В надежде на хорошую погоду

 
Город, казалось,  притаился на дне зимних сумерек. Заводские трубы проткнули небо в нескольких местах, отдавая там, наверху, ядовитые запахи.  Равнодушно горели  тусклые фонари, неохотно, будто бы из милости, освещая путь редким прохожим, которых закружила, пытаясь сбить с пути, не в меру разыгравшаяся февральская метель.

«Беснуйся, беснуйся. Проходит твой срок. Ничего вечного нет,  - ворчала  Анна. - Скоро на смену тебе весенний дождичек придёт, всё  оживёт, и я оживу. – А ты, одноногий, ярче  свети, старайся …»

Одноногий – это фонарь под окном, такой же, как и она,  одинокий, её единственный друг. Он помогал Анне рассматривать ночью фотографии в рамочках на стене,  когда мучила бессонница и в клочья рвала желание уснуть. Он освещал часы с кукушкой, к которой Анна часто обращалась с одним и тем же вопросом.

 Кукушка отмеряла жизнь часами.  Большее  не дано. Сочувствуя Анне, она могла пообещать   двенадцать часов жизни.  А потом гири опустятся на пол. Часы остановятся.  Кукушка, крикнув в последний раз прощальное «ку-ку», замолчит, если кто-нибудь не продлит  жизнь, подтянув гири.

Всё в  жизни с недавних пор зависело от случайностей: зайдёт навестить соседка или соцработник, приедет дочь на недельку… У той своя жизнь: трое детей, работа… Но мать не забывала.Вот и сейчас на столе желтеет  дыня, купленная дочерью по просьбе Анны.  Таким образом и получала жизнь толчок к продолжению.

Сидя в инвалидной коляске, Анна отъехала от окна,    мучительно пытаясь что-то вспомнить. Обхватив голову руками, она шептала: « Вчера была пятница. Завтра суббота. Господи, тогда какой же день сегодня?» – Так и не найдя ответа,  досадливо махнула рукой: «Да какая мне разница? – всхлипнула, вытерла носовым  платком слезящиеся глаза  и остановила  взгляд на фотографиях, висящих  на стене. Как известно, память избирательна. Прошлое Анна помнила до мелочей.

Вот на этой, чёрно-белой, как  её жизнь, ей семнадцать лет. Невысокая, худенькая с копной густых каштановых волос, которые едва сдерживали заколки, она только что окончила профессиональное училище,  получила  специальность токаря  и работала на заводе.

С первой зарплаты Анна решила осуществить  давнюю мечту: купить дыню. Минутное дело, и  она,   в новом штапельном платье с рукавами-фонариками, в туфлях на высоких каблуках, на базаре ловко рассекает пространство,  лавируя между людьми.

Дыню Анна купила большую, янтарно-желтую. Прижав к груди, как ребёнка, она вдыхала  тонкий аромат и уже чувствовала во рту нежную мякоть … 

- Вот этими бы губами… - вдруг услышала она мужской голос.

Анна покраснела. Она готова была на месте провалиться от стыда за косметику.  Но не оглянулась, а  ускорила шаг.

- Девушка, девушка, а Вы не знаете, как на улицу Ленина пройти? – не отставал  парень.

Решив дать отпор нахалу, Анна резко остановилась – каблук подвернулся -  дыня выскользнула  из рук и раскололась на две половинки. Девушка разрыдалась. Преследователь бросился на помощь.

- Перестань плакать. Подумаешь, несчастье! – успокаивал он Анну, поднимая с тротуара половинки. – Ну, прости меня Бога ради! Виноват! Дурак!

- Что же теперь с ней делать? – рыдала она.

- Как что? Съесть! – предложил он.

Они примостились  на бордюре. Он протянул ей половину, себе взял другую.

- Ты кто?

- Я -  Аня. А ты?

- Я -  Володя. Выходи, Ань, за меня замуж. Теперь мы две половинки единого целого, -  он показал на остатки дыни,  – это знак свыше.

Аня промолчала. Шутка? Посмотрела на парня  пристально: высокий, ладно скроен, крепко сшит…  Но разговор  о замужестве  показался  нелепым. А ещё не совсем понятен смысл  фразы, которую он бросил ей вслед.  Вариантов  несколько. Одни льстили, другие -  оскорбляли. Какой принять?

Они успели встретиться несколько раз. Володя работал тренером в спортклубе. Аня тоже занялась спортом. Она  и привыкнуть к тому, что он есть, не успела, цвет его глаз не рассмотрела, поцеловать  не разрешила, как Володе пришла повестка в армию. Всплакнула, повисла  на шее, обещала ждать.

- А к тебе, Лёнь, просьба, - обратился он к старшему брату, - присмотри за девчонкой, помоги меня дождаться.

- Будь спок, братан, не боись. Всё будет в ажуре! – заверил Лёнька.

Сначала так и было, как обещал Леонид: то с работы Анну встретит, то с тренировки, то в кино пригласит. Привыкла Анна к парню, а Володе писала всё реже.

- Лёнь, хочешь я  про свою первую любовь расскажу? Только ты никому-никому! – Аня прижала к губам указательный палец. Ей казалось, что жизнь тогда обретает смысл, если есть возможность поделиться с кем-нибудь мыслями, чувствами.

- Замётано, - ответил Лёнька и тоже приложил палец к губам.

- Нравился мне в седьмом классе Ромка Курочкин. Но он  – никакого внимания! Я ему и конфеты в парту подкладывала и открытки дарила -   бесполезно. А однажды на лестнице он  подножку подставил. Упала, расшибла колено, кровь течёт, а я самая счастливая на свете: Ромка меня любит! – уши Анны порозовели, глаза заблестели, она резко замолчала.

- Ну а дальше-то  что? – не выдержал Лёнька. – Ты спала с ним?

Аня молчала. Рассказывать не хотелось.

- А ты любил кого-нибудь? – задала она встречный вопрос.

- Конечно, любил. Беленьких, чёрненьких, худеньких, толстеньких… - ответил Лёнька и рассмеялся.

- Шутит, - решила Аня.

Прошлое вдруг уступило место настоящему. Она почувствовала, что пахнет весной, любовью, трепетной, неземной, ожиданием счастья, что рядом  молодой, полный сил, красивый парень,  и как-то по-особому посмотрела на Лёньку.  Вчера он был просто братом  жениха, а сегодня… Парень понял её по-своему:

- Ничего, Ань, и ты научишься скоро любить по-настоящему.

Анна и не заметила, как оказалась на Выселках в родительском доме Лёньки в одной с ним постели. О свадьбе разговора не было.

Жили …

Ходили на работу, получали зарплату,  до последней копейки отдавали матери – бабе Соне.

- Аньк, - кричала она зычным голосом рано утром из кухни, - хватит спать, вставай завтрик готовить, сон на пуды не  вешать! Развелось  нахлебников на мою голову.

Вставала, готовила, кормила, а поесть не успевала, -  не опоздать бы на работу. А на работе – одна мысль: дожить бы до обеда. Ровно в двенадцать появлялся свёкор, работающий в соседнем цехе, и,  как пропуск в рай, вручал рубль на обед.

 Жили…

Вечером – домой. А у калитки встречает  приветливо виляющая пушистым хвостом любимая собака Володьки -  Полкан. К горлу подступал комок. Украдкой плакала. Жаловаться некому, советоваться не с кем. Родителям Анны не до неё. Они к этому времени развелись. Отец ушёл к другой женщине. Мать пыталась отравиться и теперь требовала особой заботы и ухода. Приходилось успевать везде.

Отношения с Лёнькой как-то постепенно отошли на второй план. Анна так и не поняла ничего в том, что он называл любовью. Зато с каждым днём узнавала  больше и больше о нём .  Как-то попал  в руки Лёнькин дневник, который он пытался вести  в школе. В нём  всего одна запись: «20 апреля,  7 часов. Проснулся. Сходил в туалет».Видно, на большее усердия, мыслей и событий не хватило.

Цветы в первый и последний раз он подарил, когда забирал из роддома дочку Ирочку. Её рождению так радовался, что на глазах жены с ребёнком на руках приставал к кондуктору автобуса, приглашая на свидание и делая себе глупую рекламу: « Я любой девушке нравлюсь, потому что у меня аппетит хороший.  А Вам?»

Жили…

Анна не пилила Лёньку, не снимала стружку. Она ждала. Убеждала себя, что он любит только её. Нагуляется – придёт. Приходил. На столе  появлялась вкусная еда, как будто его  ждали каждую минуту.

А однажды Анне намекнули, где проводит время  муж. Нашла. Шёл дождь. Стояла под окном. Плакала.

Соседка, которой тоже муж изменял,  всё объяснила просто в диалоге с самой собой:

- Мужики телевизор смотрят?

-  Смотрят.

- Там девки голые?

 - Голые.

- А мы с тобой -  одетые. Проигрываем в сравнении, Ань. Ты молодая, думай.


И Анна стала думать. Она привыкла надеяться на хорошую погоду, на прибавку к зарплате, на покупку хорошей одежды, на то, что наконец-то повзрослеет Леонид, её полюбит свекровь, семье дадут отдельную квартиру, поправится мать, вернётся к ней отец. Надеялась, думала,  но ничего не предпринимала.

Вернулся из армии Володя. Скандала не было. Он сразу же женился. Жену звали Анна. Вскоре у них появилась дочь Наташа.

 Встречаясь с Володей несколько раз за день, Анна опускала глаза. Как-то в сумерках он дождался, пока она вышла во двор:

- Раз  так случилось, что мы наедине, скажи, не кажется ли тебе, что нам есть о чём поговорить? Ты такая же застенчивая в темноте, как и при свете. Дай хотя бы руку подержать.

Анна молча вырвала  руку из его дрожащих рук.

- Понятно…- с горечью произнёс он. – Тогда хотя бы поцелуй , и я не буду тебя больше мучить.

Она не могла  это  позволить и   сказать то, что думала на самом деле, тоже не могла. Анна надеялась, что всё образуется само собой, станет на свои места, всё будет так, как должно быть.

- Что  мы  наделали? – задал он вопрос, на который не получил ответа.

Жизнь под одной крышей становилась невыносимой. Наконец после долгих походов по профкомам и парткомам Анне дали квартиру. Подрастала Ирочка, красивая, умненькая. Лёня нашёл денежную работу. Теперь он шофёр-дальнобойщик. Живи да  радуйся.


 В Выселках Анна бывала часто, с завистью поглядывая, как дружно и интересно живёт   семья Володи.

- Папа, папочка, - кричала Наташка Володе, играя в прятки, - помоги мне Иришку найти!

Он  включался в детскую игру. Найдя Ирочку, целовал  и весело подбрасывал в воздух. Подбегала Наташа, и начиналась весёлая возня.

- Папа, а мы Иру в поход возьмём? А маму? А тётю Аню? – вопросам не было конца.

- Возьмём, если они  захотят, - ответил Володя и поднял на Анну глаза.

Зеркала, которым Анна верила ,  глаза мужчин. В глазах Лёньки – холодная пустота, в глазах Володи – тепло и нежность.

 Когда Ирочке исполнилось пять лет,  произошло безрадостное событие: Лёня с Аней наконец-то расписались, узаконив  отношения.


- Почему эту контору назвали ЗАГСом? – недоумевал Лёнька. – Куда правильнее было бы назвать «Развал и схождение».

Он, как в воду глядел: за «схождением» следовал «развал». Запись в паспорте появилась, но не изменилось ничего. Муж по-прежнему время от времени забывал дорогу домой.

Но Анна теперь не только жила надеждой, она решила действовать.

- Доченька, давай соберём папе вещи, - попросила она  Ирочку.

Та, думая, что, как всегда, провожает папу в командировку, делала это весело, с удовольствием.

Ни слёз, ни упрёков. Уехал. Но каждый раз, проезжая мимо дома на машине, долго сигналил. Ирочка бежала открывать дверь, но папы не было. Каждый раз она долго рыдала, спрашивая, где он.

Наконец Анна не выдержала: решила начать жизнь с нуля. Собрала вещи, и вперёд -  в неизвестность. Она работала, ездила  с дочерью на соревнования, окончила институт, Ирине дала образование, чем очень гордилась.  Он искал, пытался вернуть то, что столько лет ему принадлежало и по закону  и без него. Нашёл. Просил вернуться. Не вернулась.  Не вернулась она и когда в результате аварии осталась без ног с маленьким ребёнком на руках.  А через несколько лет  в одну из встреч с Ириной тихонько попросила: «Прости его, доченька».

Фонарь за окном погас. Стали реальными предметы убогой обстановки.  Снова мелькнуло воспоминание, ясное и далёкое, как одинокое дерево на возвышенности может неожиданно появиться под лучами яркого солнца, неожиданно пробившего тучу. И сердце Анны переполнилось нежностью к тому, с кем много лет назад, присев на бордюр, ела спелую дыню, расколотую пополам.

В замочную скважину входной двери кто-то вставлял ключ…