- Пост номер девять, трёхсменный, суточный. Охране и обороне подлежит: водозаборные скважины гарнизона, опечатаны печатью номер… - повторив табель своего поста я подтянул ремень со штык-ножом и подсумком с магазинами, застегнул наглухо шинель, сменил в сушилке сапоги на валенки и, взяв из пирамиды автомат, вышел со сменой на заряжание.
Моя смена была последней, третьей и потому на улице фонари освещения уже вовсю боролись с рано наступающей зимней темью. Сегодня мне предстояло заступить на девятый пост. Постов в нашем карауле было десять, но шесть из них находились в пределах ограждения полка, на его внутренней территории. Четыре же оставшихся были по ту сторону забора. Седьмой и восьмой охраняли ППЛС и склады техники, до них было - «руку протянуть», километр – два, и хотя там тоже кроме часовых не было круглые сутки ни души, но всё же это было рядом, за парой сопок и в тихие минувшей осени вечера до них доносились отзвуки происходящих в части событий. Можно было услышать, как с песнями батареи идут на ужин, как играет полковая труба зарю, как взрывает дружным хохотом полк тишину на просмотре кинокомедии в летнем «кинотеатре - Комарике». А вот девятый и десятые посты находились совсем далеко от какого-либо жилья, в поросших соснами сопках. Когда караулу, по какой-то причине, не давали машину, смена топала туда больше часа, и для любого разводящего это было сущей каторгой, весь его караул проходил в постоянной смене постов. Не успев вернуться в караулку и наскоро хлебнуть стакан чая, он вновь вешал на плечо автомат и, приняв смену заступающую на посты, отправлялся утюжить сапогами летом – песок, а зимой - снег на эти проклятые Богом места подлежащие охране и обороне. Там не было ничего, кроме торчащих из земли оголовков водозаборных скважин с глубинными насосами да нагнетательной водонапорной станции, работающей в автоматическом режиме. За всё время хождения туда в караул я так и не встретил никого из обслуживающего персонала, только скачущие по ветвям белки да крики птиц вносили разнообразие в светскую жизнь этих мест. Но то летом. Зимой же тут всё вымирало, и только что-то вздыхало за толстенными кирпичными стенами, не имеющими окон и прочно вросшими подёрнутыми мхом кирпичами в песчаный грунт этих сопок.
Сегодня машина в карауле была. Загрузившись в неё, мы сели на лавки, разводящий свистнул водиле, 66 рявкнул мотором, дёрнулся и покатил в сторону ворот части. Это был мой десятый, или около того караул. На внешние посты сразу с первого караула никогда не ставили. Оказаться в кромешной ночной тьме один на один с лесом, пусть и имея за плечом заряженный боевыми патронами автомат, но при этом выслушав от «начкара» инструктаж по поводу того, что литровая банка отравленного дерьма вылитая в напорный коллектор гарнизона способна в считанные часы вывести из строя всю нашу дивизию, плюс пару кадрированных квартирующих тут же, а также всё мирное население городка в придачу – удовольствие не для начинающих. Но… рано или поздно доходит очередь и до этого поста. В этот раз созрел для него и я.
И вот спустя некоторое время необходимое на дорогу и смену поста, остался я с тёмным, зимним лесом и ответственностью за мирный сон десятка тысяч человек, посапывающих в уютных кроватках за моей украшенной «калашом» спиной один на один. Пока вдали затихал рёв мотора «шишиги» было терпимо, пока ещё как-то светила сквозь тучи луна, биться было можно тоже, но когда тишина наступила полная, а месяц завалился спать в уютную перину не ко времени подвернувшейся тучи, возникло некое ощущение дискомфорта. Как-то вот неуютно стал я себя ощущать один перед лицом грозящей гарнизону опасности. Если смотреть прямо перед собой, то виделось как стволы сосен, сливавшиеся с общим ночным фоном, стали дополняться крадущимися за ними диверсантами, подтаскивающими к скважинам вёдрами боевые отравляющие вещества. Но если направить взор чуть выше, то уже боковым зрением картинка прорисовывалась чуть лучше и надобность в применении оружия на поражение откладывалась. А ещё этот тулуп, что достался мне с плеч стоящего до меня часового. Я ощущал себя в нём беспомощным болванчиком. Его полы скользили по снегу, скрипящему под ногами, а воротник убегал за накрытую шапкой макушку головы. Хотя в нём было тепло, как в пригороде Анапы в разгар курортного сезона, но всё же спустя некоторое время я предпочёл мёрзнуть в одной шинели. Два часа непроглядной ночью, среди разбросанных по сопкам сосен, два часа с впервые свалившейся на мои плечи столь серьёзной ответственностью… Как же бесконечно долго тянулись эти два часа на посту! Но всё в жизни рано или поздно заканчивается. Вот где-то далеко первый раз рявкнул на подъёме в сопку мотор машины, вот звук её стал совсем отчётлив, а вот и замелькали за соснами фары.
- Пост сдал! – доложил я моей смене. Доложил бравым и без намёков на дрожь голосом. Каким же крутым мужиком я стал спустя эти первые два часа в моей жизни, проведённых вдали от людей с боевым заряженным автоматом в руках! Гарнизон спал спокойно эти два часа, в том числе и потому, что водозабор всё это время находился в надёжных руках.
…А спустя четыре часа я вновь проклинал всё на свете и «боковым зрением» отметал диверсантов от бесформенных стволов сосен в моём больном воображении.
Ночи зимой долгие. Они дают возможность не только один раз за свой цикл почувствовать себя крутым мужиком молоденького часового на удалённых от жилья постах…
P.S. Спустя некоторое время сходить на девятый пост для любого часового, в любое время суток и любой стоящий на дворе сезон становится столь же обыденно, как заплывающему жирком гражданскому лицу в булочную через дорогу… Всё же армия делает из парнишек настоящих мужчин, чтобы там разные злопыхатели не говорили обратного!