Знаки судьбы разбросаны повсюду, надо только уметь их читать. Возьмем, к примеру, моего друга Флойда. Он был женат четыре раза, и у него четыре дочки. Вроде бы ничего необычного, если не считать такой мелочи, что на второй жене он был женат дважды, и она проходит, соответственно, под номерами два и четыре. Необычное как раз в том, что все его жены жуткие стервы и носят одно и то же имя — Кэти. Друг друга они терпеть не могут. А теперь главное: как, в таком случае, можно объяснить, что дочек Флойда от разных женщин зовут — Брендис, Бриал, Бритни и Брэна?! Почему все имена начинаются с одной, общей для русского и английского сомнительной буквы? При этом, Флойд клянется, что к процессу наименования не имел ни малейшего отношения. И я ему верю, ибо и сам не допустил бы его вообще к любому процессу. Знак это, не иначе.
Вообще-то, Флойд гениален исключительно в выборе пива и разговорах ни о чем. Благодаря первому он слывет свойским парнем, а благодаря второму пользуется бешеной популярностью среди официанток и продавщиц. По-моему, он их просто гипнотизирует бесконечным словоизвержением.
Он всю жизнь работает машинистом. Не паровоза, а станка с программным управлением. Так эта работа называется — mashinist. В свое время он пытался закончить колледж, но природная склонность к марихуане и женскому полу вошла в когнитивный диссонанс с усвоением знаний. Еще когда он был школьником, его мать сунулась зачем-то в его старенький микроавтобус и обнаружила, что задние сиденья сняты, а все пространство занимает полноразмерный пружинный матрас. Разразился крупный скандал. В результате на совершеннолетие Флойд получил подарок с подтекстом — чемодан. Флойд намек понял и покинул старый облупленный отчий дом, на крыльце которого так любили сидеть его родители, разглядывая грязную улицу, и с тех пор переменил множество мест жилья и работы.
В тот день он позвонил мне и вызвал для серьезного разговора. Я тяжело вздохнул, такой разговор тянул не меньше, чем на четыре больших кружки пива. А у меня от него изжога. К тому же все важные дела Флойд мог обсуждать только в одном месте: в стриптиз-баре. Голые задницы настраивали его на серьезный лад.
В пустом зале к нашему столику немедленно подскочила юная нимфа в бикини, надула губки, страстно задышала и попросила десять долларов.
— За что? — рассеянно вопросил Флойд.
— А вам жалко? — ушла от ответа нимфа.
Из темного угла за ходом переговоров внимательно следили ее полуодетые товарки. Они проверяли нас на жадность.
— Сначала танец, — вставил я свое веское слово. — Утром деньги, вечером стулья.
— На стуле танцевать не буду, — обиделась девица.
Стриптизерки возмущенно зашептались, бросая на нас гневные взгляды. Очевидно, тест мы завалили. Но Флойду было не до них. Его сегодня уволили.
Последние несколько лет он работал на маленьком заводе мистера Гордона. Скорее не заводе, а мастерской с дюжиной работников. Техническими вопросами заведовал Том, сын мистера Гордона. Сам хозяин с утра обычно сидел в офисе за стеклянной перегородкой, и каждый работник перед началом смены обязан был зайти к нему, пожать руку и получить бутылочку пива.
Надо сказать, в Америке руку пожимают только при знакомстве, ну и еще в некоторых случаях. Но не каждый же день! Пиво же было знаком расположения. Но пить пиво и одновременно обслуживать сложный станок Флойд элементарно боялся. Откуда мистер Гордон выкопал этот обычай, оставалось загадкой. Флойда это все коробило, он много раз жаловался мне, но продолжал там работать.
Правда, разок он прошмыгнул в цех без соблюдения священного ритуала. Мистер Гордон воспринял это как личное оскорбление. Флойд был уволен. Затем был уволен Том — за то, что не уследил. Потом были уволены все остальные. Через час все снова были приняты на работу. Своего сына хозяин увольнял с пугающей регулярностью. Месяц назад — за кофеварку. Том установил в цехе замечательный аппарат, пока его папаша пребывал в отпуске. Завидев чудо техники, хозяин ласково погладил никелированный бок, понажимал кнопки и целый день смаковал кофе-эспрессо. Покуда не узнал, что аппарат куплен за счет его компании. Сперва он уволил Тома, потом схватил кофеварку в охапку и повез ее сдавать обратно в магазин.
Зная все это, я не особо расстроился и утешил Флойда сакраментальной фразой, что все, что ни делается, к лучшему. Флойд ведь давно пытался сменить профессию. Водил грузовик, продавал пылесосы, строил дома, чинил унитазы. Но судьба упрямо возвращала его в машинисты. Прямо как таинственная буква в дочкиных именах. Мы не властны над некоторыми вещами. Я, например, всегда мечтал иметь танк с пушкой, а вместо этого у меня маленький садовый трактор и пневматический пистолет.
Но Флойд не утешился. В этот раз все оказалось серьезнее. Том поручил ему обточить длинный вал на большом токарном станке. Вставили заготовку, но хвост в несколько футов остался торчать ничем не закрепленный. Флойд испугался. Том заявил, что все о'кей, приказал начинать и ушел. Флойд нажал "пуск", железяка завертелась, а через минуту вдруг согнулась и с чудовищной силой стала крушить все вокруг. Перебитые гидравлические шланги взметнулись змеями, орошая стены черным липким маслом. Посыпались искры, шрапнелью ударили мелкие осколки. Станок ценой в сто пятьдесят тысяч был разрушен полностью. Чудом выживший Флойд — уволен. Похоже, окончательно. Больше всего его угнетала несправедливость. Ведь он всего лишь выполнял приказ Тома.
Тогда я элегантным жестом выложил на стол два билета на хоккей. Флойд расцвел. Хоккей — его страсть. После девушек, разумеется. Я в спорте не соображаю ничего. Однажды мы даже поссорились. Флойд с жаром рассуждал об истории хоккея, на что я ему резонно заметил, что какая же история может быть у хоккея? Был гол или гола не было, вот и все.
Билеты были не простые. Я принес в клюве два пропуска в шикарную ложу, которую абонирует моя компания чуть ли не за миллион в год. Достались случайно, с барского плеча. Хоккей у высокого начальства не в моде.
Мы расположились в царской ложе с неприличным комфортом. На буфетной стойке в подносе со свечками снизу пахло чем-то вкусным. Холодильник был забит напитками на любой вкус. Сверкали зеркала. В личном сортире можно было тайком покурить. Официантка открыла шампанское и осведомилась, когда принести горячее. Я рухнул в мягкое кресло, включил телевизор и подумал, что именно так и устроен рай.
Прошлый наш поход на хоккей не совсем удался. Флойд спрятал в боковой карман куртки контрабандную плоскую бутылочку виски и с независимым видом продефилировал мимо охранника на входе. Приносить свое спиртное категорически запрещено. Владельцы стадиона дерут за него втридорога и очень не любят терять прибыль. Охранники даже арестовать могут. Флойд уже почти прошел, но его настиг хлесткий, как выстрел, окрик:
— Сэр! — Флойд замер. — Сэр, если вы думаете, что я ничего не заметил, то спешу вас разочаровать. Будьте добры, вытащите то, что у вас в правом кармане, и избавьтесь от этого. Тогда я сделаю вид, что ничего не произошло.
Плечи Флойда поникли, словно он действительно оказался под прицелом "кольта". Не оборачиваясь, двумя пальцами, как заряженный револьвер в вестернах, он вынул бутылку и протянул руку в сторону. Мне почудилось, что на парковке заржал взнузданный конь. Бутылка полетела в мусорный бак. Флойд зашаркал вперед. Никогда в жизни я не видел столь выразительной спины.
Сейчас Флойд смотрел на арену, и тут по его спине я опять понял: что-то не так. В нашу прекрасную ложу из нижнего ряда, привстав на цыпочки, заглядывал мистер Гордон. Я его узнал, вспомнив фото рождественской собирушки, которое мне показывал Флойд. Гордон ошалелым взглядом прошёлся по мне, а Флойд поднял бокал и светски улыбнулся:
— Добрый вечер, мистер Гордон. Мы тут с моим адвокатом обсуждаем кое-какие дела. Не хотите ли заглянуть? У него несколько вопросов.
Я ничего не понял, однако на всякий случай, на манер предводителя дворянства, важно надул щеки. Мистер Гордон позеленел и тихо сполз в свой плебейский ряд. На другой день Флойд снова работал у мистера Гордона. И снова машинистом.
А все потому, что от судьбы не уйдешь.