Гл. II. http://www.proza.ru/2011/04/01/343
III
Устроив мула и задав ему корма, Эврилеон возвратился в дом. Его товарищи, рассевшись вокруг очага, наблюдали за Эпикидидом, который деятельно взялся за приготовление ужина. Чтобы не быть стесненным в движениях, он скинул свой трибон и остался совершенно обнаженным. Отблески огня играли на его плотном мускулистом теле. Никто из меллиренов не придал значения его поступку, только жена жреца, увидев перед собой голого чужака, заметно смутилась, покраснела и отвела в сторону глаза. Эврилеон, исподволь наблюдавший за хозяйкой, усмехнулся. Он знал, что для многих периэков и илотов, особенно тех, что живут на окраинах Лаконики и в Мессении, вольность Эпикидида должна была казаться дикой и непристойной. Культ наготы, культ любования прекрасным телом, царивший в столичной Спарте, был им неведом. В подобные минуты Эврилеон воочию убеждался в справедливости слов их наставника педонома Дамохарета: спартанцы и их соседи совершенно разные люди; разные настолько, что одним никогда не дано понять до конца других.
Женщина скрылась за перегородкой и больше не показывалась на мужской половине. Хозяин сам принес спартанцам лекиф с оливковым маслом. Эпикидид плеснул его на большую сковороду и в мгновение ока соорудил гигантскую яичницу из двух десятков яиц. Пока он колдовал над ней, Элад нацедил в котелок вина, подогрел его на огне и разлил по кружкам. Каждому досталось по нескольку глотков горячего ароматного отвара, от которого начала растекаться по телу приятная теплота. Вскоре подоспела яичница. Шипящую сковородку сняли с очага и поставили посреди комнаты на большой пифос с солеными оливками. Зажаренные яйца клали на лепешку, накрывали сверху ломтиком сыра и запивали молоком. После нескольких часов, проведенных на ветру и морозе, эта простая еда показалась удивительно вкусной.
Как только голод был утолен, меллирены уселись кружком возле очага и стали сушить над огнем свои мокрые плащи. Повсюду, куда не поверни голову, в неровном свете огня мелькали коротко остриженные затылки, безбородые лица, крепкие руки и ягодицы. Сладковатый аромат горячего масла и вина мешался с едким запахом дыма, прелой материи и пота. В гул голосов вливался надрывный плач ребенка.
Занятый хлопотами, Эврилеон не заметил, когда в доме появился Филокл. Периэки устроились на ночлег в соседнем доме. Они знали, что у спартанцев не принято делить трапезу с людьми не их круга, и поэтому поужинал отдельно.
- Пришел попрощаться с тобой, господин! – сообщил Филокл. – Может статься, с утра уже не увидимся.
- Разве тебе с нами не по пути? – удивленно поднял брови Телеклид.
- Всегда рад служить тебе, господин, - отвечал периэк с подобострастной улыбкой. - Да только надо наведаться в Эгии к оружейнику Фуримаху, взыскать с него старый должок.
- Не тот ли это Фуримах, что выковывает щиты? – спросил жрец.
- Он самый, хозяин! – подтвердил Филокл,
- Достойный человек. Передай ему привет от меня. Скажи, что Трохил из Геронфры кланяется ему и желает здравствовать.
- Непременно передам! – пообещал Филокл.
- Сами боги послали сегодня тебя нам навстречу, - важно проговорил Телеклид. – Я не забуду твоей услуги. Сядь, выпей со мной напоследок. И ты тоже Трохил!
Предложение иларха следовало расценивать как выражение милости. И Филокл и хозяин-жрец почувствовали себя польщенными. Пусть Телеклид всего лишь мальчишка-меллирен. Кто знает, кем он станет через несколько лет? Да и отец его не последний человек!
Периэки расположились возле очага. Элад разлил остатки вина и поднес каждому его потир. Телеклид кивнул Трохилу. Тот на правах хозяина провозгласил:
- За нашу встречу, господин. Рад, что принял тебя под крышей моего недостойного жилища.
Телеклид сделал маленький глоток и опустил потир. Филокл и Трохил поступили точно так же. Если бы иларх выпил разом все вино, им следовало поблагодарить его и удалиться. Но поскольку Телеклид продолжал задумчиво вертеть в руках наполненную до половины чашу, это означало, что он расположен к беседе.
- Год был успешным, Трохил? – спросил иларх. – Из-за войны, наверно, было много приношений?
- Война, господин, - отвечал жрец, - одним дает, у других забирает. Нашей обители действительно кое-что перепадает от военной добычи. Но если поспрашивать горожан, найдутся такие, кому нечем похвастаться.
- Ваши оружейники вечно недовольны своими доходами, – презрительно усмехнулся Телеклид. - Пока спартанцы одерживают победы и несут на своих плечах всю тяжесть ратных трудов, вам периэкам, остается только набивать мошну.
Слова иларха не соответствовали действительности, и Трохил при желании мог бы ему возразить. Однако развивать эту тему показалось ему неразумным. Поэтому жрец промолчал.
- Фуримах из Эгии, говорил мне, что не смог распродать половины изготовленных им щитов, - сообщил Филокл. – На рынке в Спарте цены слишком низкие. Конечно, в Элладе лаконское оружие всегда пользовалось доброй славой, но пока наши гавани закрыты для афинских купцов, весь произведенный товар без толку лежит мертвым грузом.
- Глупости! – возмутился Телеклид. – Скажи еще, что мы сами должны вооружать наших врагов!
- Хе-хе, - смущенно хохотнул Филокл. – Твоя правда, господин. Я то же самое сказал Фуримаху из Эгии.
Иларх не удостоил его ответом. Воцарилась пауза. Прихлебывая вино, все трое молча смотрели на огонь в очаге.
- Нет ничего удивительного в том, что щиты подешевели, - вступил в разговор Менестрат, незадолго перед тем тихо вошедший в дом и остановившийся возле двери. – Слава богам, спартанцы бьют врагов, и добыча их не скудеет.
Трохил обернулся и бросил в его сторону быстрый взгляд. Эврилеон заметил промелькнувшее по лицу жреца удивление. Несколько мгновений тот вопросительно смотрел на Менестрата. «Эге! – сообразил юноша, - похоже, они знакомы!» Но башмачник ничем не подтвердил его догадки. Глядя прямо в глаза Трохилу, он невозмутимо продолжал:
- К чему другие примеры? Один здешний храм, если возникнет нужда, может вооружить целую пентекостию. Ведь известно, что после каждой победы цари шлют Аресу самый роскошный из захваченных ими доспехов. Я слышал, все стены внутри завешаны трофейными щитами. Среди них можно отыскать даже щит Орестова сына Тисамена.
Жрец отвернулся от Менестрата и поворошил кочергой угли.
- Увы, это не так, - ответил он. – Щитов в храме на самом деле много, но Тисаменова среди них нет. Едва ли что-то сохранилось от тех далёких времён.
Эврилеон подумал, что Трохил, безусловно, прав. Тисамен, о котором говорил Менестрат, был внук великого Агамемнона, предводительствовавшего греками в их войне против легендарной Трои. Потомки этого могущественного царя правили потом более ста лет в Арголиде, Лаконике и Мессении. Владычеству их, положило конец только нашествие дорийских племен, возглавляемое Гераклидами. С тех пор минуло почти восемь веков.
- Самый старый из известных мне щитов принадлежал мессенянину Аристомену, - вновь заговорил жрец. – Но только его никак нельзя назвать трофеем. Скорее это добровольное подношение победителя.
- Что? Щит смутьяна хранится у вас среди почётных даров царей? – удивился Телеклид. – Нелепость какая-то!
- Отнюдь, - спокойно возразил жрец. – Все именно так и обстоит, как я говорю.
Он обвёл взглядом застывшие лица меллиренов, усмехнулся в бороду и продолжал:
- Ваши наставники, без сомнения, рассказывали вам, что, спустя несколько десятилетий после первой Мессенской войны, началась вторая.
- Еще бы не говорили! – проворчал Элад. - Старик Хареад, наш доморощенный стихоплёт, поминает её по три раза на день.
- Тогда вы знаете, что более других побуждал сограждан к восстанию Аристомен, сын Никомеда, из царского рода Эпитидов. Вскоре после того, как мессеняне взялись за оружие, произошло сражение при Дерах. Исход его остался нерешённым, но Аристомен явил такие подвиги, что мессеняне после битвы хотели провозгласить его царём. Сын Никомеда отказался от этой чести. Тогда сограждане избрали его полномочным предводителем войска. Борьба, конечно, была неравной, и в конце концов лакедемоняне овладели всей Мессенией. В руках восставших оставалась только неприступная вершина Гиры. Отсюда они совершали дерзкие набеги на окрестные земли. Аристомен в этих предприятиях превосходил славою всех остальных. Раз поздним вечером он вышел со своим отрядом в поход и успел появиться перед восходом солнца в лаконских Амиклах. Он взял этот городок, разграбил его и ушёл прежде, чем из Спарты подоспела помощь…
Меллирены переглянулись. В их взглядах сквозило недоверие. Видимо, они в первый раз услышали об этом эпизоде Мессенских войн.
- Мои люди хотят спать, - недовольным голосом заметил Телеклид, - можешь говорить короче?
- Я постараюсь, господин, - кротким голосом произнёс Трохил. Однако Эврилеон, внимательно наблюдавший за лицом хозяина, заметил промелькнувшую в его глазах усмешку. «Определённо, он себе на уме, - решил юноша, - гнётся, да не ломается!»
- Аристомен, - продолжал свой рассказ жрец, - делал набеги и позднее, пока однажды не наткнулся на отряд лакедемонян, вдвое сильнейший, чем его собственный, и находившийся к тому же под предводительством обоих царей. Отбиваясь, он получил много ран и с остатками своих людей оказался в плену. Всех попавших в их руки врагов лакедемоняне кинули в Кеаду - пропасть, куда они обычно сбрасывали своих преступников. Товарищи Аристомена разбились, но сам он сумел каким-то чудом уцелеть и через четыре дня после казни выбрался из пропасти живым.
- Как же это ему удалось? – спросил Телеклид. – У него, наверно, отросли крылья!
- Говорят, Аристомен поймал за хвост лисицу, обгрызавшую трупы, - пояснил Трохил, - а потом, следуя за ней, отыскал едва заметную тропу и взобрался на крутую стену. В другой раз, понадеявшись на перемирие, он ушёл далеко от Гиры и попал в плен к критским наёмникам. Критяне, связав Аристомена, поволокли его в Спарту, а когда пришла ночь, остановились в доме одной мессенской вдовы. Ее дочь узнала Аристомена и постаралась напоить критян. Едва те уснули, она разрезала пленнику верёвки. Аристомен схватил меч и перебил всех врагов. Эту девушку позже взял себе в жёны Горг, сын Аристомена.
- Бабьи сказки! – хохотнул Кратесион. – Послушаешь старых илоток, ещё и не такое услышишь.
- Боги покровительствуют доблестным, - возразил Антикрат. – Так было и так будет. Вспомните Брасида!
Телеклид нахмурился.
- Ты хотел рассказать о щите! – напомнил он жрецу. – А вместо этого кормишь нас баснями.
- Я почти закончил, господин! – ответил Трохил. - По мнению Аристомена, добиться славы в битве даже ценою жизни не откажутся и другие люди; но для себя он считал необходимым чем-либо лично поразить лакедемонян. С этой целью он вошёл однажды ночью в Спарту и положил у храма богини «Медного дома» щит с посвятительной надписью: «Аристомен приносит богине дар из добычи спартанской». Разумеется, это было ужасной дерзостью, и некоторые из геронтов предлагали выкинуть Аристоменов дар вон. Но другие справедливо замечали, что щит теперь уже не просто щит, а подношение богине. Посягать на него – святотатство. Афина могла разгневаться. В конце концов приняли нейтральное решение. Щит отправился к нам в Геронфры, а подвиги Аристомена предали забвению. Помимо жрецов Ареса мало кто знает об этой истории.
- Мы тоже не собираемся о ней вспоминать, - сказал Телеклид, вставая. И не обращая больше внимания на периэков, он повернулся к своим подчинённым:
- Слушай меня! Выходим до рассвета. Всем, кроме часовых спать. Первая стража – Эврилеон и Антикрат, вторая – Дамипп и Зевксидам, третья – Эпикидит и Элад; потом будите меня с Кратесионом. Всё!
Филокл и Менестрат, сообразив, что время задушевной беседы истекло, с поклоном удалились. Трохил исчез за перегородкой. Меллирены стали укладываться, стараясь устроиться поближе к огню. Те, кому посчастливилось раздобыть овечьи шкуры, постлали себе постели, остальные примостились прямо на полу и укрылись влажными плащами. Все юноши, едва их голова касалась земли, мгновенно засыпали. Усталость и многолетняя привычка к дисциплине брали свое.
У очага остались лишь Эврилеон и Антикрат. Они молча глядели на огонь и прислушивались к звукам, доносившимся с женской половины дома. Слышно было, как хозяйка мерно покачивала подвешенную к потолочной балке люльку и тихо напевала колыбельную. Наконец ребенок замолк, и в доме воцарилась тишина, нарушаемая только свистом ветра в тростниковой крыше и сопением спящих…
- Завтра будем дома, - задумчиво проговорил Эврилеон, - как там нас встретят?
Антикрат, как и положено другу, сразу догадался, кого, не называя прямо, имел в виду Эврилеон.
- Она хорошая девушка, - сказал он.
- Конечно, хорошая, - со вздохом согласился Эврилеон, - только в последнее время она стала совсем, совсем другой… И увидится с ней теперь не просто. Порой мне даже кажется, что Горго решила меня избегать.
И юноша замолчал, погрузившись в свои мысли…
Вскоре после полуночи Антикрат разбудил Дамиппа. Тот спал возле двери, свернувшись калачиком, словно маленький ребенок. Грязные ступни ног нелепо торчали из-под рваного плаща.
- А? Что? – пробормотал Дамипп, приподнявшись, и некоторое время бессмысленно таращил глаза на товарища. Будь здесь Телеклид, ему бы здорово влетело за несобранность.
- Твоя очередь стеречь, - сказал Антикрат.
Зевая и почёсываясь, Дамипп побрёл к очагу, где уже сидел с кочергою в руке Завксидам. Пристроившись рядом, он подпёр голову руками и, глядя на огонь, стал что-то бормотать себе под нос.
- Послушай, - сказал он, - «В Спарте великой живу, где Еврот зеленеет осокой…». По-моему, хорошо получается…
И пояснил:
- Просодий для ближайших Гиакинфий.
- А-а, - снисходительно протянул Завксидам. Как и большинство лакедемонян, он не жаловал новых стихов и почитал только тех поэтов, имена которых освящены седой стариной. Уважающий себя спартанец, конечно, не станет заниматься стихоплётством. В Спарте на подобных людей смотрели как на забавных чудаков, тщетно старающихся выговорить на новый лад простые истины, давно уже отлившиеся в бессмертных гекзаметрах великих предков. Именно так относились в иле к Дамиппу: его не принимали всерьёз, над ним постоянно подтрунивали, впрочем, достаточно беззлобно – дескать, чего с простака взять, раз таким уродился?
Какое-то время сохранялась тишина. Потом Дамипп шмыгнул носом и сказал:
- Знаешь, мне надо… Ты посиди пока, я скоро…
Неодамон только усмехнулся в ответ. Покидать пост не полагалось, но пока Телеклид спал, можно было разрешить себе небольшие вольности.
Когда Дамипп оказался на улице, в лицо ему пахнул холодный ветер. По звёздному небу плыл яркий месяц, заливавший бледным светом пологие склоны Парнона. Юноша вздохнул полной грудью морозный воздух и вполголоса пропел пришедшие на ум строчки из Алкмана:
«Спят вершины высокие гор и бездн провалы,
Спят утесы и ущелья…»
Сзади скрипнула калитка, и послышались чьи-то шаги.
- Кто здесь? – с тревогой произнёс Дамипп.
- Это я, парень, не беспокойся.
Юноша узнал Менестрата.
- Что ты здесь делаешь? – спросил башмачник.
- Я… мне надо по нужде.
- Отхожее место сразу за сараем, но тропинка завалена всякой рухлядью. Ступай лучше через перибол.
Дав этот совет, Менестрат спокойно прошёл мимо. «Вообще-то, это я должен был спросить его, что он делает ночью на священной территории», - подумал Дамипп. Но минута была упущена, и теперь ему показалось неудобным окликать уходившего периэка. Дамипп открыл калитку и быстро побежал вдоль ограды. Занятый своими мыслями, он не заметил того, на что бы обязательно обратил внимание любой из его товарищей: лунный свет, проникая под портик, освещал полуоткрытую дверь храма, вопреки обычаю, она была не заперта…
Словарь терминов http://www.proza.ru/2011/04/01/346
Перекресток эпох http://www.proza.ru/2015/08/24/345