Ой! Мама родная!
На склад сапоги резиновые привезли. Всех размеров. А я ведь не стандартный. Нога 46 размера и подъём высокий. Не всегда подходящие подберёшь. Своим говорю:
-Славяне, я на склад.
- И мы с тобой.
- На поезд ведь опоздаете.
- Пешком дойдём. Авось от ствола недалеко.
Раньше ведь как, выписал 5кг гвоздей, берёшь 20. На смену одна таль положена, берём три. И всё сходило. А кладовщице что, "Горняк" ей талон с красной полосой принесёт, все спишется. Из шахты возврата нет. А в хозяйстве сгодится.
Затарились мы основательно. Кто чего домой прихватил, на «горах» спрятали и в клеть. На поезд конечно опоздали. Пошли пешком по откатке. Тут светлей и суше. Мимо прогромыхал состав порожняка. Колобок ловко прыгнул на буфер последнего вагона. Перевернул каску лампой на затылок. Мудёр! Шли быстро и обсуждали предстоящие выходные. Погода на «горах» стояла превосходная. Перед самой лавой решили перекурить. Заходим в проходную сбойку, а там Колобок с бурильщиками уже лясы точит. Мы расселись на сваленных горбылях и вернулись к разговору о выходных.
- Может на Осётр махнём?- предложил я, - Колобок, поедешь?
- Не, я с этой получки памятник матери закажу. Слушай, мужики, у кого на даче цветы красивые есть, хочу на могилке посадить.
- Памятник. Цветы. Я уже и забыл, где мою закопали..,- с какой-то утробной злобой пробурчал один из бурильщиков.
Все онемели.
- Ты чё!? мать ведь!? – растерянно проговорил Колобок.
- Мать, мать…Собакам её отдать! – продолжал неистоствовать он.
-Ну, ты силён!
- Чего силён!? Она по десять хахалей за год меняла. Я по ночам к соседям убегал. Хорошо меня тётка забрала. А то…
- Чего, а то?!
- Да ничего. Я уже и не помню, была ли вообще у меня мать - бурильщик вскочил, схватил трёхметровый бур, но, споткнувшись о рельсу, зацепил своей железякой троллею. Шара-а-ах! – сноп оранжевых искр осветил сбойку.
- Ой! Мама родная!!! – дурниной заорал он.
- Во, сразу вспомнил, - с какой-то глубокой грустью проговорил Колобок.
***
Путина
В шахте всегда мрачно. Уголь чёрный, порода серая, вода грязная. Правда, из кровли по фильтрам течёт родниковая. Но фильтр фильтру рознь. Парнишка один напился и «крякнул». Врач потом на общем наряде говорил, что крысиным ядом отравился. Водопой у них там был, что ли? Я крыс имею в виду.
Вообще, крыса занятный зверь. Мы когда помоложе были - развлекались: брали кусок алюминиевой проволоки, загибали оба конца крючком; на один конец вешали кусок сала или колбасы, а второй цепляли за траллею так, чтобы до рельса оставалось сантиметров двадцать. Притихнем и смотрим. Вот она, зараза, прыг на рельсу. На задние лапки становится и за колбасу. Ка-ак шарахнет! Визгу, писку. Но если живой останется, уже ни один сородич её больше не подойдёт. Разговаривают они меж собой что ли?
На стихи меня потянуло. А мне скоро уже 23. В далёкой юности я конечно баловался (кто ж тогда не баловался). Как-то сидим в лаве, на запасном штреке (напряжение на нашем крыле выбило). Колобок подкалывает: «Бугор, Муза не прилетала?» Мне конечно приятно, что он завёл разговор о стихах.
- Ага, в форточку.
- Ну - ка!
И я вроде бы нехотя:
Скоро, скоро День Шахтёра
Мой любимый праздник.
Погуляю я тогда,
Как большой начальник.
Бригада ревёт от восторга. Я доволен, как слон. Смех-то смехом, а воротник всегда кверху мехом.
Работали в первую смену. Порожняка, как всегда не хватало. И в этот раз он закончился в середине рабочего дня. Выключили все механизмы. Тишина гробовая. Только в шахте можно так тишину слушать. Чу, на штреке буфера вагонеток стучат – Колобок эмульсию привёз. «Пойду,- думаю,- помогу ему перекачать». Пока долез, он уже сам справился. Полвагона всего привёз. Смотрю на него – какой-то он не такой.
- Что случилось-то? – спрашиваю его.
- Ты знаешь, что мне мать всегда говорила?
- Чего?
- Уголь - любимый камень дьявола.
- Уголь - наш хлеб.
- Ага, то-то мы хлещем водяру и им закусываем. Слышь, бугор, давай с тобой куда-нибудь вербанёмся.
- Как это?
- Я в газете читал, в Новомосковске контора открылась, вербуют на юг, на север. Но мы поедем на Дальний Восток. За путиной.
- А что это такое?
- Не знаю, наверное, рыба такая.
- Пристипома.
- Нет, путина. Конечно, лучше всего на китобой бы попасть. Представляешь…
Но тут заработал лавный конвейер, и я поехал на нём к комбайну. Подали порожняк. Пока ехал на скребках, наш с Колобком разговор не выходил у меня из головы. Да мало ли чего ему на ум придёт? Он середины не приемлет - или на море или под землю. ( От удачной рифмы у меня в груди аж замлело все.) Колобок он и в Африке Колобок. И я забыл о нашем с ним разговоре. Но ненадолго.
День рожденье мой отмечали бригадой в парке. Тогда в моду входили шашлыки. Ну и дома, с родными, само собой. Колобок подарил мне томик Есенина. И у меня напрочь съехала крыша. Рыба путина стала сниться по ночам. Жена испугалась. Испугалась по-настоящему. Вызвала своего старшего брата. Я его очень уважал. Потом мою сестру. Она хоть и младшая, но влияла на меня здорово. Уговоры их не действовали. Я со слезами на глазах доказывал им, что в шахте работать неохота. Мне сушит мозг эта работа. «Хочу скандалить, хочу мириться и вновь в кого-нибудь влюбиться». Жена посмотрела- посмотрела, покрутила пальцем у моего виска и сказала: «Езжай». Я еле утра дождался. На шахте в нарядной увидел Колобка и к нему.
- Едем ?!
- Погнали!
***
«Владик»
Устроились мы с Колобком в строительное управление №14. Почему не на рыбацкое судно? Колобок и слышать не хотел, ни о каких плавбазах. Он внаглую забрал у сопровождающего наши трудовые книжки и паспорта. Три дня ночуя на вокзале, мы обивали пороги рыболовецкого порта Владивостока. Но так как у нас не было ни прописки, ни паспорта моряка, ни судовой специальности нам везде отказывали. А когда Колобок начинал нести чушь о китобое, откровенно смеялись в лицо. У железнодорожного вокзала мы увидели доску объявлений с длинным списком специальностей. Требовались рабочие на местные стройки.
- Ладно, пойдём в строители, – сдался Колобок, - да заодно акклиматизируемся, а то я день с ночью перепутал.
В конторе посмотрели наши трудовые книжки. Потом посмотрели на нас и аттестовали. Я стал бетонщиком второго разряда, а мой друг транспортным рабочим. Оно и понятно, во мне росту под два метра, а он метр с кепкой.
Комнату дали в общежитии. В ней уже жили два парня. Тоже, как и мы вербованные, только давно. По замашкам показались нам мужиками «тёртыми». Денег у нас было мало. Но Колобок тут же в общежитии продал кому-то свою электробритву. Познакомились с соседями. Ребята вроде ничего. Они стали готовить ужин, а нас послали в магазин, как-никак новоселье. Мы вышли из общежития. Дорога, начинавшаяся от его парадного входа, резко уходила вниз. Владивосток на сопках стоит. Это холмы по-нашему. Нашли магазин. Но ни водки, ни вина, даже пива там не было. Спросили у продавщиц, а они говорят: ничего вы ребята здесь не купите. Идите в ресторан. Во Владике «кабаков» море. На любой вкус и цвет. Оно и понятно - портовый город. Тут же рядом с универмагом находился один из них. Ресторан «Утёс» при гостинице «Волна». У входа стоял милиционер и вовнутрь нас не пропустил. Почему? Он тут же популярно объяснил. Какие-то «черти» (моряки) сняли» «кабак» на четыре часа. Впускают только женщин. Бывает же такое?!
Потоптались мы у входа, потоптались и пошли в другой ресторан, благо он рядом находился.
- Эй! Богодулы! Тормознись. – окликнул нас приятный девичий голос.
Мы обернулись. Девчонка, да такая красивая! Колобок даже рот раскрыл.
- Что оттянуться решили?- как-то запросто спросила она.
- Да нет. Водки хотели купить. А там…
-Знаю, знаю. Давай деньги, схожу.
- Щас! Шнурки поглажу, – съязвил Колобок.
-Держи карандух! – И она бросила ему в руки свою сумочку.
Сумка была необыкновенной красоты и формы, в виде морской раковины. Мой друг, как загипнотизированный отдал ей последние 25 рублей. Да-а, сумочка была класс. Да и девчонка тоже. Мы смотрели ей вслед, думая каждый о своём одинаково. Не было её с пол - часа. Колобок уже стал волноваться.
- Слушай, может, у неё билет студенческий в сумке или ещё что… Давай посмотрим!
- И полезешь?
- Чего жрать будем?! – и он решительно открыл сумочку.
В ней лежало зеркальце, губнушка, ещё какая-то мелочь и целая кипа презервативов в яркой упаковке.
- Жвачка – с знанием дела определил Колобок.
- Закрывай! Идёт! - Щёлкнул изящный замочек.
Девушка принесла две бутылки водки, бутылку сухого вина и целую стопку разных бутербродов, завернутых в салфетку.
- Может, пойдём, сухенького выпьем? – как-то извиняюще предложила она. Отказать мы не посмели. Зашли за угол ресторана. Метрах в двадцати от здания площадка резко обрывалась. Мы подошли к самому ее краю. Внизу виднелись крыши пятиэтажек. А ещё дальше раскинулась ночная панорама залива «Золотой рог». Мне доводилось видеть нечто подобное – служил этих местах, а Колобок остолбенел. «У-о-оххо!» – выдохнул он.
За спиной я услышал шаги. К нам подходили человек семь парней.
- Ну, чего там у тебя!? – спросил один из них нашу знакомую.
- Вербота галимая, - ответила она и протянула ему две бутылки водки. «Для сугрева, как раз» - прогундявил кто-то из них. Мы оказались в невыгодном положении. Позади обрыв, а спереди толпа явно враждебно настроенной к нам шпаны.
- Ша!!! Киндер!!! - заорал Колобок и выхватил у девчонки бутылки. И тут же разбил их друг о дружку. Не сговариваясь, мы бросились прямо на них. От неожиданности парни шарахнулись в стороны.
- Пидарасы! Псы! Попишу! – орал Колобок, размахивая острыми горлышками разбитых бутылок. Кто-то из ребят нервно хихикнул.
- Точно, пидарасы, - Колобок удивлённо посмотрел на меня. «Гоп-стопники» явно давали слабину, и я кожей чувствовал - товарищ мой заводится.
- Фуфло поганое! В асфальт закатаем! – продолжал накручивать он себя.
Чего мне не хотелось так это лезть в драку с «местными».
- Ладно, Вить, хер с ними. Пошли! Пошли! – я обнял его за плечи и увлёк за собой.
Всю дорогу до общежития Колобок ругался по фене. В чем, в чем, а в ней мы разбирались, так как жили в шахтёрском посёлке, где две трети населения прошли через зоны. Он и назывался поначалу – «101 километр».
Когда вошли в общежитие, я увидел у Колобка в руках горлышки от бутылок.
- Да брось ты это стекло. Чего его в комнату тащишь?
- Перед мужиками невдобняк. Они ведь ещё с пробками, - смущённо проговорил он.
***
После шахты работа на стройке показалась нам раем небесным. Солнце. Птички поют. Трава зелёная. Девчонок симпатичных не меряно. Чего не работать. И мы работали.
***
Как-то вечером к нам в комнату зашла воспитатель общежития Люба.
- Ну, как новички вам у нас?!
- Голодно – пробурчал Колобок. Она замешкалась. Но ненадолго.
- А вы походите по нашим знаменательным местам.
- Это куда? – заинтересованно спросил мой друг.
- В землянку Лазо.
- Да что я шахты не видел? – разочарованно хмыкнул Колобок и потерял к ней всякий интерес.
Любе было лет тридцать. С круглыми глазами, рыжая толстушка. Толстая, но не рыхлая. «Наверное, холостячка или муж алкаш - подумал я – глаза какие-то просящие». Она неловко потопталась и обиженно сказала: «Зайдите ко мне. Я хоть ковёр вам дам» И ушла.
- Колобок, сходи. А то у тебя вся стена в раздавленных клопах.
- Тебя пригласили.
- С чего ты взял?
- Чую.
***
В субботу мы поехали на электричке за город. На берегу Амурского залива - огромные красные валуны. И сосны, как будто из меди сделанные, спускаются прямо к океану.
- Гля!!! – заорал Колобок
- Ты чего? – я посмотрел в направлении, куда он указывал. В десяти метрах от нас, на валуне, сидела наша недавняя знакомая. Рядом было расстелено одеяло, на котором лежали бутылки, закуска и сидели два парня, из тех. Я и сообразить не успел, как Колобок, будто из пращи выпущенный, метнулся к ним. Он шпане и подняться не дал, и как футбольные мячи погнал их в залив. Уже в воде, парни вскочили на ноги и бросились в разные стороны. Колобок подошёл к обомлевшей от испуга девчонке: «Ну чё, кошёлка! Глаз на жопу натянуть?!». Она вскочила с валуна, задрала и без того короткую юбку и, сверкая красными трусиками, побежала в сторону железнодорожной платформы.
- Лови сеанс, Чича! – захохотал Колобок.
Взяв в руки одну из лежащих на одеяле бутылок, он прочитал: «Абу Цембел. Бальзам. Ну чё, забубучим?!»
В общежитие мы вернулись поздно вечером. Сразу легли спать. Утром встали, почистили зубы. Поесть было нечего. И мы снова завалились.
Вечером один из соседей дал нам кастрюлю нечищеной картошки. Колобок повеселел и замурлыкал: «Тула веками оружье ковала, стала похожа сама на ружьё. Слышится звон боевого металла… Чича! Дай нож! Я почищу ее!!!» Чтобы время бежало быстрее, я решил почитать и открыл томик своего Есенина наугад: « Помните, вы всё, конечно, помните…» Но тут распахнулась дверь, и вошёл второй сосед. «Слышь, туляки, там, через умывальник человек двадцать пять местных залезли. Ищут по этажам маленького и здорового. Не вас ли?»
«Тертые» мужики как-то заегозились и незаметно исчезли. Я лежал и читал. Колобок чистил картошку. Минуты три мы соображали.
- Что делать-то будем, Колобок?
- Не знаю.
- Может, отсидимся?
- Может.
Мы замолчали. Но просто так сидеть и молчать было невмоготу.
- Сейчас бы человек пять туляков, с кем сюда ехали, – проговорил Колобок.
- Мечтать не вредно - резюмировал я.
- Давай твою кровать разберём!
- Чего мою - то?
- Она у тебя полторашка.
Надо было что-то делать. Всё равно что.
- Давай – я сбросил подушку, одеяло, матрац.
- Ну, чего дальше?
- У меня дома, у матери такая же стояла. Тут прутья в спинке сталистые – сказал Колобок.
Мы голыми руками отвинтили сильно приржавевшие шарики, которые вместо гаек стягивали дужки кровати. Но прутьев в них не оказалось. Было по-прежнему тихо.
- Может, ушли?- спросил Колобок.
- Вряд ли, зачем тогда приходили – ответил я.
- Вотна!! Сорок четвёртая!! – прокричал кто-то за дверью. И сразу многоголосый гул пошёл по этажу. Дверь была филёнчатая. Раз десять её наверное до нас выбивали. Один раз я приложился (Колобок ключ потерял). Так что надежды на неё не было никакой.
- Ломай! – сказал кто-то с той стороны.
Но сломать её они не успели. Я схватил табуретку (благо она была армейская, с дыркой посередине) и вместе с коробкой вышиб дверь в коридор. Удачно: двоих самых нетерпеливых вырубил сразу. Колобок драться умел и бился, как уссурийский тигр. Да и я не подкачал, махал табуретом, как Васька Буслай оглоблей. Нам еще помогал узкий коридор: всей толпой одновременно кинуться на нас они не могли. А троих, четверых мы вырубали моментально. Я табуреткой, Колобок голыми руками. У местных были ремни с тяжёлыми, флотскими бляхами. Так что нам тоже доставалось. С полчаса шла жуткая махаловка. И они дрогнули. Мы гнали их до самого первого этажа. До самой вахты, оставляя на лестничных клетках, в соплях и крови поверженных. Ну, прямо Куликово Поле. Опомнились на вахте. Перед морским патрулём. Если бы была милиция, смели бы и её. Впрочем, они тут же приехали.
И вот мы в КПЗ. Побитые, все в крови. Своей и чужой. Очень возбуждённые. У меня живот располосован. Чем «писанули», когда?! Часа через два пришла медсестра. Нас отвели в умывальник. Мы умылись. Она перевязала меня и дала нам по таблетке седуксена. С нас сняли показания и отвели обратно в камеру.
Наутро, у следователя мы узнали: что человек семь (вырубленных) задержали. И никакие они не местные, а такая же «вербота», как и мы. Потом пришла наша комендант общежития и о чём-то долго разговаривала с капитаном. Заявление мы писать отказались, и нас отпустили.
В общежитии комендант пригласиланас к себе. Не в кабинет, а в свою комнату. Она жила в нашем же общежитии. Поставила самовар, напоила горячим чаем. От неё мы узнали, что она коренная тулячка. И дед её, и отец родились в Туле, в Заречье. В тридцатых годах её арестовали, и она попала в лагерь на Дальний Восток. Когда освободилась, ехать было не к кому. Родители умерли, муж погиб на фронте, детей у них не было. Разговаривали мы долго. На прощание она сказала нам: «Ребята вы хорошие, но уезжайте на Родину. Пропадёте здесь».
***
Бойлерная
Дверь в комнату мы вставили. Колобок даже оштукатурил коробку. Но из общежития нас выселили. Комендант куда-то звонила и дала нам новый адрес. По нему мы не поехали. Куда ехать с такими рожами. У Колобка чудовищно распух нос (много лет спустя, я посмотрел итальянский фильм «Сеньор Робинзон», вот точно такой же, как у главного героя после его посвящения в воины). Да и я выглядел не лучше. Выручила воспитатель Люба. Она дала нам ключ от подвала. Там находилась приличная бойлерная. Мы на время устроились в ней.
Раны заживали. Настроение улучшалось. Колобок как-то говорит:
- Что-то ты стихов давно не писал. С тётей Музой поссорился? Чего молчишь?!
- Природа Дальнего Востока
Души моей не всколыхнула.
И вдохновение раз тока,
Чем-то по пузу полоснуло.
-Ого! В шахте бы такого никогда не написал!
-Да пошёл ты!
-Ну, чего обижаешься!? Мне и вправду твои стихи нравятся.
-Стихи не кормят.
Но я ошибался. Как-то пришла нас проведать воспитатель Люба. Глаза у неё, были уже не просящие, а какие-то восхищённо-удивлённые. Что на меня нашло!? Я Сразу экспромтом выдал.
И жемчуг редкий и алмаз
Теряют цену перед нами.
Когда она глядит на нас
Чуть удивлёнными глазами. Она даже расплакалась. Достала записную книжку, шариковую ручку. Попросила записать ей это четверостишие. И... Дала нам взаймы тридцать пять рублей.
К следующему её приходу, у меня была заготовочка:
Вчера мы чуть не дали дуба.
Её рука, что Божий дар.
Лишь прикоснётся только Люба.
Исчезнет боль. Угаснет жар.
Стихи ей очень понравились И опять я записал их ей в записную книжку. Но денег не дала. Милая, рыжая толстушка! Да и где ей было их взять. Оклад-то, рублей шестьдесят наверное был...