Корни. Часть вторая. Отец

               

                С вечной благодарностью и благоговением к родителям
                нашим, жизнь нам даровавшим.
               
Отец мой, Полев Василий Николаевич, родился в Воронежской губернии, на берегу Хопра, на хуторе Горелка Песковского, ныне Борисоглебского района.
Хопер он вспоминал всю жизнь мечтательной и уходящей в даль прошлого улыбкой.
Фамилия Полевых значится в ревизских сказках села от 27.04.1835 год, где записаны Степан Васильевич Полев и Калина Макарович Полев. Оба значатся как самостоятельные домохозяева.
В начале 20-го века, перед революцией, в селе жили представители фамилии:
Павел Иванович Полев, зажиточный домохозяин, в хозяйстве которого имелся набор сельскохозяйственной техники: конная молотилка, конные грабли…
Отец вспоминал зажиточность своих родственников….
У Павла Ивановича Полева было три сына: Василий и Андрей, пропавшие в жерновах войны. Андрей числится в архивах как осужденный на 10 лет лагерей в ВОВ за излишние разговоры и позже реабилитирован. Неизвестно только, при жизни ли…
Третий сын Павла, по счету скорее всего первый, был офицером царской армии, участником Первой мировой войны, при Советской новой власти был первым председателем сельского совета.
В мае 1919 года началась эпопея "зелёных" штаб которых располагался в с. Макашевка. Они начали разгонять с/Советы и уничтожать сторонников советской власти. Когда они пришли к председателю Полеву, он сумел организовать отпор, но впоследствии погиб вместе с продотрядовцами
Герой вместе с рядом однополчан захоронен у здании школы в селе Горелка
Хозяйство Полевых располагалось в начале излучины Хопра и представляло собой небольшой пятистенный дом. Уличная фамилия Полевых в то время была Савкины.

Дед, Николай Степанович, в начале 30-х был вынужден резко бежать из родного села по причине становления колхозного строя. Полевых в хуторе было много, все родственники. Жили зажиточно. Имели также сельскохозяйственную технику: крупорушку, конные грабли.
Один из двоюродных братьев отца был комсомольским активистом и, имея видимо доступ к какой-то информации, говорил уже своему отцу:
- Отдай, папа, все. Ни за что не держись… Он оказался прав...
Уехал дед из дома зимой, в самую стужу.
За ним приходили. Но, не найдя самого, с семьей ничего делать не стали.
Сняли только дверь с петель.
В семье, кроме отроческих лет Александра и Василия, были малолетние дочери, Мария с Раисой. да малолетний братишка Илья.
Уехав, дед обосновался в Грозном. Советской власти там, видимо, еще не было. Как не было ее в понимании обычного советского человека, и в семидесятые.
В самом начале их,будучи у грозненских родственников в гостях , я наткнулся на местную газету. Там рассказывалось о слабой воспитательной политической работе в каком-то ауле. Поскольку там один крепкий дед в семьдесят лет взял третью шестнадцатилетнюю жену, а со школьного бала украли выпускницу с целью взять замуж.
В Грозном жить было можно и освоившись, дед перевез туда семью.
Отец закончив техникум связи в Гудермесе, ушел в армию. Отслужив, через три месяца был взят на войну.
На фронте, как связист по специальности, был при штабе армии И. Конева.
Это была печально известная 19-я армия и Вяземский котел, в котором было взято в плен 600 тысяч солдат.
Отец был в их числе.
При очередном резком наступлении немцев штаб переместился, предоставив рядовым штабистам право выбираться из окружения самостоятельно.
Выбирались в тумане. Выйдя из леса к реке, увидели вдалеке смутные силуэты людей в военной форме. Приняв их за своих, направились к ним. Подойдя ближе поняли, что это немцы. Но было поздно.
Плен, начавшийся в октябре 1941 года, пролился до сентября 1945, оставшись тяжелым и не смываемым клеймом на всю жизнь.
В плену люди тоже жили. Были там и промыслы. Отец, хваткий на мастеровитость, освоил сапожное дело. Немецкий солдат, как и советский, был зачастую голоден. И стоя на посту, часовые посылали пленных красть селедку из охраняемого склада, подавая лазутчикам предупредительные сигналы.
Туалеты в лагере представляли собой платформу, поднятую на сваях метра на полтора. Под ней стояла бочка для фекалий. В туалет ходить можно было только по одному. Когда собиралось двое-трое, то пост (часовой) давал по ним очередь из автомата. И кто-то сваливался в бочку.
У меня, ребенка, проходил от этого рассказа мороз по коже.
В плену отец прошел пешком в колоннах всю восточную Европу.
Путь пешком до Германии, Судеты, Гаркау... Последний сербско лужицкий городок Баутцен...
Из него пленных уже гнали на Запад.
Конец войны был предопределен и пленные, видимо. Чувствовали это. Как чувствовали и свой близкий конец.
Отец решился бежать. Больших и хитрых планов не строил, заговора тоже не было. Просто проходя через очередной населенный пункт мимо домов немецких бюргеров, и воспользовавшись туманом, толкнулся в калитку. Не в первую, но последняя оказалась открытой.
Спрятался в коровьем хлеву, питаясь сушеной кормовой свеклой. Конечно же, его обнаружили. Но Советские войска наступали и это дало шанс на выживание. Мнения в окружении бюргера разделились. Работник уговаривал хозяина пленного сдать. Он, боясь уже за собственную жизнь, не стал делать этого. Вошедшие в городок войска принесли отцу долгожданную, выстраданную и не легкую во всей будущей жизни свободу.
Его отдали под опеку пары автоматчиков, которые повели свободного теперь узника одевать.
Победители решали все просто. На взгорке стоял двухэтажный дом. Там отец и получил первую после четырех лет плена гражданскую одежду.
Снег под сброшенной лагерной одеждой был черным. Не от грязи. От вши.
Примеры безобразного мародерства в своих рассказах отец не приводил. Но входя в дом, они брали все, что было нужно. В этом же доме стояло молоко в банках. Отец взял одну. Наперерез бросилась немка, уговаривая не пить. Но как могла испуганная немка уговорить победителей? Отец выпил. И ослеп.
Что это было, он ни тогда, ни позже не понял. Но благополучно выздоровел. Просился в наступающие войска. Но, видимо, по пленным была строгая установка. Его с собой не взяли, а отправили в Союз. Проверка Смерша была обычной и закономерной, доверия не было. Отца со многими другими отправили в Мордовию на лесоразработки, на станцию Свеженькая Зубово-Полянского района.
От Свеженского лесхоза в поселке Ряньзя был лесозаготовительный завод, где отец работал.
Здесь впервые  познакомился с матерью, первый муж которой погиб на фронте.
Отработав положенное, вернулся в Грозный. Но туда на какое-то время вернулась Советская власть. Чеченцев уже выселили, их аулы заняли русские семьи.
 В семье отца из-за него, то есть из-за его плена, начались проблемы.
Появились сложности у брата Александра, служившего по броне в пожарной охране. Грозный был городом нефтяников, немцы туда рвались и пожарные части равнялись военным. Было еще что-то. Семья посоветовалась, и продав телку отцу на дорогу, попросили уехать.
- Василий, уезжай… Из-за тебя мы страдаем…
Отец сам все понимал и вернулся туда, где уже что-то знал. В Мордовию. Устроился опять на завод в Ряньзе, контора которого была в Свеженькой.
И сошелся с матерью моей, жившей в соседней деревушке Жульевка.
И вся жизнь его на двадцать пять лет оказалась связанной с Салтыковским околотком деревень Рязанщины.
 В сорок девятом году родилась сестра, Александра.. Отец еще не совсем уверенно чувствовал себя после пленного прошлого и регистрировать ее боялся. Видимо были основания. Поэтому, родившись на светлый праздник 9-е Мая, у сестры днем рождения значится будний июньский день.
Я родился в 1953 году.
В лесу он проработал шестнадцать лет. Труд был уже свободным, но каторжным. Подьем в пять утра, три километра в любую погоду до завода, и день тяжелой физической работы.
Мордовские леса были дикими, много водилось зверья, встреча с волками была не в диковину. Зимой они встречали стаей, располагались сидя по ходу путника полукругом и наблюдали. После такой встречи отец купил ружье, стоившее тогда шестнадцать рублей и продававшееся без разрешения.
Завод закрыли в конце пятидесятых годов прошлого столетия. Отец в колхоз сразу пойти не мог, так как привык к стабильному, хотя и маленькому, в тридцать рублей, денежному довольствию.
Но в колхозе не было и этих денег. Отец нанялся пасти личное стадо. Затее брался за все. Плотничал, шелевал дома. Шелеванные, то есть обитые струганной дощечкой дома входили в моду, служили показателем достатка. Их и сейчас можно еще увидеть в сохранившихся деревнях нашего края.
Работал продавцом в Жульевском и Салтыковском магазинах, пекарем в Салтыково и совхозе "Свобода". В магазине получил растрату в три тысячи рублей, что не было по тем временам из ряда вон выходящим случаем. Но деньги были огромные. Их с трудом собирали на погашение и с еще большим трудом отдавали.
У Федяя Шишкина из соседней деревушки Толстовка научился валять валенки, которые многие годы позже приносили стабильный доход. Колодки для них я храню у себя в гараже.
Позже деньги стали платить и в колхозе, времена менялись.
Отец стал пасти скот в колхозе, овец, коров, телят. Дослужился до зав. фермой. Но его слабостью была сострадательность. Сплошь и рядом были военные вдовы, и у каждой были дети. Отец всегда шел навстречу и закрывал глаза на прихваченное ведро комбикорма или обрата.
Неблагодарность же заключалась в том, что позже бабоньки начинали выяснять, кому он больше дал и почему. В то время подобная сострадательность грозила тюрьмой.
Но времена уже менялись. Отцу даже предложили вступить в партию. На что он с умудренной простотой и улыбкой ответил:
- когда надо было, вы не взяли, а теперь и мне ни к чему…
С угасанием родной деревушки Жульевка началась агония деревень, которую мы продолжаем наблюдать  теперь. Отец вовремя почувствовал ее.
В подмосковном Ступино в сильном колхозе работал зять, муж моей сестры Янков Петр. Он и подобрал родителям моим неплохой деревянный дом в одной из деревень.
Свой небольшой домишко отец пристроил Толстовскому старичку Митяю Шаеву. Тот дал задаток, а когда надумал его забрать назад, было уже поздно.
Мы, дети, были уже на своих ногах, все почти в Москве и переездом своим родители продлили нам и внукам своим радость общения с родовым гнездом.
Несмотря на трагичность своего отъезда из послевоенного Грозного, у отца всю жизнь были светлые отношения с семьей. Все они писали письма друг другу, семья не распадалась.
Разбила ее глупость государственная советских руководителей, приведшая к развалу в стране и войне в Чечне. Там, где можно было спрятаться от Советской власти, на закате её русским стало невозможно жить.
Старость отца, родителей была спокойной.
Умер он своей смертью, изношенный войной и трудом, на 79 году жизни.
Перед смерть физически обессилел, с трудом одевая телогрейку.
Но умер на своих ногах. Мне провидение дало благодать видеть его за три дня до кончины, уже больного, но в ясном уме.
Вечная память...

Информация из лагерной картотеки

Фамилия Полев
Имя Василий
Отчество Николаевич
Дата рождения/Возраст __.__.1919
Место рождения Воронежская обл., Песковский р-н, с. Горелка
Дата и место призыва 17.09.1939 Октябрьский РВК, Грозненская обл., г. Грозный,
Октябрьский р-н
Последнее место службы 8 пс 19 а
Воинское звание мл. воентехник
Причина выбытия попал в плен (освобожден)
Дата выбытия 07.10.1941
Название источника информации ЦАМО
Номер ящика Картотека ФЗСП и АЗСП