Сколько времени прошло? Пять месяцев, шесть… Воспоминания померкли, боль угасла, слёзы высохли, ком уже не стоит у горла. А в голове всё ещё не уложится мысль о том, что его нет… Как тогда, на похоронах, так и сейчас, до сих пор, никто не может поверить в случившееся. Как же так? Почему молодые погибают, а старики доживают свой век, лишившись самого главного и ценного в жизни?
Карандаш плавно скользит по белому листу бумаги. Белому… как смерть… В наушниках звучит музыка, успокаивающая, но не дающая ни на минуту отвлечься от трагедии.
Я помню всё. Помню те весёлые репетиции, помню, как видела его в коридорах ДШИ [Детская Школа Искусств], помню его в стенах школы, помню случайные встречи на улицах, помню… Помню яркую жизненную фотографию, где он улыбается своей незабываемой улыбкой, рядом с которой горит свеча, помню крест с чёрной надписью
МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ МОРДОВКИН
18.06.90 – 26.05.10
помню, его бледное лицо в белом гробу.
Грифель аккуратно выводит очертания силуэта, лица, шляпы, плеч.
«…Да кто я такая,
Чтобы всё рассказали?
Во что он в тот день был одет.
Ведь он не любил чёрный фрак
И ваши манжеты,
Он не повторял слова ‘нет’…»
В мыслях всплывает воспоминание.
Восьмиклассники сидели в классе, который был украшен гирляндами, мишурой и шариками. В лицее давно проводится конкурс на лучшее оформление класса к Новому году. 32 кабинет, который совсем недавно был нашим, украшали выпускники этого года, и, на мой взгляд, нарядили его лучше всех. Над доской пурпурной гирляндой обозначен год, на люстрах висели разноцветные весёлые шарики с компанией узоров из мишуры. Со всех стен падали белые рукодельные снежинки, а самой красивой, конечно, была ёлочка, сделанная из гирлянды с разноцветными фонариками.
На перемене в класс зашёл один из старшеклассников и с непринуждённым лицом зажёг ёлочку, она очень красиво заиграла весёлыми огоньками.
Татьяна Борисовна, которая вернулась в кабинет, увидев мигающую ёлочку, спросила:
- Максим, это ты включил?
- Да, - улыбаясь, ответил он.
Улыбаясь… Он всегда улыбался. Но, увы, не на моём рисунке.
«…Отдайте мне этот портрет
И линию жизни до запястья сотрите
Мне вовсе не нужен совет
Нет, я не курю, а хотя, угостите...»
А как он жил… Не боялся жить. И смерти не боялся.
Некоторые штрихи поправляю ластиком, вывожу черты лица дальше, а память снова заставляет переживать моменты из прошлого.
Я сидела на остановке, ожидая подругу, возвращавшуюся из города. Но с зелёного 45 автобуса, в котором я ожидала увидеть её, спрыгивает он вместе с великом. Увидев меня, он приветливо поздоровался и поинтересовался делами. Поприветствовав его, я улыбнулась в ответ и сказала, что всё отлично…
Мы стояли в раздевалке с лучшей подругой и художницей по совместительству. Уже оделись и собирались уходить, но, как всегда ждали, пока наша красотка приведёт себя в порядок.
В это время я увидела его в коридоре, несущего в актовый зал колонку, и крикнула на весь первый этаж:
- Привет, Мак-сим!!!
Он не шарахнулся, хотя я этого ожидала, а задорно откликнулся:
- Здарова!
Маша посмотрела на меня очень странным взглядом, и я этот вопль оправдала хорошим настроением.
- А кто это? – спросила она.
- Это Макс Мордовкин, - ответила я.
Она повторила это имя с очень забавной интонацией, и мы потом всю дорогу смеялись над тем, как она его произносит…
Мы с друзьями моего детства гуляли во дворе очередным летним днём. Альбина и я в то время подкармливали кошек, которые жили неподалёку, и, разумеется, у нас была любимая – Чернышка. Такая ласковая, любила, когда её гладили.
В тот день, он зашёл в наш двор со своим приятелем Марком. Марк поднялся к своей девушке, а Максим стал толи показывать нам, толи просто отрабатывать трюки на велике. Когда ему удался очередной, я захлопала пальцами по предплечью – на руках держала Чернышку.
Максим раскланялся как на публику:
- Спасибо, спасибо, - а потом, всё так же улыбаясь, спросил, - не знаешь, что у них там, любовь-морковь?
Я лишь, улыбнувшись, пожала плечами, хотя ответ на тот вопрос всем был понятен…
На стол упала слезинка. Я поспешно стёрла другую, чтобы она не попала на рисунок.
Говорят, что Бог забирает к себе самых близких, что только лучшие от нас уходят первыми. Но от этого не легче. Не легче смириться с потерей, не легче поверить, что его с нами нет, не легче понять, что друзья наши не вечны… Его душа стала звездой среди планет…
«…Теперь ты там, ты очень далеко, друг,
Ты не услышишь смех родных, друзей подруг,
Ты будешь чувствовать и видеть только пустоту,
А мы среди небес найдём твою звезду…»
Да, он теперь там, бесконечно далеко отсюда, на небе, смотрит на нас. Но остался в сердце навсегда, в НАШИХ сердцах он жив!...
- Насть, Насть, а у тебя осталась «Remember the name» на ноутбуке?
- Эмм… кажется да, пошли посмотрим.
Мы пробрались к сцене сквозь толпу танцующих школьников под громыхавшую музыку. Настя отобрала мышку у брата и стала искать любимую песню на ноуте. Увидев название, которое навсегда врезалось в нашу память, мы обрадовались и стали собирать народ, задействованный в постановке этого танца. Обшарив зал, мы нашли наших мальчишек и вытащили их в коридор. Тут Настя остановилась:
- Стойте, стойте, а кто будет исполнять соло Немова и Мордовкина?
- Э-э-о-один Мордовкин, - отозвалась я. – Поставим его в центр.
- А где он?
Мы с Настей убежали в зал искать студента Фил Фака и уговаривать его танцевать с нами. Его обычно было нетрудно найти, но в этот раз в зале его не оказалось. С недоумевающими лицами, мы вернулись обратно и только хотели сказать парням, что не нашли его, как он вышел с лестницы в коридор… с Настей Володиной… Понятно теперь, почему в зале его не было.
- Макс, станцуешь с нами «Remember the name»?
Его непонимающее лицо заставило заговорить меня:
- Ну помнишь, мы с Немовым ставили танец, ты нам ещё показал движение, которое мы сунули в припев?
Максим понял, о чём мы говорим, но мыслительная деятельность продолжалась.
- Пожа-алуйста… - взвыла я.
Его лицо преобразилось, он снова заулыбался:
- Ну ладно, ладно, ладно!
И мы пошли повторять танец, поставленный под песню «Remember the name»…
Remember the name… Да уж, это имя мы никогда не сможем забыть. В воротах рая приоткрылась его дверца, и мы его отпустили. С комом в горле, со слезами на глазах, стоя, провожали его туда, откуда не возвращаются. Попав на небеса, не возвращаются обратно…
«…Ты в нашем сердце, пусть бежит по венам кровь,
Ты в нашем сердце оставляешь только веру и любовь,
Твой образ будет нарисован в облаках,
Ты будешь вечно в нашем сердце и у неба на руках…»
Несколько человек сидели на подготовке к обществознанию и делали задания части C. Очень забавно наш класс разделили на физиков и обществоведов и отправили готовиться к переводным экзаменам.
Уже где-то под конец урока к нам зашёл один из физиков и, отдав Ирине Викторовне журнал, сказал ей:
- Сейчас звонил товарищ, сказал, что Максим Мордовкин разбился.
Я перестала писать и подняла ошарашенные глаза, Ирина Викторовна тоже испугалась:
- Господи… Насмерть?
- Не знаю, но сейчас он лежит в реанимации в ужасном состоянии.
С такими же глазами я повернулась к однокласснику, который ходил с нами на театр, и в его глазах увидела такое же страшное удивление…
После недавнишней смерти нашего преподавателя, мы были уверены и до последнего верили в то, что ОН выкарабкается, ведь он молодой и сильный; его печень, собранная по кускам, срастётся, повреждения заживут, сознание вернется и он, наконец, очнётся… Но новости из реанимации не были утешительными: печень срастается медленно, ему нужна кровь, отказывают почки… Врачи боролись за его жизнь и боролись с матерью, которая на религиозной почве не давала согласия на переливание крови сыну, который находился на грани… между жизнью и смертью…
Но он умер…. 26 мая в 7 часов вечера его сердце перестало биться.
Максим, знай, твоя жизнь была не напрасной, ведь твои друзья ценят и помнят, как ты дарил счастье!...
Я зашла в комнату и, первым, что я увидела, была его фотография, перед которой ровным тёплым пламенем горела свеча. Уже тогда ком стоял у горла. Подойдя к гробу, я увидела его бледное лицо… каменное, застывшее, словно из мрамора… Хирурги сделали всё, чтобы следы злосчастной аварии не были видны хотя бы на лице, но они всё равно бросались в глаза. Тело было накрыто белой тканью, очевидно, повреждения были страшными…
Я положила ему в ноги две красные гвоздики и в последний раз влажными от слёз глазами взглянула на лицо… неподвижное… холодное…
Я вывела гвоздику в его руке и, снова смахнув слёзы, отнесла рисунок маме. Она взглянула на него и тихо сказала:
- Какой-то он у тебя неживой получился.
- Он и есть… неживой…