Бедный маркиз

Антон Рысаков
Франц. Sadisme – садизм, крайняя жестокость, от имени собственного французского писателя маркиза де Сада (marquis de Sade, 1740-1814 гг.), страдавшего этим половым извращением и описавшего его в своих эротических романах. (Современный словарь иностранных слов.)

Это ж подумать только – оказывается, садизмом можно страдать! Какое-то масло масляное получается… Хотя, ежели мозгами пораскинуть, так выходит, что, пожалуй, и можно. Представляете, вот охота вам кого-нибудь слегка выпороть… от всей души, а он – такой-разэтакий – ну, ни в какую не желает! Вот беда-то – как же тут не страдать?!

И все свои долгие 74 года де Сад страдал. Садизмом, понятное дело. Да и как не страдать, если 40 лет своей жизни маркиз провёл в тюрьмах. Но не где-нибудь, а в крепости Пьер-Ансиз, замке Сомюр, Венсенской башне, в Бастилии (которой бы точно присвоили имя де Сада, не будь она сгоряча разрушена свободолюбивыми французами в 1790 году), Шарантоне… Сидел и сочинял. Как В. И. Ульянов-Ленин. А что ещё оставалось делать бедному маркизу – в камере-одиночке разве над кем-нибудь поиздеваешься? Вот, стало быть, он и сублимировал – описывал, как было бы хорошо, если бы…

Как жаль, что не осталось ни одной фотографии маркиза! И поклонникам садо-мазо нечего повесить над своей постелью… Кстати, всего лишь через 22 года после смерти маркиза де Сада родился ещё один страдалец – Леопольд фон Захер-Мазох, тоже ставший писателем, только австрийским. Нетрудно догадаться, что его именем названо ещё одно извращение – мазохизм.

Его бы к нам, этого самого Мазоха – вмиг бы вылечился! Особенно в моральном плане.

… Как всё-таки печально, что маркизу де Саду и Л. Захер-Мазоху не суждено было встретиться на этом свете…

Но не следует думать, будто маркиз был совсем уж нехорошим человеком – вовсе нет. Де Сад был очень даже благороден. В смысле породы – это уж без всяких сомнений: предками маркиза были мальтийские рыцари, аббаты-писатели, юрисконсульты, моряки и даже одна женщина – Лаура, воспетая Петраркой.

Однако благородство происхождения не мешало маркизу быть честным и скромным. «Да, я распутник, и признаюсь в этом, я постиг всё, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда… Я распутник, но не преступник и не убийца…» – вот как откровенен великий бунтарь и богохульник, предвосхитивший наш нынешний здоровый интерес к сексу.

О скромности же буревестника сексуальной революции – Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сада – свидетельствует его завещание, в котором он желал быть погребённым в простом деревянном гробу в лесу на его земле в Мальмэзоне, в яме, вырытой в первом же попавшемся кустарнике. «Как только яма будет засыпана, надлежит набросать сверху желудей, дабы потом и место названной ямы, и кустарник выглядели как прежде, и следы моей могилы исчезли с поверхности земли. Ибо я льщу себя надеждой, что память обо мне сотрётся из людской головы». Как бы не так!

И шумят теперь дубы над прахом вечно живого маркиза…