Боже, это ж в нашем веке
Были в моде лесосеки,
А гнусавые генсеки
Золотили свой лацкан.
И народ еще не злился,
Ликовал и веселился,
Поднимая истины стакан.
Мысли скользки, как медузки,
Не широки и не узки.
А увидеть новых русских
Вы могли лишь в роддомах.
За идеи нас имели,
Но за тридцать рэ в неделю
Пили для брожения в умах.
Смежило, устало щурясь, солнце покрасневшие глаза.
Скука, водка, доминошная бодяга…
Сверху наползла, подмигивая вспышками, гроза,
Обещая что-то с чем-то работягам.
Лешу в бригадиры прочат.
Их завод детали точит.
Все не могут, между прочим,
Торговать и воровать.
Потому что, между прочим,
Кто-то должен быть рабочим,
Кто-то должен блага создавать.
Леша понял, к счастью, рано:
Жить нельзя хмельным бараном.
Океан черпать стаканом –
Не увидеть дна вовек.
Чем-то намертво зашился,
От старинки отрешился
И зажил, как новый человек.
Туча пролилася, и пустила всходы новой жизни лебеда,
В садик, огород козлы вошли без боя.
Правда, муравьишки, паучки да пчелки и иная ерунда
Оказались смыты грязною водою.
Там, где были с медом соты,
Ржет клаксоном «шестисотый».
Клянчит денежку босота.
Попы слиплись от нуги.
Возят розочки абреки.
Предлагает «крышу» рэкет.
И почти что утекли мозги.
Тычет пальчиком Мишаня
У киосков: «Пап, папаня,
Мы богатенькими станем –
Ты мне купишь этот «Марс»?»
А в чем папка виноватый,
Коли видывал зарплату
Чуть не с год назад последний раз?
Видя это дело, огорчилась туча, зарыдала, полилось,
С куполов и душ смывая позолоту.
Ухмыльнулось, облизнулось, заурчало и привольно разлеглось
Топкое, отвратное болото.
Было время – после школы
Дети тешились футболом.
А теперь глядят на голых
И простреленные лбы.
Радиацию глотают,
Быть банкирами мечтают,
Но, чтоб не потеть, а так, абы…
Маша – в латаном халате,
Как в музейном экспонате.
Дети – в антиквариате,
Как преданья старины.
Будет счастье – бьется кружка,
Только мокрая подушка
По утрам у Машеньки-жены.
«Ной и Сыновья» неплохо приподнялись на билетах на Ковчег.
Но, увы, опять не всем хватило на билеты…
Сотня грамм – оно кому совсем не много, но для Леши свет померк,
И в мозгу взорвалась красная ракета.