Бог троицу любит

               



Не потрясал мой юный пыл
Дворцов грохочущие своды.
Моею Alma Mater был
         Чипок  фанерный «Пиво – Воды».
         Кого я только не встречал
         Возле заплёванного входа.
Где Фока каждый день торчал
Наивное дитя природы.
За пиво горькое глоток
         И за обглоданные кости…


    Наверное, в каждой русской деревне, посёлке, небольшом городке есть свой знаменитый на всю округу балагур – весельчак, силач и конечно  дурачок. Мои родные Сокольники в этом не исключение.               

                Весельчак
           В шестидесятые годы прошлого века жителей нашего  шахтёрского городка своими выходками и чудачествами доводил до животных колик дядя Серёжа Трофимов. У людей, когда он начинал травить байки или скоморошничать, от смеха развязывались пупки. Ей Богу не вру. Особенно ему удавалась роль футбольного комментатора. Шахт вокруг Сокольников было много. Работала на них в основном молодёжь. Между шахтами постоянно шли футбольные баталии. Стадион наш был всем стадионам стадион. Футбольный газон один из лучших в районе (а то и области). Вокруг него гаревая дорожка с аккуратной разметкой. С западной и восточной стороны высокие трибуны амфитеатром сбегавшие вниз. С северной  расположилось огромное спортивное табло. Сколько мальчишеских ссор (а то и драк) было у нас за право вставить в круглое окошко прямоугольную картонку с нарисованной на ней цифрой.               
     Дядя Серёжа Трофимов был инвалид. У него выше колена была ампутирована нога. Последствие тяжёлой шахтной травмы. ( В лаве, при передвижке конвейера ему  раздробило правую ногу). Но это нисколько не мешало ему шустро передвигаться по гаревой дорожке из одного конца поля, в другой. Делая с помощью своих костылей огромные шаги, он успевал к месту нарушения футбольных правил всегда вперёд судей. При этом, не смолкая ни на секунду,  комментировал матч. Его пронзительный с гнусавинкой голос, был хорошо слышен на всех ярусах трибун. Он сходу придумывал смешные, меткие прозвища игрокам, судье, наряду милиции присутствующему на каждом футбольном матче. Начинал он всегда одинаково: «На матче находится сто тысяч зрителей! Идёт небольшой дождь! Весь стадион украшен разноцветными г…  плащами..!» - так он называл входивший тогда  в моду «болоний». Его несло – как Остапа Бендера в Васюках. Для связки слов использовал смешную матерщину. «Судья назначает пенальти!  За что!? Что ты делаешь!? Х… голова на петушиной шее!. Милиционеры делали вид, что не слышат его не нормативной лексики.
 Гул  заполненных до отказа трибун. Мечущийся на костылях по гаревой дорожке самозваный комментатор. Отдающие игре все свои силы и мастерство футболисты создавали тот неповторимый, милый моему сердцу колорит густо замешанный на гордости за свой городок, за ведущих футболистов любимой команды, за дядю Серёжу Трофимова, постоянного футбольного комментатора всех без исключения проходивших в Сокольниках матчей.



                Силач
В Доме Культуры, в гиревом зале безраздельно царствовал дядя Лёша Парахин. Небольшого роста. С белокурой копной густых волос, с квадратной грудью и медальным профилем лица – его боготворили все сокольнические мальчишки. Силищей он обладал неимоверной. Я как-то стал свидетелем одной интересной сцены, которая впоследствии обросла всевозможными слухами.
Дядя Лёша работал на шахте. Три раза в неделю он приходил в гиревой зал заниматься штангой. Поглазеть и послушать, как силач громыхает центнерами железа, всегда собиралось множество мальчишек. Однажды мы пришли в гиревой зал посмотреть, как он будет поднимать штангу, весившую больше его самого в два раза. Спортзал ещё был пуст. Пахло железом, крепким мужским потом и ещё чем-то неуловимым. Так пахнет физическая сила. На помосте стояла штанга с большими никелированными «блинами». Я подошёл к ней и попытался поднять. Но куда там, будто "корни пустила..."
     Вскоре, пришёл дядя Лёша. Он никогда не гнал нас со своих тренировок. Наоборот, всегда объяснял и показывал: какие мышцы работают при том или ином упражнении, как правильно делать жим, рывок, толчок.
     Вдруг двери распахнулись и в гиревую ввалились два хорошо подвыпивших мужика. Один другого здоровее. И сразу к штанге. Видимо они поспорили между собой, кто поднимет больший вес. «Лёш, сколько здесь?»- небрежно кивнул в сторону тяжеленного снаряда один из них. «Много» - спокойно ответил  тот. Вы  ребята – миролюбиво обратился он к ним - шли бы отсюда. Ну, в самом деле – это же не игрушка». Подвыпившие мужики заартачились. Который поздоровей подошёл к штанге. Схватился за гриф и попытался поднять её.  С огромным усилием (это было видно по его лицу) дотянул до груди, и его повело в сторону. Ноги подломились и он, гремя «блинами» упал. Поднявшись, хотел повторить попытку. Дядя Лёша рассвирепел. Схватил в охапку двух, на голову выше его здоровяков, будто стальным обручем сжал (да так сжал, что у них со всех щелей «воздух» лишний попёр) и легко понёс их к выходу. «Парни, откройте, пожалуйста, дверь» - обратился он к нам. Опережая друг друга, мы бросились помогать ему. Как ненужный мусор он выбросил подгулявших мужичков в коридор. Их тут же стало рвать. Загадили весь пол. Видимо дежурная техничка позвонила по 02. В окно мы видели, как их сажали в милицейский автобус.



                Дурачок
Этот странный, одетый в тряпьё парень, появился в Сокольниках в середине 50х годов двадцатого века. Звали его Виктор. Миролюбивый. Работящий.
 На работу его нигде не брали.В  развитии он сильно отставал от своих сверстников. Ночевал в подъездах жилых домов, в котельных. Как-то в рабочей столовой помог разгрузить машину с продуктами. Женщины – посудомойки покормили его. Заведующий (старый еврей) сразу оценил выгодность сделки и оставил Виктора при столовой. Долгое время он обретался при пищеблоке, выполняя за харчи любую работу. Кто-то назвал его Фокой и это погонялово навсегда пристало к нему, став его вторым  именем. Много раз из села  (где он родился) за ним приходила  мать. Всё уговаривала его вернуться домой, но так и не уговорила.
    Как-то в воскресный день вся поселковая детвора, выпросив у матерей старые наволочки, отправилась за горохом. Огромное колхозное поле возле деревеньки с изумительно красивым названием Солнцево, было засажено им.  Мы очень боялись конных объездчиков (об их свирепости ходили страшные слухи) и постоянно озираясь, на коленях торопливо набивали свою тару. Только Фока не таясь, во весь рост расхаживал по полю, луща тугие,  сладкие стручки. Вдруг он сделал страшное лицо и замахал руками: «ложитесь! ложитесь!». Со стороны деревни показались верховые. Все распластались в зарослях вики. Затаились. Всадники ехали прямо на нас. Когда они были уже совсем, совсем рядом Фока (он был далеко в стороне)  вдруг вскочил, заорал что-то нечленораздельное и бросился бежать в противоположную сторону. Объездчики, развернув коней, во весь опор поскакали за ним. Метров через сто догнали и стали сечь его кнутами. Но Фока, закрыв голову руками, продолжал уводить их от нас всё дальше и дальше. Мы, видя, как здоровые мужики избивают дурачка-олигофрена –  «заревели»  в голос.               
     На следующий день Фока показывал всем надутые, багрово – синие рубцы с засохшей кровью, сплошь покрывавшие его спину и грудь.
    Старого еврея, заведующего столовой, перевели в Венёв. Новый завпроизводства  не захотела, чтобы в её столовой ошивался грязный, оборванный бомж и отказала Фоке в работе. А это означало, что он лишался крыши над головой, тарелки супа и картошки-пюре с огурцом или котлетой на каждый день. Но мир не без добрых людей. Начальник Сокольнической жилищно-коммунальной конторы  (человек добрейшей души…) выхлопотал олигофрену паспорт, прописал, дал комнату в шахтёрском общежитии, взял к себе в ЖКК транспортным рабочим с полным социальным пакетом и, приказал заведующему городской баней пропускать мыться Фоку бесплатно когда бы тот не пришёл.
     В те годы, по Сокольникам ездили всего три машины: скорая помощь, пожарная и жекэовский ЗИС-5 с деревянной кабиной. В свободное время Фока не отходил от него. После работы мыл, чистил. Холил, как любимого скакуна. А летом даже ночевал в кабине грузовика. Водитель ЗИСа  шутки ради, научил его как заводить машину, переключать скорости и даже как-то дал ему порулить. Это учение чуть не обернулось большой бедой:
 Как-то проходя по Старой остановке, Фока увидел в приоткрытую дверь кабины рейсового автобуса, торчащие из замка зажигания ключи. Кондуктор в салоне обилечивала пассажиров, шофёр пошёл отмечать у диспетчера путёвку. Недолго думая, Фока занял водительское место, запустил мотор и поехал по маршруту «Новомосковск – Красный Богатырь». По иронии судьбы автобус оказался краснобогатырским. Так бы и ехали они  (пока бензин не кончился), но кондуктору понадобилось что-то спросить у водителя. Будучи жительницей Сокольников, она хорошо знала Фоку, и, увидев его за рулём, упала в обморок. У деревни Березовки автобус догнала милиция. Фоку выдернули из кабины, и кто-то из милиционеров дал ему в ухо.  Уй! Юй! Юй! Юй! – заверещал он и бросился бежать по распаханному полю в сторону Сокольников.
   Так бы и дожил Витя-Фока до своей честно заработанной пенсии, если бы не два великовозрастных подонка. Они сначала напоили его, а потом, просто так, от нечего делать, долго и жестоко били. Через три дня Витя-Фока умер. Женщина которая обмывала его рассказывала: «Когда я на спину его переворачивала, у него внутри, будто камни катались».