Интервью с автором литературного портала «Что хочет автор», членом Международного Союза Писателей «Новый современник» Володей Морганом
В который раз, в своей жизни, убеждаюсь, что ничего не происходит, на этом свете, просто так. Все взаимосвязано. Решившись на дежурство на портале, местом, куда хочется приходить, и я прихожу, когда совсем «фигово» на душе (и когда не совсем, тоже прихожу!), я открыла тему: «Мое место под солнцем». Народ на портале интернациональный, разноликий, талантливый, неравнодушный. И стали писать. О больших и маленьких городах, где детство и юность прошли, где служили, трудились, влюблялись. А я вдруг задумалась: «Отчего мы кочуем по миру. Что заставляет нас, многих из нас, покидать родные места. Что там: после России? Как там: после России?
И так захотелось мне поговорить с кем-то, кто прошел этот путь. Уехал, но…остался. Остался и мыслями, и чувствами своими, любовью своей к ней. И я нашла такого человека. Да, здесь, на нашем портале!
Жаль, не частый гость нынче у нас, Золотой Лауреат Национальной Литературной Премии «Золотое Перо Руси-2008;, ленинградец, Владимир Морган.
Открыла страничку:
http://www.litkonkurs.ru/index.php?dr=17&luid=7670
У нас, у каждого из нас, на персональной странице информация: немного о себе. Стала читать…
Владимир Морган родился в годы Великой Отечественной войны на Байкале, когда СССР выступила на стороне антифашистского альянса. Он вырос в небывало огромной стране, стремившейся к недостижимому, повидал полмира и познакомился с несколькими образцами современной демократии. Владимир Морган публиковался в ленинградской и во всесоюзной прессе, в журналах «Аврора», «Москва», «Октябрь», «Морской флот», «Вымпел», выступал на радио и на телевидении.
В августе 1991 года В.Морган стал одним из немногих людей в пятимиллионном городе владеющих писательским пером, принявшим участие в тревожных событиях у Мариинского дворца, где размещался Ленинградский Совет Народных Депутатов…
Постсоветские «русские» герои писателя, ставшие международными бродягами, перемещаются из страны в страну и несут с собой высоконравственный заряд любви, красоты и мира.
В разные годы жизни на родине и за рубежом, Владимиром Морганом написаны и изданы пять совершенно различных по жанрам книг.
Среди них два поэтических сборника, книга прозы The Hunt for Money или «Охота за деньгами», а также Tete-a-Tete – «Один-на-один с судьбой».
P.S. В Монреале, в городе четырёх Эйфелей, в канадской франкоговорящей провинции Квебек живут многие реальные и вымышленные герои писателя. Как и они, он тут бегает босиком по полу, курит, прикладывается и говорит: «Мною прожита настолько долгая и мучительно тяжёлая жизнь, что лучше было бы умереть в самом начале».
…Там, много еще чего, о Владимире.
Только вот, показался мне, что написано как-то сухо. Перепечатка из газеты какой-нибудь «ненашенской» Или что-то вроде того…А парень-то наш! Наш однозначно!
Вот его проза: «Сдавайся, Рус!»
«Девятого мая, в один из недавних Дней Победы, около двух часов пополудни, в самое пекло, долговязый и жилистый семидесятидвухлетний старик Яша Виноградов из Минска присел передохнуть на одну из обшарпанных скамеек сбоку-припёку тельавивской Центральной автобусной станции. По-местному«Таханат-мерказит». И рядом – многоголосый «шук». Рынок, то есть. Почти как от слова «шум».
Старик был в чёрном кителе, при полном военном параде и слегка выпивши. Слегка. Все «русские» ветераны в этот день выпили…
…А Виноградов побежал, высоко вскидывая свои мотыли. Задыхаясь, он затравленно бежал ещё целых два квартала за «таханат-мерказит», пока вдруг из-за пригорка не показались родные «Т-34».
Командир батальона подполковник Володя Попов соскочил с брони и сказал:
-Жив, земеля! А я-то уже и не надеялся! Ну, слава Богу!
Чуть позже Яков безучастно сидел на обуглившемся стволе белой берёзы в окорвавленной повязке на голове; мимо, стоя в конной повозке и весело взмахивая вожжами, промчался их батальонный комсомольский вожак голубоглазый Петька Другарук, и пока миштаэровцы выкручивали и заламывали старику руки, накидывая стальные «браслеты», он только и делал, что с огорчением думал:
-Эх, жаль, я у того парня, что был, фамилию не спросил! Не внук ли он того, моего Володи Попова? А почему бы и нет?
Вскоре после этого семья Виноградовых в полном составе перебралась в Канаду.
Еще: »Последний Сталин».
«Он умер совсем недавно, в самой распрекрасной поре малоснежного монреальского декабря, накануне Кристмаса, когда город приступает к праздничному полыханью огней. Помните «Накануне» Ивана Сергеевича Тургенева? Или: «Когда же прийдет настоящий день?»
Всегда и во всем до болезненности пунктуальный, глубокий старик наш, подгадал облегчить свое поминание в потомках, преставившись точно день в день своего рождения, спустя девяносто три года после благополучного появления на этом свете…
Еще: «Вася по имени Шлёма»
«По тем временам, о которых речь, комплекс трёхэтажных зданий завода «Пидаран» с просторными цехами, широкими окнами и крытыми переходами из корпуса в корпус представлял собой блестящий образец современного производства восставшего, как белоснежный мираж, в средиземноморских ядовито-жёлтых песках…
Полированные до блеска незабудковые полы из мраморной крошки с золотыми блёстками, кафель и вишнёвый мебельный шпон на стенах, внутренние дворики с цветочными клумбами и фонтанчиками
прозрачной воды то эректируемой вверх, то самоуспокоенно ниспадающей вниз, мазганы, источающие живительную прохладу и уютно урчащие, как домашние коты… Продукция завода была самая клёвая – бытовые холодильники на фрионе. Чистота на заводе царила необыкновенная. Такая гигиенная, что порой хотелось крепко выругаться.
Идеальная чистота эта на заводе поддерживалась исключительно благодаря олимам. «Олимы» – это вновь прибывшие. Иногда их ещё называли репатриантами. Олимы и, в особенности, олимки были всё людьми интеллигентными: молодые да красивые, да статные – недавние выпускники опороченных советских инженерных да филологических вузов, музыканты и медики, учителя всех профилей…
Я читала и, честно говоря, мне уходить со страницы не хотелось. А потом прочла стихи:
ПОБЕДИТЕЛЯМ, УЧАСТНИКАМ И СПОНСОРАМ КОНКУРСА «ЗОЛОТОЕ ПЕРО РУСИ»
Когда лежал я опрокинутый врагом,
Отверженный,
В подножье мирозданья,
Не чувствуя ни сил своих и ни призванья,
Не ощущая лед ли, зной…
Тогда-то
Длань Москвы простёрлась надо мной,
Как щит, словами одобренья и признанья.
…И вечно буду помнить я свои страданья
И блеск её щита
Над павшей головой!..
Длань Москвы,.. как щит,.. вечно буду помнить… Строки такие, что просто так уйти, я уже не смогла.
А еще, Канада! Во времена «туманной» моей юности, когда (было!) интересовалась всем подряд, в том числе и «дребеденью», типа: в прошлой жизни я была…
Так вот, оказывается: я была (был!) мужчиной, жила (жил!) в Канаде, строила(л) дороги. А отчего же, не помню? Какая она Канада?
Нет, думаю, однозначно надо писать письмо Володе. И я написала:
«Здравствуйте, Володя! Хочу взять у Вас интервью.
Использовать ,так сказать, шанс данный мне дежурством на ЧХА…»
Он откликнулся: «А почему бы и нет…»
А меня «прёт»! Столько впечатлений от прочитанного, столько всего! Но…никогда, и ни у кого раньше интервью не брала… С чего начать?
А он, в ответном письме, смеется, доброжелательно так: «А с чего начать? С диалога и начнем!».
И я завалила его вопросами…
Татьяна Коновалова:
-Володя! Вы эмигрант. Многие члены МСП живут в эмиграции. А как это-жить в эмиграции. А Родина. Не тянет?
Володя Морган:
-Дорогая Татьяна! Ох-ох! Какая большая и больная тема – тема о Родине. По большому счёту у меня нет, так называемой, малой родины. Конректного дома, улицы, палисадника или внутреннего городского дворика. Как и у миллионов других людей стародавнего Великого Союза да и нынешней России. По определению судьбы. Родина явилась мне сразу и очень большой – в одну шестую часть Земли.
Под стать мне и мои сверстники. К примеру, папа – узбек, мама – русская еврейка, а сын возрос на Урале, где родители после вуза, проходили «курс» молодого специалиста… Или: родители в псковской деревне, а дети – под Владивостоком. Кто-то родился, скажем, в Ленинграде, а вырос в заполярном Певеке, на Чукотке. Порой, душа какого-то человека изнемогает, стремится, скажем, в родные казахские степи, а что, вообще, его душа ведает о неоглядных степных просторах? Да и примет ли безоговорочно сердце этого городского человека плоскую степь, после кудлатых уральских высей? А сама степь?
Нет, я не брошу предосудительный камень в систему интернационального воспитания советских людей! Нынешняя Канада или США – это всего лишь как бы сколок с миновавшего Союза. Не редкость здесь познакомиться с девушкой рекомендующейся как христианско-мусульманской еврейкой из Венесуэлы. Ух, ты! Похоже как «Мерседес» со всеми наворотами. Но неясная национальность высяняется только после близкого знакомства. А так, здесь все – канадцы. Даже французы здесь ещё те! Плоды соития вольных французских женщин с шотландскими стрелками, говорящие на диалекте «жуаё» и тихо-полумирно борющиеся за суверинитет. То есть, за отделение от Канады. То прижмут эмигрантов некиим билом №101 («О языке), то бросят где-нибудь бутылку с коктейлем Молотова.
В принципе, у меня идентичная с миллионами история. Мама – малолетняя проститутка, дитя раскулаченных поволжских казаков, сбежавшая из детского дома, куда была помещена принудительно на «перевопитание». Папа – голодный украинский паренёк, побирушка, пробравшийся сквозь заградительные краноармейские цепи. Они встретились в Ленинграде. А я, вывезенный по Дороге жизни в чреве матери, начал рождаться в теплушке товарного эшелона, следующего во Владивосток. По тряской дороге мне расхотелось ждать прибытия в пункт назначения и маме пришлось рожать меня-торопыгу на вокзале станции Черемхово в Иркутской области. Здесь мы прожили шесть месяцев. Ессстессно, я ничего не помню, но первый воздух, воткнувшийся, вторгшийся в мои легкие был – точно -ангарско-байкальский. А в Ленинград я смог вернуться только в очень зрелые свои годы, спустя несколько лет после службы в армии…
Татьяна Коновалова:
-Приезжаете ли в Россию? Если да, то как часто?
Изменилась ли она. Стало ли здесь теплей и уютней?
Володя Морган:
-Совсем нет. И никто не приглашает. Ни официально, ни родственно. Я не какой-нибудь фаундёр, утвердивший липовый «Фонд развития русского языка». И не миллионер, несмотря на мою звучную фамилию. Просто, русский литератор, проживающий на чужбине. Я понимаю, что Россия изменилась. Выросло почти два новых поколения. В отличие от нас, эмигрантов, встретивших на чужбине готовые капиталистические отношения лицом к лицу, молодое поколение России втягивалось и втягивается в них постепенно. Но изменения в какую сторону? Я не знаю. Божий закон одинаков для всех людей всего мира: две трети любого народа пашет в поте лица своего, чтобы одной трети жилось хорошо.
Я по-прежнему люблю Россиию. Всю её, целиком. Неважно, кто-там заправила. Другой родины у меня нет и не будет. Но с изменением названия города он для меня как бы исчез. Как нет на географической карте мира названия страны, в которой я жил. И жизнь для меня после этого остыла, и чувства приутихли.
Помню, как-то, в глухие советские года, на творческом вечере ленинградского писателя Федора Абрамова в Доме журналистов на Невском юбиляра спросили:
-Вы были там и там, вы видели за границей то и то. А где лучше: там или здесь?
Федор Аббрамов сказал: «Я видел в зале нас записывают на магнитофоны и диктофоны. Я попрошу их выключить». – И после паузы закончил: « Известно, весь мир – бардак. Но свой бардак милее, потому что он родной, любимый».
Теперь я понимаю Федора… Думаю, мы бы с перестройкой справились без посторонней помощи, если бы не злые силы. Но прошлое, к сожалению, никогда не возвращается.
Татьяна Коновалова:
-Расскажите о своих близких. Есть ли кто рядом. Кто поддерживает и согревает домашним чаем с русскими пирогами Вас в далекой Канаде.
Володя Морган:
-Семьи в эмиграции распадаются быстрее. В два, три раза. И не только потому, что здесь нравы помягче, что нет здесь друзей детства, юношества или предосудительного, надоевшего соседа. Помните, «Куды ж девался пьяница-сосед? Жить без него мне на чужбине скушно!»…
Стремление к личному успеху – вот золотой ключ к распаду семей на чужбине. При ностальгии – появляются новые друзья, после пережитых вместе смертельных передряг – названные братья и сёстры, отцы и матери, чужие дети становятся, порой роднее родных. Женщины быстрее овладевают новым языком, брачуются на стороне, потом, в чужестранной среде, покаянно культивируют в своей семье русский язык. Мужчины, чаще всего, тяжело трудятся с первых дней. Многие погибают. Местным женщинам они никак не нужны, потому что нищие. Не нужны они и своим.
Печь блины и ходить в баню по субботам? Срок «молодого специалиста» – пять лет. И срок адаптации к чужой пище почти такой же. Блины через пять лет только в шутку и раз-два в год. Баня? Деловые люди здесь принимают душ дважды в день – утром и вечером. Но в прямой форме о себе, уважаемая Татьяна, я никогда и ни где, и никому я не буду рассказывать. Только в художественной. В большей части моих повестей и рассказов главный герой – выразитель моих взглядов и житеских положений.
У Пушкина однажда спросили:
-А кто такая у вас Татьяна Ларина?
-Татьяна? – недоуменно переспросил великий поэт. -Ларина – это я!
Татьяна Коновалова:
-Владимир, почему Вы редкий гость на форумах?
Володя Морган:
-Так это же не светский раут с банкетным столом, завленным красной и черной икрой», где иногда появляются и анахореты! Труд писателя – одинокий труд, требующий, особой сосредоточенности, собранности. А если выхватил из форума какую-никакую идею и использовал её – так это нечестно, это – заимствование. Как боксёр на ринге, писатель должен быть по-особому сдержан и сфокусирован всю свою жизнь. Есть опасность выболтаться и ничего не написать. Жизнь полна краснобаев и людей, вроде бы, готовых создавать живописные полотна. Но как только дело доходит до кисти и красок – так провал. «Шумим, братцы, шумим!».
Татьяна Коновалова:
-Как вы относитесь к форумным баталиям, есть ли в них какой-либо смысл и толк?
Володя Морган:
-Иногда, да. Чаще всего – нет. Смысл некоторых тщательно продуманных и заранее распланированных форумов (кто какую роль исполняет) легко угадывается. Есть на литпорталах литературные группировки, преследующие свои однозначные цели. Захватить власть, безаппеляционно судить творчество того и другого. Протаскивать «своих гениев». После падения социалистического реализма на ЧХА я, как старик, различаю четыре периода. Уходящее поколение со своими эстетическими ценностями, просто серядники-селёдочники, затем – деланные аристократы, с подтасованными для интернета биографиями и нынешние насаждатели абсурдистского восприятия мира, прошедшие обучение в литературных школах с иностранными учителями. Когда я вижу такое, я прихожу в неистовство. Несмотря на регалии, тем более интернетовские, несмотря на нынешние бешенные тиражи, мы, в сущности, никогда не можем сказать наперед, что же останется жить в русской литературе?
Впрочем, главные разборки закончились. Теперь хозяева на сайтах – сами хозяева. В моду вновь, как и в сталинские времена вошел командный стиль. Хозяева заняты одним – извлечением прибыли из их детищ. Скажешь что не понраву – модерируют. Или смолчат там, где следовало бы замолвить своё слово.
Татьяна Коновалова:
-Как там нашим живется?
Володя Морган:
– Татьяна, вы, по-видимому, очень добрый человек, если всё ещё называете русских эмигрантов нашими. Спасибо. Но, откровенно, наших тут нет. Какая-то блондинка, говорят, русская женщина ведет отчаянную политическую компанию против Обамы. Выходец из графской фамилии Майкл Игнатьев, окончательно утративший русский язык и возглавляющий либеральную партию Канады, ведёт безуспешную борьбу за кресло самого Премьер-министра. Выходка (а, каково?!) из Белоруссии, ставшая здесь учительницей математики на англ. языке, ежегодно устраивает некий «Екатерининский бал». Дамы в кринолинах. Мужики тоже декорированы. Вход на посмотреть 100 долларов. Старенький взлохмаченный еврей строчит на русском статьи в защиту забытого им самим его родного языка идиш и публикует на сайте, спонсируемом членами царской фамилии. Ещё один совершенно молодой человек по имени-фамилии Евгений Березовский стал лидером монархической партии. Кое-кто из молодежи носит «буденовки» с красной звездой, говорит исключительно на иностранном, носит майки с аббревиатурой «СССР», и стало почти правилом, что на всякого рода антиглобальных протестах рядом со знаменем анархистов маячит красное полотнище с серпом и молотом.
Татьяна Коновалова:
-Какая она, вообще, эта самая Канада?
Володя Морган:
-Если коротко, то по климату это «двойняшка» России, по языку, подобное же разноголосие, но с обязанностью глаголить на двух государственных языках. А по устройству жизни – такая, какая, может быть, будет родная наша Россия через сто лет. Но сама Канада к тому времени уже будет иной.
Татьяна Коновалова:
-Планы? О чем пишете?
Володя Морган:
-Я пишу исключительно об эмигрантах. Это дает мне простор высказываться обо всём. Ведь эмигранты это особый социальный слой, все более расширяющийся во всех странах. Ньюкэймеры никогда не толкуют меж собой о делах новой родины, не собираются улучшать политическое её устройство. А в целом, я человек разбросанный и авральный. То ничего не делаю, то с головой погружаюсь в писанину. Пишу, на касаясь клавиатуры, об общечеловеческом – о проститутках бывшего Ленинграда и нынешнего Лас Вегаса. Но, в основном, занят публикацией сразу нескольких наработанных книг. Последняя, 2009 год, под названием «Эмигранты», только что получена для корректуры. В производстве еще три. Ведь книгу сначала надо прожить. А я, худо-бедно, их- прожил.
Татьяна Коновалова:
-Володя! У Вас прекрасная проза. Стиль, слог, все родное, как-то по- русски написано.
Волдодя Морган:
-Когда я бродил по «одной шестой» журналистскими тропами, то обязательно фиксировал в записных книжках диалектные слова и выражения. Тамбовского жителя могу отличить от тверяка или от курянина и по внешности, и по произношению. Одна из моих настольных книг «Диалектический словарь». Когда-то автостопом из Ленинграда побывал в Русском Барбизоне – в месте слияния Оки и Волги. Кое-кто обвиняет меня в провинциализме. Но я писал и под Хемингуэя, и под Анатоля Франца, и под Поль-Сартра. То есть, устраивал западноевропейские стилизации. Но это лажа. Русский язык имеет свою напевность. Найденный свой стиль «густой», «суровый» (навешивание дополнительных предложений, причастных и деепричастных оборотов) я отстоял в борьбе с жесткими газетными советскими редакторами-чистильщиками. В конце концов, они смирились и почувствовали некое своеобразие. Как и мои читатели. В эмигрантской теме считаю своими предшественниками моряка Константина Станюковича, Била Белоцерковского, Ивана Бунина, Алексея Толстого, Эдуарда Лимонова.
Татьяна Коновалова:
-Вы пишете и на английском. А круг общения?
Володя Морган:
-Да пишу, так называемые, поэзы. Но публикуюсь не в Канаде. В Америке или Англии. Общение только по интернету. Так я осуществил свою давнюю мечту: никогда не видеть в лицо своего редактора. Видите ли, литература бывает газетная, журнальная и книжная. Я – книжник. И этим всй сказано. Когда пишу, я вижу перед собой только доверительного читателя, а не ковыряющегося в носу мужчину или женщину, скептически рассматривающего мои загогулины.
Татьяна Коновалова:
– Убеждена в том, что не знание языка, на котором мы говорим и пишем, лишает человека индивидуальности. Потому спрошу: -Есть ли в Вашем нынешнем окружении люди, с которыми говорите на русском? На хорошем русском?
Володя Морган:
-С этим трудно было в самом начале канадской эмиграции. Нас было совсем мало. Но ведь в быту и даже на трибунах «наши» люди не могут (без связки слов) выразить ни одну мысль. Это не беда, это национальное, остренькое. Мы ведь народ северный – варяги, скандинавы… В отличие, скажем, от тарабанящих вечно восторженных французов. «Хороший» русский язык – это так называемя, развернутая речь. Эту потребность в какой-то мере удовлетворяют русские монреальские театры (не будучи театралом, я стал им). В кругу моего общения старые советские интеллигенты, профессора, академики, морские капитаны, Заслуженные артисты, обладатели Золотых масок, русские друзья-журналисты, интернет-телевидение, учителя русского языка, замечательные поэты, писатели, упорно работающие над своими произведениями. А иногда доходит и до смешного. Звонят: «Можно мы прийдём всей семьёй?» «Зачем!» «А тебя послушать. Надо же, чтобы дети развивались. Где они ещё услышат «многоуважаемый» или «мироощущение»… Впрочем, до самого последнего времени я был журналистом, итервьюировал и здесь Дмитрия Хворостовского, Славу Полунина, Константина Райкина, Александра Абдулова и других гостей Монреаля… Безусловно, как большой город делает больших людей, и беседы с с талантливыми людьми вразумляют.
Татьяна Коновалова:
-Если портальцам будет интересна наша беседа, а я искренне на это надеюсь, зайдете ли на форум ответить на вопросы?
Володя Морган:
-Я-то да, но они, слава богу, не придут. «Они не пришли на вашу выставку, Маяковский! Мы бы пришли!» А уж где нам до самого Владимира Владимировича.
Татьяна Коновалова:
-И последний вопрос: «Тревожные события у Мариинского дворца…»
Володя Морган:
–Это жутко. От прямого противостояния с властью волосы вздымались дыбом от жути. Ну, как человек под расстрелом. Но в том-то и дело, что вся мировая литература держится на трех китах. Надо писать о Родине и о долге перед Родиной, о женщинах и об отношении к ним, о смерти. И через всё это надо пройти. Кое-что о событиях 1991 года мне довелось отобразить в публицистической статье «То разгулье удалое, то сердечная тоска».
Татьяна Коновалова:
От себя: Вот такой он, мой герой… Открытый к диалогу, прямой, честный человек. «Наш человек» в Канаде…Володя Морган. А может быть и Вы, дорогие коллеги, присоединитесь к нашему диалогу? Задавайте вопросы в этой теме. Мы будем ждать…
-------------
Опубликовано:
http://1001news.ca/2010/01/23/--/