Первым делом я позвонила Кате на мобильный. Пока вместо гудков в трубке играла привычная мне Катина любимая «It`s my life», я почти не дышала. А если она не ответит? Позвонить домой? Но что, если ответит ее мама, я спрошу Катю, а она разрыдается в трубку? Мое воображение тут же нарисовало эту картину. Музыка все играла и играла. Сжав телефон, я отнесла его от уха. Она не ответит. Но едва я коснулась пальцем клавиши «сброс», как на мониторе вдруг высветилось Катино фото, и донеслось еле слышное «Алло».
-Алло, Катя?!- дыхание перехватило, я расплылась в улыбке.
-Марина…? Как ты себя чувствуешь? Все нормально? Где ты?
Я поспешила ответить на эти вопросы, пока их не стало еще больше.
-Кать, я дома, все нормально…- ответила я и тише добавила,- почти.
-Давай встретимся. Мне надо поговорить с тобой. Сегодня можешь?
-Да, конечно.
Мы договорились встретиться к кафе возле парка в восемь часов вечера. Теперь я буду мучить Катю вопросами.
В назначенное время я подошла к кафе. С улицы помещение отлично просматривалось, и я видела, что Кати еще нет. Как обычно опаздывает. На улице давно стемнело, как всегда в зимнее время, но было очень тихо и даже как-то не холодно, потому я решила не заходить пока в кафе и осталась ждать Катю на улице. На небе мерцали сотни звезд. Я бы сказала «тысячи», но, увы, через сплетенные голые ветви парковых деревьев я вижу только малую их часть. Нарастающая луна. Таинственно, красиво… я смотрела на горящий полумесяц и улыбалась. Сегодня он казался мне намного ярче, чем обычно, и даже крупнее. Интересно, чем это можно объяснить? Он, действительно, светится. Нет, я, конечно, знаю, что эффект свечения луны вызван всего лишь солнцем, но сегодня мне не хочется думать о науке. Этот бледный мистический свет тянул меня к себе, в нем было что-то, что привлекало меня всегда, но сегодня как никогда раньше. Наверное, я просто долго пролежала в больнице, нанюхалась лекарств, а теперь свежий морозный воздух возвращает к жизни. И все-таки луна манила меня. Мне всегда нравились фотографии с отражение луны в глазах. Это очень красиво, это цепляет.
-Марина! Привет!
Я вздрогнула, когда Катя подлетела ко мне. Я не успела даже ответить, а она уже крепко обняла меня. Мы вошли в кафе и сели за столик у окна.
-Извини, что опоздала,- бормотала Катя, снимая с себя шарф,- Честно скажу, выбирала, что надеть…
-Везет,- тихо сказала я, взглянув в сторону.
-То есть?- не поняла она.
Катя смотрела на меня и улыбалась, а я не знала, как сказать ей, что черная водолазка на мне это не желание, а необходимость.
-У меня на руке шрамы,- сухо заговорила я,- Я не могу носить открытые вещи.
Катя изменилась в лице. В ее глазах я прочитала жалость, это заставило меня от обиды стиснуть зубы. Я не хочу, чтобы меня жалели. Я не инвалид. Инвалиды, и те не хотят жалости, они хотят, чтобы их не считали ущербными. Так и я не хочу, чтобы на меня смотрели как на убогую. Я не потеряла работоспособность, хорошо себя чувствую, я не тронулась умом, в конце концов. Хотя после того, что я видела, это странно. Мне не нужны жалостливые взгляды в спину «Бедняжка, она вся в шрамах. Как же ей, наверно, тяжело». Конечно, мне тяжело, даже не смотря на то, что я, возможно, пока еще не успела ощутить свою «ущербность» в полной мере. Но мне будет еще тяжелее, если меня начнут жалеть. Катя уже смотрит не так как раньше. Как подумаю, что все мои знакомые начнут смотреть также, хочется попросить Амарока закончить начатое.
Остаток вечера я была не в настроении. Конечно, Катя пыталась меня приободрить, но от того мне становилось только хуже. Прежде, чем я решила уйти домой, она успела рассказать мне, что Егора так и не нашли, что тогда у нее был просто обман зрения. Она успела добежать до леса и провалилась по пояс в снег. Сотрудники станции нашли ее быстро. Но и этих нескольких минут хватило чудовищу, чтобы добраться до меня. Словно, все это было срежиссировано кем-то очень хитрым и расчетливым.
Еще Катя рассказала о том, что родители Егора угрожают Тарасу Васильевичу, они наняли целую бригаду сыщиков, которые будут искать Егора в тундре. Не знаю, что они надеются найти, страшно представить состояние профессора. А Лилино состояние, по словам Кати, заметно улучшилось. Как она сказала «подозрительно» улучшилось. Лиля старательно делает вид, что ничего не помнит, только вот актерскими способностями ее природа не наградила.
Уже на улице, когда мы с Катей вышли из кафе, я снова почувствовала себя лучше. Наверное, свежий воздух так благотворно влияет. Прощаясь, Катя обняла меня.
-До встречи, Марин. Не раскисай.
Я вздохнула. Ну зачем опять напоминать?
-Кстати, я весь вечер смотрю на твои руки, но спросить все как-то не получалось. А где твое колечко?
Я взглянула на руки. И правда, а где мое кольцо. В спящем безлюдном парке мне сразу стало как-то не по себе. Видимо, хорошо мне внушили, что кольцо лучше не снимать. Быстренько попрощавшись с Катей, я поспешила на остановку.
Вернувшись домой, я нашла маму уже спящей на диване. Сколько же она всего перенесла, пока я была в коме. У меня-то нет детей, мне не понять, но даже представить страшно. Я не стала будить ее и отправилась в ванную. Сейчас мне снова предстоит увидеть то, чем наградил меня призрак. С тех пор, как я вернулась домой, я старалась избегать зеркал. Конечно, я умывалась, причесывалась, красилась перед зеркалом, иначе нельзя, но взгляд мой не опускался ниже уровня подбородка. Мне не хотелось видеть шрамы. Словно я все еще отказывалась верить в их наличие на моем теле. Но мыться все-таки надо. В одежде мыться нельзя, а пройти придется мимо зеркала. Кажется, у меня развивается спектрофобия. Никогда бы не подумала, что начну шарахаться от своего отражения. Смешно и грустно. Но в ванну все-таки надо. И все-таки я не удержалась. Наивная. Можно было подумать, шрамы сами по себе исчезнут. Увы, они не только не исчезли, но и начали чесаться. Не хватало, чтобы этот монстр занес мне какую-нибудь заразу.
Ложась в постель, я думала о том, что завтра позвоню Андрею. Наверное, он еще не знает, что я вернулась. А еще я приняла решение во что бы то ни стало избавиться от шрамов. Для этого нужны деньги, которых у моей семьи нет. Мы с мамой живем вдвоем. Отец ушел от нас, когда мне было три года. Я не знаю, почему он так поступил со мной и мамой, но это и не важно. Важен сам поступок, а не его мотивация. Потому мне совершенно наплевать, почему он нас бросил. Я не хочу его искать и спрашивать. Все эти годы мама растила меня одна, работала на двух работах, а со мной в это время сидела баба Галя, пожилая соседка. Помню, у нее было много попугайчиков, причем, кажется, неадекватных. Они целый день орали без умолку, а к вечеру у меня начинала болеть голова. Едва увидев маму на пороге, я кидалась к ней и шепотом, чтобы не услышала баба Галя, просила скорее забрать меня домой. С тех пор я твердо решила, что никогда не заведу попугая. Зато завела кошку. Наверно, чтоб наверняка ни одна птица не поселилась. Тиффани у нас королева. Мне иногда кажется, что она питается лучше, чем я. Более избалованной кошары свет не видел. Но одно достоинство у Тиффани не отнять – она всегда тонко чувствовала наше настроение и, как могла, по-кошачьи поддерживала нас.
Вернувшись домой, я сразу заметила, что Тиффани как-то сторонится меня. Наверное, отвыкла. Хотя странно. Нет, странно, пожалуй, то, что я размышляю об изменившемся отношении ко мне кошки тогда, как у меня и без этого хватает проблем.