлению, назначили заместителем председателя колхоза и дали дом.
Пола в доме не было, в окнах только рамы. Днями работал, в свободное время дом ремонтировал. Люди, конечно, помогали.
К лету отремонтировали, сделали всё, и новый зампред перевёз семью. Жену сразу же в школу взяли, на должность организатора воспитательной работы.
В Луганске Пётр Петрович освоился быстро. Нехватку работников он компенсировал разными приёмами расстановки людей. Благо, в колхозе по уставу можно было любого человека ставить на любую работу.
Производство стало относительно устойчивым, и колхозники это отметили. Кузьменко с удивлением обнаружил в себе огромное желание управлять всеми делами.
Не зря, видно, Голицин в своё время настойчиво выдвигал его. Но машдвор – это среднее административное звено. А колхоз по масштабам больше. И ново, и интересно!
Семь месяцев пролетели, как облачка над выпасом. Кузьменко трудился, как привык, как приучили в семье – не покладая рук, целиком погружаясь в текущую работу, на ходу постигая новые премудрости и одолевая новые пороги познания.
А председатель колхоза занимался своими делами, все чаще ездил в Павлодар, изредка делясь новостями. Ближе к осени он полунамёком сообщил своему заместителю, что будут перемены, и ему надо быть готовым ко всему. И Кузьменко понял, к чему клонит Дубяга.
* * *
После знаменательного собрания, на котором в первый раз попытались рассечь хозяйство, а практически развалить с помощью реорганизации, были ещё попытки «разогнать» неуступчивый колхоз.
В который уже раз Кузьменко вызвали к районному руководству. Пока ждал в приёмной, к нему подошёл один из работников аппарата и с таинственным видом сказал как бы на ушко:
– Тут есть мнение, – и работник выразительно показал головой на дверь руководящего кабинета, – что ваш колхоз надо поставить на колени.
Кузьменко вздохнул: опять двадцать пять, – но промолчал.
Молчал он и в кабинете акима, пока тот говорил:
– Напрасно вы сопротивляетесь реформам. Надо смотреть вперед. Президент сказал, что будущее за малым бизнесом, за небольшими, но крепкими крестьянскими хозяйствами. Ваш колхоз…
– У нас кооператив, – поправил акима Кузьменко.
– Неважно, – отмахнулся тот, – все равно у вас порядки прежние. Ваш колхоз окажется на обочине прогресса, захиреет. А вот малые фермерские хозяйства, которым вы в ближайшее время отдадите технику, скот и землю, поднимутся, будут расти.
– А долги они оплатят? – с наивным лицом спросил Кузьменко.
– Ну, разумеется. А как же?
– А откуда у них долги перед государством, если они еще не начинали работать и ничего ещё взаймы не взяли?
– Ничего, возьмут кредиты.
– Ну да, и отдадут долги, в которые не влезали, а потом за кредит надо расплачиваться, и им насчитают?
– Что вы такое говорите? Соберут урожай, продадут мясо и молоко и рассчитаются.
– С чего они соберут? На регистрацию, на отвод земли, семена, на солярку, на зарплату, на заготовку корма, на налоги не будет денег… – попытался возразить Кузьменко.
– Что вы тут развели бухгалтерию – рассердился аким. – Пусть люди открывают свои хозяйства и сами считают. Вы что по существу дела предлагаете? Видите, государственная власть идет вам навстречу, вашего мнения спрашивает.
– Вот спасибо! Я не одиночка, нужно мнение всех членов кооператива
– Ладно, что вы предложили бы, как член кооператива?
– Мы у себя уже обсуждали на правлении. Есть такая форма – КСП…
– Ну вот, – посветлел лицом аким. – Мы как раз эту форму и хотим рекомендовать. Все возьмут документы на самостоятельное ведение хозяйства в рамках КСП, получат наделы и доли, и пусть хозяйствуют под общим руководством.
Хитрил аким, многого не сказал. Так и так хотят заставить сельчан разделиться. Между КСП и кооперативом разница небольшая. Захочет человек выйти из коллектива – потребует свой пай. А пока он не осмотрелся, ловкие граждане понудят его продать им эту долю и ему же всучат в аренду его же бывшее имущество. Работай и плати дань.
Кузьменко вышел от акима со смешанными чувствами. И пока ехал обратно в Луганск, все прикидывал: как бы сделать так, чтобы нельзя было выйти из колхоза-кооператива-КСП.
На правлении он сообщил о разговоре с акимом, о своих соображениях и спросил:
– Как поступим? Ясно ведь: истинная цель у них – «раздербанить» колхоз, заставить людей распродать свои паи.
Соратники удивленно на него воззрились.
– Да никак, - заговорили они по очереди. – Переделать текст устава, но принципиально устав не менять. Как ни назови форму, а колхоз останется. Из него пай никак не вынешь. Захочет кто отделиться – пусть продаст пай только коллективу и гуляет куда хочет со своими деньгами. А посторонним не продавать. Это запишем в устав. Пока нет свободных денег, никто не сможет продать свой пай. И ничего с нами не сделают.
– Хорошо. Тогда проведём голосование, чтобы зря народ не булгачить, – подвёл черту Кузьменко.
Переход в КСП прошел практически безболезненно. Устав «подшаманили» по шаблону, порядки оставили те же. Конечно, не обошлось без сопротивления «особо заинтересованных.
К слову, противников коллективной формы и претендентов на председательство (собственно, своих конкурентов) Кузьменко оставил на должностях. Вопрос об увольнениях решает правление. А пока пусть работают.
Через некоторое время опять зашумела административная «метла». Кузьменко и все луганцы уже не удивлялись – опять велено провести реорганизацию.
Идея КСП не оправдала себя на местах, надо заново в кооперативы объединяться. Что ж, в Луганске достали прежний устав (образно говоря, стёрли пыль с него) и снова перерегистрировались.
Но ведь нет реформы без подвоха. После второго создания кооператива тут же без промедления по указке сверху официально была назначена (скорее – навязана) процедура банкротства.
Кузьменко уже и к этому был готов, убедил правление согласиться и самим провести её, чтобы никто из «очень заинтересованных» не мог вмешаться. Люди вняли голосу рассудка.
Кооператив стал банкротиться. Конкурсным управляющим был назначен Кадыр Баширович Баширов. На счастье луганцев, природную осторожность и мудрость степняка.
Когда собралось правление, он спросил:
– Что мы будем делать? Либо мы хозяйство дробим и раскидываем, либо мы…
– Нет, я сюда приехал для того, чтобы работать, - сказал Кузьменко. - Если раскидывать, то без меня. Я могу и в Набережное вернуться, и в других местах устроиться. Кем угодно: директором автобазы, акимом села, управдомом. Да хоть за руль снова сяду. Лучше не т трогать хозяйство.
Остальные члены правления в один голос поддержали своего председателя, высказались за коллективную форму работу.
- Скажу не как председатель, но как член правления, - продолжил прения Пётр Петрович. - Предлагаю. Давайте все паи выделим, формально раздадим, а потом пайщиков в кооператив объединим.
На том и порешили. Провели открытое голосование: кто хочет отойти, тот должен отойти, кто хочет остаться тот остаётся (уточнить, как именно это происходило). Большинство согласилось на сохранение кооператива.
В составе его остались жители деревни Богдановки и центральной усадьбы, коей было село Луганское. Люди собрали списки, заявления,
Посписочно имущество посчитали, сделали доверительный баланс. Везде сторожей поставили, чтобы не пускать на производственные территории посторонних. Уже шныряли по селу перекупщики скота и земли, уговаривали сельчан по отдельности продать им доли.
– И вышло так, что село Духовницкое отделилось, – подвёл черту Пётр Петрович. – Так и осталось неясным, почему они решили отойти. То ли там у людей особый душевный склад и жизненный уклад, или они отдалённые от Луганского.
Те, кто отделились, затеяли свои малые хозяйства создавать. Тогда широко раздавали патенты, в которых всего лишь нужно было подписать четыре строки типа «Буду заниматься растениеводством, животноводством, переработкой сельхозпродукции и её реализацией». И чаще занимались делами по четвёртой строке, множа ряды базарных перекупщиков.
Через годы стало наглядно видно, как заблуждались реформаторы. Все вышло наоборот. Духовницкое с его мелкими хозяйствами оказалось на обочине жизни. Отделившиеся не смогли стать самостоятельными хозяевами, оказались некомпетентными, не умеющими управлять собственным делом.
Многие, растратив паи, попросились снова в кооператив.
В те дни Кузьменко поневоле припоминал шолоховскую «Поднятую целину» и её главного героя Давыдова. Порой Кузьменко казалось, что он буквально разрывается на куски.
Доказывать всем, что он хороший, потому что ни в чем не откажет и даже пригласит в своем кабинете чайку попить, посудачить, не было смысла. Трудно было всем, у каждой семьи были серьёзные нужды.
Со складов (не как в прежнее время) выдать можно было что-нибудь помаленьку, денег даже на производство не хватало. И отказать никому нельзя.
Нет у человека угля, он приходит к председателю – «Дай!». И Пётр Петрович выписывает распоряжение на склад – «выдать полтонны».
У кого-то заболел ребенок, нужны деньги в город везти на лечение. Опять на склад – «выдать мешок муки».
Сам Кузьменко по делу в город поедет или кто другой – берут мать с больным ребенком, мешок этот и подвозят в Павлодар до родни. Пусть продают муку и денег выручат.
Кабинет Кузьменко в те дни пустовал. Заседать было некогда. Все вопросы – на ходу, в приёмной, в диспетчерской, на объектах. И люди поверили, что Пётр Петрович, хоть и переехал в Луганск, но он больше свой, чем односельчане, вдруг ставшие чужими сельской общине.
Между тем раздача кооперативного скота в возмещение паёв продолжалась и перерастала опять же в растаскивание стада. По закону вроде бы раздача паёв, а на деле – форменный грабёж. Пришлось доказывать управленцам уже на областном уровне, что племенной скот раздавать нельзя – это не просто чьё-то имущество, это и национальное достояние
Кузьменко не только заявил об этом во всеуслышание, но и дал всему правлению установку: племенное ядро никому не раздавать. Собрали членов кооператива, определили, в каком количестве что отдавать, но в первую очередь сохранить племенной скот.
Режим выдачи паёв изменился. С отъезжающими рассчитывались деньгами, выкупали их доли; отделившимся предлагали технику, постройку или земельный надел. И как только правление запретило раздавать коров, «растаскивание» прекратилось.
Но до сих пор у Кузьменко нет ответа на те вопросы, которые он задавал себе в то время: «Зачем ломать? Зачем скот вырезать, технику грабить, Дом культуры за пять тенге продавать, уничтожать библиотеку? Для чего это делалалось? Мы же не такие варвары…».
Он верил и знал, что все вернётся. Поэтому продолжал вести дело так, как подсказывали ему здравый смысл и житейская необходимость. Кузьменко и возглавляемый им коллектив, формально соглашаясь с официальными директивами, в действительности противостояли им. И выиграли!