Это было самое обыкновенное, хотя и очень красивое лесное озеро, заросшее по берегам тростником, окруженное густыми зарослями, с темно-синей искристой водой. О нем знали только олени, изредка приходившие на водопой, да еще пара черных лебедей, каждый год возвращавшихся к своему гнезду в ивняке. Прочие лесные обитатели предпочитали не приближаться к озеру – уж очень тихо там было, и даже в самый ветреный день на его гладкой поверхности лишь изредка пробегала легкая рябь.
Близился вечер. Над озером громко звенели большие зеленые стрекозы, тростник тихо шелестел под прохладным ветром, а из-под воды бесшумно поднимались широкие листья кувшинок.
На середине озера всплыла голова в венке из тростника, перевитого ивовыми плетями. Прозрачные, как родник, глаза окинули берег внимательным взглядом и голова снова скрылась под водой. А через мгновение в тростниковых зарослях поднялась озерная нимфа. При виде ее лебедь-самец захлопал крыльями, громко закричал, вытягивая по-гусиному шею - здоровался.
Нимфа была совсем юной, хрупкой нежной, небольшого роста, и она еще ждала от мира какого-нибудь необычайного доброго чуда. Вода потоком струилась с ее полупрозрачного одеяния и длинных, до самых ступней зеленоватых волос, когда нимфа вышла на берег.
Как и положено мелкому водяному божеству, она имела две изящные ножки, а не рыбий хвост, как русалки. Что же касается одеяния, то носила она его больше для соблюдения правила, запрещающего нимфам ходить нагими – боги высшего ранга не терпели конкурентов!..
Нимфа – ее звали ЭллИя – постояла, ожидая, пока с нее окончательно стечет вода, и медленно побрела по берегу. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и только красно-золотая полоска на верхушках далеких гор, напоминала о том, что ночь еще не вступила в свои права.
Эллия прислушалась но вокруг было тихо. В ивняке завозился лебедь, устраиваясь поудобнее, и тоже затих. Нимфа огорченно оглянулась на лес и побрела было дальше, но в это время заросли тихо зашелестели: на берег вышла кентавресса примерно одного возраста с Эллией.
-Эллия!
Нимфа поспешила навстречу подруге.
-Лианна! А я уже подумала что ты не придешь. Ты сильно запоздала!..
Кентавресса, черноволосая, кареглазая, очень смуглая девчушка, беспокойно переступила изящными копытцами, и слабый лунный свет неожиданно смело отразился от их глянцевой поверхности.
-Люди, - неохотно ответила она. – Сейчас середина лета, и они сильно беспокоят нас. Наверное, нам придется уйти в горы.
Эллия понимала ее. Или, во всяком случае, старалась понять.
Последние несколько веков кентавров безжалостно истребляли, травили и преследовали, не давая спокойно жить, и, хотя кентавры не оставались в долгу, их надежда на сохранение заключалась сейчас в одном-единственном последнем клане, в состав которого входило всего-то девять семейств. Семьдесят шесть кентавров – вот все, что осталось от некогда могучего и мудрого народа. Однако сама Эллия считала, что бегством проблемы не решить.
-Переходите поближе к моему озеру, - предложила она. – Здесь безопасно, а сатиры поймут и не тронут.
Лианна пожала тонкими плечиками.
-Как решит СехО. Он вожак. К тому же здесь безопасно именно потому, что нет кентавров… А почему сегодня не поют русалки? Попроси их! Я люблю слушать их пение…
Эллия негромко хлопнула ладошкой по воде – и тут же вынырнули пять русалок в одинаковых венках из ивовых веток. Они взялись за руки и поплыли в неспешном завораживающем танце, оглашая вплотную подступившую уже ночь тихой протяжной песней.
Кентавресса замерла. Ветерок пошевеливал упругие колечки ее волос, раздувал длинный хвост, и, если бы ни это, Лиану вполне можно было принять за статую из редкого коричневого гранита. Эллия тоже заслушалась и сильно вздрогнула, когда Лианна неожиданно ударила у песок передним копытом.
-Ах, как вы счастливы! – воскликнула она. – Как бы мне хотелось тоже уметь петь так, как вы, заманивать, губить презренных двуногих, истреблять истребителей, не зная жалости, как они истребили почти весь мой род!..
-Не ты одна, - тихо возразила Эллия. – Не только кентавры, но и сатиры, и лесовики, и лесные мавки, и дриады – многие!.. Недавно люди убили дриаду, что жила в старом дубе. Правда, я плохо ее знала…
Лианна оскалилась.
-Вот видишь! Ах, как я жалею, что не родилась русалкой или вампиром!..
-Что ты, что ты! – маленькая нимфа в ужасе отступила от подруги. – Вампиры – темные демоны!.. Да разве допустил бы такое Аполлон?!
Кентавресса горько рассмеялась.
-Почему бы и нет? Ведь допустил же он, чтобы люди истребляли нас только потому что мы – «не такие»!.. Впрочем, боги – тоже «двуногие», и им тоже нет до нас никакого дела, им мы тоже чужие… У богов две ноги, у людей – тоже две, а у кентавров – четыре! Значит, кентавры – «другие», «чужаки», выродки…
Эллия вдруг подбежала и ладошкой зажала Лианне рот. Обе насторожено прислушались, но потревоживший нимфу звук не повторился. Ливана опустила голову, потом тряхнула волосами и бросилась в озеро взбивая пену и возмущая донный ил. Эллия засмеялась – и кинулась следом. И вскоре в темной глубине ночного озера исчезли все заботы и тревоги, которые волновали их обеих.
…Когда пропели вторые петухи и небо на востоке начало окрашиваться в розовые тона Ланна выбралась на берег отживая густые волосы.
-Тебе уже пора? – с грустью спросила Эллия.
-Да, - кентавресса встряхнулась. – Скоро рассвет…
-Ты придешь вечером?
Лианна снова пожала плечами.
-Не хочу обещать. Как решит отец.
-СехО так строг?
-Сейчас – очень. Да это и не строгость – это страх за нас всех. В одиночку ходить стало опасно, перекрыты все тропы… Но если Сехо решит все же остаться – я приду.
Лианна помахала подруге, так и не вышедшей из воды, почти бесшумно скрылась в зарослях.
-Не очень-то она решительна, - послушался из тростника недовольный скрипучий голосок. – Если б захотела - давно отмстила бы!.. И другие тоже…
-А тебя не спрашивают, - отозвалась Эллия – Замолчи, не то отправлю назад, к Малке! Будешь знать, как подслушивать чужие разговоры!..
Голос принадлежал бесенку, которого Малка, болотная ведьма, прислала Эллии в подарок. Эллия хорошо понимала, что болотной ведьме что-то надо от нее, но Малка пока молчала. Бесенок жил в тростнике уже четвертый год, вел себя примерно, в озере не безобразничал, к русалкам не приставал, а на хозяйку и вовсе боялся глаза поднять лишний раз.
С прочими же лесными и озерными жителями пониже рангом он был довольно бесцеремонен и самым хамским образом приставал к водяным и молоденьким дриадам, феям лешачихам и прочей мелочи, вытворяя такое, что они надолго теряли свой естественный цвет, становясь буро-малиновыми. Впрочем, надо отдать ему должное: все свои хамства бес творил только тогда, когда никого из «высших» поблизости не было, и он ни разу не был «пойман за руку».
Что касается Эллии, то она с улыбкой выслушивала жалобы оскорбленных в лучших чувствах многочисленных «возлюбленных», после чего самым невинным голосом интересовалась, что именно проделал с ними неугомонный бес и как это они позволили ему ТАКОЕ? Обычно ябедники заикались, краснели и уходили. Эллия разыскивала бесенка, грозила перекрестить, если тот не утихомирится, и перепуганный бес на какое-то время затихал. Но потом начиналось все с начала.
Таким образом, в подконтрольном нимфе районе единственной проблемой оставались люди, которые с фанатичным упрямством продолжали гоняться за сатирами кентаврами и дриадами – «чужаками».
Эллия подплыла к ивняку и заглянула в лебединое гнездо, в котором лежали три крупных яйца. Лебедушка подплыла с другой стороны и уселась на кладку, умильно поглядывая на Эллию. Та вздохнула. Порой и ей хотелось пожить так, как ее любимцы, но увы, боги не интересовались нимфами, а сатиры не были интересны ей самой…
Внезапно кусты громко зашуршали, и захрустели, словно кто-то, не зная тропы, ломился напрямик сквозь заросли. Однако этот непривычно громкий звук скорее удивил, чем испугал нимфу: даже люди никогда бы не осмелились причинить вред нимфе, зная, что у каждой из них есть покровитель из числа настоящих богов, а то, что нимфы зачастую сами не знали о них, не имело никакого значения. Поэтому Эллия спокойно смотрела на заросли, явно не желавшие пропускать незваного гостя, и почти не удивилась, когда на берег буквально продрался исцарапанный запыхавшийся мальчишка лет двенадцати, крепко прижимавший к себе что-то отчаянно брыкавшееся и старающееся вырваться.
Присмотревшись повнимательнее, Эллия поняла, что тащит он маленькую сатирессу, копытца которой были еще слишком мягкими, чтобы серьезно поранить похитителя. Воровато оглянувшись, мальчишка рысцой потрусил по берегу, предварительно отвесив девчонке увесистого тумака чтоб не вырывалась!..
Прозрачные глаза нимфы вспыхнули холодным светом и она выскочила на берег, преградив мальчишке дорогу
-Стой! – ровным голосом приказала она, замораживая его на месте льдистым взглядом. – Отпусти ее!
Челюсть у мальчишки отвисла, как у слабоумного, он покорно разжал руки и выпустил сатирессу, которая немедленно спряталась за Эллию.
-Зачем она тебе? – тем же морозным голосом спросила нимфа.
-П-прод-дать… х-хотел… на б-ближа-айшей я-арм-марке… - заикаясь от ужаса, прошептал мальчишка. – За них б-большие д-деньги д-дают…
-Убирайся! – с неизведанной доселе ненавистью процедила Эллия. – Ты же ведь не знаешь дороги сюда?..
-Н-нет…
-Прекрасно! Пошел вон!
Мальчишка попятился, не в силах отвести от нее взгляда, потом повернулся… но в этот момент из тех же кустов выскочила группа взрослых сатиров. Одна из сатиресс бросилась к освобожденной девочке, остальные же с яростью набросились на незадачливого похитителя.
Эллия с полнейшим равнодушием наблюдала за ними, абсолютно не интересуясь судьбой мальчика, что, впрочем, являлось отличительной чертой всех божеств ее ранга. А когда сатиры ушли, унеся с собой окровавленное бездыханное тело, аккуратно засыпала свежим песком кровавые пятна. Русалки, наблюдавшие за происходящим из озера, разочаровано вздохнули: добыча досталась не им.
Эллия шикнула на них и, посмотрев вверх, нырнула в глубину озера. Днем, в самые жаркие часы, и речные, и лесные божества забивались в прохладные норы. Только лешаки, которым все едино – что день, что ночь! – шныряли по всему лесу и пакостили, где только могли…