Клуб Самоубийц

              1
 
За окном буйствовала непогода. 
 
Наотмашь хлестала влажными ладонями ливня по пыльным лицам зданий. 

Звонок в дверь прервал мои размышления ни о чём. 
 
На пороге возник внушительный силуэт Сашки. 
 
- Привет.
 
- Привет, Лександр, - моя идиотская манера искажать имена его не коробит потому, что ему безразличны такие частности. - Заходи. 
 
Сашка, с элегантностью кентавра, стряхивает с ног спортивную обувь сорок четвертого размера и проходит в комнату.
 
Прилипшая к его гигантскому телу рубашка подчеркивает его умопомрачительно гипертрофированные мышцы, а с черноволосой, коротко остриженной головы падают на мой пыльный иранский палас капли влаги, ртутно сбегающие с его щек. 
 
- Давай рубаху снимешь и мы ее высушим?
 
- Нет. Мне и так хорошо, - отмахивается он, но тут же, как бы спохватившись, добавляет, - или ты обеспокоен за свою мебель? Тогда я... 
 
- Мне чихать на мебель, - останавливаю его еще и протестующим жестом. - Присаживайся. 
 
Смотрю на него. Юношеское лицо так контрастирует с его огромными руками, напоминающими женские бёдра, и необъятной спиной, изрытой буграми мышц.
 
- Ты не на "курсе" сейчас?  - осторожно осведомляюсь о приеме им анаболиков.

- Нет, я же два раза в год "сажусь на химозу". Я недавно и "чистку" закончил. Чист, как туалетная бумага до её использования.
 
- Провирон, тамоксифен, да кленбутерол?
 
- Нет. Особенно ненавистен чертов кленбутерол - от этой дряни меня трусит так, будто у меня болезнь паркинсона. Я использовал другую схему. 
 
Когда я заговариваю с ним о бодибилдинге или армрестлинге, чемпионом области в тяжелой весовой категории по которому он и является, его взгляд как будто светлеет, но затем постепенно затухает, как старинный газовый рожок, и становится мутным, почти безжизненным. 
 
Сашкина проблема для меня ясна и проста, как фунт сыра, приговоренный к смерти в моем желудке и смиренно ожидающий своей участи в общей камере холодильника.
 
Осознавая всю ее бездушную банальность, я сам мучаюсь от сознания того, что почти ничем не могу помочь этому добродушному великану, угодившему в западню одной бесчувственной и сволочной стрекозы, сколь развращенной, столь же и привлекательной. 
 
Внезапно, словно проснувшись, он произносит:   
 
- Послушай, Андрэ, а может, мне её убить? 
 
- Нет, это не кошерно. Тебе не станет от этого легче. Тем более ты ее таким образом увековечишь. Ты ведь редко убивал людей, Сашенька?
 
Он горько усмехнулся в ответ.
 
- Вот видишь! К тому же, тюремное меню несколько уступает турецкому all inclusive, а уровень собеседников так вообще не выдерживает никакой критики. Судя по отзывам, там довольно некомфортно. 

- Да мне уже не станет легче никогда! А так... хотя бы кончится этот ад.
 
- Ад, Сашенька, не кончится никогда. Это синоним слова "жизнь". Все черти тут, verstehen? 
 
Он бросает на меня взор пса, которого только что переехал автомобиль, и сцеживает слова между зубов так, что я слышу, как они у него скрипят: 
 
- Я больше не могу! Не могу! Я сплю только под транквилизаторами и снотворными. И от нее я отказаться не могу. Потому что она для меня - всё! Понимаешь?! Да, я знаю, что она тварь. Но эта... эта сука для меня - всё!!! Всё! 
 
Я замечаю, как на его ресницах робко повисают несколько слезинок и он, весь мука и отчаяние, вскакивает с кресла, но пройдя взад-вперед несколько шагов, с размаху швыряет своё тело обратно. 
 
Не понимаю как, но кресло не ломается, а только стонет под внушительным весом, как роженица. 
 
Глаза Сашки уже сухи, но в них так много боли, что мне делается неловко в роли созерцателя его мучений. 
 
Зрелище совершенно разбитого и раздавленного силача, обезоруженного и беспомощного перед чёрной магией всепобеждающей женственности, действительно тяжко.
 
- Я бы прописал тебе пролонгированный прием нескольких женщин сразу. Утонченный разврат в ударных дозах. Помогает в случаях, подобных твоему. Типа грязевой ванны при хронических заболеваниях суставов.
 
- Она сама представляет собою публичный дом о двух ногах. Умопомрачительного дизайна, с превосходной мебелью, дорогущий такой бордель....и с банкоматом вместо сердца. 
 
- О, да ты стал использовать метафоры, Алехандро! Еще немного и эта ситуация сделает из тебя поэта! 
 
- Ага! - он криво улыбается, - одно из двух : либо поэта, либо -  dead'а.
 
- От второго варианта не застрахован даже я. Присмотрись к первому. 
 
- Да я присмотрелся тут... Объявление на улице странное... Прямо на фонарном столбе. 
 
- Какое?
 
- "Клуб самоубийц"... "решит все ваши проблемы". И так далее, и тому подобное.      

- Да?! А адрес там был указан? - интересуюсь я. 
 
Вместо ответа Сашка показывает мне клочок бумажки. 
 
- Так ведь это в пяти минутах ходьбы от моего дома!   
 
- А я там уже был.
 
- Уже?! И что?             
 
- Там "ботаник" какой-то ненормальный председательствует. Псих психом, как мне показалось. Я сказал, что с другом приду.      
 
- С каким другом?   
 
- С тобой.    
 
Я смеюсь:
 
- А мне что там делать? Я эти вопросы для себя давно решил. 
 
- Ну ты же поддержишь друга? В смысле... меня? - он улыбается и смотрит на меня так, что я понимаю - придется мне там быть вместе с ним и следить за тем, чтобы какие-нибудь демагоги не усугубили его и без того достаточно тяжелую интоксикацию правдой жизни и тем самым не сбагрили его нечаянно прочь с этого света.   
 
Молчу и выдерживаю паузу, глядя в его глаза - глаза доброго, но несчастного сенбернара.
 
- Я даже готов заплатить за тебя сто баксов.
 
- Это еще зачем? 
 
- Так ведь это... участие стоит сто долларов. 
 
- Гм... Надо же, - скашиваю рот в судороге ироничной улыбки.
 
- Тебе не жалко денег? Что нам там делать вдвоем? И в чем будет заключаться моя миссия? - кокетничаю я, будто хирург, являющийся специалистом именно во вполне конкретной области, но на людях, с обаятельным лицемерием, недоумевающий - почему каждый раз в подобных случаях беспокоят именно его.
 
 - Ты же знаешь, что я не силен во всяких там психологических играх и вывертах. Эта твоя вотчина. Ты там как дома. 
 
- Какая грубая лесть, Александр.
 
- Может прекратишь уже кривляться, Андрэ?   
 
- Да я бы с часок еще бы погримасничал. Мы разве торопимся куда-то?
 
- Ну, если честно, то нам пора выходить, - виновато говорит мой страдалец, чуть опуская голову.
 
- Не сомневался, что я соглашусь, да? - бросаю ему уже в коридоре.

- Я же знаю тебя давно, - расцветает он. -  Ты товарища не бросишь. К тому же, ты большой авантюрист.
 
Вываливаемся на улицу, словно желуди из кармана дошкольника. 
 
В небе Бог уже закончил уборку, педантично отжав застиранные до дыр облака. 
 
Лишь эпизодически срывающиеся с его серых предплечий капли, да блюдца отливающих свинцом тротуарных луж, напоминают о размахе его стирки.
 
Спустя десять минут, жму узкую сухую ладонь, принадлежащую худощавому, бритоголовому человеку с пронзительным взглядом глаз серого, почти стального цвета.
 
- Зовите меня Доктор.
 
- Зовите меня Андрэ, - ёрничаю я с чрезвычайно серьезным лицом.
 
- Вы француз? 
 
- Дело обстоит гораздо хуже - я женевский козак.
 
- У вас оригинальное чувство юмора. 
 
- Я предполагал, что мы найдем общий язык, Доктор, как только прочитал название вашего клуба.

Нам было предложено оплатить так называемое "членство", и после внесения требуемой суммы мы тут же узнали дату и время первого "заседания".   
 
- Скажите, Доктор, а сколько участников будет на нашей, так сказать, сходке? 
 
- Включая меня - девять.
 
- Число, надеюсь, подобрано не случайно?
 
- Вы весьма проницательны, Андрэ, - без тени улыбки отвечал этот странный сухощавый человек.
 
- И чем мы будем там заниматься? Стрелять друг в дружку из пистолетов или запускать бумажного змея? 
 
- Для начала мы познакомимся друг с другом. А потом приступим к терапии, которая непосредственно и будет заключаться в искоренении влечения к суициду. Для каждого отдельного члена нашей группы будет избран свой, особый способ. Для вас, Андрэ, всё увиденное и услышанное будет носить характер шоу, но я сделаю для вас исключение и оставлю в группе не потому, что ваш друг робеет отчего-то в моем присутствии, а для того, чтобы вы еще и исполнили роль моего помощника.
 
- То есть вы полагаете, что меня не нужно исцелять от суицидальных мыслей? 
 
- А разве у вас они есть? - он в первый раз за все время беседы улыбнулся, и углы его тонких губ чуть сползли вниз, а глаза сверкнули неожиданным блеском.
 
- С утра - не было. Впрочем, я еще не вынимал почту из ящика.
 
- Вы имеете в виду интернетовскую почту или платежные квитанции в письменном ящике?
 
- В принципе, и то, и другое вполне может способствовать появлению желания наложить на себя руки.
 
- Квитанции к вам придут послезавтра. Что касается почты, то..., - здесь он сделал паузу и чуть закатил глаза, - ... вам сегодня, кроме некой Елены Крестовской, никто не напишет.
 
Заложив руки за спину, Доктор удалился вглубь помещения, церемонно раскланявшись с нами на прощанье. 
 
Я пребывал в некой прострации, заметив которую, Сашка, уже на улице, подал голос:
 
- В чем дело? Ты знаешь эту... Крестовскую, да?
 
- Даааа, - выдавил я из себя задумчиво. - Мы переписываемся. Полтора месяца. Но откуда это могло быть известно ему?
 
- Я ж говорю - он псих!
 
- Нет, Саша, он далеко не псих. И, кажется, мы сами не представляем, во что ввязываемся сейчас.
 
- Может, тогда... ну его на фиг, а?
 
- Никаких фиг! Будет интересно!
 
- Ты думаешь?
 
- Я предчувствую.
 
   
 
                2
 

Мы одни из первых пришли в условленное время и получили возможност, вполголоса переговариваясь, наблюдать, как небольшой полутемный зал постепенно наполнялся "членами клуба". 
 
Сашкино внимание приклеилось к некой томной особе, которая, грациозно покачивая бедрами, каравеллой проплыла мимо нас и села чуть поодаль, причалив своей роскошной кормой к пристани кресла:

- Чёрт! Какая фигура, Андрэ!
 
- А ведь эта красавица тоже мечтает о смерти, Саша, - я не смог сдержать иронию. - А всё потому, что не посылает ей провидение божественное нефтяного короля в суженые. Других причин ненавидеть жизнь я у нее не вижу. Разве только её настроения - дань некоторой моде на декаданс среди молодёжи.
 
- Ты хочешь сказать, что раз она красива - значит глупа? - решил уточнить мой приятель.
 
- Нет. Не глупа. Глупость не имеет к этому никакого отношения. Речь идёт о недоразвитости её души. Духовная имбецильность - вот болезнь, которой больны процентов девяносто женщин и приблизительно восемьдесят процентов мужчин. А возможно, я слишком щедр в своих примерных подсчётах, и реальные цифры, имей мы под рукой подобную статистическую выкладку, и вовсе выглядели бы катастрофично.

- Ты циник, - вынес Сашка свой вердикт. - Вот как ты можешь, не зная человека, так безапелляционно судить о нём?!   
 
- Подождём того благостного момента, когда она откроет рот, ладно? Тогда и прояснится всё. Для тебя. Мне же всё ясно и без субтитров. Вынося своё суждение, я не оскорбляю её совершенно, так как она меня не слышит. К тому же, дух и душа - понятия настолько расплывчатые, что не имеют никакой реальной цены в глазах большинства. И даже более того: обладание духовностью - это скорее изъян, нежели достоинство. Так что, если предположить, что эти бедра с глазами услышали наш диалог, то у них не было бы ни малейшей причины оскорбиться. Они просто ищут себе покупателя. Как, кстати, и большинство растений подобного рода.      
 
- Всё продается, полагаешь? 
 
- А разве я когда-нибудь говорил подобное? Разумеется, нет. Продается лишь то, что малоценно. Хотя, стоящие в очереди за абонементом в постель какой-нибудь дивы, имеют на этот счёт иное мнение.
 
- Ты едкий, как хлорка. 
 
- Не лезь со своими идеалами, будто с бодро восставшей поутру пипиской, на амбразуру этого мира, Саша. Тогда не будешь посещать и подобные курсы, разбазаривая бумажные портреты американских президентов. Когда-нибудь ты поймешь, что я, на самом деле, очень гуманен и люблю людей гораздо больше тебя.            
 
- Да ну!?
 
- Именно так. Просто я изначально оставляю за людьми право на ошибку. Право оказаться сволочью, в конце концов. Это никогда не приносит разочарований в виду того, что почти все пользуются предоставленным карт-бланшем. Но это уже другая тема. А ты - упрямо продолжаешь оставаться юношей, и влюбленным дятлом смотреть в дупло этому миру, в ожидании вкусных жуков-короедов с аппетитными попами.    
 
- Что поделать, если я люблю красивых женщин? 
 
- А ты присмотрись вот к этой, только что вошедшей барышне, - я осторожно кивнул в сторону севшей неподалеку от нас молодой женщины. - В ее глазах и чертах лица есть нечто... нечто такое, что встретишь не часто.
 
- Я успел заметить, что у нее небольшая грудь, почти мальчишеские бедра, но... Ты прав! Глаза абсолютно... феерические.

- Какие у нее глаза?
 
- Ой, да ладно! Я выражаю свои мысли, как умею. Университетов не заканчивал.
 
- А ну-ка не сметь мне дуться! Тем более, что с минуты на минуту начнется тот цирк, ради которого ты меня сюда затащил. Вот уже и маэстро наш показался в своем полусатанинском-полусталинском френче.
 
Небольшой, странно затемненный тяжелыми, занавешивающими квадраты окон пыльно-бархатными шторами зал освещался лампочкой, одиноко тускневшей в мутно-хрустальной люстре, безысходно прильнувшей к серому потолку в брезгливой ласке. 
 
Восемь, с абсурдной армейской скрупулезностью выставленных в один тесный ряд ореховых кресел, уже были заняты. 
Собравшиеся не производили ни малейшего звука.
Возможно потому, что были не знакомы друг с другом.
Но долго томиться ожиданием не пришлось, и едва я прошептал Сашке на ухо последние, вышеуказанные слова, как заговорил вошедший в тяжелую коричневую дверь Доктор:

- Добрый вечер! Я надеюсь, что он действительно будет "добрым". Хотя, как я уже чувствую, не для всех.   

Последнюю фразу он произнес вполголоса, чуть склонив голову, и многие из собравшихся переглянулись между собой, неосознанно выискивая того, для кого этот вечер может оказаться "не добрым".
 
- Но я перейду непосредственно к делу, с вашего позволения. - Чуть скривив губы в тени суховатой улыбки, Доктор продолжил: - Наше с вами общение будет проходить по необычной схеме: вначале каждый из вас расскажет немного о себе, касаясь сути своей проблемы, а затем я подскажу, что нужно сделать для того, чтобы ее решить. При этом я рекомендую, ради сохранения некоторой анонимности, использовать вымышленные имена и псевдонимы.
 
Оглядев присутствующих своим волчьим взглядом, он медленно подошел к высокому и очень худому юноше, с безучастным взором сидевшему рядом со мной:   
 
- Мне следовало бы вернуть вам деньги, молодой человек.   
 
- Меня мать сюда уговорила прийти, - как бы извиняясь, тот поднял глаза на своего собеседника и без всякого выражения добавил, - если я их возьму у вас и верну ей, то она расстроится. Мне же деньги ни к чему. Я жив до сих пор по одной причине - не хочу ее огорчать.            
 
- Но, тем не менее, собираетесь это сделать в ближайшем будущем. И на самом деле вам никакая помощь уже не нужна. Решение вами принято.
 
- Я не из тех, кто прячется за мысли о самоубийстве, но, на самом деле, влюблен в жизнь по уши. Я не желаю жить, Доктор.      
 
- Да, я не вижу у вас никакого будущего. Вы могли бы стать прекрасным магом, если бы сочетали ваш настрой и отношение к жизни с внутренней силой. Но ваши ментальные силы странным образом истощены. Энергетика на нуле. Такое наблюдается лишь у глубоких стариков. 
 
- Моё рождение - ошибка. Ошибка, которую надо исправить.

- Не все ошибки подлежат исправлению! Запомни это, сосунок! - хлёстко процедил сквозь зубы Доктор.
 
Эта метаморфоза до такой степени шла в разрез с его еще секунду назад мягким, вежливым тоном и произошла столь мгновенно, что все присутствующие вздрогнули, словно от случайно раздавшегося в комнате выстрела.
 
С искаженным демонической яростью лицом он схватил в руки голову парня и, наклонившись к его губам, с непередаваемой ненавистью изменившимся, низким голосом прохрипел: 
 
- Иди и живи! Из тебя, сволочь, выйдет прекрасный художник! 
 
Когда он отпустил голову молодого человека, тот сполз с кресла на пол. Он был без сознания.
 
Одна из дам вскрикнула. 
 
Доктор взглянул на нее с улыбкой, в которой я увидел столько лукавого и мальчишеского, что поразился гибкостью его натуры, меняющей свои настроения, состояния и эмоции с такой пугающей легкостью, которая не столько вызывала недоумение, сколько по-настоящему шокировала.
 
Создавалось впечатление, что в нем одновременно живут несколько человек, несколько душ.
 
Тем временем, молодой человек пришел в себя и поднялся. 
 
Оглянувшись по сторонам в некоторой растерянности, он вновь уселся в кресло, но Доктор жестом попросил его подняться: 
 
- Вы отпрашивались у меня к матери, не так ли? - он едва ли не ласково улыбался и являл собою сейчас прямо-таки ангела во плоти.
 
Парень автоматически кивнул.
 
- Идите, - мягко, почти нежно проговорил бритоголовый человек и, когда юноша уже был в дверях, прибавил: - Маму не огорчайте, Евгений.
 
Когда захлопнулась дверь, Доктор повернулся к аудитории уже без канувшей в ничто улыбки: 
 
- Это самый простой случай. Поэтому я не стал отнимать у вас время на прослушивание, так сказать, "дела" этого юнца. Ибо в нём ничего нет. Что он мог о себе рассказать? Его жизненный опыт - это утренники в детском саду да школьный выпускной вечер. Он просто вбил себе в голову ряд глупых идей. И, вероятно, действительно мог бы себя лишить жизни, поскольку намагнитил на своё "Я" много всякой гадости, гуляя с друзьями по кладбищу. Мелкие гады стали тянуть его прочь. А поскольку парень ужасно питается и плохо спит, то почти беззащитен перед разного рода энергетической швалью. Но теперь - всё в норме. Я за него спокоен.

- Скажите, - вдруг подал голос мужчина, сидевший бок о бок с безотчетно волновавшей меня девушкой, обладательницей прожигающих сознание чёрных глаз, - а прогулки по таким местам, как кладбища, реально вредны?            
 
- Разумеется. Не даром у нынешних христиан существует почерпнутый в язычестве обычай мыть руки после кладбища. Но я бы добавил, что крайне неблагоприятно вообще приносить что-либо с погоста в своё жилище. Внимательным нужно быть и с обувью. Очищать ее после подобных прогулок, - меланхолично отвечал Доктор.
 
- Ха! Так называемая "мёртвая земля", - полу-презрительно скривив красивый рот, бросила с места особа, столь поразившая Александра своими несколько утрированными атрибутами Евы.
 
- Давайте поговорим о заговоренной кладбищенской земле и тому подобных прелестях как-нибудь в другой раз? - тихо, но таким тоном задал вопрос Доктор, что в помещении моментально воцарилась тишина.
 
- Итак, вас осталось только семеро. Хорошее число, - задумчиво констатировал человек во френче, скользя глазами по лицам в зале.
 
Сашка заёрзал, и ореховое кресло под ним предательски заныло.          
 
- А разве есть плохие числа? - опять подала голос обладательница роскошной плоти.
 
Доктор улыбнулся куда-то в сторону и только кивнул в ответ, сверкнув металлом своих зрачков.
 
- Я предлагаю каждому из вас представиться и охарактеризовать вкратце свою проблему, а так же пояснить, почему вы решили потратить деньги на то, чтобы всё-таки остаться в этом мире. Как я уже сказал ранее, называть свои настоящие имена вовсе необязательно. Но поскольку всем присутствующим здесь придется контактировать между собой, придумайте, пожалуйста, наспех себе какие-нибудь звучные псевдонимы.
 
- Меня зовут Пепел Надежд, - приподнялась с места длинноволосая красавица, а Сашка моментально впился клещом в её лицо, что, впрочем, нисколько её не смутило, и она, на мой взгляд, приняв подобное вниманием к своей персоне, как должное, без тени смущения продолжила, сопровождая свой рассказ манерной жестикуляцией. - Мысли о смерти меня преследуют уже давно. Кажется, еще с подросткового возраста. Не знаю, в чем дело, но меня манит эта тема. А отчаяние, которое наполняет мою душу, подталкивает меня к тому, чтобы оборвать в конце концов свою жизнь. Я пришла сюда потому, что хочу разобраться в себе и желаю получить ответ на ряд вопросов.      
 
Я невольно сопроводил этот спич улыбкой, которая не осталась незамеченной Доктором и тот, скосив на мои губы свой инеистый взгляд, бегло мне подмигнул.
 
Я даже не успел подумать, что это мне, возможно, пригрезилось, но мои мысли разбежались врассыпную при первых звуках его голоса, ставшим вдруг елейным:         
 
- Тема? Манит? Надо же! Я помогу вам разобраться в себе, и все вопросы, которые вас интересуют, вы будете выкрикивать утвердительно, без вопросительной интонации.
 
- Что вы имеете в виду? - слегка обеспокоилась барышня и зачем-то погладила себя по бедру.

- Потом поймете, Пепел Надежд, потом. А сейчас - прошу следующего добровольца, - и он, лучезарно улыбнувшись, с артистизмом конферансье, развел руки в стороны, как бы предлагая окружающим вести себя поактивнее.

- Я не знаю, как себя назвать, - поднялась с места молодая женщина, в глазах которой мазутно переливалась ночь, - Я приму любую идею высказанную по этому поводу, потому что мне все равно, как зваться и называться.               
 
- Безлунная Ночь, - вдруг, неожиданно для самого себя, выпалил я.
 
- Подойдет, - она благодарно сверкнула маслинами своих зрачков, - и я почувствовал как от её улыбки, небрежно брошенной в пруд моего "Я", пошла рябь по всем моим желудочкам и предсердиям.   
 
- Моя проблема...., - она задумалась, явно силясь подобрать ускользающие слова, но нащупав некую нить, уже уверенно потянула за нее, выуживая нужные связки, словно отмычки для ларцов смысла, - Моя проблема состоит в том, что я пережила некое событие, которое наложило отпечаток не только на мою психику....но и на мою дальнейшую жизнь. Я испытываю теперь проблемы при общении с людьми. Причем, проблемы такого рода, что....Вообщем, я не могу быть теперь ни с кем, не смогу раскрыться. И меня это угнетает. В тоже время я устала быть одной, а поверхностные отношения мне не интересны. У меня стойкое ощущение, что я лишняя здесь, в этом мире. У меня нет никакого желания продолжать свою жизнь.   
 
- Хорошо, - кивнул Доктор, чуть прикусив нижную губу, - Я попытаюсь вам помочь. Мы вернемся к вам, но чуть позже. А сейчас - следующий.
 
Безлунная Ночь села на свое место и опустила глаза, рассматривая что-то внутри своего существа. 
 
Я не мог оторвать глаз от веера ее ресниц, казалось, подрагивающих в такт моим мыслям, не мог отвести в сторону взгляд от ее полуобнаженных предплечий, похожих на шеи спящих лебедей. 
 
Меня засасывало в нее, словно в вакуум. 
 
У меня создавалось такое ощущение, будто я стою на краю пропасти и смотрю вниз, но чем больше я нахожусь на самом её краю, тем более начинает кружиться моя голова, и бездна всё более и более притягивает меня упоительностью своей пустоты. 
 
Пуста ли она была, эта женщина? 
 
И в чем заключалась ее бездонность?
 
Я этого не мог знать.
 
Но она была опасна. 
 
Разрушительна для моей личности. 
 
И это меня захватывало.
 
Единение кошмарного и родникового в ее сущности я ошущал спинным мозгом.

- Зовите меня Скарабей, - поднялся с места мужчина средних лет и, теребя пальцами брючной ремень, продолжил: - Я чудовищно устал от жизни. Я даже устал есть. Мне надоело это. Я бы бросился под машину или под поезд, но меня страшит то, что я, возможно, успею испытать перед смертью сильную боль. Вообщем, я живу лишь из трусости. Хотя, каждое утро я жалею, что проснулся, и... мечтаю умереть во сне. 
 
- Я надеюсь, что ваша мечта сбудется не скоро, - улыбнулся Доктор.

Следующим взял речь мужчина в деловом костюме, сидевший всё это время почти без единого движения и с полнейшим безучастием вяло наблюдавший за происходящим: 
 
- Меня зовут Неудачник. Годам к двадцати пяти у меня уже было всё, о чем я мечтал, - он вздохнул и, после небольшой паузы, добавил, - У меня и сейчас всё это есть, но я уже ни о чем не мечтаю. Я барахтаюсь в пустоте.
 
- Замечательно, - Доктор даже потёр руки от явного, от нелепого, на мой взгляд, воодушевления, - мы прервем этот ваш скайдайвинг, Неудачник.
 
- Меня зовут Алехандро, - Сашка приподнял свои сто двадцать восемь килограмм мышечной массы, - и моя проблема в том, что я впал в зависимость от существа, которое не столько люблю, сколько хотел бы задушить. Я не преувеличиваю. Но, если я это сделаю, то быть может, сдохну на ее могиле, еще до того, как меня посадят в тюрьму.

- Спасибо, Алехандро, за этот чувственный спич, - кивнул ему наш бритоголовый гуру.   
 
- Меня зовут Серебряная Лань, - послышался низковатый голос дамы средних лет, сидевшей слева от меня, на самом краю ряда, но раскинувшей свои чресла столь живописно, что окороки ее бедер туго обтянутые черными чулками, фактически маячили у меня перед глазами, - Я пережила глубокую личную драму. И в последнее время у меня стали появляться суицидальные мысли. Я хотела бы от них избавиться.
 
Доктор никак не отреагировал на ее речь и лишь вопросительно уставился на меня своими змеино-птичьими глазами. 
 
- Мне тоже рассказать о себе? - осведомился я.
 
- Конечно, - улыбнулся он в ответ. 
 
- Я пришел сюда за компанию с моим другом Алехандро. Суицидальных мыслей у меня нет, но я надеюсь, что они появятся в процессе "лечения". Зовут меня Андрэ. Я полный идиот.
 
Пепел Надежд не сдержала смеха. Фыркнул и Сашка, беспокойно заёрзав на излишне узком для его форм кресле. 
 
- С кого начнем? - Доктор скрестил руки на груди и исподлобья оглядел тут же притихшую аудиторию, - Добровольцев нет? Мне самому выбирать?
 
- Начните с меня, Доктор, - предложил я.
 
- Я вами закончу, - приглушенно промолвил он таким тоном, что я явственно ощутил стрелу угрозы пущенную им в мой адрес, однако он тут же, возможно для того, чтобы сгладить эффект от сказанного для всех остальных, бодро и громко проговорил, - Давайте, в таком случае, разберем случай Скарабея?
 
- Вы жаловались на то, что чудовищно устали от жизни, - с улыбкой обратился Доктор к хмурому мужчине, без всякого выражения следящего за лицом собседника, - Наверное, вам кажется, что вы проживаете один и тот же чудовищно однообразный и длинный день?   
 
- Вы правы. Именно такие ассоциации у меня и возникают.

- А скажите, что вам мешает жить иначе?
 
- В смысле? - неожидал подобного вопроса Скарабей.
 
- В прямом, - спокойно проговорил человек во френче.      
 
- То есть...вы хотите сказать, что мне нужно меньше работать?
 
- Нет. Я хочу сказать, что вам нужно перестать следовать навязанным вам целям и идеалам.
 
- Немного не понимаю вас, извините. 
 
- Вы, я так понимаю, человек женатый?   

- Да, я женат.         
 
- Скажите, а вам очень необходим двухэтажный загородный дом? И почему вы должны в корчах зарабатывать жене на новый автомобиль? Может быть, её яростное домохозяйство и подвиг великий, но разве вам не приходило в голову никогда, что.... Иногда люди склонны эксплуатировать самых близких, понимаете?         
 
 - На что вы намекаете?! И....откуда вам известно про загородный дом?! - от волнения Скарабей раскраснелся, грудь его стала вздыматься, а рот, по рыбьи жадно, принялся заглатывать воздух.
 
- Вам нужно сесть у зеркала и, глядя в него, задать один-единственный вопрос самому себе. Спросить чего хотите именно вы, а не ваша супруга. И я уверен, что желаний у вас окажется не так уж и много. Вы тянете упряжь без всякой остановки и отдыха, резонно усматривая в этом свой долг перед семьей, но ни разу даже не задумывались, а любит ли вас ваша жена.

- Вам, похоже, многое известно о моей семье?! Откуда?! - повысил голос Скарабей и его руки вцепились в деревянные поручни кресла так, что суставы пальцев побелели.   
 
- Успокойся! - Доктор резко выбросил перед собой раскрытую ладонь в сторону побагровевшего, словно спелый томат оппонента, который, казалось уже был готов встать и наброситься на него с кулаками.
 
Скарабей не просто моментально сник и как-то уж излишне реактивно обмяк, а создалось даже такое впечатление, что чья-то незримая рука внутривенно ввела ему сильнейший транквилизатор - глаза его потухли, болезненный румянец исчез, руки разжали тихо скрипнувшие напоследок подлокотники и беспомощно соскользнули на бедра, в углу же рта показалась слюна, как это бывает, когда человек заснул и полностью расслабился.
 
- Да, я много знаю, - почти прошептал Доктор, - И, в свое время, заплатил за это знание достаточно высокую цену.
 
Затем, как ни в чем не бывало, он вновь талантливо нацепил маску благожелательности на свое лицо и безмятежным тоном проговорил:
 
- Вы так и будете толкать перед собой шарик из дерьма, который вы называете своей семьей, Скарабей? Или остановитесь и осмотритесь по сторонам?

- Шарик из дерьма? - вяло отозвался оглушенный мужчина. 

- Конечно. Вы полагаете, что материал из которого всё построено в вашей семейной жизни, имеет иное происхождение? 
 
- Привидите примеры и доказательства, а демагогию оставьте.
 
- Доказательства? Ставка принята! - Доктор криво улыбнулся и, после небольшой паузы, добавил, - Я не просто хочу открыть вам глаза на кое-какие вещи. Я хочу донести до вас знание, что вы - хозяин своей судьбы и никто иной. Вам будет больно, но это спасет вас от вашего сомнамбулизма и вы снова почувствуете давно забытый вкус жизни.
 
- Больно? Выкладывайте всё, что вам известно. Я готов.
 
- Мы поступим иначе. У нас же тут вроде бы как групповая терапия, не так ли? - иезуитски-медово улыбнулся бритоголовый гуру, - Так вот, мы сделаем так: вы, Скарабей, послезавтра не выйдете на работу, во всяком случае, предупредите, что задержитесь и будете лишь во второй половине дня. Сами же, спустя три-четыре часа после того, как выйдете из квартиры, возвращайтесь обратно. Мы будем вас уже ждать возле вашего дома. Все вместе мы тихонько ввалимся в ваши пенаты на радость вашей супруге. Разумеется, ставить ее в известность об этих планах абсолютно излишне. 
 
                3
 
 
- Кто отсутствует из нашей зондер-команды? - с улыбкой спросил Доктор, оглядывая собравшихся членов клуба и мирно беседующих возле подъезда одной из новостроек спального района города.

- Нет двоих, - рапортовал Сашка, - Неудачника и Серебряной Лани.
 
- Обойдемся без наших бессеребренников. У них бизнес! Люди упопомрачительно занятые - им простительно. Кажется, если бы они даже и надумали наложить на себя руки, то им этого просто некогда было сделать.

Пепел Надежд мило захихикала и ей тут же вторил Сашка, чей смех мне всегда напоминал воронье карканье.
 
Доктор же, без всякого перехода, что было для него типично, от иронических замечаний перешел к серьезному тону:

- Ключи у вас с собой, Скарабей? Да? Прекрасно. Тогда не будем тратить драгоценного времени - поднимаемся.
 
Я не столько внимал разговорам, сколько с замиранием сердца следил за Безлунной Ночью, с тайным, смешанным с восторгом изумлением, отслеживая каждое её перемещение, каждый жест. 
 
Почти болезненный переизбыток женственности наделил ее невероятной пластичностью.   

Каждое ее действие несло в себе некую магию и у меня возникало ощущение, что она внимает одной ей слышимой музыке, в соответствии с ритмом и мелодией которой, она и согласовывает свои движения.
 
Подносила ли она к лицу телефон, поворачивала ли голову в сторону резко затормозившего автомобиля, да и попросту шла по тротуару - во всём этом сквозило какое-то ведьмовство, некая завораживающая грация. 

Пленённый, я терял чувство меры и, подчас, слишком уж явно любовался ею. 
 
Тогда, уставшая делать вид, будто ничего не замечает, она открыто сверкала на меня из-под бархата ресниц углями своего острого, словно стилет, взгляда. 
 
Как бы извиняясь за свою бестактность, я отводил взор, а по ее лицу, подобно тени ласточки, стремительно пролетала едва заметная улыбка и без остатка растворялась в ее очаровательно полноватой нижней губе, прозрачно намекавшей на страстность её натуры.
 
Уже стоя у входной двери в свою квартиру, Скарабей, подобно школьнику невыучившему урок, робко проговорил, обращаясь к своему необычному "терапевту":
 
- Доктор, что меня ждёт ....там, - с внезапно обнажившимся страхом и отчего-то даже ссутулившись, он кивнул в сторону дверного проема.

- А вы не догадываетесь? - невинно округлил глаза Доктор.
 
- В том-то и дело, что догадываюсь....
 
- Секундочку! - перебил его Доктор, внезапно прижавшийся своей лысой головой к матово-коричневой поверхности двери, - Вы слышите? 
 
В самом деле, звуки которые становились всё отчетливее и громче, и которые без труда уловили все без исключения, носили весьма недвусмысленный характер. 
 
- Как вы думаете, кто бы это мог быть? - спросил "терапевт" своего "пациента".
 
- Прекратите издеваться! Конечно, это моя жена!
 
- Да я не это имею в виду. Я о другом: вы не знаете кто бы это мог быть с ней?
 
- Да идите вы на хрен, Доктор!

- С удовольствием! - улыбнулся человек во френче, - Вы сами откроете или доверите это щепетильное дело мне?

- Сам. 
 
- Тогда открывайте.

Скарабей вставил ключ в замочную скважину. 

Его пальцы так дрожали, что я невольно подумал, что он не удержит связку ключей и она сейчас неминуемо упадет на метласскую плитку лестничной площадки. 
 
Звуки, доносившиеся из квартиры, оборвались еще до того момента, когда мы вошли в прихожую.
 
Скарабей и Доктор ворвались в комнату, художественный беспорядок которой подчёркивало женское нижнее бельё канареечного цвета, мимозно-медузно свисавшее со спинки одного из кресел. 
 
Безлунная Ночь остановилась у входных дверей, не желая двигаться с места, а Пепел Надежд и Сашка вяло подтянулись к безмолвно стоящим у входа в гостиную "врачу" и "пациенту". 
 
- Ты что с ума сошел? - раздался высокий женский голос, - Кто все эти люди?! Ты чего их сюда притащил?
 
Стоявший с внезапно посеревшим, словно предгрозовое апрельское небо лицом, Скарабей, раскрыл было рот, чтобы выдавить себя какие-то звуки, но лишь только безвольно опустил вдоль тела свои пухлые трясущиеся кисти.
 
- Мы из общества спасения придурков, уважаемая Анастасия Дмитриевна! - ответил Доктор галантно поклонившись, - А вы тут уже ужин разогреваете мужу, как я погляжу!
 
- Какой ужин?! Откуда вы меня знаете?! - взвизгнула невидимая мне пока что хозяйка.
 
- Ужин какой? Эротический, конечно, - весело улыбнулся сияющий Доктор.

- Настя, что это за сукин сын рядом с тобой? - наконец прорезался голос у мужа Анастасии Дмитриевны, - Это твой инструктор по латино-американским танцам?
 
- Привет, Паша! - обратился к продолжавшему молча лежать на диване молодому человеку Доктор, - Разучиваешь с клиенткой постельный вариант сальсы?   
 
- Что за цирк!? Я вас не знаю! Настя, что это за клоуны? - судя по воспроизводимому шуму, танцор покинул ложе и принялся одеваться.
 
- Один из них - мой муж. Остальных не знаю, - неожиданно спокойно ответила супруга Скарабея.

- Так я клоун?! - с этими словами хозяин квартиры неожиданно рванулся вперед и, размахнувшись что было силы, ударил свою жену. 
 
- Я - клоун?! Я - клоун?! - дико вращая глазами, Скарабей безуспешно пытался вырваться из чугунных объятий Сашки, а Анастасия Дмитриевна уже сидела на полу закрыв лицо руками и между ее пальцев струился, медленно стекавший на бежевый палас, бордовый ручеёк крови.
 
Успевшему одеться и скульптурно застывшему с выражением глубочайшего изумления на загорелом лице Паше, Доктор похлопал по плечу и сказал:
 
- А вот представьте на секундочку, милый друг, если бы на месте этого мешка с газами, был этот замечательный во всех отношениях господин, который сейчас его удерживает, а?
 
Хореограф лишь растерянно перевел взгляд с Доктора на Сашку и обратно.
 
- Проваливайте, молодой человек, - беззлобно проговорил "психотерапевт" и, когда тот уже проходил мимо продолжавшей оставаться у входных дверей Безлунной ночи, добавил, - У вас, Павел, такая красивая молодая жена, а вы путешествуете от вульвы к вульве уже отцветших и тоскующих по жеребцам оплывших салом домохозяек...Это хобби такое у вас, или дело в деньгах? 
 
- Жене только не говорите. Пожалуйста! - на лице молодого человека появилось мученическое выражение лица.
 
- Она не узнает, если ты вовремя не остановишься.
 
- Спасибо. Я понял, - он тихо затворил за собой дверь.
 
Как только Скарабей перестал извиваться в тисках сашкиных объятий, тот сразу же разжал свой захват, поспешив оказывать помощь хозяйке квартиры. 
 
В следующее мгновенье в его руках неизвестно откуда появился платок с кубиками льда, который он помог приложить к распухшему носу Анастасии Дмитриевны.
 
- Пойми, Сергей Васильевич, моей целью было показать тебе иной путь, - заговорил вдруг Доктор тоном уставшего от жизни человека, - Тебя душила петля этого брака. Распусти ее - и ты заживёшь новой жизнью! Она заиграет для тебя совершенно неожиданными красками. Ты жил, как заводная кукла. Но у тебя еще есть время, Скарабей! Время для того, чтобы прикоснуться к счастью. Но для этого тебе нужна самая малость - полюбить себя!
 
- Да, я согласен с вами. Спасибо вам....Не знаю, к сожалению, вашего  настоящего имени....
 
- Это необязательно. Главное - достойно расстаньтесь с вашей супругой, избегая безобразных сцен.
 
- Я виноват, я знаю....Просто я был вне себя...

- Понимаю, - кивнул Доктор и, взглянув на Сашку, прибавил, - Алехандро, нам пора! 
 
                               
                4
 
- Итак, господа, вас осталось только шестеро, - торжественно объявил Доктор, с улыбкой на лице потирая руки, в то время, как его глаза оставались совершенно холодными и, я бы даже сказал ледяными - столько в них было металла и жесткости.
 
- Вот смотрю я на вас и вижу, отчего-то, не просто трёх мужчин и трёх женщин, а три пары. Странно, с чего бы это, как вы думаете? - лукаво ухмыльнувшись продолжил он.
 
Сидевшие в зале с недоверием переглянулись.      
 
- В психиатрии есть такой синдром - гиперметаморфоз. Он характерен при шизофреническом расстройстве психики, - заметил я.               
 
- Эх, Андрэ! Вашим бы языком да розовые кусты в Раю подстригать, а вы - всё еще здесь.
 
- Вас в самом деле так порадовала бы эта моя командировка в эдемские кущи? Ведь, по идее, вы, напротив, должны были бы всячески меня отговаривать от подобных эскапад?
 
- А разве я не способствую смещения определенного угла зрения на жизнь у всех присутствующих? Впрочем, поскольку у вас не было суицидальных мыслей до нашего семинара, то уж извините, если они вдруг могут у вас в связи с этим появиться.
 
- Как у всякого мыслящего существа - они у меня, разумеется, были. Другое дело - я не нуждаюсь в терапии, подобной вашей.   

 - Тогда, в вашем случае, славянско-кретиническая поговорка "за компанию и жид повесился", может приобрести излишне прямой и прискорбный смысл.
 
- Вы тактично намекаете на то, что лучше уж мне убраться отсюда? Я вас правильно понял?
 
- Частично. Поймите: вы мне не неприятны. Я давно не делю людей на плохих и хороших, на тех, кто мне нравится, а кто - нет. Мне всё едино, Андрэ. Просто я предупреждаю вас, что персонально для вас мои курсы потенциально опасны. Только и всего.
 
- Жизнь и представляет для меня ещё хоть какой-либо интерес, лишь благодаря разноообразным опасностям. Именно в них и заключается её очарование.
 
- Хорошо, оставим эту тему. Пепел Надежд, ваш выход! - провозгласил с оттенком едва уловимой иронии Доктор.
 
- Что от меня требуется? - Пепел Надежд, с антилопьим изяществом отделила свой круп от кресла, а Сашка, да и сидевший рядом с ним Неудачник, синхронно принялись сканировать её филейные части глазами наткнувшихся на крупную дичь, пойнтеров.
 
- Позвоните вашим родным и сообщите им, что Вы на неделю уезжаете отдохнуть с любимым человеком. 
 
- На неделю?! - на лице девушки отобразилась такая крайняя степень удивления, какую только были способны передать ее мимические мышцы.
 
- Да, на неделю. А что вас так в этом удивляет? - взор Доктора был совершенно непроницаем и невозмутим.

- Странно как-то...., - пожала плечами Пепел Надежд, но, тем не менее, потянулась за телефоном, обретшем было недолгий покой где-то на дне ее источавшей диоровские ароматы сумочки.
 
- А бойфренд у вас есть? - спросил Доктор после того, как Пепел Надежд закончила свой телефонный разговор.

- Есть, - еле слышно проговорила девушка.
 
- Позвоните и ему, пожалуй. Только не говорите, что вы вместе с ним уезжаете на курорт - он, скорее всего, не оценит этой шутки по достоинству. Скажите, что хотите побыть одна. Однако если он попытается вас искать или приедет к вам домой - то никогда вас больше не увидит. Добавьте, что по истечении недели вы с лихвой вознаградите его за терпение и выдержку.

- Что ж, в таком случае мы собираемся! - известил всех собравшихся душеправ, вслед за тем, как его пациентке кое-как удалось вырвать из уст своего возлюбленного обещание вести себя сообразно ее просьбам.

Мы вышли на улицу, где скупое в своих ласках северное лето, неохотно расщедрившись на пригоршню солнечных лучей, искупало нас в своем неискреннем радушии. 
Огромный, похожий на элитный катафалк, чёрный фургон с тонированными стеклами, истерично запищал, когда Доктор отключал сигнализацию, дабы затем молодцевато запрыгнуть на место водителя:   
 
- Чего вы ожидаете? Мне, может быть, выслать вам приглашения по почте? Добро пожаловать внутрь этого чудовища, дамы и господа!
 
- Куда мы едем? - осведомилась Серебряная Лань.
 
- За город, - лаконично ответил Доктор.
 
- А нельзя ли поподробнее? - подал голос Неудачник.
 
- На дачу, - улыбнулся водитель.   
 
- На вашу дачу? - поинтересовалась Серебряная Лань.
 
- Не на мою. У меня нет дачи.
 
Осознав всю бесперспективность подобных расспросов, члены клуба предпочли весь оставшийся путь посвятить любованию заоконными видами, весьма, кстати, однообразными.
 
В основном они были вынуждены созерцать бесконечные ряды меланхоличных берез, выстроившиеся вдоль шоссе словно проститутки с загубленными карьерами моделей за плечами - худощавые и нескладно высокие, они в какой-то непотребной тоске выгибали свои тела навстречу хамским заигрываниям пьяного летнего ветра.
 
Гепатитный лик дневной луны, - имевшей имидж самой теплой планеты в названной ее именем системе, - то инфантильно прятался в перинах и подушках облаков, то выставлял напоказ свою яичную желтизну.
 
Свернув на просёлочную дорогу, мы в течении пятнадцати минут, минуя многочисленные усадьбы и полуразвалившиеся хибары, доехали-таки до места назначения.
 
Стоявшая в некотором отдалении от прочих построек двухэтажная мансарда, одиноко жалась к темному и глухому сосновому бору.
 
Обстановка дома не баловала глаз излишней роскошью и присущий бедности вынужденный минимализм навевал грустные мысли о возможном недавнем разорении хозяев.
 
Доктор провёл всех в дальнюю, лищенную окон и какой-либо мебели комнату и обратился к Пеплу Надежд:
 
- Вы не могли бы отдать мне свой телефон? 

 
Девушка молча протянула его в ответ.

К моему личному, да я думаю и всеобщему удивлению, Доктор достал откуда-то верёвку и с таким видом, будто выполняет самую привычную и рутинную работу, принялся связывать Пепел Надежд. 
 
Не прошло и пары минут, как лежавшая на полу и лишенная возможности двигаться девушка, была связана по рукам и ногам столь причудливыми и искусными узлами, что я невольно восхитился сомнительным мастерством бритоголового человека. 
 
- Это что еще такое, Доктор? - в тоне Неудачника сквозило неприкрытое возмущение увиденным.
 
- Это? Японское искусство связывания. Сибари, - невинно-издевательским тоном отвечал маэстро.
 

- Вы с ума сошли?! Я так понимаю...вы собираетесь бросить её здесь в одиночестве? - не сдавался Неудачник.
 
- Ваша интуиция меня шокирует, - с суховатой ироничностью вскользь обронил Доктор и уже в следующей фразе обратился к Пеплу Надежд: - Я буду приезжать сюда вас кормить. Раз в сутки. Воду оставлю и покажу как ее пить в вашем несколько затрудненном положении. Надеюсь, вы не будете очень уж скучать. Свет я включать не буду. Проветривать комнату - тоже. Наслаждайтесь!
 
Подобно лунатикам все покорно пошли вслед за Доктором, который, выйдя из дома, даже не удосужился его запереть.

Обратно ехали в каком-то тягостном молчании, но долгое время никто не решался оборвать установившуюся тишину, пока наконец Неудачник не спросил у совершенно подавившего присутствующих силой своей личности гуру:   
 
- А вы не беспокоитесь, что у вас могут возникнуть проблемы с законом?

-Абсолютно. Вот вы же не беспокоитесь, что ваш склад, под завязку забитый контрафактной продукцией, утянет вас на дно и вы отправитесь в места не столь отдалённые? 

- Вы собирали информацию о каждом из нас?

- Неудачник, дорогой! Я не сыщик, - улыбнулся, сверкая глазами, целитель душ. - Но про ваш нелегальный спиртовой завод мне известно.

- Откуда? - задал вопрос уже Александр.

- От мёртвых, - просто, словно речь шла о само собой разумеещейся вещи, промолвил Доктор.

От этой простоты и от смутных догадок, что за человек передо мной, мне стало жутко и я почувствовал, как по бедрам моим разбежались мурашки, а руки похолодели. 

Более, до самого прощания, никто из присутствующих не проронил и слова.   

- Собираемся все через неделю в это же время. Просьба не опаздывать, - объявил Доктор и, глядя мне в лицо, прибавил, - А вас и Алехандро, я попросил бы остаться на пару минут.

- Господа, - обратился к нам он, когда остальные уже успели удалиться: - Не откажете мне в одной небольшой просьбе?
 
- Ну, смотря что за просьба, - пробурчал Сашка.
 
- Составите мне компанию в моих поездкам к Пеплу Надежд?
 
Мы кивнули.
 
- Благодарю вас, - сухо отчеканил Доктор.
 
 
На следующий день ко мне зашел Сашка. 
 
Переваливаясь с ноги на ноги, как и подобает крупному млекопитающему, он вразвалку зашел в комнату и, уронив свои мышцы на диван, молвил в не слишком характерной для него задумчивости:
 
- Полчаса назад мне звонил этот упырь. Он попросил, чтобы я передал тебе о том, что он будет ждать тебя у себя сегодня вечером.
 
- А разве тебя он со мной не будет ожидать?
 
- Не будет, - мой приятель сморщил лицо в тягостных раздумиях, - Вурдалак извинился передо мной и сказал, что Неудачник заменит меня. Я хотел у него спросить с какой стати, но....у меня словно язык прилип к нёбу.

- Ты хотел увидеть эту девушку, Саша?
 
- Хотел бы.
 
- Знаешь, что-то мне подсказывает, что колдун прав - тебе не следует наблюдать за ее мучениями. Твой мозг закоротит. К чему тебе быть свидетелем ее унижений?

- Она такая красивая..., - в задумчивости пробормотал он. 
 
- Вспомни, а ведь совсем недавно ты говорил, что Светлана - это твоя точка, восклицательный знак в предложении твоей жизни. И терпел от нее всяческие горести, прощал ее непостоянство, ее вещизм и так далее.
 
- Я в самом деле так говорил? Странно, а я ведь совсем не думаю о ней. Я не звонил ей два дня. И сегодня, она позвонила и спросила не умер ли я случайно.
 
- И что же ты ответил?
 
- Я ответил, что не надо мне больше звонить, а если у нее кончились деньги, то пусть свяжется со своим пузатым донатором и высосет из него вместе со спермой пару сотен долларов.
 
- Ты такое ей сказал?! - изумился я, зная, что Александр ни разу не мог позволить себе сказать своей пассии слово "нет", ни то что решиться на такой циничный экспромт, - И как она отреагировала?
 
- Она замолчала. А я трубочку положил.
 
- Саша, а я даже сейчас я могу сказать с уверенностью, что этот монстр помог тебе. Ты ведь не чувствуешь себя несчастным из-за того, что проявил твёрдость и помахал рукой своей вампирессе?
 
- Проблема, Андрэ, в другом - я теперь вообще ничего не чувствую. Мне всё по фигу. Даже эта Пепел Надежд. Потому что и она, по сути, такой же кусок мяса, как и Света.
 
- Боже ты мой! Откуда в тебе, в романтике, это громыхающее ведро цинизма?   
 
- Вылечил меня, похоже, этот мутант. Хотя, еще и не успел добраться до меня даже, но история со Скарабеем отрезвила меня как-то. Теперь я такой же выжженный, как и ты. Одно пепелище вместо нутра.         
 
- Ты полагаешь, что я погорелец? - улыбнулся я. - Нет, Саша, просто я слишком чужой всем живущим здесь существам. А это - уже иное. Совсем другой диагноз. Мне ближе этот Доктор, чем ты, к примеру, понимаешь?
 
- Да, ты странный, - и он взглянул на меня так, словно видел впервые в жизни. - Иногда я не понимаю, что ты хотел сказать тем или иным своим высказыванием. Говоришь ты вроде по-русски, говоришь красиво, но я, зачастую, не улавливаю никакого смысла в твоих речах. Не понимаю тебя.
 
Я развел руками.
 
- Но мне интересно с тобой. И ты чертовски умён. Ни то, что я, дурак.
 
Он неожиданно поднялся, и диван проводил его деликатным звуком, с облегчением вздохнув пыльными лёгкими своей обшивки.
 
- Ладно, Андрэ. Пошёл я в "качалку". "Убью" свои ноги. А то как-то запустил я их в последнее время.

 
 
                5
 
Только-только начинало темнеть, когда мы - я, Доктор и Неудачник, вошли в заброшенное строение, в котором должна была находиться Пепел Надежд.   
 
Обратив внимание на то, что Доктор первым вошел внутрь и, при этом, даже не подумал воспользоваться ключами, Неудачник поразился:
 
- Вы вчера не запирали дверь?!
 
- Не запирал. А разве вы этого не заметили? -  невозмутимо бросил в ответ "психотерапевт".
 
- Да вы что?! А вдруг в дом забрались бы бродяги?!
 
- Ну и что дальше?
 
- Так ведь она же связанная там по рукам и ногам! Лёгкая добыча!
 
- Да не переживайте так, сердобольный вы мой. Никто сюда не сунется, даже если я расклею на всех столбах этого посёлка объявления, что двери этого дома гостеприимно раскрыты для всех желающих.

- Почему это, интересно мне знать? Боятся вас?
 
- Нет. Боятся самого дома. 
 
- А что с ним не так?
 
- Дом как дом, ничего особенного. Только с привидениями.

- Вы что, серьезно?
 
- Если я как-нибудь соберусь пошутить, то вы будете предупреждены об этом первым, - равнодушным тоном отвечал человек во френче.
 
Мы проследовали дальше и, минуя длинный и крайне убогий коридор с провалившимися, местами даже подгнившими половицами, вошли в небольшую комнату. 
 
В дальнем ее углу, прижавшись к стене, лежала Пепел Надежд. 
 
Волосы ее были спутаны, закрывая и без того невидимое в сумерках лицо.

В метре от нее валялась перевернутая алюминиевая миска.
 
- Ну, как у нас дела, Надежда Пипла?
 
- А?! Это вы?! - встрепенулась девушка и попыталась переменить позу. - Доктор, я всё поняла! Я всё поняла, Доктор! Я хочу жить и совсем не хочу умирать! Отпустите меня! Развяжите меня! Я хочу только одного - попасть домой!
 
- Нет, так не пойдет! Вы только сутки гостите в этом замечательном месте, а вас уже одолевают такие упаднические настроения! Рановато вам еще возвращаться к родным.
   
- Я ночь не спала совсем! Кто у вас тут ходит взад-вперед по ночам!? Что тут у вас за дурдом?!! Вы специально меня с ума хотите свести?! Подговорили кого-то, чтобы возню устраивали, да?!!! - Пепел Надежд постепенно повышала голос и, в конце концов, перешла на крик.
 
- Не тратьте силы на крики, свет очей моих, - ласково проговорил Доктор и добавил: - Они вам еще пригодятся.
 
- Да черт бы тебя подрал, козел долбанный! Я голодная! Я есть хочу! А ты, ублюдок, только воду оставил, и не покормил, как обещал, тварь! 
 
- Ну, забыл. С кем не бывает? - развел руками бритоголовый мужчина.

- Ты пожалеешь об этом, урод! Я тебе обещаю! Тебе такое обломится, что ты даже не в силах представить! Ты не знаешь, подонок, кто мои родители! Тебе хана!!! 

- Да ну? В самом деле, что ли? Чья вы дочь, мне известно довольно не плохо, кстати. Но вот как-то ни разу мне отчего-то не страшно. 
 
- Я пить хочу. У меня вода кончилась. Мне страшно. Я обмочилась! Я вся мокрая! Мне противно! Развяжите меня! Развяжите! Развяжите!!! - начав почти с шепота, измученная девушка постепенно повышая тон, перешла на истерический крик.
 
- В самом деле, Доктор, вы перегибаете палку! - вмешался Неудачник.
 
- Ну-ка заткнулись оба! Я пока ничего еще не перегнул. Но перегну, если вы будете меня лечить вашими воплями и советами от свинки, которой я не еще успел заболеть, - металлически процедил он сквозь зубы таким тоном, что Пепел Надежд перестала рыдать и притихла в своем углу.
 
Сверкнув глазами, он склонился над Пеплом Надежд и принялся освобождать от пут ее ноги: 
 
- Неудачник, вы даже не думайте о том, чтобы напасть на меня со спины! Для вас это может окончиться трагически, - оглянулся колдун с хищной улыбкой.
 
Неудачник взглянул на меня и только пожал в бессилии своими широкими плечами.

- Правильно. Лучше подумай о девушке. Мне сейчас понадобится твоя помощь. 
 
- Какая?! - зло пробормотал Неудачник.
 
- Сводишь её в туалет и покормишь. А банный день устроим ей завтра.

- А руки развязывать вы ей не собираетесь?
 
- Не собираюсь. Вам на двоих вполне хватит твоей пары рук, - подняв с пола Пепел Надежд, он жестом пригласил Неудачника следовать за собой.
 
Спустя полчаса все сидели в молчании на темной кухне и только мерный звук опускаемой Неудачником в тарелку ложки нарушал эту тишину. 
 
Кормление Пепла Надежд представляло собой достаточно трогательную картину. 
 
Неудачник являл собою воплощенную заботу и сострадание: точно дозируя порции, он, опасаясь своей небрежности, внимательно следил за молодой женщиной, и несколько раз, когда возникала такая необходимость, бережно отирал ей рот своим платком. 
 
Периодически, осторожным и легким движением кисти, он отбрасывал с ее лица непокорную прядь мешавших ей волос.
 
Пепел Надежд лишенная возможности, подобно больному или ребенку, принимать пищу самостоятельно, едва заметно благодарно кивала мужчине и, в смущении, пережевывая еду, чуть склоняла голову.
 
- Доктор! Я действительно всё поняла, - мягким тоном, прожевав пищу, проговорила девушка. - Мне хочется жить. Я никогда не покончу с собой.

- Мне приятно это слышать, конечно. Но вы еще, если можно, конечно, так выразиться, слишком сыры. Разумеется, я не хотел бы подвергнуть вас излишней кулинарной обработке, но для того, чтобы вы кое-что уяснили раз и навсегда, вам придется здесь еще немного побыть.
 
Мутный свет далекого уличного фонаря отвесно падал в помещение и освещая связанные руки девушки, выхватывал из сумрака мрачное и скорбное лицо Неудачника.
 
Зловещие силуэты растущих за окном и раскачиваемых ветров деревьев, угрожающе тянули свои мохнатые ветви к стенам дома. 
 
Доктор, прервав образовавшуюся паузу, задумчиво промолвил:
 
- Вы, моя дорогая, говорите о разочарованности, совершенно не представляя, что же это такое на самом деле. Вы не знаете, что такое "плохо", так как росли всё время в тепличных условиях. Однако, этот мир уже успел, оказывается, вам надоесть.
 
- Я ошибалась.
 
- Для того, чтобы избавить вашу голову от лишнего, я приоткрою чуть-чуть дверь вашего сознания в огромный мир беспросветности, нищеты и страдания. Именно приоткрою, а не втолкну в него. На самом деле, всё, что вам пришлось испытать и что вы еще испытаете - это такая мелочь в сравнении с тем, через что приходиться ежедневно проходить людям, которые отличаются от вас всего лишь тем, что им меньше повезло, чем вам. При этом, у вас не просто есть надежда на благополучный исход - вы в нем уверены. Они же - напрочь такой уверенности лишены.
 
Пепел Надежд наклонила голову к Неудачнику и что-то быстро прошептала ему. 
 
Это, естественно, не осталось незамеченным суровым душеправом:

- Не извиняйтесь. Вы не виновны в том, что ваша одежда распространяет такой запах. Тем более, что многих мужчин, кстати, это отнюдь не отпугнуло бы, а скорее, совсем напротив, при определённых, естественно, обстоятельствах - привлекло бы. А сейчас, как раз и есть, как мне мнится, именно те самые, определённые обстоятельства.               
 
Он помолчал, но затем, закинув ногу за ногу, продолжил:
 
- Вы знаете, кстати, почему в Лувре поменяли оригинальный деревянный пол, который с таким мастерством изначально выложили строители, на новый?
 
- Нет, - отвечал я.
 
- Потому что он был напрочь загажен и запах человеческих испражнений навеки въелся в него. Дело в том, что вся эта блестящая знать не утруждала себя оправлением своих надобностей в отхожих местах. И дамы, и их кавалеры, делали это тут же. Специально приставленная для того, чтобы убирать с пола еще дымящиеся экскременты вельмож, челядь, не справлялась с поставленной задачей. И в комнатах дворца стояла отвратительная вонь, которая, впрочем, отнюдь не мешала многим, отыскав в каком-нибудь тёмном углу укромное место, заняться в нем любовью, не взирая на распространявшиеся повсюду миазмы.
 
Затем, Пепел Надежд проследовала обратно, в комнату, где ей надлежало остаться еще, как минимум, на сутки, а Доктор, связав ее, поставил перед ней миску с водой и оставил раскрытую пачку печенья. 
 
- Вы ночью старайтесь не обращать внимания на посторонние звуки. Засыпайте побыстрее и всё. Не задумывайтесь о возможных источниках шума. 

- Это трудно сделать. Я слышала еще и какие-то разговоры, стоны. Меня это почему-то пугает, хотя я и не верю в призраков. 
 
- Да глупости. Ведь призраков и привидений не существует, - с этими словами он вышел из карцера девушки и подал нам знак рукой следовать за ним.
 
                6
 
На следующий вечер мы подъехали к заброшенной и стоявшей на отшибе мансарде приблизительно в те же часы.
 
Лишь только начало смеркаться и сверчки беспокойно затянули в траве свою монотонную трескотню. 
 
- Вы такой добрый, Доктор! Не стали рассказывать девушке, что дом кишит духами, да? - не без сарказма спросил Неудачник, как только мы подошли к покосившемуся забору окружавшему мрачное строение. 

- Я вообще, как мне кажется, продешевил с суммой, которую с вас со всех собрал. Надо было изначально запросить гораздо больше. И всему виной - моя доброта, - серьезным тоном произнес человек во френче так, что было не ясно, шутит он или лишь вторит своим размышлениям. 
 
Едва мы вошли в дом, как услышали отчаянный крик Пепла Надежд:
 
 
- Стойте! Не входите сюда! Не входите!

- Что случилось?! - в тоне Неудачника определенно проскальзывало нешуточное волнение. - Что произошло?! 
 
Он напоминал мне сейчас почуявшую нарушителя караульную собаку: корпус подался вперед, руки полусогнулись в суставах, глаза горели, ноздри раздувались, верхняя губа была закушена зубами.   
 
- Но как же, в таком случае, мы освободим вас и накормим, милостивая государыня? - крикнул Доктор.
 
- Можете вообще убираться от сюда на хрен. Я лучше сдохну здесь. 
 
- Хороший ответ, между прочим, - одобрительно закивал своим выбритым черепом жестокий "терапевт".   
 
- Неудачник, я прошу вас, выйдите на время. Я не хочу чтобы вы меня видели в таком виде.
 
Тем временем я понял, что произошло за время нашего отсутствия и почему Пепел Надежд была настроена столь непримиримо. 
 
Полагаю, что Неудачнику, а Доктору тем более, так же не составило труда в этом разобраться. 
 
Первый, повернувшись на каблуках, хотел было направиться к выходу, но Доктор остановил его, цепко и бесцеремонно схватив за рукав: 

- Останьтесь на минуточку, - и, с ангельской кротостью взглянув на оппонента, крикнул терзавшейся в муках девушке: - Пепел, дорогая! Предлагаю вам сделку!
 
- Чего вы еще хотите?! 
 
- Вы хотите покинуть этот дом сейчас же?
 
- Нет, мать твою...я хочу здесь жить всегда!
 
- Тогда позвольте Неудачнику поухаживать за вами. И я отпущу вас. Обоих.

Возникла пауза. 
 
Было очевидно, что Пепел Надежд колеблется в своем выборе. 
 
- Вы долго будете думать? - спустя пять минут спросил Доктор, - Даю две минуты. Если не слышу ответа, мы уходим.

- А что значит "обоих"? - неожиданно спросила девушка, голос которой подсел и охрип от напряжения. 
 
- Это значит вдвоем. Вдвоем с Неудачником, - прокричал Доктор, пытливо наблюдая при этом за реакцией стоявшего рядом мужчины. - Он только что сказал мне, что любит вас.
 
Неудачник раскрыл было рот, но так ничего и не сказал, а только с неописуемым выражением лица воззрился на Доктора, очевидно и ненавидя его, и поражаясь ему одновременно. 
 
- Мне очень стыдно, Доктор. Это ужасно..., - услышали мы из дальней комнаты.
 
- Натуралиа нон сунт турпиа!* Так сказал когда-то давно один не глупый дядька. Думаю, он прав. Так что вы решили? Мне посылать к вам удачливого Неудачника?
 
- Да, - тихо послышалось в ответ.
 
- Так, Андрэ, я сейчас подойду к вам. Развяжу только Пепел Надежд, иначе они три часа будут мучаться с моими узлами. 

Я слышал, как он, удаляясь и взяв под локоть Неудачника, говорит ему мимоходом:
 
- Ванная - вы знаете где находится, теплая вода - тоже помните как включается, надеюсь. Управляйтесь, а мы с Андрэ будем ждать вас на улице.

Довольно быстро вернувшись, он небрежно обронил: 

- Пойдемте, Андрэ. Подышим, в качестве разнообразия, воздухом.
 
Мы вышли из дома и направились к его автомобилю, в слабом свете чахоточной луны отбрасывающему причудливую бегемотообразную тень на серую грунтовую дорогу.
 
- Доктор, а вы знаете о чем они сейчас говорят? - неожиданно для себя спросил я.
 
- Конечно, - сухо молвил тот в ответ.
 
- О чем же?
 
- Вам это так любопытно, Андрэ? О чём могут разговаривать влюбленные, пусть даже при таких не простых обстоятельствах? - он явно не хотел удовлетворять мою любознательность, однако, улыбнувшись, заметил: - Замечательно лишь одно. Она спросила его: "Ты в самом деле сказал ему....такое?" Он переспросил: "Ты имеешь в виду....о нас?" Она подтвердила: "Ну, да. О том, что ты меня...любишь." И тогда он соврал: "Да. Сказал."
 
- Это было при вас?
 
- Нет, это было секунд десять тому назад.
 
- Вы страшный человек, Доктор.

- Возможно, но мне это не льстит.
 
                7
 
 
Сашка сидел у меня, нахохлившись и выпятив вперед свою могучую грудную клетку, словно дикий голубь, безуспешно пытающийся растлить горлицу. 
 
Диван горестно стонал под ним всякий раз, когда он менял свои позы, каждая из которых порадовала бы глаз любого скульптора.
 
- А Доктор-то....Ведь он, по сути, так повернул всё, что оба они, - и Неудачник, и Пепел Надежд, - получили то, что хотели. Неудачнику - это вообще ничего не стоило. Только Пеплу пришлось пострадать....Чертовски стыдно, наверное, было ей...., - пустился мой друг в столь нехарактерные для него длительные рассуждения. - Вот, помню, когда, два года тому назад, я порвал связки и лежал в хирургии, мне пришлось ходить на судно. Но, даже после операции, я всё равно ковылял на костылях в туалет, лишь бы не допустить, чтобы санитарки выносили моё собственное...Всем, кто лежал в палате этот момент был, что называется фиолетов, а вот мне....
 
- Ещё бы! Ты натура чувствительная и нежная. Я другого от тебя и неожидал.
 
- Да хватит глумиться, Андрэ! Мне одна мысль об этом доставляла мучения.
 
- А я и не глумлюсь вовсе. Ты гораздо нежней меня внутренне, между прочим. Ты, как мне кажется, и "раскачал" себя до неимоверных размеров только потому, что тебя стыдно выглядеть так, как выглядит обычный хлещущий пиво сапиенс. Тебе необходимо осознавать, что, как минимум в ближайшем квартале, нет никого, кто мог бы сравниться с тобой в физической мощи. Только при таком раскладе ты еще и можешь чувствовать себя более или менее спокойно. Из потребности прятать свою ранимость под панцирь мышц, как это делает страус, прячущий голову в песок, ты и укрываешь свою душу в контейнере собственной плоти, превратив ее в танк.
 
- Доктор тобой был бы доволен. Ты - его достойный преемник.
 
- Не ёрничайте, Александр, - улыбнулся я и, взглянув на часы, прибавил, - К тому же нам, кстати, пора выходить. Шоу продолжается!

Уже на подходе к зданию, в котором располагался штаб Клуба Самоубийц, я поделился с Сашкой внезапно пришедшей в мою голову мыслью:
 
- Возвращаясь к теме любви и дерьма, хочу, между прочим, заметить, что, если ты любишь человека действительно, то снисходительно принимаешь даже его дерьмо. Однако, есть один неприятный момент - его дерьмо может не принять тебя. 

- Циничная глубокомысленность. Вполне в твоем духе, - отозвался мой приятель, открывая входную дверь.
 
Дамы уже заняли свои места в зале и о чем-то вполголоса беседовали между собой. 
 
Серебряная лань щеголяла нарядом, обнажающим не только ее спину, но и позволяющим рассмотреть татуировку чуть повыше крестца. 
 
Она о чем-то оживленно рассказывала Безлунной Ночи, внимавшей ей с легкой улыбкой на губах, каковая, тем не менее, ничего не меняла в непроницаемой льдистости ее взгляда. 
 
Безлунная Ночь производила на меня всё тоже болезненно-восторженное впечатление, но я догадывался, что одна из граней мрачной притягательности ее красоты заключалась в том, что она, вероятно, так длительно и многосложно страдала и любила, что сделалась отчасти чем-то вроде замка, населенного призраками.
 
Казалось, что вся архитектура ее тела, изящного и точеного, как у танцовщицы или балерины, сформировалась благодаря любовным апокалипсисам и оставляла впечатление утонченно-обаятельных руин, бредивших своими былыми захватчиками, теми, кто оставил в них свой след, а затем  - бесследно исчез.
 
Полуспящее сердце ее, всё еще вздрагивало от призрачных шагов любимых, взбиравшихся в ней по крутым винтовым лестницам и спускавшимся в затопленные тьмой подвалы ее чувственности. 

Я понимал, что нужно либо раз и навсегда изгнать из нее этих духов, либо самому раствориться среди них, стать одним из многих, потеряться в ней.

Лишь иногда в ее глазах загорался, -  и тут же тух, - призрачный огонек соучастия в происходящем.
 
Серебряная Лань не выглядела человеком, которого что-то печалит или угнетает, я даже подумал, что, наверное, она воспринимает эту странную сессию, всего лишь как очередное приключение, или как средство для борьбы со скукой.
 
Сашка шепнул мне на ухо:
 
- Андрэ, а у этой Лани копытца что надо.
 
- А как ты думаешь, она рассуждает о тебе, как о егере?
 
- Кто? - не понял Алехандро.

- Серебряная Лань, разумеется.
 
- Если и рассуждает то, как о каком-то кентавре, вероятно.
 
- А ты - кентавр?
 
Саша не успел ответить, так как вошел маэстро.
 
Поздоровавшись, он обвел собравшихся своим дьявольским взглядом и, ухмыльнувшись каким-то своим мыслям, изрек:

- Скажите, Серебряная Лань, а в чем, вам видится суть вашей проблемы? 
 
- Я ведь уже говорила вам, - томно заметила женщина.
 
- А знаете в чем она заключается по-настоящему?
 
В ответ она лишь тряхнула раскошной копной золотистых волос и пожала плечами.
 
- В матке.

- Что?! Что вы хотите этим сказать? - не ясно чего было больше в ее тоне, обиды или же смешанного со злобой удивления.
 
- Да-да, именно в матке! - чуть повысив голос, торжественно возвестил Доктор. - Не удивляйтесь, Лань! Если вы этого раньше и не знали, то я вам сейчас сообщу, что большинство женщин, я имею в виду настоящих женщин, накапливают свои впечатления и ощущения от жизни именно там.
 
- Что вы подразумеваете под "настоящими женщинами"? - неудержался я от реплики.
 
- Андрэ, вы меня удивляете! Если бы вы поразмыслили над этими моими словами еще секунд тридцать, то и сами бы без труда нашли ответ. А потому - я вам помогать не стану.
 
- Вы хотите сказать, что матка для женщины, как бы второе сердце? - Серебряная Лань уже успокоилась и кажется уже начала наслаждаться тем, что всё внимание сосредоточено сейчас только на ее персоне.   
 
- Если ни первое, - улыбнулся Доктор волчьей улыбкой и тут же прибавил: - Не ищите тут скрытого цинизма или иронии. Это действительно так. А что касается ваших мук, дорогая моя Серебряная Лань, то все они связаны лишь с одним. 

- С чем же, дорогой мой Доктор? - съязвила дама, перебросив туго затянутую в черный чулок ногу на другую.
 
- С неудовлетворенностью.
 
- Доктор, а вы удовлетворены вашей половой жизнью? - пошла в атаку Серебряная Лань.
 
- Более чем удовлетворен. В силу ее абсолютного отсутствия.

- Как всё сложно у вас, Доктор. 
 
- Ой, нет! У меня-то всё как раз просто! А сложности - у вас! - и он, сверкнув хромом своих металлических глаз, внезапно, как это часто можно было у него наблюдать, сменил тон с благодушного на почти угрожающий, - Посмотрите на меня Лань!
 
- Слушайте меня внимательно и запоминайте сейчас всё, что я вам скажу, - медленно и тихо проговорил он, пристально смотря женщине в глаза.
 
Я подумал про себя, что вне сомнений, он принялся сейчас за гипноз и, как бы в потверждении его слов, Серебряная Лань чуть покачнулась в своем кресле, словно сидящая на ветке дерева больная птица на секунду потерявшая равновесие.
Мышцы лица ее расслабились, а выделенный и утрированный бордовой помадой и без того крупный рот полуоткрылся.
 
- Вы хотели бы стабильных, по возможности не изматывающих отношений с мужчиной, который удовлетворял бы ваши эстетические и физиологические запросы на твёрдую пятёрку? Полагаю, что вы ответите утвердительно. А вы, Алехандро, - неожиданно Доктор обратился к Сашке, -не желали бы побыстрей избавиться от вашего эротического похмелья и пригубить яд покрепче?
 
- Покрепче? - рот Сашки растянулся почти до места крепления трапециевидной мышцы к черепу.
 
- Именно, - кивнул Доктор.

- Вы имеете в виду Серебряную Лань? - решил на всякий случай уточнить Александр.

- Нет, Вупи Голдберг, - "психотерапевт" перевел свой магический взгляд с Сашки на Серебряную Лань и обратно, а затем, вслед за небольшой паузой, добавил, - Посмотрите друг на друга повнимательнее. 

Серебряная Лань повернулась и взор ее, транзитом проскользив по мощным конечностям моего приятеля, встретившись с его бесхитростными глазами шотландского сеттера, оплавился в мягкой улыбке. 
 
- Вы прямо как священник, Доктор. Только кадила в руках не достаёт, - заметил я.

- Я больше чем священник, Андрэ. Потому и отношения у наших общих друзей продлятся намного дольше обычного, - и чуть прибавив в тональности, Доктор, обращаясь к Серебряной Лани и Сашке, проговорил: - Вы можете прямо отсюда отправляться праздновать. Это день ваш. И многие из последующих за ним - тоже будут вашими. С Днём Зависимости вас, Александр и Наталья!
 
 Когда двери за ушедшими захлопнулись, Доктор несколько посерьёзнев, посмотрел на меня:
 
- Андрэ, я хочу поставить вас перед выбором.
 
- Говорите, я внимательно слушаю.

- Сейчас я намерен провести сеанс терапии с Безлунной Ночью. Памятуя о том, что ее внутренний мир представляется вам отчасти как одна большая гробница, вы могли бы избежать свидания с двумя самыми опасными из призраков в ней обитающих. То есть, я предлагаю вам выйти на время нашего с ней разговора. А потом, когда вы вернетесь, то встретите пусть и не иную Безлунную Ночь, но без дьявольской оправы в виде загадочных зависимостей.

- Отобрав зависимость у человека можно сделать его несчастным, Доктор. Где гарантия, что "здоровье" - это то, что ей нужно? Может быть, именно боль и есть самое ценное в ее жизни?

- Андрэ, она находится на грани, - и он, поклонившись Безлунной Ночи, ввернул, - Извините, что мы говорим о вас в такой тональности в вашем присутствии.

- Говорите. Я ведь вижу, что для вас важен этот разговор, - отстраненно улыбнулась молодая женщина. 

- Я обязан что-то сделать для нее. И я сделаю. Но, дело в том, что мне необходимо, дабы всё прошло успешно, чтобы она вспомнила всё, что происходило с ней в течении тех двух месяцев, которые она провела, фактически, на положении рабыни, - и он опять обратился к Безлунной Ночи, - Да, это действительно очень важно - вспомнить каждую деталь! Я понимаю, что вам будет сложно всё это пережить заново, но я вам помогу, введя вас в особое состояние, в котором вам будет легче не только вспоминать, но и не смущаться. А потом я сотру все ваши воспоминания. Конечно, вы не забудете окончательно вполне определенного человека, но все нюансы подернутся туманом и канут на дно, а его личность внутри вас, так же как и последствия его действий, дезинтегрируются.
 
- Я люблю рассказы о призраках еще с детского сада, - промолвил я. 
 
- Хорошо. Это ваш выбор. 
 
- А почему вы не спрашиваете у дамы удобно ли ей будет обнажать своё прошлое в моем присутствии?
 
- Я настолько деликатен, что не задаю вопросов, ответы на которые мне известны заранее.
 
- А мой ответ вам не был известен?
 
- Не был.
 
- Странно. Не верится, Доктор.
 
- А вы, милейший Андрэ, сами того не ведая, научились от меня закрываться. Из вас получился бы талантливый ученик.
 
- Благодарю вас за комплимент. Все мои таланты, как на подбор, случайны и бесполезны. Я очень рад, что сам того не подозревая, обогатился еще одним из этой же серии.
 
- Взгляните на меня, Безлунная Ночь! - Доктор подошел к женщине вплотную и взял за руку.
 
Её пальцы обреченно повисли в его ладони и я с какой-то смутной болью ухватившись за них вниманием, ощутил внезапный и острый укол в солнечное сплетение, словно их утонченная прелесть печально, но безжалостно вонзилась в мою плоть, проколов и кожу, и мышцы, и кусок мяса без устали перекачивающий кровь взад-вперед. 
 
Мой взгляд, медленно проплывая по чертам ее лица, увяз где-то между скулами и виском, словно рыболовецкая лодка - в прибрежных зарослях камыша.
 
Зацепившись днищем за маленькую оспинку на ее коже, он кататонически на ней застыл. 
 
Крохотный шрам, контрабандно пронесенный ею из детства в чулан настоящего, изничтоживал меня изнутри моей же собственной нежностью. 
 
Это переживание было настолько глубоким и сильным, что я ощутил потребность спрятаться от него за ширму боли физической.
 
Я укусил себя за кисть так, что почувствовал на губах привкус крови.

 
Но тут произошло то, чего я не ожидал - я услышал внутри голос Доктора:
 
- Тебе следует уйти. Пока не поздно.
 
Осознав, что я могу общаться с ним, не произнося слов в слух, я спросил его мысленно:
 
- Почему?
 
- Ты полюбил. Это очевидно. И это опасно сейчас. 

Он продолжал смотреть в глаза Безлунной Ночи, но я чувствовал, как он одновременно весьма цепко удерживает меня "на связи":
 
- Я разозлился на тебя не так давно и хотел было тебя наказать. Но я передумал. Поэтому, послушай моего совета - уходи. Задача, которую ты ставишь перед собой - тебе не по плечу. Это тебя сломает.

- Я тянулся всю жизнь вверх лишь затем, чтобы отыскать молнию, которая меня в конце концов испепелит. Я по ошибке примерил в гардеробе хаоса это тело. Следовало бы вообще не играть в маскарад, а болтать ногами на краю пустоты в одиночестве. И дело не в этой женщине, Док. Ведь выше моей любви к ней, только моя ненависть к жизни. Мне ничего и никого не жаль.

- Ты болен.
 
- От больного слышу, - улыбнулся я ему и внутренне и внешне, позволив включиться мимическим мышцам. 

- Ты относишься к жизни, как к женщине, которая пустила тебя в свою постель, но не оставила своей привычки к флирту и шашням. Ты корчишь ей преисполненные упреков гримасы. А надо принимать ее такой, какая она есть. Ты слишком любишь жизнь, поэтому и ненавидишь ее. Как мальчишка! Так нельзя.
 
- Ну, ты же видишь, что можно, Док. 

- Начинайте, Безлунная Ночь, я вас слушаю, - проговорил он, разорвав наш странный телепатический канал.
 
                8

 
 
Я часто думала раньше о том, почему это случилось именно со мной? 
 
На моем месте могла оказаться любая девушка.
 
Позднее, я сумела отделаться от назойливых представлений о том, что можно было этого как-то избежать. 
 
Ведь всё произошло так молниеносно.
 
 
Летним солнечным днём я брела вдоль тротуарного бордюра, намереваясь перейти проезжую часть, как вдруг чьи-то сильные руки схватили меня и втолкнули в проезжающую мимо меня машину. 
 
Водитель не затормозил, а лишь сбавил скорость, так что это было проделано буквально находу.

Я даже не успела вскрикнуть. 

Закричала я уже в салоне автомобиля, но мой рот тут же был зажат рукой смуглого человека, который меня прижал к себе так, что у меня помутнело в глазах: 

- Будешь орать, будет больно, - легкий акцент всё же выдавал в нем представителя национальных меньшинств.
 
На заднем сиденье машины мне тут же завязали глаза повязкой и, надев наручники, уложили лицом вниз. 

Единственное, что я смогла сделать, это повернуть голову набок. 
 
Помню почти горячую кожу обивки под моей щекой.

Минут пять, а может десять, ехали в абсолютном молчании. 
 
Я не знала, что мне лучше делать: молчать или попытаться повести с этими людьми некое подобие переговоров. 
 
Но, когда я уже собралась с духом и хотела начать разговор, один из них, шумно вздохнув, проговорил: 
 
- Ну, вот и приехали! Я сейчас выйду, осмотрюсь. Чтобы ни одна падла не видела. А ты, Анзор, по моему сигналу, сразу быстренько тащи тёлку в подъезд.
 
- Не вопрос. Валяй. Жду твоего маяка.

Меня не затащили в подъезд, а буквально внесли.
 
Лишь по ступенькам мне пришлось подниматься самостоятельно и, так как они закончились весьма быстро, то я сообразила, что квартира в которую меня впихнули, находится на втором этаже.
 
- Повязку снимем?
 
- А куда торопиться? Пусть почувствует себя слепой. Тем слаще будут затем восприниматься цвета. Цвета этой грёбаной реальности.

- Ну, как ты ее вообще находишь? 

- Да как тебе сказать, Артур....Физиономия смазливая, хрупкая такая вся, но с формами, как гитара....Мне нравится. Только с сиськами промах какой-то получился.
 
- Какая гитара?! Да нет...для гитары у нее не столь крутые бедра. Это Вика моя, как гитара, а эта....скрипка, блин.
 
- Да чёткая кобыла она! Не спорь! Сисек только нет почти. 

- Ты рехнулся, Артур! У нее второй размер и никак не меньше!
 
- По моим понятиям - это ничто!
 
- Тебе корову дойную подавай. В этом и состоит вся идиосинкразия твоего вкуса.

- Ты что за слово сейчас употребил? Что за фигня, Анзор? Ты либо по русски базарь, либо на родной язык переходи, а эти свои идиосинхфр....Тьфу! Я даже выговорить эту шнягу не могу!
 
- Так, ладно. Нам пора уже. Что с ней делать будем? Цепь на кухне?
 
- Тащи цепь сюда. Сейчас ее аккуратно пристегнем к батарее.   

- Я в туалет хочу, - подала я голос, понимая, что, возможно, вернутся они не скоро.
 
- Вот так вот, Анзорчик! Завели мы с тобой собачку! Теперь будем выгуливать ее в песочек.

- Ты может и собачку завел, а я - кошечку. Какая она, к черту, собачка? Она - вылитая кошка. Даже в такой ситуации спинка выгнута....Молодчина!
 
- А вот на ее месте....предположим, если бы тебя скоммуниздили активные педерасты, ты осаночку сохранял бы, Анзор?

- Сейчас в репу напихаю тебе за такие фантазии.

- Ладно, поприкалывались и хватит! Слепая, ты идешь в туалет или нет?

- Я ничего не вижу.
 
- А ты на голос мой иди.
 
Я последовала его совету и, в скором времени, отыскала нужную дверь. 
 
Но тут я вспомнила, что руки мои связаны и я не смогу освободиться от одежды самостоятельно: 

- А руки? Вы так и оставите их? 
 
- Поможешь своей кошечке, Анзор? Моя собачка бы смогла и без помощи это сделать.

Анзор подошел ко мне и, ловко справившись с заедающим зиппером, стянул с моих бедер джинсы вместе с нижним бельем. 
 
Я хотела сесть на рундук унитаза, но Артур крикнул:
 
- Ну-ка, стоять! Замри! - и обращаясь к Анзору прибавил: - Вот! Вот то, что я искал! Посмотри какая у нее piece-да, а?
 
- Маньяк! Ты маньяк, брат. Самый настоящий маньяк.
 
- Я не маньяк. Я эстет.
 
- Что?! Ты эстет?! Ты скорее кастет, чем эстет, - рассмеялся Анзор.
 
Артур подошел и довольно бесцеремонно раздвинул пальцами мои половые губы:
 
- Ха! Взгляни-ка! Когда приоткрываешь губы, то они как крылья парусника - есть такие бабочки. Помнишь, в детстве, я поймал такую близ пасеки деда? А в обычном состоянии - настоящий морской огурец - это такой моллюск. Глубоководный, кажется. Тело у него имеет очаровательную извилистость и образует такие складки.....совсем как уложенный кондитером поверх эклера крем. Мне нравится, когда между бедер у женщины скрывается вот такой вот морской огурец. Красота!
 
- Блин...Ты чокнутый! Реально чокнутый на всю голову! Тебе надо было не на экономический поступать в свое время, а уходить в гинекологию. Стал бы там настоящим светилом. Дай ей уже помочиться, что ли! Мы же опаздываем!
 
- Мочитесь, сударыня. Мы не хотим печалить вас ничем, - с этими словами Артур прикрыл дверь.
 
Никогда мне не приходилось испытывать такого, смешанного со стыдом, унижения.

Только сковывающий меня страх не позволил мне разрыдаться.
 
Ужас и неопределенность моего нового положения затормаживали все мои реакции.
 
Через минуту дверь распахнулась и меня чьи-то руки меня извлекли из клозета.
 
- Я вот думаю, что джинсы лучше вообще не оставлять на ней. Пусть щеголяет в трусиках, - я уже легко различала двух братьев по голосам и без труда узнала чуть более мягкий, с легкой хрипотцой, тембр Артура, - Я бы, конечно, оставил бы ее голышом, но это так пошло. Да и утратит вскоре элемент новизны. 
 
- Всё, рано или поздно, утрачивает свою новизну, - философски заметил Анзор.

- Чем больше в женщине от стервы, тем меньше опасности в пресыщенности ею. Их можно пережевывать годами. С неослабевающим аппетитом. И без малейших признаков переедания.
 
- Кажется, мы раним ее своим цинизмом.
 
- Лучше сними с жертвы цинизма повязку. Мы ведь ее увидим только завтра. Поэтому предлагаю привязать ее на кухне таким образом, чтобы могла себя обслуживать.
 
Наконец-таки с меня сняли повязку. 
 
Мне показалось, что солнце предприняло попытку влезть в квартиру через форточку - так меня ослепил его яркий и наглый свет.
 
Квартира не могла щеголять дороговизной средств, вложенных в ее ремонт, зато сверкала чистотой. 
 
Паркет был выложен в одной-единственной комнате и, на поверку, оказался буковым. 
 
И хотя санузел был совмещен с ванной, керамическая плитка была отнюдь не из дешевых.
 
 
Похитители действовали быстро и слаженно: надев на меня ошейник, они присоединили к нему карабин, венчающий собою длинную и тяжелую металлическую цепь, прикрученную к чугунной отопительной батарее таким образом, что освобождение представлялось абсолютно нереальным. 
 
Рост Артура не превышал одного метра восьмидесяти сантиметров. 
 
Он имел весьма крепкое телосложение, но особенно бросалась в глаза гипертрофия мышц шеи и сломанные, похожие на пельмени, уши, какие обычно бывают, как я слышала, у борцов вольного стиля. 
 
Пожалуй, именно бычья шея его и привлекала внимание в первую очередь, так как остальные группы мышц хотя и создавали впечатление былой атлетичности, но значительно уступали ей в развитии и были подернуты жирком. 

Нижняя часть лица его была более значительно развита, чем верхняя, и короткий скошенный лоб уживался с массивной челюстью и волевым подбородком с ямочкой в центре.
 
Его брат был значительно выше, сантиметров на десять, очень стройный, жилистый. 
 
В линиях его лица, сквозила некая, в отличии от Артура, мягкость, каковая заключалась не только в общей гармоничности его внешности, но и в менее жестких ее чертах, в правильной их геометрии. 
 
В частности, удивляли неимоверно длинные ресницы и большие, карие, чуть на выкате, глаза.

- Анзор, а что нельзя было ошейник купить в секс-шопе? С такими, знаешь, офигенными шипами, а?
 
- Экономика должна быть экономной, как говорил один еврей по матери, замутивший революционный октябрьский переворот. Я в зоомагазине купил. Не обессудь.

Снимая наручники, Артур проговорил: 
 
- Окна, как ты видишь, зарешечены. Колющие и режущие предметы мы убрали. Телефон твой, уж извини, мы тоже конфискуем - для мира ты пропала без вести. Еда в холодильнике. До туалета и ванной поводка твоего вполне хватит - я проверял. И напоследок: поднимешь крик или будешь стучать, а может тебе в голову придет что-то еще - я тебя накажу так, что ты пожалеешь восьмикратно! Ты поняла меня, собачка?
 
- Я не собачка, - тихо проговорила я.
 
- Ничего, - он подошел ко мне вплотную и едва ли не касаясь моего лица своим, добавил, пронзая меня взглядом, - Дело поправимое. Буду воспитывать из тебя собачку. Хотя и взял тебя не щенком.
 
 
Я надеялась, что мне повезет и мои родные всё же разыщут меня. 
 
Но, чем больше проходило времени, тем быстрее испарялась моя надежда на чудо.
 
Братья были очень осмотрительны, во всяком случае, в первое время. 

В пределах моей досягаемости не было ни одного предмета, используя который я могла бы разбить оконное стекло.
 
В свой следующий визит они явились уже ближе к вечеру. 

Артур, оглядев меня мельком, иронически заметил: 
 
- Дорогой брат, позволь поделиться с тобой кое-какими сображениями, пришедшими в мою тупую и безмозглую голову.
   
- Как изысканно ты стал выражаться при нашей кошечке.

- Какая на хрен, кошечка?! Я воспитаю из нее настоящую служебную собаку! А результаты тебе потом продемонстрирую. И, кстати, я хотел обговорить один тонкий момент.
 
- Валяй. Обговаривай. 
 
- Мне как-то не слишком удобно, Анзор, заниматься сексом у тебя на глазах. Хотя мы и братья, но думаю, что в дальнейшем надо как-то поделить её. Хотя бы даже потому, что у нас с тобой разные взгляды на ее воспитание: я вижу ее овчаркой, ты - диванной кошкой.
 
- Предлагаю забить косяк и сорвать пломбу вместе. А потом уже будем делить сферы влияния.
 
Слушая их разговоры и примерно представляя, что меня ожидало, я расплакалась. 
 
Я не рыдала, не всхлипывала. 

Просто слёзы самопроизвольно текли по моим щекам.
 
Заметив это, Анзор подошел ко мне и, как-то по иному взглянув в мои глаза, сказал:

- Ты траву курила когда-нибудь?
 
Я мотнула головой.
 
- Вот и плохо. С первого раза не так зацепит, как надо.
 
- А не надо, как надо. Я не хочу курить. Я вообще не курю.
 
- Как скажешь. Просто тебе стало бы легче. Морально.
 
- Мне легче станет лишь тогда, когда вы меня отпустите.
 
- А мы не отпустим тебя прежнюю. Такой, какая ты была. Мы отпустим либо собаку, либо кошку, - вмешался в разговор, уже смешивающий табак с гашишем, Артур. - А может быть, даже и не кошечку, и не собачку, а котопса.

Не вижу никакого смысла описывать секс с двумя мужчинами во всех мыслимых и немыслимых позициях и сочетаниях, хотя, замечу, что на деле они проявили значительно больше мягкости, нежели ранее, на словах. 
 
Сказался ли их опыт в обращении с женщиной, или, вольно или невольно сработали некие стереотипы, но эти два чудовища, как ни странно, были в определенной степени деликатны и не нанесли вред моему телу.
 
Телу...с которым, как ни крути, душа связана ремнями...
 
В какой-то момент, я почувствовала, что, вопреки моей воле, не взирая на сам факт использования и эксплуатации моей плоти в качестве средства для получения сексуального наслаждения, я начинаю получать удовольствие.
 
Чисто механическое раздражение и трение, будучи анатомически точным и просчитанным, не могло не оказать воздействия на эрогенные зоны.
 
Возник конфликт, разрыв между телом, - не только смирившимся с ситуацией, но и нашедшим в ней свой, если можно так сказать, интерес, - и моим внутренним "Я", которое отторгало происходящее, не желало его принимать.
 
Я предвидела, что власть физиологии, ее щупальца, могут, если создать подходящие условия, в конце концов, подтянуть к себе и душу, соблазнить ее разделить свой восторг, а значит, таким образом, его и удвоить.
 
Но что станет тогда с ним, с моим духом? 
 
Кем стану я?
 
 
 
Спустя три часа, похитители всё еще лежали напротив меня, и положив под головы подушки, делились впечатлениями, стараясь выглядеть как можно более циничными, поскольку происходящее все же шло в разрез с какими-то их личными моральными установками:    
 
- Ну, как? 
 
- Хардкорно, - ответил Артур. - Но ощущать своим членом трение твоего, чуть ли не даже его вены - это для меня перебор, Анзор.
 
- Ну, да, - умыльнулся его младший брат, - Перегородка между полостями внутри женщин весьма тонкая. Отсюда, видимо, и женская утонченность. Замысел природы!
 
- Какая же сука, эта природа! - Артур всё еще находился под воздействием курительной смеси, - А вот наша сука - прям-таки боец! И все отверстия такие узкие, что я прямо никак нарадоваться не могу. Вот лежу сейчас и продолжаю радоваться, Анзор!

- Кошечка, у тебя ведь не было раньше анального секса?
 
- Да кто тебе правду скажет? Ты рехнулся: спрашивать такие вещи у самки!
 
- Хорошо, у самки не буду спрашивать. Артур, у тебя был раньше анальный секс? - сострил Анзор.
 
- Ах ты, сволочь мелкая! Старшего брата подкалывать! 

- Старший брат! Два года разницы всего-то! - шутя продолжал подначивать брата Анзор.
 
- Ладно, как нашего котопса будем делить, ты продумал? 

- А какие у тебя мысли?
 
- Мыслей у меня хотя и нет, но надо поделить ее так, чтобы нам не мешали тени друг друга. 
 
- Какие еще тени?!
 
- Значит так, Анзор! Нравится тебе нестандартный подход - забирай задний проход. Но чтобы в ее естественных пределах и твоего духа не было!
 
- Да не вопрос. А....как же с оралом-то?
 
- А для орального секса у тебя Викуля есть. Я же - человек одинокий, обделенный женской лаской и вниманием.
 
- Хватит гнать по поводу обделенности! Да мне все равно! Ну, фиг с тобой! Договорились.
 
Уже уходя, Артур подошел ко мне и сказал:
 
- Значит, смотри, правила игры такие: как только я захожу в квартиру - ты встречаешь меня радостным лаем. Я подчёркиваю - радостным! Подбегаешь ко мне, становишься на колени и лижешь мои руки. Это домашнее задание. Всё равно ведь ни хрена не делаешь, только спишь, да ешь. И, кстати, если ты не выполнишь это задание и не изобразишь радость при встрече любимого хозяина, будешь наказана.
 
Когда он вошел в дверь, я еще спала. 
 
Проснувшись, я вспомнила о "домашнем задании", но решила попробовать ослушаться, рассудив так, что если и растолкут, растопчут совсем моё "Я" эти животные, то я, хотя бы попытаюсь оказать сопротивление.
 
Артур подошел и молча воззрился на мое лицо.
 
Его нижняя челюсть и без того выдающаяся вперед и массивная, выдвинулась, как мне показалось, еще дальше: 
 
- Характер проявляем, да? Хорошо! - с этими словами он каким-то образом укоротил цепь, причем, до такой степени, что я не могла не только отойти на метр от батареи отопления, но и встать в полный рост.

- Посиди-ка на коротком поводке, моя сучка. Без воды и еды. 
 
Он ушел, а я даже и не подозревала поначалу, чем угрожает подобное положение. 
 
Прежде всего, у меня сразу же стали ныть колени и спина. 

Несмотря на частые смены поз, дискомфорт в теле всё более и более усиливался. 

Я без конца придавала различные положения своему корпусу, но, то ли в силу осознания безнадежности своего положения, то ли по каким-либо еще причинам, я абсолютно измучилась и у меня появилось такое ощущение, словно меня ни то что изнасиловали, а по мне, будто по мостовой, промаршировал полк солдат.
 
Но подлинный ад начался тогда, когда заявила о себе жажда и мой организм, начал быстро обезвоживаться - благо солнце палило прямо в окно. 
 
В довершении всего я захотела в туалет, и эта потребность принялась не только высверливать в моем мозге маленькие дырки, но и распирать изнутри, создавая дополнительное напряжение.
 
Я держалась, как могла. 
 
Собрав всю свою волю в кулак, я дала себе слово хотя бы не обмочиться. 
 
Отчаянно цеплялась за неопределенную надежду на то, что всё это рано или поздно окончится, и мои многочисленные, но такие простые, физиологические нужды, наконец-таки будут удовлетворены.

Помнится, что я не услышала даже звука его шагов, когда он вошел в квартиру. 

Приподняв пальцами мой подбородок, он заглянул в мои мутные глаза: 

- Так-так! Восемнадцать часов не писаем, ни пьем, не едим! Боремся! Ну что ж, замечательно! Вот скажи, ты хочешь, чтобы единственной влагой в твоем рту стала отныне моя сперма? Хочешь? - с этими словами он достал член из брюк.
 
- Так! Ты что еще и сосать не желаешь?! - как-то растерянно прозвучал его голос.
 
Удивленная физиономия этого примата, было последнее, что я помню, поскольку я потеряла сознание.
 
Когда же оно ко мне вновь вернулось, то я вновь увидела перед собой поросший щетиной подбородок Артура:
 
- Нашатырь только тебя и лечит, однако, - устало вздохнул он, но тут же, взбодрившись от какой-то своей бредовой идеи, заявил громогласно: - Значит так! Сейчас я тебя выгуляю, напою и накормлю. Но, если завтра ты опять прощёлкаешь мой приход и не поведешь себя, как настоящая преданная собачка, то мы опять повторим наш сегодняшний переход через Альпы. Бить тебя я не буду. Собак бить не хорошо. Мы пойдем по стопам доктора Павлова. Поняла?
 
 
 
Переживать эту пытку вторично мне было просто страшно.
 
И, на следующий день, сказав себе мысленно, что это просто роль, всего лишь абсурдная роль, которую необходимо сыграть для того, чтобы выжить, я всё сделала так, как в точности он велел.
 
Артур погладил меня по голове и, с нежностью во взгляде, неожиданно выглянувшей из скотскости, сказал: 
 
- Вот представь, а я как чувствовал, что ты исправишься! Держи свою сахарную косточку! - с этими словами он надел мне на запястье золотой браслет.
 
Я в недоумении посмотрела на него.
 
- Я не покупаю тебя. Я поощряю. Это - разные вещи. Будешь хорошей собачкой - станешь щеголять у меня, как королева, на золотом поводочке.
 


Неделю я принадлежала Артуру, а другую неделю - Анзору. 
 
Братья ввели нечто вроде негласного расписания  и педантично ему следовали. 
 
При этом, я стала замечать у них всё более усиливающуюся обоюдную ревность друг к другу. 

Если поначалу мне это ничем особенно не угрожало, и никак не ухудшало моего положения, то в дальнейшем, начало приводить к внезапным вспышкам агрессии в мой адрес.
 
- Ну, вот скажи, а что такого классного в этом анальном сексе? 
 
- А с чего ты взял, что мне нравится анальный секс?
 
Артур помолчал, задумчиво потер лоб пальцами и, отвернувшись, негромко обронил куда-то в сторону:

- Мне Анзор рассказывал.
 
- Что рассказывал тебе Анзор? - начала раздражаться я.
 
- Он расписывал, как ты стонешь и выгибаешься к нему навстречу во время секса, - всё так же, в сторону гардин из тесненого ворса, пробормотал Артур. - Хвастался, что приучил тебя к аналу и что ты мурлыкаешь, как кошка, когда он тебя трахает.
 
- Если я и мурлыкаю, то это не значит, что мне нравится то, что он со мной проделывает.

- Так значит тебе не нравится и то, чем занимаемся с тобою мы?
 
- Ты что, дебил, ёб твою мать?! - сорвалась я, совершенно позабыв об осторожности. - Вы схватили меня на улице, заперли здесь на положении наложницы, чуть ли не вытираете об меня ноги, и теперь, ты еще и недоволен тем, что мне это не нравится?!
 
- Ты что сказала сейчас про мою мать, сучка?! Ты чью тут мать упомянула?! - озверев, он схватил меня в охапку и понес в ванную комнату.
 
Опустив меня на кафельный пол, он крикнул: 

- Снимай с себя всё! Хотя...нет! Не снимай, полезай в ванну!
 
Таким разъяренным мне его еще видеть не доводилось и у меня мелькнула мысль, что сейчас он меня просто убьёт. 
 
Меня охватил панический ужас и я, дрожа от страха и с колотящимися друг о друга зубами, молча повиновалась.
 
- На колени становись!

Когда я поняла, что он собирается сделать, я как-то обмерла, окоченела душой. 
 
Но внезапно, словно предвозвестник освобождения, некое таинственное существо вдруг поднявшее во мне голову, обратилось ко мне, прошептав из бездны моего "Я": 

 - Это лишь действие. И ничего кроме действия. Ты и твоя плоть - это не одно и тоже. Спокойно вынеси всё это и ты откроешь в себе новые пространства. Никто и ничто не в состоянии принести тебе подлинного вреда, если ты осознаешь, что твоё тело, лишь взятый на прокат наряд. Самый сильный вред люди наносят себе сами, отождествляя себя со своим альбуминовым гардеробом.   
 
- Открой рот! Я хочу чтобы ты попробовала на вкус мою мочу. Разрешаю не глотать. 

Я лишь закрыла глаза и постаралась не вдыхать показавшийся мне отвратительным запах урины, струившейся и стекавшей не только по моему лицу, попадавшей мне в рот и нос, но и заливавшей блузку и всё моё нижнее бельё. 

Закончив свои гнусные манипуляции, Артур со смесью раздражения, удивлением и злобы взглянул на меня: 
 
- Ятр янас сыпысын*! Да ты не пробиваема! Тебе реально всё по хрену! 
 
- Умойся, забрось одежду в стиральную машину и возвращайся в комнату! Я тебя жду! - он в бешенстве хлопнул дверью ванной так, что завибрировали стоявшие на полках флаконы с косметическими и гигиеническими средствами.
 
Я вернулась в комнату обернувшись в широкое махровое полотенце.
 
- Это что еще за наряд? Отбрось полотенце в сторону!

- Подойди ко мне.
 
Когда я медленно вышагивала к дивану на котором сидел мой истязатель, то я успела отметить про себя, что он почти против воли любуется мною.
 
Моя грация его гипнотизировала и Артур, попадая под ее чары, терял львиную долю своего бешенства, своей тестостероновой истерии, побуждавшей его к насилию.

Для меня было очевидным, что именно соединение телесной красоты и той маленькой доли твёрдости, которую мой дух пытался противопоставить его силе и являлось тем барьером, благодаря которому я удерживалась на поверхности. 

- Сядь у моих ног.

- Подними на меня глаза.
 
- Смотри на меня с выражением преданности на лице, - командовал он.
 
- Я могу даже попробовать посмотреть с подобострастием.
 
В ответ на мой сарказм, он ударил меня по щеке.
 
Конечно, один удар ладонью по щеке не мог мне навредить, хотя рука у него и была тяжелая. 

Но он начал наносить мне пощёчину за пощёчиной, аритмично, с интервалами от пяти до десяти секунд, методично и отстраненно, без эмоций, лишь изредка роняя мне приказания неотрываясь смотреть ему в лицо.   
 
В какой-то момент, я почувствовала как изнутри меня разрастается обида на него и жалость к самой себе.
 
Эти две эмоции стали буквально душить меня и по щекам моим полились обильные слёзы.
 
Удовлетворенно заметив наметившийся крен в моей наспех выстроенной обороне, Артур ввёл нововведение, заставляя меня в паузах между оплеухами, целовать его ладони:
 
- Целуй всей площадью своего рта! Не надо мне этих блошиных поцелуев! Ты же христианка? А у христиан принято, как я слышал, подставлять щёки для ударов, - юродствовал он. 
 
Бессилие и гнев, объединившись, разрывали меня изнутри на части, словно тигры неловко повернувшегося к ним спиной и подскользнувшегося дрессировщика. 

Во мне медленно зрело самое страшное - зарождающееся презрение к самой себе, ибо, к стыду своему, я уловила в себе нечто рабское, нечто готовое покорно сносить издевательства.
 
Я зарыдала от отчаяния и безысходности, от стыда и ненависти к своей собственной слабости - физической и, как оказалось, моральной.
 
Что-то во мне уже готово было признать право Артура на полную власть надо мной. 
 
Готово было преклониться с уважением, и, едва ли не с любовью. 

Рабской и низкой любовью покоренного и сломленного существа к своему истязателю и мучителю.            
 
Во мне что-то начало ломаться.

Мой дух стал медленно, но неуклонно, опускаться ниц перед ничтожеством меня унижавшим.

Голова моя гудела от этих шлепков и я уже готова была просить его сжалиться надо мной, но он остановился сам:
 
- Вот теперь я вижу в твоих глазках настоящую покорность, моя красивая ****ь. Будь добра, возьми у меня в рот. У тебя такой мастеровитый язык. Мне нравятся те узоры, которые он вышивает на моей головке.
 
 
 
Что касается Анзора, то он, медленно, но верно, к моему удивлению, влюблялся.
 
Первой мыслью, которая у меня возникла в связи с этой догадкой, была мысль о том, что это обстоятельство, возможно, поможет мне сбежать от похитителей.

Ведь непонятно сколько эти двое намеривались продержать меня и как обойтись в последствии. 
 
Я понимала, что от моего актерского мастерства и от умелого ведения игры с влюбленным горцем, зависит слишком многое.
 
Сама жизнь была поставлена на карту и любой промах мог аукнуться непредсказуемыми вещами.

 
 
В один из своих визитов он молча проследовал мимо меня в комнату и подошел к окну. 

Не меняя позы, он простоял битых полчаса что-то разглядывая, то ли в заоконном мире, то ли внутри себя.
 
Не зная, как истолковывать это его поведение, я спросила:

- Что-то произошло?
 
- Ничего не произошло! - бросил он и почти выбежал из квартиры.
 
Подобное сметение чувств не вызывало у меня ни жалости, ни отклика. 
 
Но я приняла решение чередовать ласку с холодностью.
 
То одаривая его почти что нежностью, то давая выход своей подлинной и чистой ненависти к нему, я постепенно уводила его всё дальше и дальше от того пункта, где он находился по отношению ко мне изначально. 
 
И вскоре, могла позволить себе с ним настолько многое в обращении, что взгляни на наши рандеву кто-нибудь посторонний, ему бы и в голову не взбрело, что я нахожусь у Анзора в сексуальном рабстве. 
 
Пожалуй, в какой-то степени, мы даже поменялись с ним ролями. 
 
В моей голове постепенно вызрел план, следуя которому, я могла бы изменить в свою пользу эту не самую простую жизненную ситуацию.
 
 
Как-то раз, мы лежали с ним на полу и он, разглядывая моё тело, проговорил:
 
- Сколько бы я с тобой не был, мне всегда этого мало. И всегда будет мало. Ты настоящая колдунья, - роняя, словно это были слёзы, каждое слово, он, следуя потребности всех влюбленных, выпускал из себя удушающий его пар эмоций.
 
- Нет. Я всего лишь женщина. 
 
- Ты не такая, как все женщины.
 
- А что ты знаешь о всех женщинах?
 
Вместо ответа он принялся покрывать мои бедра поцелуями, но я купировала его эротический настрой неожиданным вопросом:

- Анзор, а почему ты никогда не целуешь меня между ног?

- Мужчине так не подобает себя вести.

- А разве тебе не интересно узнать мой вкус? - налюбовавшись вдоволь на его смущение, я прибавила, - Так и умрешь, не узнав, что это такое, да?   

- Ну, мне любопытно, но...

- Любопытно? Тогда доставь себе и мне это удовольствие.
 
Минуту он боролся с искушением и долгом следовать кодексу идиота, который навязали ему среда и воспитание, но, в конце концов, крепость пала, словно Кавказ под натиском арабских завоевателей:
 
- Поклянись, что это останется только между нами!
 
- Клянусь! - я изобразила пионерский салют, поднеся к лицу локоть.
 
Так и не оценив моей иронии, Анзор связал себя со мной одной из самых "ужасных" тайн на свете.
 
Но мне потребовалось недели две чтобы вымуштровать из него пусть и не мастера, а хотя бы добротного подмастерье, так как он, в силу своего темперамента, всё время куда-то торопился и был ужасающе небрежен. 
 
Смесь эротической от меня зависимости и жалости, похоже, разъедала мозг Анзора.
 
Он мог по полчаса молча меня гипнотизировать, обертывая меня в пропитанную тоской ткань своего взгляда.

- Тебя Артур мучает?
 
- Нет. Он меня любит, - солгала я.
 
- Как это?! Мне он рассказывал, о том, как ....Ой, черт! - он закрыл лицо руками.
 
- Что тебя опечалило? Рассказы бахвалящего брата? Так он лжёт тебе.

- Он никогда мне не врал. Никогда!

- Только это тебя так ужасает? - мне доставляло удовольствие ковыряться в его мелких ранках, причиняя и умножая его боль.
 
- Не только. Мне кажется, что я....Я пропал, - его глаза в этот момент были, в действительности, глазами раненого животного. 
 
- Пропал в моей заднице? - я стеганула плёткой цинизма поверх его лиризма.

- То есть? - изумился он.
 
- Ты так вошел во вкус, словно дятел выдалбливая во мне ходы, что полюбил вначале мой зад, а затем, через него, и всю меня. Я правильно поняла?
 
- Я могу вообще к тебе не прикасаться, если это для тебя так тягостно, - он был сейчас очень красив, этот насильник и дикарь, в сердце которого нежданно вползла змея влюбленности.
 
Я видела, как жестоко он страдал от ревности к своему брату, понимала, что он мучается от собственного бессилия в данной ситуации, но я потребовала от него еще больших жертв, чем те, которые приносила его гордая и злая душа, отважившись на риск и слабость любить меня. 

Я чувствовала его готовность пойти на них:
 
- А вот докажи мне свою любовь! Сможешь? 
 
- Я не стану прикасаться к тебе, пока ты сама этого не захочешь, - приподняв подбородок сказал он и глаза его в этот момент блеснули, словно крылья ворона в лучах солнца.
 
Я поцеловала его в ответ. 
 
Это был первый поцелуй, который я искренне и по доброй воле отдала своему похитителю.   
 
Анзор даже покачнулся, будто я его ударила. 
 
Он пьяно посмотрел на меня и, кусая губы, направился к выходу.
 
 
 
Что касается Артура, то я ловила себя на мысли, что будь у меня такая возможность, я бы без раздумий и всяческих угрызений совести, с наслаждением, отправила бы его на тот свет. 
 
Причем, не гипотетически, а вполне реально, расчетливо и хладнокровно.

Я с удовольствием фантазировала на эту тему.
 
Когда он "дрессировал" меня и, лёжа ни диване, бросал мне раз за разом с криком "аппорт" свой тапочек, который я должна была приносить в зубах, ползая по полу на четвереньках, то в голове моей рисовались заманчивые картины будущей мести. 

И то постыдное, но сладкое удовольствие, которое я испытала, когда после града затрещин, едва ли не в упоении ласкала его плоть, стало стушёвываться, заштриховываться во мне.
 
Однако, вскоре произошел случай, который внес перелом не только в ход дальнейших событий, но и обозначил окончательный сдвиг в моем восприятии происходящего.
 
- Cтань на четвереньки таким образом, чтобы я мог ласкать твой клитор рукой, но и так, чтобы ты одновременно сосала большой палец моей ноги таким образом, как это ты обычно проделываешь с моим членом, - приказал Артур, сидя на диване и покуривая кальян.
 
- А носок ты снять не хочешь? - оглянулась я назад, склонившись над его стопой. 
 
- Нет, пока не хочу. Так пикантнее. 

Я повиновалась и машинально принялась выполнять каприз. 
 
Артур, наполовину утонувший в гашишевых облаках, вяло играл с моей вульвой. 
 
Однако, его пальцы, уже проникнув внутрь меня, неожиданно заиграли именно тот мотив, который и был необходим для моей разрядки.
 
Задевая только главные, самые чувствительные струны, они двигались в единственно верном направлении с нужным ритмом.
 
Заметив, что охватившее меня возбуждение неподдельно, - ибо физиология никогда не лжёт,- он приостановился, и поднеся ко рту мокрые от моего сока пальцы, сделал совершенно непостижимую для себя вещь - облизал их: 
 
- Да ты потекла от удовольствия!   
 
Воодушевившись этим открытием, он возобновил свои манипуляции и я стала ощущать, как на меня медленно, но неотвратимо, надвигается ураган. 
 
Я позабыла, что его палец весьма далек от совершенства в сравнении с его членом и, в каком-то полузабытьи, принялась кусать его, а затем и вовсе стащила зубами мокрый от моей слюны носок, продолжая ласкать его ногу. 
 
Оргазм настиг меня, когда я, уже себя не помня, скользила языком по его ступне и попеременно посасывала его каждый его палец. 
   
Помогая себе рукой, почти одновременно со мной, рыча и матерясь на нескольких языках, финишировал и он.   
 
Молча поднес руку к моему лицу.
 
Секунду поколебавшись, я осторожно, - а затем и не без странного, смешанного с ощущением низкой радости и горечи одновременно, наслаждения, - слизала сперму с его широкой ладони.
 
Я ненавидела и презирала себя.
 
Боялась, проклинала и желала ему смерти.
 
Но некая часть меня, о которой я ничего до сих пор не знала, прорвалась из омута моего подсознания под самый купол моего "Я".

И с этим я уже ничего не могла поделать.
 
Отныне почти каждая близость с Артуром сопровождалась фейерверками моих оргазмов. 
 
Подобрав единожды ключ к ларцу с моим экстазом, он открыл во мне все двери.
 
Я ненавидела эту жестокую, деспотичную сволочь, но зверь во мне выгибал спину и становился на четвереньки перед ним всякий раз, как только его видел. 
 
Моя ненависть плавно переходила в совершенную свою противоположность.

Я ожидала его прихода уже с утра. 

Ожидала, как праздника.
 
Временами же на меня находило какое-то жуткое состояние. 
 
Моя гордость, сломленная и поверженная, поднимала главу и мне становилось тошнотворно от самой себя. 
 
Мне хотелось что-нибудь с собой сделать, причинить себе какую-то боль. 
 
Я презирала себя за эту теплую сладострастную низость, которая рождалась где-то внизу моего живота и заполнив меня, разлагала мою гордость.
 
И когда, приходил Артур, то я принимала все его третирования уже как должное, считая их возмездием за мою внутреннюю слабость.
 
Перемены произошедшие во мне не остались для него незамеченными и, тут случилась, пожалуй, главная метаморфоза - он начал относиться ко мне, как к подруге.
 
Мы часами просиживали на диване, куря кальян и смеясь. 
 
И я обнаружила, что эта тварь, эта скотина, которую я постыднейшим образом полюбила, оказывается обладает потрясающей эрудицией. 

Он совершенно меня шокировал тем, что великолепно владеет французским языком. 
 
На котором, обкурившись, он выкрикивал в окно стихи Верлена:
 
- Je ne t'aime pas en toilette 
  Et je deteste la voilette
  Qui t'obscurcit tes yeux, mes cieux,
  Et j'abomine la "tournure"
  Parodie et caricature,
  De tels tiens appas somptueux.
   
  Je suis hostile a toute robe
  Qui plus ou moins cashe ou derobe
  Ces charmes, au fond les meilleurs:
  Ta gorge, mon plus cher delis,
  Tes epaules et la malice
  De tess mollets ensorceleurs.*
 
Он действительно разбирался в огромном количестве вещей, условно говоря, от истории музыки до аквариумистики, и когда мы, непринужденно болтая, скользили по той или иной теме, оказывалось, что его осведомленность далеко не поверхностна.
 
Изощренная фантазия Артура, отныне обнажалась беззлобно, и "унижения" стали носить игровой, постановочный характер, во время которых, он внезапно утрачивал даже напускную жесткость, становясь ласковым и нежным.   
 
Как-то, еле протянув неделю, измучившись от ревности к собственному брату и, считая по его словам, каждый час в разлуке со мной, он влетел в комнату и швырнув на пол огромный букет роз, бросился вниз, обняв мои колени: 
 
- Сучка! Сука моя ненаглядная! Если бы ты знала, как я скучал за тобой! За твоей сладкой piece-дой!
 
 
Однажды я спросила его: 
 
- Что случилось с тобой, Артур? Откуда такая странная ко мне перемена?
 
- Не знаю. Вдруг я увидел в тебе....настоящее. Как будто разломилось в тебе что-то. Я заглянул в тебя и понял, что то, чем я до сих пор занимался, пытаясь отомстить в твоем лице упорхнувшей от меня жене, является полным дерьмом. 
 
- А за что мстит женскому полу Анзор? - неудержалась я от вопроса.
 
- Ни за что он не мстит. Он, вообще-то, женат, - помолчав немного, он почти прошептал, обращаясь к моим коленям, - И надо в конце концов что-то решать с тобой. 
 
- Решать? 

- Конечно, - он продолжал медитировать на мои ноги, остановив взгляд на одной точке. - Так не может продолжаться вечно. Скажи, ты хотела бы никогда больше меня не видеть? Уйти раз и навсегда? Или, может быть, мы могли бы встречаться? 

- Случись это разговор еще недели три назад, я бы вылетела отсюда пулей, но, за последнее время произошло нечто странное и я, честно говоря, имею желание, лишь увидеть своих родных, да сообщить им, что со мной всё в порядке. Расставаться же с тобой навсегда у меня желания нет. 
 
- А Анзор?
 
- Что Анзор? - переспросила я.
 
- С ним у тебя какие отношения?
 
- Он уже две недели ожидает моего позволения на прикосновения.

- То есть? Не понял! - брови Артура взмыли вверх.
 
- У нас возник уговор, что я сама подам ему знак, когда захочу от него чего бы то ни было.
 
- И?! Когда ты захочешь?
 
- Судя по всему - никогда.
 
Я упросила его позволить мне позвонить родным и сказать, что у меня всё хорошо, что я жива и скоро венусь. 
 
Мать плакала в трубку. 
 
Артур, услышав ее причитания, надолго погрузился в молчание, а затем, задумчиво проговорил:
 
- Я отвечу за тебя перед Богом. Я это знаю. Ты скоро увидишься с матерью. Даже если ты всё расскажешь ментам - мне плевать. Сяду спокойно.
 
- Не расскажу.
 
Он посмотрел мне прямо в глаза. 
 
Казалось, он что-то пытается в них разыскать, а разыскав не знает, то ли плакать ему, то ли радоваться: 

- Только не уходи от меня совсем. Я нигде такой, как ты, не найду.
 
- Такой покорной? - тихо спросила я.
 
- Нет. Такой чужой и....одновременно близкой. Я....как тебе объяснить...я млею от твоей кожи, я с ума схожу от твоих запахов. Да! Да! И то, что ты старательно пытаешься скрыть гигиеной - запах твоего пота, благоухание твоего пола, - всё это меня сводит от тебя с ума. Ты улыбаешься так, как можешь улыбаться только ты. Ты плачешь так, что я замираю от смешанных и совершенно противоречивых чувств. Я хотел тебя поработить, растоптать в тебе твою дьявольскую гордость и мне это удалось отчасти, но я увяз по уши в твоей женственности, в магии твоей плоти. Я сам попался. У меня такое ощущение, что я изведал и разрыл тебя всю, как бульдозер, но нет - всегда есть что зачерпнуть моему ковшу. Ничто так не раскрывает человека, обнажая его суть, как это делают боль и страдание. Я раздел тебя. Раздел, а там - еще одна вуаль. Я сдернул ее - за нею меня ожидает следующая. Ты, сама того не ведая, победила меня. Я обезумел. Понял, что без тебя я - ничто.
 
- Ты тоже мне необходим, - я провела ладонью по его лбу и улыбнулась: - Мой подонок.
 
Артур поймал мою руку и поцеловал, прижав ее к своему лицу.
 
 
 
 
 
 
 
 
Этот разговор произошел в воскресенье, а во вторник, не снимая обуви вошел в квартиру Анзор и, глядя не на меня, а куда в сторону, произнес: 

- Артур разбился. Завтра похороны. 
 
 
Когда я оказалась вновь на привычной колее жизни, когда обрела свободу, я внезапно обнаружила, что то, о чем я так мечтала, не представляет теперь для меня никакой ценности. 
 
Вылетев из силков, я начала тосковать по клетке, в которой просидела два с лишним месяца.

Мне не хватало Артура.
 
Не хватало этой атмосферы.
 
Прошел год, но ничего нового, кроме депрессий, у меня не появилось. 
 
Все отношения, которые зарождались, гибли уже в зародыше, так как всё происходящее мне казалось невыносимо скучным и плоским, лишенным какого-то ни было вкуса и пресным, как вода.   
 
                9

 
Доктор сделал какое-то движение, ускользнувшее от моего внимания и я увидел, что Безлунная Ночь, закрыв глаза, погрузилась в некое подобие сна.

Он посмотрел на меня чуть ли с немым укором в глазах. 
 
Я улыбнулся ему в ответ.
 
- Дело не в ней. Я ведь и раньше понял, что можно только влетев в окно, промчаться по комнатам ее "Я", словно сквозняк, да и вылететь вон. Ежечасно слышать скрип половиц производимый ее умершими любовниками, заталкивать обратно в двери ее души их мертвые ноги, которые высовываются раз за разом при каждом движении? Даже ваша процедура, которую вы сейчас проводите, не изменит ничего в этой ситуации. Она не способна выметать из себя прах прежних влюбленностей. Она полностью, словно дом из кирпича, состоит именно из своего прошлого. Сотри его с доски ее духа и она станет почти невидима. Поэтому я и остался, отклонив предложение переждать этот экзорцизм.
 
- Минут через пять я закончу и выведу ее из сна. Ты уверен в том, что она не представляет для тебя интереса?
 
- Для меня мало что вообще представляет хоть какой-либо интерес, Док. И это - одна из причин того, что я оказался здесь и познакомился с вами.
 
- Но ведь она же задела тебя. Ничто не потеряно.
 
- Задела. Но я не предполагал, что в ней не тишина, а столпотворение мертвецов. Своих-то я всех кремировал уже. 
 
- В крематории сердца? - улыбнулся он.
 
- Чуть позднее, когда я догадался чем она является на деле, меня отпустило. Легко и бесповоротно. Кладбища я уже отлюбил. А ведь она настолько там, в своем былом, - причем еще в "до-артуровском", - что кажется, будто лишь только ее пассии, устроив сборище и столпившись, смотрят из нее на тебя, едва ли не выныривая из бассейна ее глаз. Так что, прощайте, Доктор.
 
- Прощайте, Андрэ, - и он с какой-то смешанной с упрёком печалью, грустно посмотрел мне вслед.
 

 
 
Уже находясь дома и набрав горячую ванну, я погрузился в размышления о том, чем на самом деле являлось моё существование. 
 
Опустив свое тело в умиротворяющее тепло влаги, я достал ампулу из картонной коробки с надписью "Промедол" и, перерезав тонкое стеклянное горлышко, набрал в шприц бесцветную жидкость. 
 
Вена на моем левом предплечье, еще некоторое время кокетливо попружинила под кожей, уворачиваясь от острия иглы, но затем, всё же впустила в себя его. 
 
Какое женственное жеманство, однако.
 
Я медленно отжал поршень и содержимое шприца эякулировало в мой кровоток.
 
Я почувствовал как меня стали омывать ласковые волны запредельного прибоя, лизавшего моё тело и душу с космической нежностью. 
 
Моя душа полуистлела внутри меня от метафизического куннилингуса и я, еле заставил себя перегнуться через край ванны, чтобы аккуратно положить на кафельный пол жгут и пустой, осиротевший шприц.
 
Движения мои сделались величественными и размеренными.
 
Любовь ко всем живущим существам вдруг наполнила до краев мое сердце и я радостно истекал сочащейся из меня благодарностью, вспоминая всех, кто оставил во мне свой трогательный след.
 
Мне восхищало начало этой песни. 

Той древней песни, которая поется на два голоса. 
 
Когда доселе неизвестное и чуждое тебе существо, вдруг поселяется в твоем мозге, а затем, с различной степенью быстроты, разрастается, словно розовый куст, оцарапывая шипами своего обаяния миокард и заставляя сладостно ныть твоё сердце, преть нежностью, дабы придать пущее великолепие набухающему бутону страсти.

Что они понесли от меня по извилистым тропам своей судьбы?
 
Чем я успел их одарить, вскрывая консервным ножом своих ласк их плоть? 

Что я хотел вылущить из их тел своей религиозно-анатомической любовью? 
 
Пытался ухватиться за такую неуловимую, летучую во всех существах трансцендентальность, определяемую словом "душа"? 
 
Вцепиться, связать, стреножить, прибить гвоздями своей чувственности к дыбе любовного ложа и терзать, пытаясь надеть чуждый, но такой близкий сейчас дух, на тело своего жадного широкогрудого "Я"?

О, это дьявольски восхитительная иллюзия смешенья с другой личностью! 
 
Пусть на краткий, мучительно-прекрасный миг, преображение в четырехногое, мифически-двуглавое, совершенное в своей завершённости, идеальное чудовище!
 
О, это волшебное превращение двух личностей в одного эйфоричного и экстатичного монстра, путем срощения двух конгруэнтных, тождественных душ, в забытьи любовного угара синхронно наносящих друг другу удар за ударом!   
 
Хватит! Хватит рыться в телах! Ничего принципиально нового в них не найти.
 
 
 
Я взял в ладонь заранее приготовленный скальпель.
 
Вот, оказывается, как полезна бывает в узко практическом смысле клептомания! 

Позаимствованный некогда без всякого спросу, мне пригодится сейчас твоя острота!
 
Безусловно, подошла бы и бритва, или даже нож, но столько людей используют эти предметы для похожих целей, что уподобляться им и быть таким удручающе банальным в последние минуты своего здесь пребывания, просто не эстетично.
 
Я понял как не правы люди приписывающие большинству самоубийц сложную работу мысли, гипертонию отчаяния и прочие метеоризмы души и мозга. 

Нет, друзья! Нет! Это так же просто как утолить жажду! 
 
Я изнемогаю от жажды и всё, что мне нужно - это стакан прохладной воды. 
 
Таким стаканом воды и является самоубийство.
 
Хотя, в моем случае, это даже не самоубийство, а скорее развод.   
 
Развод с жизнью.
 
Я люблю ее, но мне с ней чудовищно скучно.
 
В какие бы одежды она не рядилась, как не оголялась бы передо мной - всё напрасно. 
 
Я наелся.
 
Причем, к несчастью, и в прямом смысле тоже - мне тоскливо как покупать еду, так ее и употреблять.
 
Что касается целей и их осуществления, то я успел сделать чуть больше, чем изначально собирался.
 
Был ли я счастлив? 
 
Да, был.
 
И сейчас я - тоже счастлив.
 
Это свойство - умереть счастливым, умереть не испытывая чудовищного стресса, как при рождении, когда мы с криком влетаем сюда из уютного Ничто, - весьма замечательное свойство.
 
И умирать надо не под колесами поезда или выбрасывая свою плоть из окна, словно обноски, а по возможности с максимально доступным комфортом.
 
Вот, как я, например.
 
Ведь даже когда я начну вскрывать сейчас себе вены, я не почувствую ничего.
 
Приди мне в голову сейчас отрезать себе палец - я бы тоже ничего не ощутил.
 
Подлинное назначение наркотиков - в этом.
 
Я степенно погрузил скальпель в ласковую воду и слегка прижал к запястью. 

Кожа задымилась бархатисто свекольным дымом.

Я прижал лезвие сильнее и стал скользить им вдоль, неослабляя нажима.
 
Кожа расходилась по обе стороны хирургического ножа, словно ткань расстёгиваемых джинсов.
 
Вполне резонно рассудив, что этого достаточно, я благодарно положил скальпель на край ванны.
 
Поваливший клубами густой малиновый дым из моих вен быстро окрашивал воду в великолепно алый цвет.
 
Я еще некоторое время наблюдал за этим закатным заревом, пока не почувствовал, как качнулась и начала осторожно отстраняться, - словно рассудительная женщина на людях от излишне пылкого возлюбленного, - деликатно отстраняться от тела моя алчущая тьмы душа.      
 
 
                18.05.2011г.
 

 
 
 
 * Naturalia non sunt turpia (лат.) - "Что естественно, то не постыдно" (Сенека)
 
* Ятр янас сыпысын (каб.) - нецензурная брань, обозначающая противоестественный половой акт.
 
* Я не люблю тебя одетой, -
   Лицо прикрывши вуалетой,
   Затмишь ты небеса очей.
   Как ненавистны мне турнюры,
   Пародии, карикатуры
   Столь пышной красоты твоей!
   
   Глядеть на платье мне досадно -
   Оно скрывает беспощадно
   Всё, что уводит сердце в плен:
   И дивной шеи обаянье,
   И милых плеч очарованье, 
   И волхвование колен.
          (Поль Верлен)