Внученька 2 часть
Нюра неторопливо хлопотала по хозяйству. Вздрогнув от крика, доносящегося с улицы, она застыла посреди двора и настороженно стала поджидать развязки. Со всех ног, с криками и возгласами, как очумелая, неслась к ней соседка:
- Нюра, гостья к тебе! Только что с автобуса сошла. Девушка какая–то молоденькая. Сама слышала - тебя спрашивала. Я как услышала, сразу к тебе побежала, может, какая родственница нашлась, чует мое сердце – хорошую весть она тебе несет… Ой, Нюра, неужто радость в твой дом придет? - запыхавшись, тараторила соседка.
От неожиданных новостей Нюра выронила из рук тазик с зерном и запричитала:
- Ой, Клавдия, нет ведь у меня никакой родни, сама ведь знаешь. К добру ли, а, Клавдия?
Гостья не заставила себя долго ждать, вскоре представ за калиткой.
- А тетя Нюра здесь живет? - спросила она нежным детским голоском.
Нюра, остолбенев, глядела на непрошеную гостью. На нее смотрела юная девушка в скромном цветастом платье и смущенно теребила подол.
- Заходи, милая, в дом, - только и смогла она произнести.
Еле поднимая свой старенький чемодан, девушка послушно направилась в дом. Видно устала с дороги, соседушки только переглянулись между собой. Махнув на Клавдию рукой - мол, все потом, Нюра побрела следом за гостьей в дом. Дрожащими руками поставила чайник на горячую печь и заговорила:
- Сейчас чаю свеженького заварю, варенье у меня вишневое есть. Ты не стесняйся, доченька, вон бери там чистенькое полотенце, умойся с дороги да и присаживайся за стол. Вот тебе тапочки, надень их, ноги, небось, устали, от городских-то башмаков? Сама не знаю для кого и вязала, вот и пригодились, вот и славненько. А зовут-то тебя как, доченька?
- Тоня меня зовут. Антонина…
- Вот и будем знакомы. А ты пей, доченька, чай и не стесняйся, - потчевала Нюра. Спрашивать что к чему, язык не поворачивался, да и зачем - расскажет сама, когда захочет. А пока что Нюре и так хорошо. Давненько у нее не было гостей…
- Даже и не знаю, с чего начать и как представиться… Может быть, невесткой? - Антонина то ли говорила, то ли спрашивала неуверенным голосом. – Вы, конечно, можете меня прогнать, обругать, только мне все равно идти некуда. Мы ведь не были расписаны с вашим сыном, все времени не было, думали, успеем. А тут его в служебную командировку отправили, да видно, надолго, заграницу… Сами понимаете, без штампа он не мог меня с собой взять, да и торопился он очень… А тут еще – это… Я даже не успела ему сказать. Я метнулась к маме, а она – в слезы и в крик: опозорила якобы ее. Сказала - куда угодно, лишь бы с глаз долой, чтобы не срамила. Я совсем растерялась. А ваш адрес я нашла случайно. Только не прогоняйте, тетя Нюра - куда же я пойду, мне ведь скоро рожать, - заплакала она горючими слезами.
- Бог ты мой, как же я сразу не приметила, бедное мое дите, что же тебе пришлось пережить, - Нюра заходила по избе, обреченно причитая себе под нос. Тут к ним и соседушка Клавдия присоединилась, и они уже теперь втроем до глубокой ночи обсуждали свалившуюся на голову непростую ситуацию. Хоть внешне Нюра и держалась суховато, а душа при этом ликовала не на шутку. Что ни говори, а такая весть Нюре пришлась очень даже по душе, тут уж сердечко само подсказывало:
- В тесноте, да не в обиде - будешь мне дочерью, - решила и постановила она. Если все так, как ты говоришь, помогу, чем смогу, и заживем не хуже других.
Уложив уставшую гостью, Нюра как-то облегченно вздохнула и вышла на крыльцо. С неба ярко мерцали звезды, а ночной ветер гладил по щекам, словно обнадеживая на хорошее будущее. Она тихо плакала. Ведь все могло бы быть иначе, а не так. Где же носит ее нерадивого сыночка, и как ему живется на чужбине? Жив ли, здоров ли, справляется ли со всем, и свидятся ли они когда–нибудь. Неужели отец не увидит собственного ребенка? И повторит ребенок судьбу своего отца… Горько было об этом думать, но мысли не оставляли Нюру. Вытерев слезы, она вернулась в дом. Надо лечь спать, а завтра будет новый день, и он принесет им новые заботы, и все будет хорошо…
А потом было много счастливых и добрых дней. Нюра и не знала раньше, как это хорошо иметь дочь. Антонина оказалась хорошей, доброй девушкой и настоящей опорой, и помощницей во всем. Ладили они между собой больше, чем близкие люди, понимая друг друга с полуслова. Каждый вечер их навещала соседушка Клавдия, и в такие тихие вечера не было счастливей людей, чем эти три женщины.
К осени Антонина родила дочь Настеньку. Родилась она тяжело, причинив своей матери все муки женской доли.
- Что делать, не она первая и не она последняя, – переговаривались между собой соседушки. Но не тут-то было: вместе с родами резко подорвалось душевное здоровье Антонины, и в нее вселилась непреходящая хандра. Теперь же она целыми днями лежала, уткнувшись в подушку, и молча изучала пустым взглядом точку на стене… Что-то в ней сломалось, что–то надломилось в этой доброй и молодой женщине. Как бы ни тормошили ее, ни уговаривали, она оставалась безучастной ко всему происходящему. На просьбы покормить свою дочь, она отрешенно, но послушно кивала головой, и Нюра с Клавдией торопливо прикладывали малышку к маленькой женской груди.
- Да что же мы ее мучаем-то, Клавдия, али молока коровьего нет. Ты же видишь, «пустая» она, откуда взяться молоку в этом ослабленном теле, - Нюра страдала, вместе с ней. – Не уберегла я ее, радость свою, - всхлипывала она, нежно гладя русые волосы Антонины. - Видно не выдержала переживаний и страданий одиночества.
Столько переживаний выпало на ее молодую судьбу, а сколько раз Нюра слышала, как она ночами плакала в подушку. Как же Нюра ее понимала, как же она ее жалела, пропуская всю душевную боль Антонины через себя. Спасибо соседушке Клавдии: не бросила в трудную минуту, все около них вертится. То простирнет детское бельишко, то просто посидит с дитем. Ведь помимо хозяйства, на Нюре два ребенка. Одну надо накормить с ложечки, а другую – с бутылочки. Счастье и беда теперь тесно соседствовали в Нюрином доме…
продолжение следует...