Зима в наших краях в этом году выдалась на редкость удачная. Ни единой оттепели. И крутых морозов не было. Снега – выше головы. Его даже в городе не успевали убирать, а к малым деревенькам дороги сумели прочистить только во второй половине марта. Подошло самое время и Максиму навестить свой домик в деревне, где он не был с ноября. Основная часть домиков в этой деревне принадлежит городским, используется только в летний сезон, а коренные местные жители остались лишь в трех ветхих домишках.
Дорога в деревеньке прочищена только на главной улице. Никаких съездов и даже следов к дачным домикам нет. Удостоверившись, что с его домиком все в порядке, Максим решил заглянуть к ближайшему местному соседу Павлу Петровичу. Взглянув в сторону его домика, увидел, что тот сам навстречу идет.
– Привет, Максим! – взмахнув рукой, издалека прокричал тот.
– Здравствуйте, Павел Петрович! Как живы, здоровы? Не одичали здесь за зиму?
Павел Петрович, крепкий старик лет семидесяти пяти, в стареньком, но еще довольно приличном полушубке, в подшитых валенках, твердой походкой подошел к Максиму. Поздоровавшись за руку, бодрым голосом подметил:
– Разве сейчас возможно одичать? Электричество – всю зиму бесперебойно. Телевизор и радиоприемники – тоже справно работают. Эти два километра дорога не прочищена была, так не беда. Хлеб да пироги бабка печет не хуже, чем на городском хлебозаводе.
– А баба Дуня как себя чувствует?
– А что с ней случится. Да, вон она сама сюда идет.
Подошла баба Дуня. Поздоровавшись и поговорив «обо всем и ни о чем», баба Дуня вдруг задает вопрос на засыпку:
– Максим! Ты в городе, поближе к народу. Тут по приемнику толкуют, чтобы отпустили политического заключенного Ходорковского. Я думаю, что он совсем даже не политический, а настоящий ворюга из тех, которые всю страну разворовали, налоги не платят. В городе старушки кричат, что пенсия маленькая. А с чего ей больше быть, если тащат по своим карманам вот такие Ходорковские.
Максим пожал плечами. Не успел раскрыть рот, как Павел Петрович тут же вставил:
– Чтобы заработать политическую статью надо не воровать, а наоборот. Вот у нас в деревне случай был. Десяток минут есть? Тогда расскажу.
– Павел Петрович, а куда нам пенсионерам торопиться!
– Жил у нас в деревне Гришка Капитонов. На семь лет постарше меня был. В Армию его призвали в самом конце войны. Подошел по возрасту. Просился он, как и другие ребята, на фронт, но попал в Литву. На борьбу с «лесными братьями». Боролся он с ними больше двух лет. Хорошо боролся! Однажды не повезло - попал под пулеметную очередь. Долго валялся в госпитале и вернулся домой, вроде как в сорок восьмом летом. За плечами вещмешок, на груди орден и две сверкающие медали, два костыля в руках. В колхозе работник из него никакой. Долго с костылями бродил. А когда поокреп, поставили его продавцом в наш сельский магазин. Парень грамотный, голова работала, а тяжелые мешки мужики помогали перетаскивать. Да и товара было: хлеб, соль, сахар, да спички, ну вино и водка – само собой. Иногда подсолнечного масла бочку привезут.
Одним словом, все было прекрасно, если бы, будь он неладен, пятьдесят второй – неурожайный год. Все, что с полей убрали – пришлось сдать государству в счет обязательных поставок. Еще и не хватило. Деньжонки, что от «излишнего» молочишка выручили – все ушли на погашение недопоставленной продукции. На трудодни тогда колхозники ничего не получили. В которых семьях мужики с фронта вернулись, тем полегче было. А бабы с ребятишками… Куда деваться? Картошка, да капуста со своего огорода и все… Неделями без крошки хлеба. Хлеб в пекарне пекли, в магазин привозили, а не купить. Денег нет. Во всей деревне зарплату получали около десятка человек: пять учителей, два работника почты, ветврач, фельдшер с сестричкой в медпункте, библиотекарь, двое в сельсовете и продавец магазина.
Смотрел-смотрел на голодных ребятишек наш Гришка, поехал в райцентр и получил устное разрешение завести в магазине «черную книгу». И стал он отпускать, не более, как по одной буханке хлеба в неделю многодетным бабам. Их долги строго заносил в свою «бухгалтерию». Все бы шло нормально, но, видать, какой-то хлюст хотел выслужиться, настучал на Гришку. Приехала ревизия. У Гришки в магазине обнаружили растрату и ту самую тетрадь с записями долгов. Суммы сходились до копейки. В тот же день всей деревней собрали недостающую сумму, отнесли в магазин. Но это не спасло. Магазин закрыли, Гришку увезли в райцентр.
– Так что, за это Гришку арестовали? – не вытерпел Максим.
– Погоди! Не торопи. Гришку забрали. Потом был суд. Судьи тогда особо не врубались в суть дела. По требованию обвинителей признали Гришку врагом народа, но дали не десять, как требовал обвинитель, а девять лет. И на том спасибо!!! И орден, и медали от Гришки отняли. Он ведь враг народа.
Все это происходило около Нового года, а в начале марта Сталин умер. Пришел к власти Маленков. Вот я лично считаю, что это был самый толковый руководитель, что пришлось нам пережить. От налогов стал освобождать колхозников, цены на все продукты снизил. А самое главное, что уже летом и Гришка из лагерей вернулся. Оправдали его. Медали и орден вернули. Снова в магазине работать стал. До самой пенсии. Но с тех пор в долг у него никто больше не просил. Вот какие времена были!
Павел Петрович покряхтел, вытащил из кармана старинный портсигар, затянулся ароматным дымком беломорины, и как бы заключил:
– Мельчает сегодня политик. Не в ту сторону мозги у него направлены. Вот Гришка наш и не хотел, а по политической статье, как враг народа, прошел. За то, что голодным людям в долг хлеб государственный давал. Видать, нельзя было. А этот бабкин Ходорковский, будь он неладен, миллионы, или миллиарды уворовал от государства, можно сказать от народа, и туда же в политические норовит. А некоторые, по телевизорам, по приемникам разным, пытаются его народным защитником представить. Опоздал он, на полных шесть десятков лет. Вот бы его вместе с нашим Гришкой на тот суд… Политическая статья была бы ему обеспечена, без всякого сомнения. А так что сказать? Опоздал, да и только. Да Бог ему судья, пусть сидит за воровство! Глядишь, к концу срока и статус «вора в законе» ему присвоят.