Август, ветерок, и белая машина

    - Представь: ранее синее утро, пустой перрон и два поезда. И, главное, на вагонах поездов указано одно и тоже направление. Я стою и не знаю – который из них мой?! Спросить? А, что ответят? Тебе в ту сторону? В ту. Билет есть? Есть. Места тоже есть – садись в любой!

    - А действительно, почему ты так заволновалась?

    - Так это же сон – во сне так просто нельзя. Эти поезда – две жизни!  Окажешься не в том… и проживешь не свою жизнь. И даже не узнаешь об этом. Или узнаешь, да… поздно будет. И где он твой поезд: то ли отстал, то ли вперед ушел? И придется ехать в вагоне с чужими людьми. Без тебя, например.

    - Вот ты о чем…

    Этот сон она рассказала в начале их отношений. Тогда она была счастлива и уверена, что угадала поезд. Сейчас, скорее всего, сомневается в этом. А сам? Вдруг их вагон перецепили ночью на тихой станции? Когда-то все казалось легким и простым – связь недолгой. А она затянулась на годы. Хотя без всяких требований и определенности с обеих сторон. Во всяком случае, этого, кажется, никто не озвучивал, изначально молча, убеждая друг друга в предпочтительности именно таких отношений, предваряя возможные будущие пожелания. У  каждого были в то время для этого свои причины. Впрочем, однажды разведку боем она все же проводила, но не особенно настойчиво.

    И что теперь? Едет к ней, но прежней необходимости не испытывает. И при этом боится окончательно потерять ее. Она все-таки нашла крючочки и сумела зацепиться в нем. А, что если уже сегодня первая объявит о разрыве? Ей даже повода искать не нужно: их предостаточно – бери любой! От чего больше засаднит сердце: оттого, что ее потеряет, или оттого, что бросает она, а не он сумел вовремя уйти?

    Его передернуло, и тут же  сделалось стыдно за возникший страх. Но с ним быстро справился. При этом даже расправил плечи и  улыбнулся сидевшей напротив девушке. Было заметно, как она легонько смутилась, касанием руки напомнив о его остановке. Он замедленным кивком поблагодарил. Но встать, и подойти к двери не поспешил.

    Рванулся к ней неожиданно, запоздало, в момент остановки автобуса, отчего едва не упал, и пот от такой неловкости густо покрыл лицо. Не глядя на пассажиров, выскользнул в раскрывшийся проем, перепрыгнул через заросшую канаву и пошел пыльной луговиной назад, на ходу ослабляя галстук и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Постоял с минуту, оглядывая заброшенный и частично вымерзший в эту зиму сад. Потом перешел дорогу, миновал мосточек, и по тропинке углубился в лес.

    Тот встретил прохладой в ненарушаемой тени, и редкими уже, как бы случайными, птичьими голосами. Оглядываясь, усмехнулся:

    - Надо же, опять попал в нужное место только со второй попытки. Подобные случайности незаметно перешли в разряд закономерности,  досадной и вездесущей. Как-то быстро удалось сблизиться с данной рассеянностью, с этой ранней проводницей к старости. Как давно сделал для себя это открытие? Кажется, я уже начинаю привыкать к грустной мысли.

    Он сдернул галстук и не спеша смял в карман, а, пройдя еще несколько шагов, снял и костюм, сбросив на левую руку. И хотя прохлада была довольно условной, зябко передернул плечами, с удовольствием поежившись. Потом  попытался глубже вдохнуть разнотравьем  и вместе с этим ощутил короткую веселость. Короткую, потому что тут же возникла и боль за грудиной. Еще одна новая знакомая возникала все чаще, непредсказуемо и нахально в своей неожиданности. Впрочем, и на этот раз она только напомнила о себе, и неясное чувство тревоги ушло за своей необъяснимой сестрой. А ветерок, приятно обогнувший со спины, и вовсе вернул к прерванным мыслям, устроив  что-то вроде приветствия прошелестевшей листвой.


    Это был ее последний отдых на море, который прервала, как и предыдущий, телефонным звонком, радостно поинтересовавшись – не хочет ли встретить подружку? Желание встретить не скрыл и почти прокричал об этом в трубку, но, кажется, их уже разъединили. И в ту ночь не спалось. Часто выходил курить на балкон. Было ветрено и влажно. Подушно обрывались листья и незамечаемо мысли, то торжественные, то смешные. Хотелось с листьями вниз – на тротуар. Но там никто не ждал, и никого нельзя было встретить. И все-таки в том нетерпении скромно копилось счастье!.. А за спиной, на диване, – обида, никогда не желавшая взаимопонимания, но, как и он, вечно чего-то ожидавшая.
   
 
    Он оглянулся, как бы ища чьей-то поддержки: ему вдруг совсем расхотелось идти дальше. Что-то тревожно подсказывало –  сегодняшняя встреча им не нужна, несмотря на чудесный день, и на это очарование вокруг. Он с тоской посмотрел на знакомую прямую аллею, как в неизвестность. Но ветерок снова охолодил спину и прошелестел по листве, приглашая продолжить путь.


    Она повисла у него на шее и, подогнув колени, совсем как девчонка, заставляла кружиться. И он кружил, пытаясь поймать ее губы, почему-то ускользавшие. Изумленные пассажиры обходили их, толкая сумками, чемоданами, иногда беззлобно напоминая о возрасте. И это еще больше забавляло ее. И смех только одной этой женщины, тогда для него заглушал все остальные шумы вокзала.

    Потом  привезла сюда: на дачу какого-то родственника. Дачей полюбовно пользовалась вся родня, по доброму, деликатно, стараясь, не мешать друг другу. При их появлении две тетушки, немного помурлыкав за чаем, спешно удалились, оставив уйму продуктов и безукоризненный порядок.

    И через некоторое время она стояла возле софы, стягивая на груди рукой легкий халатик, свежая после душа, и ждала от него чего-то нового, необычного. А он вдруг ощутил неодолимую усталость, вжимаясь в кресло, и  с каждым мгновением все больше увеличивая расстояние между ними, внутренне понимая и ужасаясь происходящему с ним, но, не желая никакой борьбы.
 

    Он замотал головой, стряхивая наваждение и пытаясь скорее вернуться в свежесть аллеи. И снова на некоторое время это ему удалось. Удалось даже улыбнуться.

    - Разумеется, чтобы ощутить звонкую радость, сюда следует приходить по росе, а не когда смолкают птицы. Пожалуй, она права, что променяла сутолоку Крыма на эту благодать. Но почему взяли отпуска опять порознь? Чтобы не мешать друг другу или, наоборот, с надеждой соблазнять своей свободой другого? Да, нет же, я просто преждевременно достиг того возраста, когда согласие с невозможностью удовлетворяет больше, чем борьба с ней. Отсюда и ссылки последнего времени на трудности и занятость. Ссылки себя же на самого себя. А счастье неизменно! Оно по-прежнему достигается победами и предвосхищением. Но ты, еще осознавая это, начинаешь довольствоваться ожиданием, и чаще всего не оправданным. Откуда это возвышение покоя? Еще совсем недавно все было иначе. Недавно?.. Было?..

    А что это был за случай в начале прошлого лета? Почему именно он вывернулся сейчас из памяти?


    Утро. Безлюдный парк. Он уже видел лавочку, где они обычно встречались. Эти утренние короткие свидания были непонятны ему, но очевидно необходимы ей. Так – дежурные вопросы к уже известным ответам. Легкое прикосновение губ, холодное пожатие пальцев, улыбки-маски. Чтобы не случилось у них – данных встреч это не касалось. И удаляющиеся шаги никогда не просили оглянуться. Ну, может быть, иногда.

    В траве возле тропинки что-то зашевелилось. Он нагнулся и, поднимая голубя-сизаря, ужаснулся чьей-то бессмысленной жестокости – птица была без ног. Обескровленной, жить ей оставалось недолго. И все же не выпустил страдалицу из рук, опустившись на ближайшую лавочку.

    Она села рядом неожиданно для него, уже все поняв, задав короткий, емкий и правильный вопрос: «Зачем?». И действительно, не лучше ли пройти мимо, если не можешь помочь? Он виновато пожал плечами и вернул птицу в траву, начав долгую процедуру   сосредоточенного оттирания рук платком. Кажется, в глаза ей так и не посмотрел: иначе бы их запомнил. Она задержалась ненадолго. Но уходила не спеша, упрекая за глупость и  несовершенство восхитительной походкой молодой еще фигуры, на которую теперь так редко обращал внимание. Заглядывались другие: смелые на слова и нерешительные для действия.

    Вечером он усердно заглаживал вину, и она согласно улыбалась на все его предложения. Пьяные и счастливые засыпали у нее дома, бессвязно зашептывая  друг друга приято-знакомыми словами. И только утром заметил отрешенный и недобрый взгляд в потолок. Но ни о чем не спросил.


    Аллея заканчивалась. Справа за лугом затаился дачный поселок. Сейчас его ждали слева: на лесной поляне. Но чем ближе подходил к развилке тропинок, тем короче и замедленней становился шаг. Тем чаще останавливался и оглядывался, будто сзади вот-вот должно произойти событие, которое наконец-то заставило бы его вернуться – отказаться от чего-то непоправимого!.. И эта редкая пустота, тишина аллеи, неприятно удивляла и разочаровывала. А ветерок продолжал, то гладить прохладой щеки, то нежно подталкивать в спину. Это напоминало власть женщины. А он вообще не любил никакой власти, даже своей.


    Сосчитав до девяти и остановившись у двери, мысленно вернулся на десять ступенек вниз и, удивился – сегодня перешагнул первую – самую трудную, а не последнюю. И это открытие не понравилось ему – будто в глазах появился волчонок. В их отношениях становилось все больше будничного. А он и раньше знал, что именно будничностью женщины привязывают к себе мужчин. И вот теперь получил дополнительное подтверждение – любовник пришел без приглашения, с пустыми руками! Ужас пронесся по клеточкам мозга и выступил влагой лица.

    Разумеется, когда-то такое должно было случиться. Но кто за него и когда поторопил этот момент? И отвернувшись от двери, как от чего-то непозволительного, стал осторожно спускаться. А, покинув подъезд, пошел совсем в другую сторону улицы, куда никогда не доходил, не доезжал. Впрочем, и теперь мало что, замечая по сторонам. Почему-то казалось – она слышала шаги и теперь, выглядывала из окна, прожигала  глазами спину, по-своему, по-женски определяя его поступок слабостью, неуместной нерешительностью, очередным неожиданным обманом. Но у судьбы свои шутки – он столкнулся с ней у перехода возле соседнего дома.


    Тропинка нырнула в сторону и, пробившись сквозь молодые заросли, вывела на поляну. На противоположной стороне светлого пятна, в узкой тени можжевельника, сидела она, подобрав под себя ноги, в обычной женской задумчивости  перебирая грибы. И его появление ничем не изменило ее поведения. Но в этом было больше запоздалого девичьего кокетства, чем настоящего безразличия. И хотя понимала, что сейчас, возможно, дает повод для неприятного юмора, решила играть выбранную роль до конца, тем более что подобные шалости ему были знакомы и весело прощались, если вообще замечались.

    Он долго укладывал костюм, и, в конце концов, со знакомой небрежностью отпихнул его в сторону. Потом усаживался  сам, и в итоге оказался у нее за спиной. Она представила, как он с грустью оглядывается по сторонам, решая непростую задачу: закуривать или нет. Не будучи заядлым курильщиком, эта проблема была для него вечной.   
 
    - И опять не поздоровался, не поцеловал, – она подумала об этом, передразнивая обычное в таких случаях объяснение, –  «Мысленно я не расстаюсь с тобой никогда». Врет! Невозможно не расставаться с человеком, а тем более, мысленно. Да, даже если и так – зачем оригинальничать со мной? Почему просто не пожелать человеку здоровья, и, вроде бы близкому? Так общепринято, и у взрослого человека должно быть уже в крови.

    Впрочем, встречаясь в подобных условиях, в ней всегда начинали бороться противоречивые чувства. Поводом была постоянная усталость, преследовавшая его последнее время. Вот и сейчас, она бы выбрала самый большой гриб и влепила им, в успешно начавшую пробиваться лысину. Но тут же была не прочь повалить к себе на колени и покориться его желанию посидеть молча.

    - Да почему, мы, женщины, никогда не позволяем себе подобного в присутствии любовника? Почему, именно мы, должны понимать их? Не трудно догадаться о том времени, которое я провела здесь в ожидании. Такое простительно супругам: с ними приходится мириться. Но усталость любовника – это слишком! Сегодняшнее молчание выглядит уже явным пренебрежением.

    А все началось с череды неприятных и трагичных событий, основательно подгадивших ей жизнь. И его появление оказалось очень даже кстати: от чего-то, конечно же, спас, в чем-то, без сомнений, помог, о многом позаботился даже не догадываясь, иначе возомнил бы себя неизвестно кем, и обязательнейше все испортил. Но тогда она была рада предлагаемой поддержке и согласна на любые с ним отношения. Хотя, за этим могло скрываться осознание, что замена в данный момент маловероятна. Женщины всегда вынуждены играть какую-нибудь роль.  Эта, на долгое время сделалась приятной. Иногда и погашение долга становится удовольствием.

    Белая машина остановилась и она, даже ни о чем, не поинтересовавшись у водителя, села в нее.

    - Вы уверены, что нам по пути?

    - Если остановились, значит, согласны помочь женщине.

    - А вдруг я маньяк?

    - Милиция, без всяких вдруг и, наверное, записала ваш номер.

    - Сбежали от нее, не пожелав быть свидетелем? Что там произошло?

    - Муж погорячился.

    - Так в помощи нуждается муж?

    - Пока – уже нет. Срок ему обеспечен. И думаю, что не малый… На Пролетарку, пожалуйста, 
– я опаздываю на похороны матери.

    - Вот уж действительно – беда одна не ходит. Едем. Возможно, я могу еще чем-то помочь?

    - Очень может быть. Но пока не знаю. А за предложение все равно спасибо.


    Она почувствовала, как он придвинулся поближе и заглянул через плечо на ее сухие исцарапанные руки.

    - Попробовал бы не исцарапать – трава перезрела и сделалась жесткой и острой, как лезвия. Интересно, о чем он сейчас думает? Может, тоже вспоминает что-то из нашего общего?..


    - Я благодарна вам. Не знаю, как бы сама решила эти проблемы.
 
    - Наверное, неправильно так говорить, но я был рад помогать в их решении. У вас не стало матери, но появилась своя жилплощадь. Пропала машина, но объявились новые знакомые. Нет мужа, но и детей нет. Жизнь продолжается. И я продолжаю осторожно стучаться к вам.

    - Напрашиваетесь в гости?

    - В жизни нам хочется быть хозяевами, а она упорно воспринимает нас как гостей. Я не люблю быть гостем. Поэтому приглашаю туда, где все себя чувствуют хозяевами.

    - В ресторан что ли? Неожиданно.

    - Чего-чего, а ожиданий нам всегда хватает.

    - Не боитесь, что отношения зайдут слишком далеко?

    - С такой женщиной – нет! Такую женщину – да! Поэтому просто желаю продолжать с ней отношения.
    - Любите риск?

    - Как и все мужчины.

    - Нет, насчет всех мужчин говорить женщине не стоит. Кому, как не им знать о вас правду.

    - Я не верю, что вы ее знаете. Правда слишком скучна – она сушит кожу и душу, собирает морщинки возле глаз, а голос делает скрипучим и безучастным. Ее знать совсем не обязательно – главное, чтобы она не знала о нас.

    - Хм. И куда мы отправимся?

    - Куда-нибудь за город.

    - У вас личный шофер?

    - У меня отличные друзья.

    - И вы решили с ними познакомить…

    - Не сегодня – и не со всеми.

    А с друзьями, так и не познакомил. Тогда ему казалось, что им хорошо и вдвоем. Но, ведь действительно было хорошо!


    Женщины – они умеют находить радость и в малом, хотя постоянно желают большего. Они легко обманывают других, но легче всего себя. Им страстно хочется иметь рядом с собой друга, но способны только любить и ненавидеть. Просто дружба им не знакома. Разумеется, в мужском понимании этого слова. 
 
    Он неосознанно сорвал травинку и сунул ее в рот. Травинка сделала плавный полукруг и коснулась ее шеи. Она замерла с надеждой, ожидая с его стороны долгожданного действия. В руке оставался последний гриб, который собиралась положить в корзину. Этот крепыш был особенно красив, но что-то ее смущало в его облике.


    - Своими отношениями мы никому не желаем зла.

    - Никому? А себе? Я уже боюсь, оставаясь одна, слышать эту назойливую, опротивевшую песню: «Сто часов счастья – разве этого мало?»…

    - Эту мудрую песню пела неглупая женщина. И наши сто часов счастья давно помножены. А ты уверена, что сможем быть счастливыми в других отношениях? Кем я буду чувствовать себя в твоем доме, где ничего моего нет! Откуда уйти мне будет уже некуда. Не изменится твое мнение о моей необходимости?
    
    - Но нужно думать и обо мне. 
 
    - Нужно. Только каждый о себе думает чуть-чуть больше. Наш жизненный опыт уже не позволит пренебрегать этим правилом. И заведенный разговор руководствуется все той же причиной.

    - Чем же тебя не устраивает жена? Знаю, не станешь это обсуждать. Но если бы ей вдруг оказалась я?

    - Это неправда, что женами становятся вдруг! Но все жены живут с постоянным чувством обиды. Обиды, у которой всевозможные маски, но суть одна: то ли товар испортился, то ли незаметно другой подсунули. Немногие догадываются, что в этой обиде и заключается смысл супружества и доставшееся нужно нести с достоинством и удовлетворением, не обнажая каждой встречной зависть.

    - Значит, твоя супружница относится к последним, а во мне сомневаешься. Или обмен ничего не меняет?

    - А, вот сейчас, ты, что высказала? Высказывайся дальше – у тебя должен быть опыт.

    - Нет, ты бываешь жесток!

    - Как топор, но не пила с мелкими тупыми зубьями.

    - Не беспокойся: никогда больше не вернусь к этому разговору. И будем счастливы!

    - Кто загадывает – сильнее разочаровывается. Все однажды заканчивается. Поэтому хорошее дорогое вино пьют медленно.

    - Я для тебя только хорошее вино?

    - Надеюсь, я для тебя – тоже.


    Последний гриб ему не понравился: этот крепыш, напоминавший белый, оставлял на языке горечь – в желудке яд. Он с вежливостью взял его и… с силой швырнул через плечо, куда-то за пределы поляны. От непонятной молчаливой наглости у нее перехватило дыхание. Но самое неприятное возникло еще неожиданней: она не представляла как вести себя в подобной ситуации! Теперь растерянность граничила с шоком. Но, он, кажется, даже не заметил этого. Просто снова отвернулся. И сейчас такое поведение только обрадовало, помогло справиться с собой – и торжества  злости не состоялось.


    Чаепитие в беседке затягивалось. Сегодня тетушки никуда не спешили. Они перехватывали ее нетерпеливый взгляд на дорогу, озабоченно затихали, но затем снова возвращали племянницу к их никчемной беседе. А она уже начинала нервничать. И, наконец, заметила в поведении тетушек скрываемую тайну и непонятную нерешительность, прилагаемую к ней.

    - Какие-то вы у меня по пятницам странные стали? Что-то случилось? С кем? Где?

    - Белую машину сегодня ждать не стоит – тетушки не смотрели на нее, но будто ожидали от нее подтверждения.

    - Семейное горе обычно возвращает блудных мужей в забытые супружеские спальни.

    - Вы о нем? Что за горе? – она, кажется, начинала понимать о чем они, но еще сдерживала себя.

    - Сын его погиб. Разбился, девчонок катая.

    - Боже! А я его даже не знала… – и сама удивилась этому откровению.

    - Значит, тебе будет немного легче.

    - Ему, наверное, необходима какая-то помощь – она смотрела на родных, но уже не видела их так отчетливо…

    - Наверное. Только не твоя.

    -И, что мне теперь делать?

    - Начинать отвыкать от партнера. Никогда не думала о такой возможности?

    - Для начала попробуй присмотреть другой цвет машины.

    - Цвет машины… При чем здесь цвет? – и сама же попыталась представить его в другой машине.

    - Нельзя так сильно привязываться к чужим мужчинам – они быстро начинают казаться своими.

    - У вас, разумеется, ничего такого не было… – она снова видела тетушек отчетливо и дерзко.

    - Было-было. Поэтому так и говорим. Женщина не должна быть одинокой, но готовой к этому быть надо.

    - Я, все-таки поеду в город.

    - Только не будь там совсем дурой!

    - Да немножко можно.


    Он пришел в ту же ночь. И сразу же ей не понравился. Она никак не ожидала увидеть его таким. Поэтому и не сдержала своего разочарования.

    - Откуда узнал, что я здесь? Мы договаривались встретиться на даче.

    - Я и не знал. Просто зашел.

    - Оставил ее одну? А если что-то случится?

    - Она не одна. И что еще может случиться?

    - Всякое. И где тебя искать?

    - Меня искать уже не надо. Поздно.

    - Сегодня оставайся. Но если захочешь уйти от нее в такой момент – я не приму.

    - Что еще за нотации? Оставь мне разбор семейных дел. И с чего взяла, что я притащился сдаваться?

    - Нет?.. А тогда зачем?

    - Соболезнование принять.

    От него пахло дешевым спиртом и незнакомым потом. В глазах блуждала ярость и разрушение. Ей было страшно оставаться с ним. И теперь она жалела, что вернулась в город.

    - Тебе, наверное, лучше уйти.

    - Но минуту назад ты оставляла меня!? Что изменилось за это время? Ты начинаешь меня пугать.

    - И ты тоже. Я вызову такси.

    - Такси!? Ну да, теперь такси. Только пусть оно будет черное, рыжее, синее – в белое больше не сяду.

    Он вышел не дожидаясь, когда она подойдет к телефону. И ушел, кажется, пешком.

    Вместе с резким движением от броска злополучного горьковика, он снова ощутил приступ боли и тревоги. И этот приступ длился дольше обычного. Теперь не только в области груди, но и во всем теле что-то взбунтовалось, запротестовало, потребовало какой-то экстренной помощи. И он, уже не впервые застигнутый врасплох, побледнел от необъяснимости происходящего. Пришлось замереть, прислушиваясь к себе, и лоб, увлажненный холодной испариной, показался чужим. В таком состоянии он провел несколько минут, длившихся долго и страшно. Но, все же и на этот раз, пусть неохотно, боль отступила, протесты организма поутихли, а вот с тревогой и новым, противно предостерегающим чувством, дела обстояли сложнее.

    Ветерок, сделав очередной круг по опушке поляны, как-то сник, предчувствуя скорый конец этой веселой зелени, но еще живой и радовавшей все живое, натолкнулся на него, освежив лицо прохладцей и, удивившись, задался вопросом, – а здесь-то у нас, что собственно произошло? И, видимо, догадавшись, совсем затих и в ожидании дальнейших событий улегся возле ног.

    Но появление этого свидетеля уже не могло отвлечь человека от самого себя, и от происходившего у него внутри. Да и она от его плеча стала быстро отдаляться и определяться в прошлом, к которому он также стал терять интерес.


    А ей уже вспоминалась последняя весна и один из апрельских ливней. Они возвращались от подруги. Была уже ночь. И он держал зонтик так, что она была совсем сухая, если не брать в расчет ноги, а на него устремлялись дополнительные струйки, хотя мог прижаться к ней и плотнее. И тогда бы, вероятно, не случилось того, что случилось после.

    А после он заболел, и, как говорили, болел скверно. Но в поликлинику в их семье обращаться было не принято. Выхаживался, откашливался дома, чем-то домашним, как мог и умел. Жена хотела, было вызвать врача, но, узнав, что больничный ему не нужен, передумала, сказав что-то вроде, если тебе нужна болячка, то врач ее обязательно найдет. Зачем так сказала, едва ли поняла и сама. Но мужчину это в очередной раз зацепило. Поэтому к врачу не обращался и после, когда это советовала уже сделать она, удивляясь его бледности и тяжелому дыханию.

    А в ту ночь, всем своим видом напрашивался к ней – она же ждала слов, которых начинало ей не хватать. И было еще одно, как раз в эти дни, чисто женское неудобство.

    Но, несколько часов спустя, она так глупо вдруг проснулась, от охватившего жалкого беспокойства: она в чем-то виновата – у него может появиться другая! При всей банальности, эта мысль показалась дикой и страшной. И тут же сделалось стыдно: об  этом сразу бы доложили, донесли, с чувством сопереживания ей, и осуждения его, но с тайной, подлой радостью, которая зовется злорадством. Она долго и безуспешно гнала от себя эти мысли, и на работе появилась растерянной  и, несмотря на обилие косметики на лице, неухоженной. Сослуживицы дружно пытались обсудить с ней возникшие проблемы, и были откровенно разочарованы, натолкнувшись на жесткое нежелание раскрыться. В конце концов, именно их назойливое внимание успокоило ее и даже позабавило.
 

    Он странно и непростительно грубо привалился к ее спине. Такая знакомая и приятная тяжесть сейчас показалась неуместной, несвоевременной, посторонней. Поэтому невольно отпрянула, зацепив корзинку, и развернувшись на четвереньках, застыла в ужасе. Он лежал на спине, вцепившись руками в рубашку на груди, и задыхался. Глаза, беспомощные и испуганные, наверное, искали ее. И не находили. Ему хотелось что-то сказать, но из хриплых звуков слова не получались. Догадывался ли он об этом?


    Он молча смотрел в раскрытое ночное окно. Сигарета, зажатая между пальцев, дрожала, и струйка дыма извилисто тянулась навстречу свежему воздуху, к свободе. И не достигнув ее, разрывалась, возвращаясь назад, в комнату.

    Она принесла блюдце вместо пепельницы и протянула ему.

    - Зачем здесь куришь, если хочешь остаться? 

    - Разве я говорил об этом? А такси?.. Такси уже вызвала?

    - Перестань. Тогда ты был не прав.

    - Тогда? А сейчас? Кто из нас настолько совершенен, что может определять правоту?

    - Ты пришел ссориться?

    Он стряхнул пепел в ладонь и, подойдя к окну, выбросил окурок. Она вздохнула и ушла на кухню прислушиваться к дальнейшим действиям гостя. Он лег, не раздеваясь, на разобранную еще до его прихода кровать и, возможно, ждал ее. А после тихо ушел. Долго опять курил у подъезда, но знала – вернуться сегодня не сможет. Ему уже приходилось опрокидывать отношения с другими. С ней окончательно никак не решался. Не была ли она лучшей из них? Хотя, причиной мог стать и возраст.


    Новая боль уже не была неожиданной. Она поднималась из глубины медленно и тяжело. И он, осознавая ее неотвратимость, снова замер, прислушиваясь к ней. Подсознательно теперь понимал – этот приход не будет скоротечным. И в подтверждение серьезности своих намерений, она рванула грудь в обе стороны, будто разрывая для выхода наружу. Он повалился, утратив власть над телом, поначалу наткнувшись на какую-то преграду, но та легко подалась, и глаза увидели небо далекое и синее. Но в нем чего-то недоставало. И  он отчаянно стал искать это что-то, будто только оно и могло избавить от боли или хотя бы облегчить его участь. Слыша хруст раздираемой живой ткани, он безуспешно пытался схватить ртом больше воздуха. Это не получалось. Потом над ним появились глаза такие же растерянные и  жалкие. И эти глаза вернули на мгновение в прежнюю реальность. И мгновения хватило, чтобы оценить ситуацию, в какую она попала с его телом. Именно телом – он правильно все оценил и выдохнул последним воздухом, что еще оставался в нем: «Уходи!». В это короткое слово был вложен более широкий смысл случившейся трагедии, но глаза ничего не поняли. И раздираемые ткани груди, отсутствие воздуха, уже навсегда заслонили их.


    Она вскочила и побежала по направлению дач. Но о чем-то вспомнив, вернулась, слегка задержалась над ним, и заспешила к дороге. В висках стучала только одна мысль: «Поймать машину. Поймать машину. Поймать машину…». Но на мосточке, ее кто-то толкнул в спину. И она застыла пораженная, не веря услышанному. Поздно?.. Как поздно?.. Почему поздно?! Медленно оглянулась, чтобы убедиться в неправильности донесенной до нее беды… И позади действительно никого не оказалось. Только по аллейке возвращался к нему, цепляясь за мелкие ветки, знакомый с утра ветерок. 



 

Из книги «Садик напротив Вечности» 2009год
ISBN  5 – 904418 – 28 – 1