Мерно простучал трамвай, унося с собой сон. Алёна, чтобы не разбудить мужа, ушла на кухню. И там, из окна на девятом этаже, наблюдала, как внизу вслед за трамваем уползает ночь. Как по команде погасли фонари, и в свете наступающего дня город приобрел границы. Алёна отвернулась. Прохладная вода душа смыла остатки ночи. Алёна в длинном халате, с полотенцем, обмотанным вокруг головы, похожая на Нефертити, пошла готовить мужу завтрак.
Засвистел чайник, зашкворчала яичница, звякнула микроволновка, заливая дом теплым запахом картофельного пюре. Алёна крикнула мужу, что все готово.
-Ну, ты же знаешь, я люблю, чтобы желток оставался жидким, – проворчал он, ковыряя вилкой.
Алёна отвернулась к окну.
-Кошка, ну, не обижайся.
Алёна вздохнула и села рядом.
После завтрака муж вполне весело чмокнул ее в щечку:
-Ну, я побежал.
Хлопнула дверь. И Алёна осталась одна.
Она сняла с головы полотенце. Русые волосы скользнули на плечи. Алёна тряхнула головой, обретая свободу, и пошла в спальню. Осиротевшее полотенце осталось на кухне.
С каждым пробегом расчески волосы Алёны белели, на лице появлялись все новые дорожки морщин, руки иссушались. И вот уже на Алёну из зеркала смотрит старая женщина.
Старая женщина отложила расческу, дрожащими руками собрала волосы в тугой узел и закрепила на затылке шпильками. Сняла халат, который стал слишком длинным, надела поношенную вязаную кофту, серую юбку, разношенные туфли без каблуков и вышла из дома. На улице едва отпрянула от налетевшего грохота – молодой байкер из соседнего подъезда, одетый в черную кожу, притормозил, избегая столкновения, и с досадой крикнул:
-Куда тебя черти несут? Сидела б дома.
Старая женщина втянула голову в плечи и засеменила ближе к бордюру. Ее путь лежал сквозь город мимо улиц и площадей, мимо людей и машин. А город грохотал ей вслед: «И чего этим бабкам не сидится дома?».
Но она не отвлекалась на яркие наряды, витрины, рекламные щиты. Она спешила на базар. В толчею неосознанных желаний. И чем ближе был базар, тем светлее делалось ее лицо.
-О! Баба Дуся пришла. Здравствуй, баба Дуся. Баба Дуся, на копеечку, пусть у меня будет хорошая торговля, – раздавалось из палаток.
-Помогай вам Господь, – отвечала старая женщина, складывая монетки в тряпичный мешочек.
Не спеша прошла по центральному ряду к лотку со свежими ароматными булочками.
-Здравствуй, баба Дуся. Что сегодня будешь?
-«Улыбки» есть?
-Есть. И с изюмом, и с повидлом. Тебе какую?
-Давай с повидлом, – баба Дуся протянула на открытой ладони горсть мелочи. – Веришь-нет, Танюша, от твоих «улыбок» на душе теплеет.
Продавщица улыбнулась старой женщине, взяла пятачок, и к «улыбке» с повидлом добавила «улыбку» с изюмом:
-А это от меня. Кушай на здоровье. Как ты у меня булочку купишь, у меня всегда торговля хорошая. Видать, рука у тебя легкая.
Старая женщина отошла в сторону и села на перевернутый ящик. К ней тут же подкатил свою тележку Серёга-чайник:
-Баба Дуся, чаю, кофе?
-Чаю.
-С сахаром, с лимоном?
-Давай и с сахаром и с лимоном, – и она протянула пятачок.
Серёга положил в разовый стаканчик дольку лимона, растолок его и насыпал сахара. Потом налил из термоса кипятка и бросил пакетик чая.
-Осторожно, горячо.
Старая женщина взяла стаканчик за самый верх:
-Спаси тебя Бог, Серёжа.
-Хороший ты человек, баба Дуся. Придешь, и на базаре светлее становится.
Старая женщина съела булочки, выпила чай и задремала под ровный гул базара. И мнилось ей, будто она пчелиная матка. И сеет улыбку в каждую ячейку-палатку. И улыбки вырастают в радость, а самые крепенькие – в счастье. И почет такой матке и уважение отовсюду. Только бы вредители не пробрались, а то клещ какой присосется или пчелиный волк налетит, а то и просто дикие пчелы, и тогда конец. Потому как она, матка, может только сеять улыбки, а защиты от вредителей у нее никакой нет.
Старая женщина тревожно встрепенулась.
-Давай, бабка, дуй отсюда.
Она подняла глаза – мент нахально ухмылялся. Старая женщина не стала спорить, а, привычно втянув голову в плечи, засеменила прочь с базара.
Город раздраженно хмурился ей вслед. Серые фасады зданий нависали сверху. Машины шипели шинами по асфальту.
Старая женщина знала, что ей достаточно распустить волосы, стать Алёной, и город улыбнется ей рекламными проспектами, зазывая в магазины, обещая скидки по дисконтным картам, а здания заиграют зеркальными окнами в модных оправах, отражая все великолепие молодой женщины.
Все так просто.
Но, сегодня подстраиваешься под город, и он тебе рад, а завтра меняется мода. И снова подстраиваться? А потому старая женщина упрямо шла вперед, на набережную. Там кто-то милосердный поставил скамейку к городу задом, к реке передом. Здесь, у реки, которой было все равно, как выглядит ее гостья, старая женщина дождалась ночи.
С наступлением темноты исчезли преграды, и теперь город уже не мог ничего видеть. Он, конечно, зажег фонари. Но в их неровном свете невозможно разглядеть ночи.
Старая женщина, запела городу, словно своему непутевому сыну, колыбельную. Постепенно город успокоился и затих. Дыхание его стало ровным. На улицах появились сны. Сначала тревожные, а потом все более и более светлые. И тогда она пошла домой.
Открылась дверь:
-А, это ты, мам.
-Сынок, ты ужинал?
-Я жду Алёну. Мам, ты иди.
-Давай, я приготовлю тебе. Я знаю, как ты любишь.
Ответом ей было молчание.
Старая женщина вздохнула и пошла в спальню. Надела слишком длинный халат. Распустила волосы. Русые волосы рассыпались по плечам. Алёна тщательно расчесалась.
Вошел муж. Залюбовавшись женой, он прошептал:
-Какая ты у меня красивая.
Алёна снова вздохнула и пошла на кухню, где ее ждало брошенное утром полотенце.