Господи, как же не хотела она, чтобы Руслана забрали в армию! Мальчишка ещё совсем, только-только восемнадцать исполнилось! Ну какой из него солдат?!! Нынешней весной окончил школу, а уже осенью – повестка из военкомата…
Учился Руслан так себе: не последний в классе, но и в «отличниках» не ходил. Крепенький такой «середнячок». Пробовал поступить в институт и экзамены вроде неплохо сдал, да только куда там! Конкурс!
В это тревожное время, когда горел Афган, когда в обиходе появились незнакомые, чужие, а потому пугающие слова «Кандагар», «Герат», «Пешавар», «д;хи», «джихад», все, особенно мальчишки загорелись желанием получить высшее образование. Неважно – какое, лишь бы зацепиться за ВУЗ. О родителях и говорить нечего… Потому и конкурс, потому и не пробиться. Особенно сельским мальчишкам. Городским проще: у одного дядя – проректор, у другого папа – «бизнесмен» с толстым кошельком, у третьего мама в обкоме партии высокую должность занимает… Да и дополнительные знания получить в городе проще: и подготовительные курсы при ВУЗах, и лицеи, колледжи «с уклонами», и репетиторы – преподаватели тех же ВУЗов. А в маленькой деревеньке, тихо умирающей от начинающейся болезни с диагнозом «Перестройка», какие уж тут уклоны и репетиторы?
В общем, не выдержал Руслан «конкурса», «со свиным рылом в калашный ряд» не пускают. Весь июль, август занимался привычными с детства делами: переколол дрова на зиму, косил сено с отцом, завалинки в доме подремонтировал, свежими опилками подсыпал. Да мало ли их, этих дел, в селе?..
А уже осенью, только выкопали картошку и первые заморозки прибили к земле пожелтевшую траву, из райвоенкомата пришла повестка: «…явиться на сборный пункт такого-то числа, при себе иметь…».
Явился, куда деваться? Крепкого коренастого паренька забрали без всяких сомнений. Выросший на чистом деревенском воздухе, простой неприхотливой еде, привычный к физической работе, Руслан не страдал какими-то замысловатыми болезнями, из-за которых медкомиссия дала бы ему хоть отсрочку.
Провожали тихо, скромно. Родители, одноклассники, друзья вечером посидели за невесёлым столом, а утром помахали вслед вертолёту, который уносил юношу на долгих два года. Надо сказать, что другой транспорт в это время года в деревню добраться не мог. Летом – да, по реке на «Ракете» можно было, зимой – на машине по зимнику, а вот весной и осенью, когда начиналась распутица, только на вертолёте, санитарном, почтовом или случайном каком-то.
Помахали провожающие вслед вертолёту и разошлись по домам. Антонина плакала, Андрей, отец, хмурился, поскрипывал зубами, держался кое-как. Молчал, думал о чём-то, видимо, не очень радостном.
Через три недели пришло из Читы первое письмо: «Отец, мама, у меня всё нормально, учусь на механика-водителя. Как хорошо, отец, что ты научил меня трактором управлять! Мне намного легче, чем другим ребятам. В общем, не переживайте, всё – «нормалёк»! Передавайте привет всем знакомым».
Полгода письма приходили хоть и не так часто, как хотелось Антонине, но регулярно. Раз в неделю она дрожащими руками открывала конверт с треугольным штампиком «Письмо военнослужащего срочной службы. БЕСПЛАТНО». Читала, перечитывала по несколько раз, передавала приветы… Писала в ответ длинные письма, рассказывая подробно о происходящем в семье, в деревне: «Корова отелилась, бычка принесла… Друг твой, Сергей, женился, уже ребёночка ждут… Отцу премию к празднику дали…».
А потом почти два месяца писем не было. Антонина места себе не находила: «Что-то случилось!». И засыпала в слезах и со страхом, и вставала утром с этим же. По пять раз на день заглядывала в почтовый ящик, даже на почту ходила – может, забыли принести или почтальонка заболела?.. Ольга, начальник отделения связи, увидев Антонину на пороге, виновато опускала глаза: «Нет, тётя Тоня, не было письма…». И мать, низко опустив голову, медленным усталым шагом брела домой.
А потом – о, счастье! – письмо наконец пришло! Правда, вместо читинского адреса на конверте стоял номер полевой почты. И было оно каким-то не таким, как раньше. Короткое, всего несколько строчек: «Окончил «учебку» отлично, уже в части. Жив-здоров. Ждите, вернусь…».
Вернулся. Даже раньше, чем ожидали. На восемь месяцев…
БТР, который по узкой горной дороге вёл механик-водитель, сержант Никитченко, обстреляли из миномётов душманы. Выжили двое, Руслан и рядовой Петухов. Остальные ребята…
Тяжёлое ранение, сильнейшая контузия, госпитали, комиссия… И вот вернулся. Антонина и плакала, и смеялась, не знала, в какой угол посадить сына. «Живой, живой! Слава Тебе, Господи!».
Руслан всё больше молчал, на вопросы отвечал скупо, односложно: «Да», «Нет», закрывался в своей комнате, что-то читал, снег расчищал возле дома. Иногда вставал на лыжи и уходил в лес, вечерами смотрел телевизор и, казалось, не видел экрана. С друзьями тоже встречался нечасто и неохотно. Постоянно натянут, как струна, насторожен, словно в любую секунду ожидал какой-то опасности.
А по ночам…
В первую ночь Антонина подхватилась от криков, доносившихся из комнаты сына. Руслан кричал так страшно, незнакомым хриплым голосом, что мать спросонья омертвела. Сердце громко стучалось где-то в горле и, казалось, вот-вот выскочит. Встав на пороге в комнату, где спал Руслан, она увидела то, что повергло её в ужас. Сын, согнувшись в три погибели, скорючился за диваном, глаза, побелевшие и пустые, смотрели на стену и, казалось, видели то, чего никто больше не видел. Рука судорожно сжимала большой кухонный нож… «Не подходи! ДУхи, дУхи! Ложись, твою мать!!!». А дальше – бессвязный лепет, глухие хрипы, стоны… «Господи, смилуйся! Отведи беду! Он же мальчишка ещё! За что Ты так его?!!», – такие мысли молнией пронеслись в голове потрясённой женщины. Пальцы непроизвольно потянулись ко лбу, несколько раз осенив его крестом. Руслан тем временем обмяк, чуть расслабился, взгляд стал осмысленным и сосредоточенным.
– Мама, не волнуйся, всё нормально. Сон плохой приснился, – он проследил глазами за испуганным взглядом матери и увидел в руке нож. – А… это… Я вечером карандаш точил…, – его слова звучали виновато и неубедительно.
Почти каждую ночь Антонина вскакивала с постели, словно ошпаренная, даже если из комнаты Руслана не доносилось ни звука. Несколько раз вечерами, когда сын перед сном выходил на улицу, украдкой заходила к нему и, пошарив рукой под подушкой, нащупывала там то самодельную бейсбольную биту, то тяжёлый гаечный ключ, то всё тот же злополучный нож. Однако ничего не говорила, ни о чём не спрашивала. Молча с Андреем горевали, к сыну не приставали, с чужими тем более не делились бедой.
Так закончилась зима, весна пришла, за ней и лето. Бывало, Руслан неделями и месяцами спал пусть и беспокойно, ворочаясь в постели и скрипя зубами, но хоть без криков и стонов. А иногда несколько ночей подряд Антонина с мужем просыпались в холодном поту от какого-то просто звериного воя, от грохота, доносящегося из комнаты сына…
Так и жили, молча страдая, надеясь на лучшее… А летом…
Наступила пора сенокоса. Андрей вместе с другими сельчанами поехал на отдалённые луга. Руслан тоже собрался. Кроме необходимого инвентаря, прихватили сетёшки. Речка и озерушки, разбросанные между покосами, кишели рыбой. Между делом вечером поставишь снасти, а утром проверишь – и на жарёху, и на уху хватит, ещё и в запас засолишь…
Ружьё тоже в рюкзаке обязательно, кругом тайга немереная, не ровен час – Топтыгин набредёт. В палатке ружьё собирали и ставили в угол, чтоб под рукой было. На всякий случай…
Театралы говорят: если на сцене появилось ружьё, оно обязательно выстрелит. И выстрелило.
В короткую летнюю ночь Руслан, намахавшись за день литовкой, уснул рано. Андрею не спалось: тяжёлые мысли одолевали, комары набились в палатку и назойливо зудели над ухом. Он тихонько встал, стараясь не разбудить сына, и вылез из палатки. Пошёл в кустики, ну, свои личные дела справить. Над лугом клубился белёсый туман, звенящую тишину нарушали только стрекот кузнечиков да негромкий плеск речной волны.
И вдруг эту тишину взорвали громкие крики, доносящиеся от палатки. Андрей выскочил из кустов. Его взору предстал Руслан, присевший возле палатки с ружьём наизготовку. «Ложись! Не подходи! Гады, убью!!!» – последние слова, которые услышал Андрей в своей жизни. Потом прогремел выстрел. Но его он уже не слышал…