Мне отмщение?

Михаил опять проснулся оттого, что глаза его сквозь веки леденеют от стекленеющего взгляда призрака.  Он поднял голову и огляделся. Он давно испробовал спать со светом, потом без света – не спасало ничто. Теперь стекленеющий взгляд был у стоящих на столе часов, по которым он определил, что время еще ночное. У стакана с водой, да и у самой воды, которую он поднес к лицу, чтобы запить этот ночной кошмар, тоже был стекленеющий взгляд умирающего человека.
  И опять у Михаила два желания: поднять глаза и оглядеть все углы комнаты, и одновременно желание зарыться, закрыться и ничего не видеть, не ощущать более на себе этот стекленеющий взгляд. Вся комната взирала на него всеми своими предметами каждой стоящей вещью отдельно и одновременно всеми вместе стекленеющим, умирающим взглядом.
  «Это все неправда, это все всего лишь мой кошмар, никто не смотрит на меня своим стекленеющим взглядом. В комнате находятся только моя мебель и другие, давно знакомые мне предметы», - Михаил вытер со лба холодный пот, ибо он знал, что последует в ответ на эти его мысли. И то, чего он боялся, опять явилось ему. Михаил упорно старался глядеть перед собой на стакан. Не отводя от стакана взгляда, он поставил его на тумбочку и ощутил прикосновение к его руке ледяных пальцев:
  «Посмотри на меня, не бойся. Я здесь, я рядом. Я не просто твой кошмар или твое страшное видение. Я абсолютно реален. Ты должен посмотреть мне в глаза. Ты должен посмотреть мне в глаза!»
   Против воли Михаила его глаза заворочались под веками и повернулись в ту сторону, откуда звучал повелительный голос. Он старательно сжимал свои веки, но они опять не слушали его, они распахнулись. Пред ним сидел призрак, и тьма, сосущая, страшная была в нем. Михаил опять услышал ее мрачный зов.
  «Я не пойду. Не буду делать этого», - Михаил сжался, прижал к груди руки. И вдруг спасительная мысль, - «крестик, он тут на шее, они не смогут забрать меня, пока он со мной, они не смогут заставить меня сделать это». Михаил ощутил, под рукой раскаленный металл и сжал его, стиснул в своей жесткой ладони. Острая боль в ладони и провал. Черный сон, черная бездна. Еще неизвестно, что легче разговор с призраком или этот полет-падение. И только маленькая искра на шее оставляет крошечную надежду.
   Утро началось как все эти дни, смуро и потрясающе обыденно. Михаил поднялся по зову будильника, словно бы это была труба судного дня. Его завтрак состоял из нескольких сухарей и залитого кипятком пакетика черного чая. Было лето, и на улице в семь утра уже по дневному светило солнце. Его сон словно свернул свои страхи и спрятался за головку кровати. Днем в неярком, по северному блеклом свете эти кошмары казались невероятными. Михаил был невысок ростом, худощав и как-то нескладен. Он был русоволос, голубоглаз, черты лица имел мелкие, сейчас их закрывала его борода, впрочем, как сам он не был приглядным, так и борода его тоже приглядной не казалась. Подбородок прикрывала, по щекам тянулась редкими волосинками  и ладно. Деревня, в которой жил Михаил, была на самом отшибе страны, в самой дикой глухомани. Однако электричество у них было, спасибо советской власти, а бездорожье преодолевалось тем, что лес под зимник был расчищен, а зима у них бывала по девять месяцев в году. Летом же река позволяла на лодках добираться до самого райцентра, а оттуда можно было и на автобусе. При деревне Андрей Савельев сделал лесопилку. И эта лесопилка стала кормилицей всего здешнего населения. Андрей был спокоен и деловит. Он, конечно, не забывал свои коммерческие интересы, но, в общем-то, чувствовал себя кормильцем всей деревни и, осознавая свою значимость, вел себя несколько свысока, правда совсем чуть-чуть, только чтобы мужики панибратством не занимались, а то ничего с них спросить будет нельзя. Внешне Андрей был явно полукровка, как и большинство жителей нашей страны. В длинном прищуре глаз угадывалась дальневосточная кровь, но при этом лицо его было светлым, скулы были славянскими, а волосы и брови черными. Роста он был выше среднего, но красавцем не был. Конечно, в глазах здешних женщин ему определенный шарм придавала его состоятельность, однако все они признавали, что Андрей не был дамский угодник, и с ним было скучно. Жена его проживала в районе, была молодой и тонкой штучкой. Но кажется, самому Андрею с ней рядом было немного не по себе. Он в деревне имел свой дом, где бывал чаще, чем того требовала работа его лесопилки. А в остальном, Андрей был нормальный мужик, и Михаил был рад, что сумел устроиться к нему на работу, здесь в глухомани, где проживала его старая двоюродная тетка. Она уже давно ничего не слышала (или слышала?), но глаза имела очень даже зрячие, что и где творилось в деревне, умудрялась увидеть и дать этим событиям свои фантастические выдуманные объяснения. Причем, что характерно, она выдавала не всю ту шелуху, которую видели и носили по деревне местные сплетницы, но она выдавала самую суть проблемы. Тетка Глаша была невысокого роста, как и все в их породе, сухонькая и словно незаметная, как будто она сливалась с окружающим ландшафтом. Глаза у нее когда-то были голубыми, а теперь обесцветились. Комок полуседых, серых волос всегда был заплетен в косичку и спрятан под белую косынку, которую она носил, как бы раньше сказали узлом назад, а теперь говорят, что такой узел носят ОМОНОвцы на заданиях. Каких только коллизий моды не перевидала наша Русь.
  Когда полгода тому назад Михаил приехал к ней в дом и попросил приюта, тетка пожала плечами: «Оставайся, мне будет веселей…»
  В тот первый вечер он бодрился, словно боясь ее внимательного взгляда и суровых неудобных вопросов, он говорил и говорил, рассказывая, где и кто из родни теперь живет, как у кого идут дела, кто разбогател, а кто наоборот стал нищим. О себе он ненароком сказал, что развелся с женой, помыкался, поискал себя в большом городе, но там оказалось очень неуютно. Вот и решил от всего этого гламура и от возрастающей зависти, рвануть сюда, на север, в Сибирь, подальше. Тетка все молчала и молчала, а потом сказала:
  -Видать тебе сильно плохо-то пришлось, коли сюда убежать, надумал. Совесть-то все равно нагонит, - а на протестующий жест племянника она махнула рукой, - ничего, ничего, можешь не говорить, я ведь все равно мало что слышу.
  Слуховой аппарат у тети Глаши был еще с советских времен, она его берегла и доставала только по особым случаям. Вот и приезд племянника оказался таким вот особым случаем. Тот разговор с теткой напугал его. Он был рад, что сумел обмануть всех и скрыться от них и того страшного невероятного случая, от морока, который, не мог его догнать, пока он на перекладных мчался, перескакивая с электрички на электричку, бомжуя, ночуя, где придется. Единственной целью Михаила тогда было не попасть в руки милиции, не оставить следов своей дороги. Именно, боясь, что билеты на поезда теперь выдаются именные по паспорту, он ехал на электричках, чтобы они, милиция не смогли его ухватить, не смогли его взять. Только перекатив через Урал, он позволил себе купить билет на поезд, но потом испугался, ведь его найдут по номеру паспорта, по прописке. Надо новый документ… И опять перекладные и сжимающий сердце страх, что проходящий мимо милиционер внимательнее, чем нужно посмотрел на него. И когда Михаил уже оказался в доме тети Глаши, что есть огромная удача для Михаила. Когда он смог спокойно помыться в бане, пропариться, смог надеть чистую одежду и посидеть после мытья в доме никуда не торопясь, не прячась, он, наконец, вздохнул спокойно. Тетка на  него в милицию не заявит – это точно. Глаша в свое время от них натерпелась и не желала становиться их союзницей да еще против собственного племянника. Когда впервые после всех этих перекладных, всех этих бросков налево - направо, он, наконец, уснул в постели, тогда ему в первый раз и привиделся стеклянный взгляд призрака. Михаилу снился момент смерти. «Почему, почему он снится мне? Почему вообще вся жизнь моя пошла наперекосяк? Почему?»
   Михаил теперь не любил вглядываться в свое босоногое детство. Он был нормальным мальчиком, как и все. И как будто и рост у него был, что для девочек в школе важно, когда они выбирают себе кавалеров. Не было на его лице заметных аномалий, у него даже больших прыщей на лице не было, но он при этом был абсолютно не замечаем девушками из его класса, девушками из младшего класса, вообще сопливыми девчонками, которые замирали в восхищении, глядя на проходивших мимо старших мальчиков. Они замирали при виде всех, кроме Михаила. Его не хотели замечать даже эти соплюхи. Тогда Михаил еще не был так взросл, и так побит жизнью. Он тогда боролся с этим уже тогда полным пренебреженем к его мужской харизме. Он даже был влюблен в Светку. Весь школьный период он провел в наблюдении за Светкой, Светланой, светом ясным, которая была не самой красивой девочкой в их классе, но при этом она была самой светлой и самой справедливой. К ее мнению прислушивались, ее уважали. Но и она такая чуткая и внимательная ко всем умудрилась не увидеть его любовь к ней. Впрочем, за ней  ухаживал Витя. Витя был заметным парнем, а Михаил оставался в стороне. Он тогда не очень обиделся, если бы было иначе, и со Светой бы был Михаил, то в стороне остался бы Виктор. Света не могла дружить сразу с обоими. Но сердце все равно ныло, так Света и осталась бы первой и ничем незамутненной любовью Михаила, если бы не то, что произошло потом. Но до сего  времени, когда уже сорокапятилетний Михаил попал в глухую сибирскую деревеньку, еще надо было долго жить. И Михаил жил. Способности у него были, хотя талантами он не блистал, поэтому в институт с женской специальностью он поступил легко. Учиться он пошел на экономиста. Мать его уговорила, мол, работа в тепле и опять же физически не тяжелая. У самого Михаила жажда деятельности на каком-либо поприще народного хозяйства страны отсутствовала, и поэтому он пошел в институт согласно маминому предложению. У него были умные родители, они не давили бы на него, если бы у него была особая тяга к какой-либо профессии, тогда он пошел бы выбирать профессию сам, но его душа молчала, поэтому выступил вперед расчет родителей. Собственно, Михаил не жалел, что пошел на эту специальность. Во-первых, институт был женский, мальчики были все наперечет. Наконец и Михаила заметили. Ирина не обладала ни красивой внешностью, ни очень хорошим характером, но она была по-молодому притягательна и еще она чем-то она была похожа на Свету. Был еще один момент, в котором Михаил признался себе, только когда они с Ириной разошлись. Ирина взяла инициативу на себя. Она решила, что они поженятся, взяла его на веревочку и он, обалдевший, что им интересуется такая симпатичная девушка, позволил ей довести себя до ЗАГСа. Ирина была достаточно высокая и симпатичная девушка. Она и на работе помогала Михаилу, пыталась ему внушать, что и как надо считать для удобства его начальника. Михаил, однако, гнул свою линию. В итоге, Ирина стала приближенной к директору, а впоследствии и его женой. Они вместе основали свою фирму, быстро стали богатыми и счастливыми, но потом так же быстро выехали за границу, ибо фирма их оказалась липовой. Тогда Михаила тоже пытались потаскать по юридическим кабинетам, но каким-то образом взгляд следователя за него не уцепился, и тогда впервые Михаил подумал, что у его природной незаметности есть свои преимущества. Он не особенно болел душой из-за того, что Ирина ушла, поскольку в жизни его появилась Надя. Надя была веселая хохотушка, она была одинокой матерью, ее дочь росла на два дома: наполовину у бабушки, а наполовину у Нади. Их отношения с начала казались не особенно серьезными, но продлились очень долго. Надя похохатывала, говорила Михаилу: ты словно человек тень. Я не ощущаю тебя рядом. При этом она не искала себе другого мужчину и была довольна, что ее дочери есть кого называть папой. Маша почему-то привязалась к Михаилу. Она любила забираться к отчиму на колени и смотреть ему в глаза, а потом обнимала за шею и просила рассказать что-нибудь. Тогда неожиданно в Михаиле проснулся рассказчик. Он рассказывал Маше разные истории из своего детства, из своей юности, но не про себя. Он чаще рассказывал истории про своих одноклассников, какие они были интересные мальчишки, хотя приписывал эту интересность себе. Когда  Маше было уже шестнадцать лет, она вдруг переменилась по отношении к нему, она стала стесняться его. Михаил, который все еще работал на своем оборонном заводе, не имевший ни денег, ни престижа, чувствовал, что в девочке происходит переоценка и его самого, и его роли в ее жизни. Может, эта переоценка началась раньше, но Маша стала проявлять себя только в последние месяцы. Как-то он, придя с работы, по привычке окликнул Надю, хотел узнать, что у них на ужин. Лапшу быстрого приготовления подала ему Маша. А когда Михаил спросил ее, почему суррогат, а не нормальная домашняя пища, Маша ответила ему: «Как семья у нас суррогатная, так и пища должна соответствовать». Тогда он первый раз хотел на нее прикрикнуть, но Машка поняла это и закрыла ему ладошкой рот: «Шел бы ты от нас, отец, а то мамка с любовником уже не знают, что и придумать, чтобы тебя выжить из дома. Ты им мешаешь. Ты хороший папка, я всегда думала, что ты хороший, но ты как бумажный, ты словно ненастоящий. Я тебя все равно люблю, я тебя и отцом считаю, но тебе надо уехать, а то и до беды недалеко. Мамка совсем с новым хахалем с катушек спрыгивает, на все ради него готова. От меня она пока не планирует избавляться, а ты ей не нужен. Езжай в Москву, а устроишься, и я к тебе приеду, они, когда поймут, что ты больше им не мешаешь, за меня возьмутся. Пока я-то могу к бабушке уйти, а ты не можешь, я школу закончу, и к тебе. Они и меня не оставят, я же тебе говорю: Мамка совсем с ума сошла». И столько было в словах девочки сиротской тоски, тоски человека, остающегося без родительской любви и опеки, что Михаил поверил ей сразу. На следующий день он подал заявление об уходе. Как незаметно он работал, так незаметно и ушел. Маша посадила его в поезд, наказала обязательно позвонить, когда он доедет до Москвы и устроится. Михаил же ехал в поезде словно оглушенный. Столько всего свалилось на него в эти несколько дней, что мозг не мог справиться с тем, что происходило в его жизни. У него было острое желание выйти из поезда и вернуться, ему хотелось посмотреть в глаза Наде и услышать от нее хоть несколько слов объяснений, ведь они столько лет прожили бок о бок. Оказывается, жили-то бок о бок, да хотели разного и ждали от жизни тоже разного. Михаил заметил в зеркале чьи-то неяркие глаза и в первую секунду не узнал себя. Дома он оказался не нужен. А ведь как Надя радовалась, когда их совместная жизнь начиналась. Теперь Михаил с особенной горечью понимал, не было у нее к нему никакой любви, была бабья тоска по мужику, который чтоб рядом был – только протяни руку. А когда тоска была успокоена, то Надя ощутила его незаметность. Как будто и есть муж, а никто его и не замечает… Он ведь и на работе после того, как Ирина перестала его тянуть по служебной лестнице, так и остался старшим экономистом, не вырос ни на одну ступень. Он уходил, и никто даже не пожалел, не спросил, мол, зачем же вы уходите, как мы без вас. Ведь даже уборщице, семидесятилетней Марии Прохоровне, которая уже не столько мыла, сколько сидела в приемной на стуле и то при уходе сказали, «как же мы без вас». Михаил сидел на скамье, и лицо его судорожно дергалось. Его и в Москве никто не увидит, никто не заметит. В купе заглянула проводница, оглядев пустым взглядом купе, она вернулась в коридор, и он слышал, как она заглянула в купе соседнее, увидев пассажиров, она предложила им чаю. «Меня и тут не увидели», - продолжало дергаться его лицо. Словно он долго спал и проснулся, когда жизнь прошла во сне, а теперь немолодому и усталому ему надо начинать жить сначала.
   В Москву он приехал, устроился в маленькую частную гостиницу и направился искать работу. Кто знает почему – постоянная ли его невезучесть или что было тому виной, но  его никак не хотели заметить. Да и не мудрено в Москве воображают, что они работают, хотя в подавляющем большинстве их работа состоит в переделе денежных потоков. То есть, образно говоря, их основная работа – работа менеджеров по продажам.  А на работу менеджером, нашего Михаила никто брать и не пытался. Менеджер должен быть ярким, запоминающимся, он должен быть как лейбл к продукции, единственным и неповторимым, вызывающим только положительные эмоции, вызывающим желание обратиться к нему еще и еще раз. А Михаил был поразительно незаметен. Если сначала он ходил по офисам в надежде найти работу, которая ему подойдет с учетом его образования, специальности, его опыта работы, то к концу недели, он уже не ждал милостей от Москвы. Он понял, что надо зацепляться там, где получится. Назад дороги нет. Надя со своим хахалем и незаметного его увидит. Да и на работу устроиться будет вовсе не так просто. Скрепя сердце, Михаил занялся газетными объявлениями. Нужен был охранник, нужен был водитель, нужен был водитель, совмещенный с охранником, нужен был швейцар. Предоставляли место для жилья. И Михаил направился по адресу. Надо было не просто найти работу, но и определяться с жильем. Не буду говорить, как Михаил устроился на первое свое место работы-жительства, продержался он там примерно полгода, пока хозяин не почувствовал, что у него довольно-таки умный водитель. Глупый хозяин не терпит умного подчиненного, а умный хозяин хочет, чтобы его подчиненный был умным и устанавливает с ним умный же договор. За эти первые полгода Михаил пообтерся немного по товарищам по работе, пригляделся. И следующее рабочее место он выбирал уже более взвешенно. Его нанял Николин Игорь Викторович. Игорь Викторович был бизнесмен выше среднего, но далеко еще не олигарх. Его имя не сверкало на страницах газет, сопровождаемое семью-восемью нулями. Он был спокоен, взвешен и являл из себя, казалось бы, идеал взрослого вдумчивого хозяина, почти как лорд в английском романе. Он был среднего роста, строен, жесток и спокоен, сероглазый блондин с жесткими прямыми ушами. Первые три месяца Михаил приглядывался к нему с долей недоверия. Такие идеальные хозяева просто с улицы себе людей не нанимают, к ним очередь из кандидатов стоит. Что-то с Игорем Викторовичем было не так. Михаил пока работал только с хозяином, хозяйка же была где-то на водах, отдыхала от трудов праведных. И только когда появилась хозяйка, стало понятно, что настоящий хозяин всех капиталов и дома – она. Игорь Викторович был мужем дочери высокого чиновника, который и помог своему зятю стать значимым и заметным. При этом папа-чиновник не забывал напоминать зятю о том, кто истинный благодетель этого дома. Любимая жена, была несколько более тактична, открыто не унижала, но она была своевольная и взбалмошная. Игорю Викторовичу приходилось к ее взбалмошности относиться с добротой любящего, не понимающего, что иногда делает его жена мужа. Нелли Дмитриевна была по-своему очень красива, очень ярка и знала силу своей красоты. Впрочем, все эти подробности отношений в семье Игоря Викторовича стали понятны Михаилу позднее. Пока же он почувствовал, что с приездом Нелли Дмитриевны Игорь Викторович словно сжался, и пространство, которое было полностью его, сжалось вместе с ним. Зато красивая, стройная и явно стервозная Нелли Дмитриевна заняла все свободное доселе жизненное пространство и ненароком теснила пространство Игоря Викторовича. У Нелли Дмитриевны хватало такта не указывать Игорю Викторовичу на то, кто главный в семье и в семейном бизнесе при прислуге. Но то, как Игорь Викторович в двух словах обрисовал ей положение в их бизнесе, его подчиненный тон то, как она уверенно протянула: надо посоветоваться с папой, сразу объяснило Михаилу, кто есть кто в семейном бизнесе, подробности он узнал позднее. Впрочем, его не смущало, что он работал в такой семье. В какой-то мере это было много лучше, чем работать в семье, где муж загуливает, жена устраивает ему сцены, и вся обслуга в той или иной степени вовлечена в процесс семейных отношений. Нелли Дмитриевне понадобился личный водитель, и тут Михаил понял, чем он так приглянулся Игорю Викторовичу  незаметностью. Нелли Дмитриевна сначала никак не могла запомнить даже его лицо, потом, с трудом справляясь с собой, она долго запоминала его имя. Однажды, когда он уже выходил из комнат, после того, как занес за хозяйкой ее покупки, он услышал конец разговора Нелли Дмитриевны и Игоря Викторовича.
  -И где ты его такого только нашел. Уж, на что у отца партийная закалка запоминать людей с одного раза и тот не может запомнить моего водителя. Он будто и здесь, но будто и нет. Ты все боишься повторения прошлого?
   -Боюсь, - Михаил услышал, как Игорь Викторович встал и подошел к Нелли Дмитриевне, - я не хочу еще одного скандала с водителем – шантажистом. Нам тогда дорого стоило отвязаться от Микса.
   -Не напоминай мне о нем.
  -Я и не напоминаю.
  -Напоминаешь, ты взял мне водителя, который есть полная противоположность Миксу.
  -А если бы я взял похожего на Микса, разве это было бы не большим напоминанием?
  -Я не знаю. Но я не чувствую, что у меня водителем работает человек – так, придаток к машине.
   -Для тебя шофер и должен быть придатком к машине. Я знаю, что ты любишь очаровывать всех окружающих тебя мужчин, но хотя бы на него не распространяй свои чары, я хочу быть спокоен за тебя.
   Михаил тихонько закрыл за собой дверь. Именно тогда он понял, какой он бесценный кадр для нуворишей, имеющих молодых, скучающих жен. Одновременно, какая-то горечь царапнула его сердце и все по одному и тому же месту.
  Все было спокойно и тихо. Нелли Дмитриевна ездила с водителем по всем представительским мероприятиям, где женщина ее уровня доходов должна появляться с личным водителем. Был он у нее на побегушках с утра до вечера, на время ее безумных шопингов. С тех пор у него остались две черты. Первая, он научился разбираться в дамских шмотках, а вторая – это он наелся походов по магазинам на всю оставшуюся жизнь. Правда, до того как он заработал профессиональную болезнь ненависти к шопингам, его товарищи по несчастью научили его спокойно пережидать буйство покупательского спроса хозяйки в малой закусочной. Но тут видимо Нелли Дмитриевна, которая не могла им шикануть, как ручной обезьянкой, перед своими товарками по уровню доходов. Мол, смотрите, какой у меня лапочка водитель, видимо, из вредности начала заставлять его простаивать возле примерочной с ее сумочкой в руках, пока она надевала потенциально ее вещи, а продавцы ее обглаживали и обхваливали. Нелли Дмитриевна для смеха иногда в какой-то вещи выходила к Михаилу и спрашивала его мнение. Михаил сначала смущался, но потом понял ее желание прикусить его, такого ненужного ей на этой должности, поэтому стал четко отвечать: «спина не лежит» или наоборот: «спина лежит». Причем поскольку он опыт жизни имел большой, и много лет работал в женском коллективе (а его и там женщины не очень стеснялись), то правильно определить лежит ли спина или нет, он мог. Раза три или четыре Нелли Дмитриевна купила вещи вопреки рекомендации Михаила и после этого, будучи весьма практичной, она поставила его возле примерочной на все время шопингов, и теперь уже не потому спрашивала его, чтобы позлить, но потому, что его мнение стало для нее важным. Так сама не ожидая такого результата, Нелли Дмитриевна стала воспринимать своего водителя уже не как просто интерьер в кабине автомобиля. Она по-прежнему не могла похвастать брутальным водителем перед товарками, но она теперь уже не жалела, что у нее такой водитель. Михаил стал ее тайным орудием. Нелли Дмитриевна теперь любила делать шопинг с какой-либо из надоедных подружек, а с Михаилом она договаривалась о системе жестов. На удивление товарки она покупала платье, которое подруга хаяла или отказывалась покупать то платье, которое подруга хвалила. Подруга зеленела, А Нелли Дмитриевна торжествовала. Любила она иногда позлить своих подружек, продемонстрировать им, что она далеко не проста, много сложнее, чем им кажется. Наверное, они когда-нибудь все-таки подружились бы: хозяйка и ее водитель. Если бы Нелли Дмитриевна не искала себе еще и утешения в сексе с послушным, податливым, принадлежащим ей мужчиной; мужчиной – куклой, мужчиной – игрушкой. К счастью Михаила, он в качестве мужчины – игрушки Нелли Дмитриевну не привлекал. Но ему пришлось терпеть ее влюбленности. Он не раз возил ее на свидания, а когда Игорь Викторович спрашивал его, где они были, Михаил отговаривался, что лучше спросить у хозяйки. Они были во множестве мест, и если вдруг они ответят не все одинаково, то у хозяина может появиться недоверие к жене, а Михаил не может себе позволить по недоразумению расстроить отношения хозяина и хозяйки.   Однако брать на стороне мужчину, зависеть от его желания встретиться или не встретиться Нелли Дмитриевна не хотела. Привыкшая к мужчине – слуге, который в любую минуту готов исполнять ее прихоти, Нелли Дмитриевна хотела иметь именно такого мужчину - слугу. Ее бы устроил в этом отношении водитель, но не Михаил, при всех его положительных качествах, он совершенно не интересовал ее как мужчина. Он был порядочен и пресен как блин. Нелли Дмитриевна разрывалась не зная, как удовлетворить свои желания и капризы. Однажды Игорь Викторович между делом сказал Нелли Дмитриевне, что его друг Сергей Александрович ищет водителя для жены. Сергей Александрович между делом намекнул Игорю Викторовичу, что жена не хранит честь семьи, поэтому приходится подыскивать водителя, который был бы абсолютно безразличен для женщин. Какой такой план задумал Сергей Александрович? Нелли Дмитриевна, которая из многих своих товарок знала и побаивалась Светлану Андреевну и ее почти единственную не таскала с собой на шопинг; призадумалась, зачем же Сергей Александрович вздумал такое возводить на свою Светлану. Тогда Игорь Викторович сказал жене: «Цени, такого водителя как Михаил другие мужья для своих жен годами ищут». Нелли Дмитриевна тем временем сообразила, что Светлане грозит несчастье. Уж, Сергей-то знал, что Светлана абсолютно верная, не интересующаяся сексом на стороне, любящая жена. Нелли Дмитриевна поехала с Михаилом к Светлане домой. Светлана была по-прежнему роскошно домашней, и только давно знавший Светлану человек мог заметить на ее лице проскальзывавшую жестокость и тревожную тень сухости. Между делом Нелли спросила Светлану, правда ли, что они не могут подобрать ей хорошего водителя.
   Светлана  невесело ответила, что действительно Сергей Александрович никак не может подобрать ей такого водителя, который бы не вызывал в нем ревности.
 Тогда Нелли Дмитриевна предложила Светлане нанять ее Михаила:
  -Мой на него не нарадуется. На меня же этот водитель действует как холодный душ. Мне от него бежать хочется, хотя человек неплохой и не продает за лишний доллар. Я бы его себе оставила, но очень уж хочется тебе помочь, - Светлана видела странную приязнь к ней Нелли Дмитриевны. Впрочем, при Светлане все товарки как-то замирали. Они знали, что их с мужем бизнес они начинали вдвоем, и Светлана доселе не отошла от дел, хотя и главным в бизнесе, и владельцем считается Сергей Александрович, но и она много значит в бизнесе. Самостоятельная бизнес-леди. В их бизнесе начинали и их двое детей, которые уже отпочковались от родительского бизнеса и теперь только изредка забегают за советом.
   Светлана Андреевна предложила:
  -Поговори со своим водителем и пришли его к моему мужу, а я с Сергеем Александровичем посоветуюсь, авось, да и понравится ему твой протеже.
  -Светлана, ты так говоришь, словно и не надо тебе водителя, а ведь я от сердца отрываю.
   -Я все поняла, спасибо тебе за заботу. Только ты не торопись его увольнять, а то мой Сергей Александрович может и не принять его водителем. Весьма строгий стал.
   Однако, когда на следующий день Нелли Дмитриевна направила Михаила к Сергею Александровичу, то все сошлось. Михаил показался Сергею Александровичу столь бесцветным, просто никаким, что Сергей Александрович не нашел причины отказаться от предлагаемого водителя.
   Михаил чувствовал себя разменной монетой, ему было все это неприятно, но он понимал, что если он откажет Нелли Дмитриевне, то она ему может волчий билет устроить, а к нему вот-вот должна была Машка приехать, совсем ее замордовала Надя. Михаил в это время жил в комнате в доме хозяев, и, честно говоря, не знал, как ему потребовать себе вторую комнату. Теперь, переходя на новое место, он мог поставить условие. Его не стали представлять хозяйке, Хозяин решил, что достаточно, что нового водителя видел сам. Что-то в его поведении было нехорошо мерзким. Он вел себя примерно так, как вела себя в последние дни Надя. Она ничего не говорила, и Михаил, привыкший к ней, не замечал ничего. Если бы его не предупредила Машка, лежать бы ему уже в могиле с проломленной головой, а следствие разве бы провели, как следует, в эти-то времена. Тогда Машка его выручила, от приемного отца беду отвела, теперь его черед выручить Машку. 
    Вопрос о двух комнатах был упущен, так как для каждого из постоянных служащих у Сергея Александровича была небольшая трехкомнатная квартира с кухней в отдельно стоящем домике для прислуги. Поэтому слова о том, что Михаил надумал привезти приемную дочь, были восприняты спокойно. Появится в его квартире молодая деваха, как ее будет называть Михаил – его проблемы, это только еще дополнительная гарантия, что Михаил не заведет шашни с женой Сергея Александровича.
  Сергей Александрович так старательно подчеркивал свою подозрительность по отношению к жене, что Михаил на какие-то несколько секунд засомневался в здравости его ума. Впрочем, честно говоря, быстро разбогатевшие люди, не привыкшие к своему богатству, не доросшие до него душой все казались несколько странными и не совсем нормальными для Михаила. Однако при иногда весьма странном характере трат, вцепляться в выгодное дело эти богачи умели с поразительной, можно сказать нечеловеческой цепкостью. Подобно клещам они способны были потерять голову, но не отцепляться от желанного объекта.
   Михаил сидел в гараже, когда ему позвонили, потребовали машину к подъезду. Хозяйка была отнюдь не юная цыпочка, при которой Михаилу пришлось бы быть дуэньей мужеского пола. Женщина была моложава, ее лицо стоило достаточно дорого, но она не была молода, хотя и хорошо сохранилась. Михаил подумал, что он сглупил, уйдя от Игоря Викторовича. Вполне возможно, что эта женщина имеет характер такой же, как и Нелли Дмитриевна и тоже будет искать себе развлечений на стороне. Михаилу претило, что Нелли Дмитриевна изменяла Игорю Викторовичу, но при этом он понимал, что стратегически да и тактически правильнее о ее романах хозяину не говорить. Михаил услышал что-то знакомое в некоторых модуляциях говора этой женщины. Однако сейчас не так много людей обладает резко выраженной пластикой речи, речь у большинства стерта и не характерна, поэтому Михаил только отметил для себя, что где-то он эту женщину уже слышал. Он постарался запомнить ее внешний облик, чтобы узнавать хозяйку в толпе и приступил к своим обязанностям. Вполне понятно, что с первого же дня хозяйка не рванет на сторону при новом водителе. Она будет приглядываться к нему, оценивать, что при нем она себе позволить может, а что не может. Михаил был настороже. Он пока не увидел и не услышал от хозяйки ни слова, ни жеста, которые бы объяснили ему, Михаилу, кто в семье Светланы и Сергея главней. Не найдется ли у нее подобно Нелли Дмитриевне великий папочка или брат, или кто-то еще. Однако Светлана Андреевна ни разу не пыталась даже опереться на кого-то из родных или близких. За время пока Михаил был при ней шофером, у него появилось такое впечатление, что она – хорошая опора  и помощь Сергею Александровичу в делах. Постепенно Михаил понимал, что большей частью мозга в бизнесе хозяев была она, Светлана Андреевна. Это она сумела в годы безудержного хапанья удержать мужа от незаконных приобретений, это она придумывала и проводила блестящие операции с обретением их фирмой если не завидных дивидендов, то хотя бы возрастающего влияния.         
    Одно время Михаил много думал, он пытался понять, зачем Сергей Александрович начал атаку вранья на свою жену, на женщину, которая явно была абсолютно верна ему. Зачем? Ему надо было накопать на нее компромат? Зачем? Дети были  взрослые, и делить их так или иначе родителям бы не пришлось. Имущество? Да, все было нажито, когда они находились в браке, но и тут у них был порядок. Исходно они покупали часть имущества на имя Сергея Александровича, а часть имущества на Светлану Андреевну. Причем у обоих был достаточно большой личный капитал, они могли и, живя по одному, совершенно не бедствовать. Тогда зачем? Мужское самолюбие? Но при чем здесь это. Или это какая-нибудь молодка начала вертеть Сергеем Александровичем, и он надумал разойтись со Светланой Андреевной? Но даже если задумал разойтись, то зачем на жену возводить напраслину? Зачем он пытался обвинить ее в неверности?
   Михаил несколько раз подвозил супругов вместе, но ни разу он ничего не слышал в их разговоре такого, что могло бы пролить свет на причину их неурядиц. Михаил постепенно проникся к этой дорого омоложенной при этом казавшейся ему несчастливой женщине сочувствием. Он постоянно напоминал себе, что он нанят хозяевами и должен знать свое место, что главная его положительная черта как водителя, что он не рассказывает никому о том, что он видит, в отношениях хозяев с кем бы то ни было. Против ожиданий Михаила Сергей Александрович не пытался выспрашивать его где и с кем встречается Светлана. Но, прибирая в машине, Михаил нашел там видеокамеру и, разумеется, не стал убирать. Видимо Сергей Александрович не собирался доверять или не доверять водителю. Он сам следил за женой, где только можно.
   Михаил не особенно-то старался понять отношения хозяина и хозяйки, но хотя бы в целях самозащиты, что-то в самых общих чертах надо было знать, чтобы не получилось так, что его подставят. Наслушался он среди водителей таких баек. Поэтому он попытался сначала чаще бывать на месте общего сбора прислуги. Однако, в этом доме слуги вместе не собирались. Хотя на первый взгляд они казались дружными, но Михаил чувствовал, что слуги не доверяли друг другу. Поэтому он Машку, когда она приехала, отговорил проситься на работу в этот дом. Он послал ее попробовать устроиться в офис, мол, он уже в возрасте и карьеру не сделает, а она девка молодая. Машка должна поступить учиться, хоть на вечернее, хоть на заочное. Жить  она будет у него, а вдвоем они заработают на оплату учебы.
   Настроение в доме было ужасное, тяжелое, хотя внешне все было будто нормальным. Однажды, когда Михаил приехал за Светланой Андреевной, на стоянке же стоял и автомобиль ее мужа. Казалось, почему бы им не поехать домой вместе, но оба вышли, оба сели каждый в свою машину. Помнится Светлана Андреевна произнесла только одно слово: «Поехали!».
   Михаил тронул машину и начал выезжать со стоянки, в это время что-то тяжело шлепнулось на заднем сиденье. Михаил бросил взгляд в зеркало заднего вида и резко рванул автомобиль вперед. На ходу он набрал номер личного врача Нелли Дмитриевны, поскольку тот жил рядом, Михаил сообщил, что плохо его хозяйке. Врач сначала не понял, переспросил, почему плохо Нелли Дмитриевне, но Михаил уточнил, что теперь его хозяйка Светлана Андреевна. Секунду доктор молчал, после чего приказал:
   -Подъезжай к моему дому, я буду ждать.
    Дом доктора был рядом. Через секунду Михаил был на месте, а доктор выбегал из дома с чемоданчиком. Доктор был классическим пухлячком с очень располагающей внешностью, при этом он был железным специалистом. Его голубые глаза, излучавшие на обратившихся к нему дам сплошное сочувствие, не торопились менять выражение, когда он, по телефону жестко и четко диктовал своему персоналу, что делать, и он ни разу не ошибся. Пощупав пульс Светланы, доктор приказал Михаилу ехать в небольшую государственную больницу. Михаил послушно начал крутиться по дворам. Пробки были бичом столицы и лихие любители прокатиться с синими мигалками могли убить человека даже и не наезжая на него (что тоже бывало), но, именно тем, что перекрывали дорогу скорой помощи. Больница была совсем близко. Александр Александрович позвонил в больницу, когда их машина подъехала, их уже ждали на улице санитары с тележкой. Александр Александрович кивнул Михаилу не уезжать, а Светлану Андреевну уже осторожно вынимали из его, Михаила машины. Михаил не хотел видеть, как эта всегда спокойная и властная женщина будет пред ним вялой и бессильной, он уважал ее и не хотел этого видеть. Но надо было помочь, поддержать дверь, одернуть ее костюм. Он поднял глаза на ее лицо и замер. Он не узнавал эту женщину. Строгое жесткое выражение лица было стерто. На этом лице вдруг проявились шрамы, стерлась часть косметики и что-то до боли знакомое, оттуда, из юности появилось в этой женщине. Ее голова повернута была к нему так, как Светлана Андреевна к нему никогда не поворачивалась, и Михаил подавился вздохом – всхлипом узнавания – Светка. И все вдруг стало в ней таким родным, дорогим, значимым. Светка.
  «Так вот как пришлось свидеться. Светка. Когда она уехала в столицу, сначала ловил все слухи о ней, а потом он узнал, что она вышла замуж, что у мужа добротная служба и положение, потом он узнал, что у нее появился ребенок… После этого Михаил старался избегать слышать, что происходит со Светкой. Слухи о стабильном повышении ее благосостояния, ее рост по социальной лестнице больно карябали сердце Михаила, он поневоле сравнивал ее жизнь и свою. И где-то в глубине души он понимал, что не смог бы дать Светке и половины того, что ей дал муж. Шикарную жизнь и очень обеспеченный высокого уровня быт. Михаил тогда постарался выбросить Светку из головы. Он настолько выбросил ее из головы, что фактически забыл, что она такая вообще существует. Он не помнил фамилию ее мужа, когда устраивался на работу к Сергею Александровичу. Он вообще ничего не помнил о Светке.
    Александр Александрович отправился вместе со Светкиным безвольным телом в помещение больницы. Михаил знал, что Александр Александрович работает в этой больнице на полставки, его очень ценят и как практикующего врача, который достаточно зарабатывает на своей частной практике и поэтому искренне лечит простых больных, не пытаясь что-то от них получить в частном порядке. А при необходимости он мог воспользоваться ВИП палатами для своих пациентов, помогая  муниципальной больнице зарабатывать деньги, а себе, помогая не терять квалификацию. Ведь у бесплатных больных были настоящие болезни, и он, работая в больнице, поддерживал свою квалификацию.
  Александр Александрович вышел из больницы примерно в два часа. Михаил сидел в машине и смотрел в одну точку. Для него эти два часа казались очень долгими. Они полны были ожидания и надежды, но с другой стороны эти два часа были и короткими, он вспоминал Светку, какой она была в школе - молодая и веселая, светлая и радость дающая. Как же он тогда ее любил. «Влюбленный, - злился на себя Михаил, - не признал любимую в этой глубоко несчастной женщине»… . Он вдруг понял, что Светлана глубоко несчастна. Все их отношения с Сергеем Александровичем сохранялись только напоказ, фактически их уже давно не было. Вот и теперь. Они ведь оба ехали домой. Ее нет дома уже третий час, ревнивый супруг должен был бы оборвать телефон водителя, если хотел, узнать, где его жена, а тот и не думает звонить, совсем не обеспокоен. Камера тут роли не играла, она не передавала никуда свое изображение, только накручивала его на носитель. Тогда почему же Сергей Александрович не интересуется, где находится Светлана Андреевна? Может этот случай с потерей ею сознания не случаен, его предвидел Сергей Александрович, или даже сам и устроил, чтобы Светлана Андреевна потеряла сознание?  Михаил не хотел развивать сейчас ход своих мыслей в эту сторону. Он не очень-то верил в то, что монстры хозяева травят своих устарелых жен. Глупости, есть куда более цивилизованные методы избавления от престарелых жен, причем совершенно не несущие нарушение уголовного кодекса. Не мог Сергей Александрович отравить жену, рискуя своим статусом, своей успешностью. Тогда что это?
   Ведь у Сергея Александровича был его, Михаила, номер сотового телефона. Бывало даже так, что если ему не удавалось связаться со Светланой Андреевной, то он звонил Михаилу, уточнял, где хозяйка. А теперь прошло целых полтора часа, как они выехали из офиса, а никто Михаилу не звонит. Михаил хотел, было закурить, но вспомнил, что условие «не курить» было одним из тех, которые были прописаны  отдельным пунктом в его трудовом договоре. Михаил вышел из машины, зашел в больницу и купил в больничном киоске пакет леденцов. Леденцы не очень успокаивали, но Михаил теперь-то уж никак не желал, чтобы с ним разорвали контракт. Он думал о том, как будет помогать Светке, как она сама застукает своего благоверного… «Если он раньше не отправит ее на  тот свет», - вдруг прозвучал в голове Михаила строгий голос. И он только покачал головой: Надо, надо обязательно спасти Светлану, надо ей помочь. Ожидание возле больницы длилось и длилось. Когда вышел Александр Александрович, Михаил бросился к нему. Однако Александр Александрович предостерегающе поднял руку. Михаил опомнился. Он Светлане чужой, поэтому не должен так открыто волноваться за нее. Александр Александрович вынул пастилку и начал жевать. Михаил подошел к нему и тоже вынул пастилку, тоже начал жевать.
   -С твоей хозяйкой раньше такое случалось? – спросил доктор.
  -Я не так давно работаю у них, но за два месяца ничего подобного с ней не было. Так, видно было иногда, что нервничает, но у нас не те отношения, чтобы она мне что-то рассказывала.
   -А что же ты так запереживал за нее?
   -Не хочу, чтобы на меня чего плохого подумали. Вот и к вам сразу обратился, знаю, что вы всегда все в лучшем виде сделаете.
   -Ты про этот случай не рассказывай никому, а чтобы не расспрашивали, подожди ее здесь, поспи даже. Она сейчас уснула, желудок ей промыли и укрепили, как могли, снотворным подкачали. Завтра я с ней поговорю, а ты пока возле будь, чтобы никуда. Нечисто тут что-то.
   Михаил только кивнул. Он уже давно не был столь наивен, чтобы требовать вызывать милицию, писать заявления. Он прекрасно понимал, что Светлана Андреевна, когда очнется, сама продумает, что ей делать. Только бы пришла в себя. Света, светлая наша, - душу Михаила опять пронзила боль. У Михаила было время пока обдумать, что делать со своим знанием, что Светлана Андреевна и есть Света, его первая, любовь, лучик света в его жизни. Первая мысль была: надо ей сказать, что узнал ее, что я за нее все отдам. Но потом Михаил вспомнил жесткое выражение, которое практически не исчезало с ее лица, и понял, что Светлана Андреевна не потерпит возле себя водителя, который проявится не просто как водитель, но как бывший одноклассник. Надо молчать, надо молча завоевывать ее доверие, а еще надо охранять ее, охранять всеми силами, всей своей смекалкой. И если раньше Михаил приглядывался, чтобы его никто не подставил, то теперь его интересовало, не подставляет ли кто Светлану Андреевну. Утром Светлана Андреевна вышла из больничных дверей за час до начала рабочего времени. Михаил словно все это было всегда так и принято, открыл для хозяйки дверь в машину, тщательно закрыл ее и вопросил:
  -Куда поедем?
  Светлана Андреевна внимательно посмотрела ему в глаза через зеркало. Она словно пыталась по его лицу определить, что он думает. Однако Михаил сидел с абсолютно спокойным вымуштрованным лицом, как это и положено хорошему водителю. Светлана Андреевна открыла было рот, а Михаил словно неловко поправляя себе прическу прикоснулся пальцем к видеокамере, вернее даже не к самой камере, но к уголку, на котором она была закреплена. Светлана Андреевна скользнула в ту сторону глазами и приняла свой обычный, отсутствующий вид:
  -На работу.
   И Михаил спокойно повел автомобиль, везя свою драгоценную пассажирку туда, где накануне на нее было сделано покушение. Ему так хотелось попросить ее, чтобы она была осторожнее. Но он сдержал себя: она уже большая девочка и, насколько он знал, она умела защищаться даже там, где он сам пасовал. Он верил, что она справится. Прошли сутки, двое. Хозяин и хозяйка вели себя так, словно ничего не произошло. Светлана Андреевна так ни разу и не пыталась с ним заговорить, хотя выписала премию. Михаил был не против денег, но ему хотелось получить от нее что-то доброе и сердечное, какое-то признание, человеческий жест. Но Светлана Андреевна молчала, молчал и он. Да и что можно было сказать, если в машине находилась видеокамера, и каждое их слово, каждый жест записывались. Через два месяца Михаил опять приехал за Светланой Андреевной к концу рабочего дня, как всегда, они с Сергеем Александровичем вышли оба из офиса и направились каждый к своей машине. К Светлане Андреевне направилась женщина, из тех, кто разносит всяческие листовки. Михаил направился перехватить даму, чтобы она не приставала к хозяйке. Сергей Александрович в это время садился в машину. Женщина, увидев его маневр, заторопилась и вытащила из сумочки что-то небольшое, но явно твердое. Михаил бросился вперед, Светлана Андреевна заторопилась к машине. В это время машина Сергея Александровича рванула с места на большой скорости, а женщина подняла пачку листовок в руке так, словно ими прикрывала пистолет. Михаил перехватил руку женщине, вывернул ее вниз, в этот момент он ощутил, как ногу его вскользь ожгла боль. От неожиданности он на секунду ослабил свою хватку, женщина ударила его чем-то тяжелым по голове. Светлана Андреевна уже сидела в машине, завела ее с пол-оборота и рванула по газам. В следующую секунду женщина шикнула Михаилу в лицо из баллончика, он почувствовал, как ноги его подгибаются, руки слабеют. Он медленно падал на асфальт. Из офиса к ним бежал охранник (не очень торопливо бежал). Женщина резко повернулась села в подъехавший темный автомобиль (или это в глазах у Михаила потемнело) и была увезена. Примерно полчаса Михаил был слаб и трудно соображал. Заходить в офис он отказался, просто присел на скамейку у входа. Он попросил охранников сделать ему копию записи с видеокамеры, нападения на него женщины. Они пообещали сделать ему копию. Михаил позвонил Машке и попросил ее приехать за ним. Машка была девушкой экономной, приехала на автобусе. Уже вдвоем они взяли такси и тихонько приехали к дому.
 Машуня, которую Михаил не посвящал в проблемы своих хозяев,  была возмущена и пыталась кипятиться, высказать все, что она думала о Светлане Андреевне, но Михаил резко жестким голосом ее оборвал:  «Не лязгай языком как на базаре, смотри, что, где и при ком говоришь». Пришлось Маше, буквально подпрыгивая на своем месте, в такси ехать молча. Она только злобно шипела и при этом изредка удивленно взглядывала не отчима. У него вдруг прорезался характер и какая-то мужская, стальная непреклонность. Она неожиданно для себя почувствовала, что у нее стальной отец. Это гораздо лучше, чем все те приблатненные, выплескивающие наружу свою мужскую харизму, мужчины, каким был второй муж ее матери, и третий тоже. При всей их показной мужественности, эта их харизма больше напоминала то, показное раздувание зоба, каким некоторые самцы птиц привлекают к себе самочек Такая харизма в мужчине многое обещает, но, к сожалению, зачастую мужественность претендента на раздувании зоба же и заканчивается. У ее настоящего отчима была настоящая стальная мужественность, и Маше только оставалось пожалеть, что мать не смогла за столько лет разглядеть в нем эту мужественность, попалась на дутую харизму и теперь становится послушной куклой в руках своих так называемых мужей. Они приехали домой, рассчитались с таксистом. Михаил тихонько, опираясь на руку падчерицы, направился в гараж, он хотел убедиться, что Светлана Андреевна дома, а это можно было узнать, не заходя в дом, только по машине в гараже. Машина была на месте, Михаил оглядел ее. Маша нетерпеливо дергала отца за руку: «Пойдем же». Хотя и признавала за ним право делать то, что соответствовало его новооткрывшейся для Маши мужественности. Михаил открыл машину, снял видеокамеру (у Маши глаза расширились от удивления) и пошел на пульт охранника. Здесь на свободном компьютере он просмотрел то, что записано на камере и вернул запись на место. Маша ошарашено молчала. Судя по тому, что было на камере, Светлана Андреевна благополучно добралась до дома.
   В какой-то момент Михаилу даже показалось, что та женщина, которой он преградил дорогу, вовсе и не покушалась на Светлану Андреевну, в его душе вспыхнул, было, стыд, и появилась досада на себя: из-за своих подозрений: увидел то, чего не было. Но нет, он помнил пистолет, обожженную  выстрелом ногу, и глаза Светланы Андреевны. Это не было ошибкой. На Светлану действительно покушались.
   И только после того как он удостоверился, что Светлана Андреевна в безопасности, он направился в свою квартирку. Маша бежала следом. Ей больше не хотелось командовать Михаилом. Но у нее с каждой минутой все возрастало количество вопросов. Она так надеялась, что хотя бы дома они смогут поговорить спокойно, но Михаил, зайдя в квартиру, успел  повернуться к Машке лицом и приложить палец к губам, прежде чем она успела задать серьезный вопрос. Машка подавилась своими приготовленными для него возмущенными словами и почему-то начала нести всякую чушь, что никогда не думала, будто Михаил может напиться, как напивался их сосед, живший на первом этаже.
  На эту ее нервную разрядку Михаил твердо заявил:
  -Я не пил и не пью. Ты это знаешь. Плохо мне стало. Баба какая-то в лицо мне с баллончика пшикнула, сумасшедшая она. Я только преградил ей дорогу, чтобы к Светлане не лезла, я ведь должен охранять ее от таких назойливых людей с листовками, а она мне прямо в лицо из баллончика, мне стало тяжело. Я еще эту бабу вычислю и в милицию заявлю на нее. Пшикает в лицо людям при исполнении.
  Собственно Михаил ничего лишнего не произнес. Он сказал лишь то, что действительно произошло, каждый мог это увидеть на записях в камерах охранной службы. И тут Машка разрыдалась, разоралась, выкладывая в свой гнев к той бабе, весь свой испуг, все свое недоумение и горечь. Оттого, что может нежданно-негаданно остаться совершенно одна в этом взрослом мире, потеряв единственную надежную опору в лице своего отчима, который всю ее сознательную жизнь заботился о ней как отец с отцовской добротой и любовью. Машка плакала, а Михаил, позволив ей выплакаться, прикрикнул на нее и попросил приложить ему компресс ко лбу, ворча, сможет ли он завтра хорошо работать, а так же попросил поискать таблетки, он всматривался в инструкции, чтобы таблетки, сняв боль, не тормозили сознание. Михаил пожалел, что нет у него в знакомых хорошего доктора, к которому он мог бы прийти со своей болью, и тот,  выслушав, прописал бы Михаилу именно такое лекарство, которое бы ему помогло и не повредило в работе. Именно индивидуальное лекарство, а не стандартный набор.
   Утром следующего дня он подогнал машину к дверям дома в ожидании Светланы Андреевны. Хозяйка вышла как всегда спокойная и строгая. Она села в машину и дежурно поинтересовалась здоровьем Михаила. Потом они направились в офис, словно и не было никакого случая накануне. Весь день прошел как всегда, а вечером после работы, Светлана Андреевна направилась в парикмахерскую. Там ей красили волосы, омолаживая ее прическу. Краска была хорошая, но требовала довольно длительного сидения в стабильном положении. Михаил сидел в машине, когда его по телефону вызвала Светлана Андреевна прийти в парикмахерскую и принести ее документы, а так же блокнот с ручкой. Она не собиралась терять время даром, но хотела еще раз убедиться в том, что все в документах в порядке. Михаил запер за собой машину и понес документы в парикмахерскую. Когда он зашел в ВИП кабинет, то не узнал в первую секунду хозяйку, такое у нее на голове было наверчено. Он подал ей документы и хотел вернуться в машину, но повелительный окрик его остановил:
  -А когда мне смывать краску будут, я должна буду документы с собой взять? Сидите и ждите, когда мне понадобится смывать краску, я пойду на прическу, а вы тогда унесете документы в машину. Вам все равно где сидеть.
  Михаил тихонько сел. Ему даже стало обидно немного, что Светлана к нему столь высокомерна, но приходилось терпеть. Светлана же что-то написала на листке из блокнота и подала его вместе с первым из просмотренных документов Михаилу. Причем она подала листок несколько отдельно от документа. Михаил был столь неловок, что уронил этот листок, торопливо поднял его и хотел убедиться, тот ли листок он поднял. Он прочел, что там написано и замер:
  «Спасибо за защиту. Возможно, что одежда снабжена прослушивающими устройствами, будем осторожны».
  Михаил прочел эти слова и замер, на душе стало тепло. Он радостно посмотрел на Светлану.
  А она тем временем работала над следующим документом. К нему она тоже прикрепила небольшой листок из блокнота:
  «Я тебя узнала, Мишка-невидимка, я надеюсь, что ты мне будешь помогать, насколько это у тебя получится».
   Михаил увидел брошенный на него из-под бровей взгляд Светланы и едва заметно кивнул. Оба листка он постарался придерживать с документами, он их решил убрать по дороге, чтобы видеонаблюдение в парикмахерской не показало ничего никакому заинтересованному лицу.
   Все-таки она его узнала. На душе у Михаила было тепло. Знала ли она, кто играет против нее или же не знала, кто может сказать абсолютно точно, но Михаил чувствовал, что его-то точно Светлана взяла себе в союзники. Прошла еще неделя, когда вечером Светлана вошла в салон автомобиля, села и вдруг захрипела:
  -К доктору, - ее лицо быстро становилось синюшно бледным, а веки закрытых глаз казались черными. Михаил опять рванул к Александру Александровичу. Вызванный им доктор велел Михаилу гнать к больнице, а сам начал откачивать Светлану Андреевну прямо в машине.
  -На время появления в машине доктора Михаил как бы невзначай поворачивал камеру таким образом, чтобы в нее невозможно было узнать в лицо доктора, а голос доктора был довольно бесцветен. Они опять унесли Светлану Андреевну в палату для ВИП  персон. Доктор исчез, а Михаил по какому-то наитию отъехал от больницы и подогнал машину к частной клинике по заболеваниям сердца. Михаил вдруг начал понимать, что теперь слежка установлена и за машиной, а когда вычислено будет, куда и к кому он привозит Светлану для того, чтобы ее выходили, то в следующий раз им могут отказать в помощи. Он догадывался, что в предыдущий раз Светлана за помощь рассчиталась наличными деньгами, и следов ее пребывания в этой больнице, а так же счетов из больницы никто не видел в ее фирме, но как долго они с ней смогут скрывать, где ей оказывают столь квалифицированную помощь? И непонятно: почему ее уже второй раз пытаются опоить наркотиками, но при этом нет попыток устроить несчастный случай и устранить ее из жизни, ведь столько возможностей. Она ходит, ничего не опасаясь. Михаил ничего не понимал. Чего они добиваются? Чего ему ожидать?
  Михаил сидел в машине молча, не зажигая света. Он постарался сделать все, чтобы и через камеру никто не смог бы вычислить, куда он увозит Светлану. Он сидел, обдумывая свои ходы. Что он вообще может против тех, кто взялся ее устранять, кажется, вопрос состоял в том, что Светлану собрались устранить от дел, но при этом ее не хотели убивать, а если и покончить с ней, то так, чтобы это выглядело бы даже не несчастным случаем, но естественной болезнью, со скоротечным течением. Возможно, что Светлана сумела собрать компромат на тех, кто противостоял ей. Компромат хранится где-то за границей, в случае если она погибнет от неведомого преступника или же если попадет в ситуацию несчастного случая, то компромату будет дан ход. В ином случае компромату хода не будет. Так или нет? Но смущала женщина с пистолетом, прикрытым агитационными листовками. Впрочем, этот пистолет, не огнестрельный, а газовый. Михаил потом долго приходил в себя. Или это она в него из баллончика пыхнула, или все-таки из пистолета. Он никак не мог вспомнить. Стоп, если та женщина прыснула на него, и у него отшибло память, то вполне возможно, что хотели отбить память и у Светланы Андреевны. А зачем? И в предыдущий раз, хоть доктор и не говорил ему, что с хозяйкой, но спрашивал его, не склонна ли хозяйка употреблять наркотики. Ее хотят посадить на наркотики? А после того, как проявится зависимость начать ею манипулировать как куклой? Может кто-то хочет отнять у них бизнес? Реально ли это? Светлана Андреевна и  Сергей Александрович достаточно состоятельные люди, и вряд ли их можно разорить, даже если они и начнут употреблять наркотики, а если учесть то, насколько Светлана  крепка умом, то она скорее осознает наркотическую зависимость и пойдет лечиться, чем проколет свое состояние. Она не сопливая девчонка, жаждущая казаться взрослой все умеющей и все познавшей, чтобы ради кича начать колоться, и у нее сравнительно стабильно в семье, чтобы вдруг начинать накалывать себя этаким зельем, взращивая в себе сладкое состояние жаления себя и комплекс девочки, которую все обидели. Нет, вряд ли это так. Бизнес в наше время отбирают по-другому: Выискивают в фирме мелкого менеджера, какого-нибудь незаметного, но амбициозного Сержа. Он решает, что наконец-то судьба дарит ему шанс. Его немного обольщают (а он и рад), причем зачастую очень грубо. Он творит в отчетных бумагах две-три не очень значительные ошибки, которые как будто и не имеют важного значения, а потом хозяев за экономическое преступление в каталажку, тем временем предприятие делается банкротом, и когда бывших хозяев выпустят, они уже не собственники, но никто, ничто…  А предприятием владеет вполне законный, честно приобретший собственность бизнесмен. Или при масштабах Светланы Андреевны и Сергея Александровича простых методов банкротства не применяют? Как-то Михаил не очень хорошо разбирается в градации. Ясно одно у Светланы Андреевны есть враг, который пытается погубить если не ее саму, то ее репутацию… Господи, да о чем я думаю. О какой репутации можно говорить у нашего новорусского бизнеса. Они не стесняются с руками, хранящими следы крови, к президенту за круглый стол садиться. В любой порядочной стране такой человек стал бы изгоем, не смотря на все свои деньги, а здесь… Интересно, а Сергею Александровичу действительно смогли подложить такую утку на Светлану, что он поверил наговору или он только притворяется, что у него непорядочная жена, и он бедный несчастный муж при жене монстре. И вообще он поверил наговору про нее или он сам на нее наговорил? Как будто не глупый мужик. Ох, как хотел в минуты своих раздумий Михаил вспомнить каждую интонацию Сергея Александровича в те минуты. Он ведь действительно мужик неглупый, и Светлана с ним давно вместе. Они вдвоем столько пережили, оба со всяческими уловками сталкивались, много чего повидали, а тут он поверил про нее какой-то ерунде? Плохо мог это допустить Михаил. Не верилось ему, что Сергей Александрович действительно ревнует жену, не верит ей.
   Однажды Светлана Андреевна отправилась в налоговую, естественно в рабочее время, и прямо на ходу, видимо секретарша только достала почту, секретарша передала Светлане письма. Светлана Андреевна взяла конверты и вышла прямо с ними в руках, села в машину, на заднее сиденье. Там она вскрыла один конверт затем второй, третий. Она быстро просматривала то, что ей было прислано, была спокойна, никаких эмоции. Но в салоне машины вдруг совершенно четко обозначилась тяжелая атмосфера едва сдерживаемого гнева. Михаил даже оглянулся на Светлану, у него было такое ощущение, что на плечи ему кто-то навалился и давит вниз, не дает дышать. Потом она вынула из кармана ручку, сделала кое-какие пометки на полученных конвертах. Строго поджатые губы, безупречная косметика и ощущение безысходности и несчастья. Когда они подъехали, Михаил, как и положено хорошему водителю, вышел из машины и подал ей руку. Затем он закрыл дверцу и одновременно заметил, что все три полученных конверта остались лежать в салоне. Но они положены были так, что сразу невозможно было увидеть, что они оставлены в салоне, по крайней мере, камера видения их точно не могла засечь. Светлана Андреевна вернулась через полтора часа. Она умела говорить в налоговой, но и там, видимо тоже было не очень просто. Она села в автомобиль и потребовала от Михаила дать ей что-нибудь от головы. Михаил хотел залезть в аптечку, но его неожиданно полоснула мысль, ведь эти лекарства лежат в машине, их могли подменить, тогда он сам своими руками отравит Светлану Андреевну. Михаил вынул из кармана свои таблетки. Были у него слабенькие обезболивающие еще советские марки  лекарства без иностранных наворотов. Михаил был убежден, что иностранные лекарства боль, симптомы убирают, а болезнь подкармливают, дабы не лишаться постоянных поглотителей лекарств. Он протянул Светлане тюбик, и смущенно произнес:
  -Я иностранные, хваленые не пью, они ведь сами в рекламе говорят, что симптомы только убирают, а про то, что болезнь остается, молчат.
  Но Светлане, кажется, было не до его объяснений. Она торопливо взяла тюбик вытащила таблетку, спросила запить. Михаил подал ей минеральной воды. Ее он давать не боялся. Две бутылки воды одну для себя и одну для хозяйки он покупал каждый день новые. Светлана выпила воду, положила в рот таблетку, опять выпила воду. Несколько минут она сидела расслаблено, а Михаил тихонько ехал, словно укачивал эту удивительную женщину в машине, успокаивал ее боль. Минут пятнадцать Светлана сидела, прикрыв глаза, а потом посмотрела на часы и решила:
   -Ехать на работу на пятнадцать минут не имеет смысла. Направляйся-ка домой.
  Михаил направил автомобиль в сторону их загородного дома. Всю дорогу Светлана просматривала какие-то документы. Некоторые из них она рвала и бросала прямо на сиденье рядом с собой.
  «Видать допекли ее в этой налоговой», - посматривал в зеркальце Михаил. Когда они приехали, то Светлана с сожалением посмотрела на кучу бумаг.
   -Убери мусор, только не выбрасывай здесь, а потом, попозже отнесешь в котельную и проследи, чтобы все бумаги были сожжены.
   -Я все выполню, как вы сказали, Светлана Андреевна, - по-солдатски произнес Михаил и даже как-то вытянулся перед ней, как бравый служака.
   Когда она отошла, он вынул пакет и собрал с заднего сиденья все бумаги, вплоть до тех конвертов, которые были засунуты в щель сиденья. С пакетом он направился домой, там он поставил пакет в угол и прошел по квартире, внимательно оглядывая все стены и другие углы комнат. Да, то что хозяева предлагают не только работу, но и дом это как будто и хорошо, но сейчас он опасался видео камер. Вполне возможно, что хозяин следит не только за Светланой, но и за Михаилом. Теперь Михаил не знал, куда спрятаться, чтобы быстро разобрать бумаги Светланы Андреевны. Ведь ненужные бумаги следовало унести после ужина в котельную. У Михаила времени только до ужина.
   -Маша, ставь ужин греть, окликнул дочь Михаил. А сам подхватил пакет с газетами и хотел было отнести его в котельную, но остановился, вдруг да там кто будет. Увидят, что он вместо документов несет сжигать газеты, обыщут, выгонят, обвинят в шпионаже.
  -Маш, у тебя есть старый пакет, ненужный, бумаги надо отнести в котельную.
  -В ванной висят на гвоздике, - откликнулась Машка.
   Михаил взял пакет с документами, которые он собрал в машине и пошел в ванную. После того, как Машка узнала, что возможно по всему дому у них есть камеры видения и прослушивания, она провела осторожное обследование всех углов квартиры под предлогом генеральной уборки и нашла в каждом помещении встроенные видеокамеры. Больше всего ее возмутило то, что камера была даже в ванной комнате. Она все-таки была воспитана в провинции и не привыкла к полному ню. Маша стала мнительной, ей все казалось, что охранники как-то не так на нее смотрят. Короче пока она не приладила на гвоздик несколько старых полиэтиленовых пакетов таким образом, чтобы ее, когда она в ванной, не было видно, она не успокоилась. А когда Михаил спросил ее, зачем она их так высоко задрала, Машка ответила:
   -Я не собираюсь заниматься бесплатным стриптизом. Я здесь и без того живу как в аквариуме.
  Собственно Михаил и сам был рад, что Машка так сделала, ему тоже не нравилось жить за стеклом. Теперь же это могло сослужить ему хорошую службу. Он быстро пересмотрел документы. В присланных конвертах были диски. Среди бумаг была написана Светланой записка: «Сохрани конверты, потом просмотрим содержимое, остальное вынеси и выброси».
  Михаил спрятал конверты и полез наверх:
   -Маша, ну что ты их так высоко задрала. Мне лезть за ними тяжело.
  -А это я специально, батя, чтобы лишний раз лазить туда, куда лазить неудобно и таким образом поневоле делать физкультуру. Так что с тебя за бесплатный тренажер еще и причитается.
   Михаил тем временем уже достал пакет положил в него документы, и отозвался:
  -А за то, что тренажер опасен для здоровья с тебя штраф, так что еще ты мне должна.
  -Вот тогда с моих ежемесячных денег и высчитаешь, - выбежала к дверям ванной Маша.
   Михаил потрепал дочь по плечу и тихонько шепнул ей на ухо:
  -Молодец, - а вслух добавил, - я понес, ты давай на стол ставь. Я после еды хочу лечь, никуда не пойду. Он должен был продумать, где и на каком компьютере он просмотрит спрятанные диски. А если Светлана Андреевна захочет их тоже посмотреть? Почему она ему так доверяет? Больше некому? Или он новый человек и подобно всей остальной обслуге он должен был встать негласно на сторону хозяина или хозяйки? Общие школьные воспоминания в прошлом. Не стала бы она их вытаскивать, если бы Михаил не оказался ей нужен. Что все-таки между ними происходит? Утром у Михаила был выходной. Он собрался, взял деньги, купил недорогой ноутбук, с ним поехал в ближний городок и там в новый ноутбук вложил первый диск.
  Милая заставка с зайчиком. Потом текст:
  -Светик, нам было так хорошо с тобой, но за наслаждение надо платить. Если ты не заплатишь мне по такому-то счету в таком-то банке, то эти кадры будут не только доставлены твоему мужу, но и выложены в Интернете. Целую тебя, моя вербочка. Твой зайчик.
  Далее шли кадры постельной сцены. Однако те, кто готовил эти кадры, не были супер профессионалами, и видно было, что у женщины, которая занимается сексом, на лице выражение строгой бизнес леди, словно одновременно с занятием сексом она вела деловое совещание. А еще ее шея волшебным образом то удлинялась, а то и укорачивалась. Мерзость абсолютная. Не даром Светлана не пожелала даже глянуть на это. Собственно, зачем ему-то эти диски. Михаил хотел было выкинуть их, но приостановился, вдруг да там, дальше после этих постельных сцен будет что-то такое, что его действительно заинтересует. Поэтому Михаил сквозь зубы позволил всему этому прыгать, скакать и елозить на экране компьютера. Наконец эта сцена закончилась. На экран опять выскочил зайчик, Михаил никогда не думал, что когда-нибудь будет испытывать к этому зверьку столь неприязненные чувства. Заяц раскланялся, словно артист, чем вызвал гнев Михаила, после чего опять появился текст.
  «Светочка, за удовольствие надо платить, причем пойми, мы знаем не только о том, что ты занимаешься сексом, но и то, что ты убила человека. После чего появился зайчик и опять последовали кадры, в которых Светлана была в главной роли. Только тут она убивала некоего бомжа, причем просто для собственного удовольствия. И опять ясно было видно, что лицо и его выражение живут совершенно отдельной жизнью от творившего безобразие тела, а шея то вырастала в длинную почти лебединую, то совсем исчезала и казалось, что лицо Светланы надето прямо на плечи.
  Михаил остановил запись. У него вдруг проснулся интерес: а зачем кому-то вдруг понадобилось это делать, ведь явно невооруженным взглядом видно, что это подделка. Причем те, кто это сделал, не удосужились даже постараться сделать запись так, чтобы не видно было, что это подделка. Тогда зачем они это послали, какую они преследовали цель? Когда закончились и эти кадры Михаил чувствовал себя так, будто его накормили дерьмом. Хотелось долго тщательно промывать желудок. Как кто-то находит это приятным? Он лучше бы весь день работал, гоняя по городу, или даже стоял в одной из бесконечных пробок, но не смотрел эту мерзость.
    «Светочка, за удовольствие убить человека надо платить. В этой стране, как это ни странно, за убийство человека приходится садиться в тюрьму. Светочка, поскольку убийство гораздо более порицается обществом, чем сексуальные игры на стороне, то считаю нужным тебе сообщить, что теперь речь идет не о некоей определенной сумме денег, но меня интересует твой бизнес. Скажем пятьдесят процентов твоего бизнеса», - зайчик мило улыбался и во рту его поверх маленького рисунка красовался грубо нарисованный зуб, - кстати, Светочка, ты не думай, что мы в милицию только этот фильм отправим. Фильм есть только пособие для милиционеров, показывающее, как ты человека убивала, а реально в милицию мы отправим все те улики, которые у нас есть. Ведь это убийство, его не только показать надо, но и доказать.
   Михаил поставил диск на паузу и пошел помыть руки, его буквально тошнило. Что еще эти сволочи могут показать, что еще, какую мерзость они могут выдумать про нее. Он вернулся в комнату, посмотрел на компьютер и понял, что не может смотреть на него, ему хотелось выть, хотелось кинуться на кого-то, кто так старательно измывается над ним! Стоп, но ведь фильм измывается над Светланой, тогда почему ему кажется, что измываются над ним. А если эти диски специально сделанные как психологический тест, собранный таким образом, чтобы поселить в человеке тревожность, чтобы сорвать человеку психику. На какую-то минуту Михаилу стало ясно, что Светлану хотят просто свести с ума этим зайчиком, этими кадрами и угрозами. Их главная цель не есть ее посадка в тюрьму, но психиатрическая клиника. Потому и опаивали ее наркотиками, чтобы потом невменяемость Светланы всем продемонстрировать, чтобы получить свидетельства многих людей и даже ее друзей, что она сошла с ума. Это должны были бы увидеть все ее знакомые, все ее друзья. Но зачем? Для чего они так делают? Михаил вдруг как-то сразу успокоился и решил продолжить смотреть всю ту мерзость причем таким образом, чтобы не вглядываться, но только фиксировать поворотные пункты. Он искал не форму, но суть послания. Форма – мерзость соответствующая натуре тех, кто это послание составлял, но суть. В чем реальная угроза. Чтобы это понять, надо было все-таки просмотреть весь диск. Его уже не волновали все те мерзкие измышления, которые в адрес Светланы придумывали создатели зайчика. Казалось, они взяли кучу детективов для чтения на час и, взяв все деяния отрицательных героев, сделали постановки по главным сюжетам этих детективов со Светланой в главной отрицательной роли. Наконец, кажется, измышления тех, кто придумал зайчика, кончились. Так в чем же все-таки состоит суть этого диска? И вот на экране пошли медленные, рисунки, которые завораживали. Михаил почувствовал их гипнотическую силу. К счастью для себя он не очень поддавался гипнозу и сообразил не смотреть очень подробно все эти сюжеты с зайчиком, в которых крылась программа по зомбированию. И все же после просмотра первого диска Михаил чувствовал себя совершенно мерзко. Ему было очень плохо. Следовало посоветоваться со специалистом. Но к кому он мог обратиться? Кто мог бы разбираться в таких психологических воздействиях на человека. Ему следовало подумать. И ни в коем случае ему нельзя было смотреть следующие диски прямо сейчас, это могло составить явную опасность для его мозга, для его психического здоровья, если бы он мог позвонить Светлане. Михаил вышел из гостиницы, вынул диски и пошел прогуляться. Час полтора, два. Его душа все никак не могла успокоиться. В какой-то момент он понял, что крутится все время вокруг одного места. Михаил посмотрел на вывеску. Кабинет психолога. «Зайду, - решил Михаил, попрошу снять напряжение.
  Он вошел в помещение. Ему навстречу вышел высокий худой юноша, который явно не внушал доверия озабоченным своими проблемами теткам или их неверным мужьям, которые хотели бы успокоить свою совесть и получить спокойствие своей изменщице-душе. Молодой человек был действительно очень молод. Он стоял в дверях и вопросительно смотрел на Михаила. Кажется, Михаил был его единственным пациентом за весь день. Почему-то Михаил спросил:
  -Народ-то не очень идет?
   Юноша тряхнул головой его недлинные волосы, висевшие темно русыми прядями вдоль лица вздрогнули и опять легли. Михаил смотрел на него оценивающе.
  Молодой человек сердито посмотрел на Михаила и попытался справиться с обидой:
  -Меня зовут Юрий Владимирович. Я – профессиональный психолог. Если вы опасаетесь, что я молод, то я могу показать вам диплом. Да, у меня не очень большой опят работы, но я имею практику, я работаю в школе по совместительству, - в его голосе слышался звон обиды.
  -Не сердись, я ведь не со зла. Я только смотрю, сможешь ли ты понести ту ношу, с которой я к тебе пришел, - Михаил оценивающе посмотрел на юношу, - ладно пройдем в кабинет. Сколько ты берешь за прием? Только не говори, что примешь меня ради рекламы. Я тебе рекламу дать не смогу, не здешний я, да и дело у меня секретное.
  -На секунду молодой человек задумался, потом, вглядевшись в лицо Михаила, сказал:
   -Вообще у меня строгие тарифы. Но если работа не подходит под тарификацию, то потом договоримся. Для начала вы должны рассказать мне о том, что вас тревожит.
  Михаил попросил снять с него тяжелое ощущение, которое возникло у него после просмотра специального диска, Молодой человек предложил гипноз. Тогда Михаил потребовал, чтобы при гипнозе они обусловили некоторые области, о которых его не будут спрашивать. При введении в гипноз Михаила, врач утвердил: «Вы не будете называть фамилии тех, о ком вы будете мне рассказывать, а так же название фирмы. Пусть женщина, которая вас волнует, будет иметь имя Соня, мужчина Борис, а фирма, если про нее зайдет речь, пусть называется «Пума». Остальные фигуранты, которых вы воспринимаете, как враждебных вам будут иметь имена Тося и Петя, а те фигуранты, которые будут казаться вам положительными для вас, будут иметь имена Мила и Митя. Таким образом, Михаил получил возможность выговориться.
   Странное у него было ощущение, он словно слышал и осознавал, что говорит, и в то же время, его словно раскрепостили, позволили снять все те тормоза, всю ту тягость, которая довлела над ним. Когда он закончил, он сам открыл глаза. Доктор сидел за своим столом и смотрел куда-то в одну точку.
  -Скажите, кто-нибудь знает, что вы поехали сюда?
  -Нет, - насторожился Михаил, - вы кого-то знаете из тех, о ком я говорил?
  -Нет, просто я опасаюсь, что у вашей крупной фирмы длинные руки, и они смогут достать меня. Но поскольку про то, что вы поехали сюда никто не знает, то вы сейчас заплатите мне за сеанс и уйдете. По поводу же вашей проблемы, я бы хотел сказать вам, что ваш диск явно заряжен специально таким образом, чтобы вызвать совершенно необычную, я бы сказал неадекватную реакцию, которая у вас и проявилась, только что не в такой форме, как ожидали те, кто этот диск послал. Вас хотели лишить душевного равновесия. Вам следует продумать, почему Соня сама не стала смотреть эти диски, а отдала их вам. Не было ли ее целью ввести вас в состояния неуравновешенности? Может, вы не совсем правильно все воспринимаете, и это она ищет человека, который, будучи выведен из психического равновесия, расправился бы с ее мужем.
  -Но ведь она не знала, что работать к ней приду именно я?
  -А у вас не мелькает мысль: для того, чтобы найти исполнителя, и была затеяна перетасовка водителей: неугоден ни тот, ни этот. Заметь, муж ей молодого водителя не нанимает, из опасения, что она начнет с ним романтические отношения. А кто для исполнения ее задумки по устранению мужа, ей более подходит, чем мужчина ее возраста, не очень удачливый, не очень состоявшийся, который вдруг обрел ее благосклонность. Молодого да по-современному циничного на это не возьмешь, а человека прежних принципов пойдет, особенно если ему засветит любовь. А надо-то всего устранить негодяя – мужа, - молодой врач пытливо посмотрел в глаза Михаилу, - вы на меня обиделись?
  Михаил постарался смять обиду. Он не верил, что Светлана такая, но червячок в душу был уже посеян, он помнил свою Надю, помнил, как Маша открыла на нее ему глаза. Да, собственно и в мире, где живут обладатели больших денег, он был уже не первый год, знал, как иногда реальность раскрывается в самый последний момент, когда уже поздно что-то возвращать.
  -Я попробую пересмотреть все, что происходило со мной. Доктор, у вас сегодня много пациентов записано?
  Молодой человек сделал серьезное лицо.
  Михаил заторопился: Я сейчас вам заплачу за визит. А потом я приду к вам со своим компьютером и на нем мы посмотрим диски. Вы же можете определить, кто выдумал сюжеты, женщина или мужчина, который хотел опорочить эту женщину, - Михаил торопливо вытащил из кармана деньги. Получал он за свою работу хорошо. А у доктора психолога, похоже, практика шла не очень-то, и Михаил увидел, как вспыхнул взгляд молодого доктора от вида денег Михаила…  Когда Михаил вернулся через полчаса к дверям кабинета. Кабинет психолога оказался закрыт.
  -Испугался, - решил Михаил. Он нашел поблизости скамеечку и присел на нее. Буквально через 5 минут на нее  с другой стороны сел наш психолог:
  -Я жутко извиняюсь. Но понимаете, вы пришли ко мне на сеанс за пятнадцать минут до обеда. Я вас принял, а потом решил, что успею сбегать, заплатить деньги в банк и поем, а пришел, замок не открывается. Он у меня всегда начинает барахлить в самый неудобный момент, - лицо доктора словно двоилось: оно пыталось сохранять серьезность и одновременно выглядело страдальчески. Доктор явно не хотел терять клиента и одновременно боялся такого посетителя.
   Михаил понял:
  - Вы правы. А не подскажете, где у вас тут что-нибудь вроде компьютерного салона, где мы могли бы включить мой ноутбук и там вы бы мне проанализировали диск.
  Доктор подумал и кивнул:
  -За углом у моего приятеля Вадима магазин компьютерный, покупателей много не бывает, там мы можем посидеть спокойно, только ему заплатим немного, чтобы оправдать электричество.
  -Да, да, разумеется, - Михаил сам не понимал, почему он пошел с этим практически незнакомым ему человеком в незнакомое место. Впрочем, если бы ему предложили пойти на квартиру, он бы идти не решился, а тут он же шел, считай что в магазин. Они даже не уходили в подсобку, но сели за стол тут же на месте второго продавца. Они подключили ноутбук, Михаил купил наушники, теперь просматривал первый диск Вадим вместе с Михаилом и Юрой. Ясно стало, что сохранить имя Светланы под псевдонимим Соня не удастся, да и ладно. Просмотрев первый сюжет, Юра взял карандаш, бумагу и обозначил Михаилу, что считает, что этот сюжет составлен женщиной, так как в постельные сцены взято больше слащавости. Если бы сюжет формировал мужчина, было бы больше жесткой эротики. Вадим обратил внимание Михаила на то, что лицо Сони даже не пытались подогнать под что-то реально чувствующее, то есть тот, кто составлял диск, заранее знал, что смотреть будет не Соня, и постарался совершить монтаж таким образом, чтобы у Михаила и в мыслях не возникло, что в постели резвится Соня.
  -Так что вас пытаются направить. И потом, скажите, есть ли на свете женщина, которой не захотелось бы посмотреть, что ей прислали? – Юрий завершил комментарий к первому сюжету, - будем смотреть дальше или немного порелаксируем, чтобы сбросить гипноз?
  -Гипноз сбросим, я хочу научиться сбрасывать чуждое влияние.
  -Смотрите, я с вас возьму почасовую, пока будем учиться релаксировать.
   Михаилу было все равно.
   Весь день он просидел с Юрием за компьютером. Юрий расщепил на компьютере с помощью Вадима видео картинку и указал, где и как происходит гипноз.
  -Этим гипнозом вас настраивают на верность и преданность Светлане, а так же на то, чтобы вы свершили в нужный момент то, о чем она прикажет. Паролевыми будут слова: «Михаил, ты меня солнцем называл, светом», а дальше последует приказ. Я бы на вашем месте уволился от этих людей. Она вас подставит, и вы никогда не докажете, что находились под гипнозом. Я уверен, что когда вы вернетесь, то она для проверки просмотрели ли вы диск и повлиял ли на вас гипноз, скажет вам некий набор слов, а вы должны будете на него ответить тоже соответствующим набором слов. Тогда она попросит вас отдать ей эти диски, якобы она хочет их посмотреть сама,  только вы их потом и видели. Я уже не говорю, что на вас и до этого шло воздействие гипноза.
   -Нет, не похоже, ведь это первые видео материалы, которые мне были даны, - голос Михаила был спокоен. Все, что он услышал сейчас и здесь, не вязалось никак с его пониманием жизни, с его пониманием, какими должны быть взаимоотношения между людьми. Он чувствовал, как под ложечкой засосало от страха, от ощущения мерзости. Но Светлана – она такая светлая. Из всего этого посещения самая большая польза для Михаила была в том, что он научился релаксировать, а так же этот психолог научил его как с себя снимать гипноз. Правда Юра заметил, что эта методика новая, не каждый раз срабатывает, но все-таки лучше, чем ничего. Михаил просто не мог обратиться к кому бы там ни было в городе Москве. На ночь он остался в гостинице. Михаил хорошо заплатил Вадиму, который работал в компьютерном салоне, и тот обещал поработать над тем диском, который они так и не сумели открыть. У врача – психолога прибыль тоже была за день почти как за месяц. Причем Михаил их предупредил, что во второй раз он к ним не приедет, поскольку он опасается, что за ним проследят, а значит, могут выйти и на них может быть плохо. То есть им темнить и ставить его в такие условия, чтобы он приехал к ним еще раз и еще раз заплатил, не имеет смысла. Почему он вдруг решил все эти проблемы вывалить людям, которые живут сравнительно простой и спокойной жизнью, Михаил сам не знал. Но если бы он знал свою будущую судьбу, то он бы удивился тогда своей прозорливости.
  Хакер все-таки диск взломал, теперь Михаил читал и сам не очень верил.
  «Мадам, приношу вам определенные извинения по поводу того, что испортил вам репутацию в глазах того, кому вы собираетесь показать этот диск. Я ввел соответствующие для гипноза накачки, и в нужную минуту вам следует сказать такие слова: «Михаил, ты меня сиянием называл, докажи свою любовь» А потом вы можете приказывать все то, что хочется, чтобы он сделал. Но имейте в виду, объект на степень подверженности гипнозу не изучался, его психофизическая внушаемость не проверена, поэтому вам следует управиться в течение двух недель. Если он силен психофизически, то после двухнедельного периода действие гипноза начнет ослабевать и вы не получите желаемый результат. Мадам, не вздумайте направлять водителя против вашего мужа. Ваш муж знает противопароль, то есть слова, которые развернут загипнотизированного против вас же.»
    Стоп, Михаил теперь совсем запутался. Если она его гипнотизировала, чтобы он помог ей выпутаться из отношений с мужем, то почему пароль не точный, или это Юрий с Вадимом неправильно определил слова пароля? Вполне возможно, что она просто собиралась ехать с ним вместе на какую-то опасную встречу и хотела заручиться, что он не подведет ее? Почему бы тогда лучше не нанять охранника? Ведь все-таки Михаил уже не очень молодой человек и, хотя о нем нельзя сказать, что он имеет субтильную внешность, но он никогда не занимался никакими боевыми искусствами, не приобретал боевые навыки. И как бы она ни приказывала, но если против него будет умелый боец, то Михаил ее не спасет. Тогда зачем?
  Утро вечера мудренее. Прошло три дня, Светлана Андреевна шла к машине. Когда Михаил вышел открыть перед ней дверцу похлопала по папке и взялась за сотовый: «Ирина Сергеевна, я забыла на столе папку с отчетом, принесите ее мне».
    Михаил осторожно прикрыл дверцу автомобиля и ждал. Светлана Андреевна посмотрела на него искоса и спросила:
  -Ты посмотрел все диски?
  -Посмотрел.    
  -Тебе ничего не показалось в них странного?
  -Гадость все это и мерзость, прекрасно видно ведь, что монтаж, а все равно сделали, подсунули. Я не смог все просмотреть, я только урывками смотрел.
    -Это хорошо. А то они там, как я потом узнала, программу специальную загрузили, чтобы тебя закодировать на специальные слова. Чтобы ты, когда понадобится им, выполнил все, что прикажет человек, назвавший код. А если ты угадаешь эту их задумку, то у них есть второй уровень внушения для тебя. Они постарались бы сделать все так, чтобы ты подумал, что диски – это мой заказ. И после этого стал вести себя со мной настороженно.
  -Светлана Андреевна, а почему вы сами не стали смотреть эти диски, какой женщине неинтересно посмотреть про себя сплетни, да и сейчас вы говорите так, словно сами эти диски видели уже.
  Светлана повернулась что-то сказать Михаилу, но в этот момент из дверей офиса выскочила Ирочка секретарша, которую Светлана Андреевна серьезно навеличивала по отчеству Сергеевной. Светлана таким обращением словно пыталась принудить Ирочку не расслабляться, но Ирочка все равно оставалась Ирочкой. Легкая воздушная, она недавно закончила курсы секретарей и устроилась в секретариат к Светлане Андреевне. Предыдущую секретаршу Светлана уволила после того, как Светлану дважды откачивал Александр Александрович.
   Воздушная Ирочка перепорхнула ступени, небрежно высоко посмотрела на Михаила и подала Светлане документы. Она попыталась сразу же отпорхнуть от Светланы. Но Михаил по какому-то наитию остановил ее. Он схватил Ирочку за руку, понимая, что иначе она сейчас же упорхнет, и твердо произнес:
  -Открой папку и покажи Светлане Андреевне каждый документ по отдельности.
  Ирочка замерла, пренебрежение на ее лице сменилось злостью, которая неожиданно проявила на лице Ирочки черты явно ее не красившие. Губки бантиком разъехались в злобную гримасу:
  -Отпусти, ты. Шофер еще будет мне указывать.
  Что-то в лице Светланы Андреевны дрогнуло:
  Ирина Сергеевна, а действительно покажите мне каждый из документов так, чтобы я убедилась, что вы принесли мне все, что я просила, - голос Светланы был мягким, но за мягкостью угадывалась сталь.
   -Ну, откройте и посмотрите, а я подожду, - недовольно сменила тон Ирочка.
  Однако Светлана Андреевна подала ей папку назад:
  -Открывай и подавай.
  Ирочка вдруг неожиданно постарела. И стало ясно, что никакие у нее не двадцать лет, но все тридцать, и на самом деле она прожженная, изжеванная стерва. Впрочем, это выглянуло только на секунду. Она опять постаралась надуть губки, возвращаясь в образ.
  -Но здесь ветер, бумаги разлетятся. Я что же их собирать должна буду.
  -А ты встань не так, как сейчас, что ветер от тебя дует, а по-другому, чтобы ветер дул на тебя, тогда бумаги и не разлетятся. А если какая и полетит, то на тебя же, - Светлана Андреевна говорила очень доброжелательным тоном, но в голосе ее все больше ощущалось любопытство натуралиста, который изучает новый вид гадины. Ирочка не повернулась так, как предложила Светлана Андреевна, но она старалась стать так, чтобы под ветром стояла Светлана Андреевна. Кстати ветерок был легчайший, то есть такой, что и листа в книге не перевернет. Однако Светлана Андреевна жестко смотрела на Ирочку и ожидала, когда та встанет так, чтобы ветер содержимое папки дунул на Ирочкино лицо.
    Теперь в глазах девушки плескался страх. Она осторожно приоткрыла папку, пытаясь развернуть ее так, чтобы белый порошок, густо лежавший на первой странице попал на Светлану Андреевну. Но Света уже ожидала подвоха и отскочила. Именно это ее движение взвихрило воздух возле Ирочки, и девушка начала падать. Тихо так она падала, словно неживая.
  Михаил, который не обладал резвостью Светланы, но стоял несколько в стороне от хозяйки и ее секретарши не успел подхватить девушку. Собственно он и побаивался ее подхватывать, кто знает, что там за порошок.
  Ирочка опустилась на землю, и головка ее тихонько стукнулась затылком об асфальт.
  Михаил поднял глаза на Светлану Андреевну:
   - Мы не можем уехать просто так. К ней подойдут люди, они травмируются от этого порошка, так нельзя. Ведь невинные пострадают, - он заметил удивленный взгляд Светланы. Ее подбородок резко вздернулся. Он словно прочитал ее мысли, мол, ей все равно, если кто-то и пострадает, главное должна уехать она. Михаил и раньше видел, как Светлана вздергивает подбородок, но не очень понимал, что это значит. В школе она подбородок так не вздергивала. Его полоснуло, ее небрежение чужой жизнью, но он нашел аргументы:
   -Если мы ее так оставим, то об этом случае обязательно узнает много народу, причем такие люди, кого мы не хотели бы посвящать в эту историю, например, ваши клиенты, вы как фирма потеряете имидж.
  Светлана Андреевна повернула к нему лицо, и Михаил внутри себя содрогнулся, увидев ее холодный оценивающий взгляд:
  -Что ты предлагаешь?
  -Надо отнести ее в офис и вызвать ей нашего врача, он определит, чем это она так траванулась.
   -Я не хочу, чтобы ты к ней прикасался. Нам еще в одной машине ехать, - Михаилу показалось, что Светлана готова ударить девушку в голову ногой. И это не был жест загнанного человека, нет, этот жест был четко рассчитан на убийство. Михаил, который хотел сам пойти позвать охрану, почувствовал, что ему уходить нельзя. Ему стало страшно за эту дуреху Ирочку. Он вызвал охранника по мобиле, велел ему принести кусок полиэтилена такой, чтобы Ирочку в него можно было завернуть. Девушку занесли в офис. А Михаил с услужливостью верной овчарки, взял злополучную папку и со всей осторожностью открыл ее прямо на земле, обмел каждый документ щеткой, протряс его над полиэтиленом, после чего даже провел по каждому листу влажной салфеткой, которую потом демонстративно выбросил в мусорную урну. Светлане он подал протертую папку с документами. Пока она смотрела на папку, размышляя, взять ее в руки или не стоит. Михаил смел порошок с асфальта в пакетик  и отнес его тоже на выброс, хотя не выбросил, но спрятал. Ему очень хотелось узнать, что это за порошок. И не был ли этот спектакль разыгран для единственного зрителя, коим был Михаил.
   Светлана, в отличие от своего обыкновения, документы в машине смотреть не стала, а положила папку с ними в полиэтиленовый пакет и тщательно его закрыла. «Из-за этой дряни, мне не удастся даже посмотреть документы, я столько времени теряю», - возмущение Светланы было искренним.
   «Она и не подумала пожалеть эту девчонку, глупую, заносчивую, но девчонку. Она же нам в дочери годится, - думал Михаил, изредка взглядывая на жесткую складку губ и источавшие холод глаза, - такая действительно позволит себе все, что угодно, лишь бы соблюсти свой интерес. Неужели в ней не осталось ничего от той, прежней Светка – света, светлячка?» В какую-то минуту Михаил даже подумал, что Светлана Андреевна просто похожа на ту Светку из юности его, но на самом деле это вовсе не та Светка. «Впрочем, чему я удивляюсь, это действительно не та Светка, просто в ее теле живет теперь эта холодная мегера, прикрываясь ее именем и ее внешностью». Он больше не чувствовал к этой Светке никакого сочувствия, никакой солидарности и жалости. Нет, это вовсе не значит, что он, если бы Светлана Андреевна опять вдруг заболела, он не сделал бы для нее то же самое, что и в прошлый раз. Все равно отвез бы к доктору, помог бы, чем мог. Но сердце его было бы закрыто, причем полностью.
   Когда Светлана Андреевна выходила из машины, а Михаил, как и положено водителю распахнул перед ней дверцу, то, выйдя из машины, она бросила: «У тебя сейчас такое лицо было, словно ты всю дорогу с ужасом говорил мне: «Так вот ты какой, цветочек аленький». Ты не купеческая дочь, а я не цветочек. Романтика кончилась, дела остались. Я только не понимаю, чему ты возмутился», - она посмотрела Михаилу в глаза и замерла. Где-то там, в глубине глаза еще теплилась Светкина душа, но она уже давно была не властна над собой. Светка уже давно стала чудищем поганым, причем по собственному желанию. Михаил опустил глаза и вежливо сказал хозяйке:
  -Светлана Андреевна, вы пакет с документами опять забыли. Угодно ли вам, чтобы я отогнал машину на капитальную мойку? Или я могу вам сегодня еще понадобиться?
  -Отгони, конечно, мало ли, а документы я заберу в дом, я их прочту и разберу. Были бы копии, так я бы выбросила, но это оригиналы, с печатями, с подписями. Я их прочищу под вытяжкой, в перчатках, а потом приберу соответственно. Подай мне их.
   Михаил нырнул в машину и достал пакет. После чего Светлана Андреевна пошла в себе в дом, а Михаил перезвонил Машке, чтобы не ставила на стол, сообщил, что поедет мыть машину, и отправился на мойку. На душе у него было не просто погано, но очень плохо. Почему-то тошно было смотреть на этот прекрасный дом в стиле барской усадьбы, на множество камер слежения, на домик в котором жили они – обслуга, который стоял отдельно, что было тоже очень удобно. Все было продумано и все же, как ему вдруг стало все это неприятно. Он нутром чувствовал, что сейчас там, в хозяйском доме женщина, которую он очень любил, возможно, обдумывает убийство. Это ведь не просто разлука с первой любовью, нет, это разбитое в пыль сердце. И все же надо жить. Машка вон учится. Михаил подумал, что надо за ее учебу и за следующий год заплатить, кто знает, как сложится его жизнь, ведь вот-вот его попытаются втянуть в убийство, а он о Машке не успеет позаботиться.
  Машину с мойки он пригнал поздно, уже во всем доме был погашен свет. Михаил тихонько подогнал машину в гараж, после чего закрыл ее и отправился в дом. Дома он включил свет и вытребовал, чтобы Машка взяла заранее счет за учебу, за следующий год  и завтра же переслала ему или передала прямо на работу. Он хотел срочно заплатить за ее учебу. Михаил почувствовал нутром, что он работает буквально последние дни, что грядет его гибель. В этот день он не видел, чтобы Ирочка приходила на работу. Михаил же думал, куда он сможет отдать на анализ тот белый порошок, который Ирочка всыпала в папку для бумаг. Лаборатория должна была быть частной, но честной, при этом сведения должны быть конфиденциальны. Опять поехать на периферию, как с психологом, но там уровень возможностей лаборатории может оказаться очень низок, а обратиться в одну из известных, проплаченных лабораторий? Опасно, ведь хозяева все друг друга знают, могут не только выгнать с работы, но и со света сжить, раз взялся анализировать чужую схватку. Теперь Михаил понимал, почему вся прислуга в доме старалась ничего, ни одного слова не говорить о хозяевах, об их взаимоотношениях, только так можно было оставаться на рабочем месте, не оказаться втянутым в хозяйские дрязги. И именно поэтому у хозяев водители не задерживались, потому что водители просто вынуждены были принимать сторону того, кто ездил в его машине. Михаил решил доработать эту неделю и подать заявление на увольнение. Он чувствовал себя трусом и предателем с одной стороны, а с другой стороны он чувствовал, что им старательно и бессердечно манипулируют, манипулируют на его чувстве ответственности. Однако пока он еще ничего страшного не свершил, ничего необратимого он не сделал. Пора уходить. В этот день в свободную минуту. Он перевел деньги со своей карточки на две разные карточки: одну на Машку, а вторую на себя, но с другим номером, чтобы по его счету, на который ему перечисляли деньги за работу, его не могли проследить. Михаил готовился к уходу. Надо было снять Машке квартиру и оплатить ей учебу на следующий год. Счет Машка принесла ему в обед. Михаил крякнул, но заплатил. Он уговаривал себя, что коли он и залетит, то вряд ли ему понадобятся на том свете его деньги, а Машка все-таки еще курс проучится. Вдобавок к этому он договорился с одной своей московской знакомой бабулей, что Машка поживет у нее на квартире. Это, конечно не отдельное жилье, но Машке при потере его помощи будет очень важно не оказаться на удице. Причем бабуля была спокойная и очень доброжелательная. Именно у нее повезло Михаилу жить на квартире в первые месяцы проживания в Москве. Дома он вечером позвал Машку в ванную комнату и шепотом очень кратко объяснил их положение.
   -Сейчас мы с тобой сделаем вид, что мы скандалим, рассорились, и ты решила от меня съехать, поняла?
  Машкино лицо посуровело, - она только согласно кивнула отцу.
  После ужина Михаил, зачиная скандал, задал Маше вопрос, с кем это он видел ее на углу возле универмага. Маша заерепенилась, напомнила, что она взрослая и имеет право сама решать с кем ей встречаться. Начали несерьезно, но неожиданно навспоминали друг другу такого, что и в самом деле расскандалились почти по-настоящему. По крайней мере, крики их слышались до 12 часов. А ночь Машка начала с всхлипываний. Утром Маша собрала вещи, вызвала такси и рванула прочь из этого богатого поселка. Видимо охрана в своей извечной скуке следила за скандалом в бывшем мирном семействе, поэтому ничего и никто Михаилу не сказал. Да и кому какое дело. У них в доме принято было ничего не видеть, не слышать и молчать всегда и везде.
  Машину Михаил вывел расстроенный, он был зол после вчерашнего скандала, и со Светланой Андреевной держался подчеркнуто отстраненно. Он видел ее высокомерно снисходительную улыбку. Ну, не могла же она сама подглядывать за его скандалом с Машкой, она ведь все-таки хозяйка. И все же ощущение гадливости от того, что Светлана Андреевна могла подглядывать за их перепалкой нет-нет да и накатывало на Михаила.
   «Неужели она могла так мелко пасть»? - думал Михаил, автоматически ведя машину и поглядывая в зеркало заднего видения на хозяйку. Выходя из машины, Светлана похлопала Михаила по плечу:
   -Не переживай. Бросила она тебя и ладно. Мы тебе красивее найдем. Что ты прицепился к этой провинциалке. Потом она интимно понизила голос:
  -А то я даже ревновать тебя начала. То ты как будто весь мой, а после выходных опять не мой, - Светлана усмехнулась и пошла в офис.
   Михаил замер. При чем здесь это. Машка ушла, дочка. И вдруг его словно жаром окатило. Неужели они думали, что я с девчонкой сплю, с той, кого дочкой считал, кому мороженое покупал, банты завязывал, в садик водил. В садике никто и не догадывался, что я ей не родной. Он мысленно перечислял в душе все свои отцовские поступки по отношению к Машке. И казалось, этим поступкам не было конца. Нет, он никогда не вел никакого гроссбуха, чтобы перечислять свои добрые дела, и потом их предъявить выращенной девочке, но при одной только мысли, что про него могли подумать, что он Машкой пользовался как женщиной, он вскидывался от гнева, а чтобы успокоиться начал вспоминать свое отцовство. И это было как защита от тех мерзких мыслей, которые кто-то распространял про него с Машкой.
  Михаил сел в машину и замер, вдруг ему почудилось, что ему душно здесь, словно не женщину, благоухавшую дорогими духами, он вез, но труп смердящий. «Еще вопрос смогу ли я дотянуть, возя ее дальше. А ведь мне могут предложить отработать две недели после подачи заявления». Хотя, он знал, что предыдущих двух водителей уволили в день подачи заявления. «Нет, все-таки следует доработать эту неделю», - решил Михаил.
  Весь день он был суров и немногословен, мало смотрел на Светлану и даже обычные вежливые фразы, которые были в их обиходном общении, говорил без интонации, на автомате. Светлана Андреевна только чуть усмехалась губами, словно сытая кошка, казалось, ей нравится, что Михаил так тяжело переживает Машкин уход. Его переживания доставляли ей удовольствие. Она не знала, что Михаил уже позвонил Машке на сотовый. Они помирились, извинились перед друг другом за резкие фразы, сказанные во время ссоры. Машка сообщила, что устроилась хорошо. Его бывшая квартирная хозяйка мировая бабушка и, кажется, они друг другу понравились. Михаил открывал бездны тьмы в новой нынешней Светлане и не мог понять, как и когда девушка свет превратилась в женщину со столь темными желаниями и действиями. Вечером он привез хозяйку домой, поставил машину в гараж и направился домой. Осматривать машину не хотелось, да и не  к чему было, ведь он только что пригнал машину с их супердорогой мойки, а там машину не только моют, но и проводят профилактику. Михаил привычно протер корпус машины специальной губкой, дабы машина блестела, аналогичную приборку провел внутри и поспешил прочь из гаража. Он уже мысленно прощался и с этой машиной, и с этим домом, он отрывал от них свою душу и не желал далее заботиться об этой машине с душой.
   Уже темнело, когда ему позвонила Светлана Андреевна. Просьба, с которой она обратилась к Михаилу, его поразила. Он должен был поехать и встретить прилетающего Сергея Александровича. Михаил удивился до остолбенения:
   -Светлана Андреевна, но ведь у Сергея Александровича свой водитель. Вы сами мне всегда говорили, чтобы я возил только вас и никого другого, даже ваши дети не имели права сесть в ту машину, которую водил я? – и тут до Михаила вдруг стало доходить, что это будет его последняя поездка. В машине что-то сделано так, чтобы они с Сергеем Александровичем попали в аварию. Его голос сел, даже как-то охрип.
  Светлана почувствовала, что он уходит из-под контроля и произнесла следующие слова:
  -Михаил, не удивляйся. Я бы послала Владимира, но он куда-то запропастился. Я уже думала, что он поехал сам встречать Сергея, но машина стоит в гараже. Мне хоть самой садись за водителя. Ну, хочешь, я с тобой поеду, чтобы ты поверил. Только мы можем с Сергеем переругаться, тебе будет очень тяжело слушать нас. Прошу тебя, езжай. Помнишь, Михаил, ты меня солнцем называл, светом. Езжай, не съест тебя Сергей Александрович.
   Поскольку Светлана позвонила несколько раньше времени, к какому следовало выехать за Сергеем Александровичем, Михаил смог заранее проверить машину. Всю – не всю, но тормоза проверил, не поленился, шланг залез посмотреть – целый. В салоне все пересмотрел, мотор, рулевое колесо. Но потом Михаил вдруг рассердился на себя. Чего это он так обеспокоился. Если в машине что и сделали, то ведь сначала надо доехать туда, то есть в аэропорт, иначе мог погибнуть только один Михаил. Вряд ли Светлана Андреевна делала столько комбинаций ради того, чтобы убить (и еще неизвестно, убила бы ли) Михаила. Михаилу стало противно, однако он все равно осмотрел основные узды машины. Ничего такого, что бросилось бы ему в глаза, он не увидел.
   В положенное время и даже раньше, чтобы не спешить, он направился в аэропорт. В аэропорту он встретил Сергея Александровича. Хозяин был весьма удивлен, что его встретил Михаил. Он подошел к машине, как-то странно улыбнулся, спросил, где Володя, а, выслушав ответ, пожал плечами. Михаил открыл перед хозяином дверцу машины, однако Сергей Александрович садиться не спешил. Он остановился возле дверцы и постарался поймать взгляд Михаила. Михаил сделал максимально непробиваемое лицо. Сергей Александрович смотрел долго и значительно, наверное, он воображал, что взгляд его обладает некоторым свойством ренгена. И если не деяния, то мысли Михаила он поймет.
  -Светлана в вас разочаровалась? – спросил Сергей Александрович, - странно, она о вас отзывалась очень хорошо. Я даже сам хотел вас поменять, слишком, уж, вы ей нравились. Но потом передумал, ведь ваши отношения за грань субординации: хозяйка и работник не выходили. Так чем же ты ее прогневил?
   -Я не понимаю, о чем вы говорите, - спокойно выговорил Михаил.
  -Так, уж, не понимаете? – А ее вечное желание распроститься со мной, а ее вечная мина, что она страдалица, которую жаждет уничтожить ее собственный муж? Ты об этом не знаешь?
  -Нас не касаются отношения между хозяином и хозяйкой. Может это у вас игра такая, вы так себе кровь, чувства подогреваете, - сказал Михаил, выруливая со стоянки.
  -Хороший подогрев чувств. Твоя Светлана, собрала на меня компромат и положила в банк в Швейцарии, или в Голландии. Если станет известно, что она погибла или даже  умерла до определенного возраста своей смертью, то компромат этот передается в определенные органы. Я вынужден бояться за ее жизнь, как за свою. Стерва.
  -Сергей Александрович, убедительно вас прошу, не говорите мне того, о чем потом будете жалеть. Я ведь все-таки водитель Светланы Андреевны. Она не моя, она ваша жена. Завтра я повезу ее, возможно, что она потребует, чтобы я рассказал, о чем мы говорили. Я не хочу ничего знать о ваших отношениях.
   -А я и не против того, чтобы она узнала, что ее ждет. Я сделаю все, чтобы она попала в психиатрическую клинику, причем у нее будет настоящий диагноз, не выдуманный, четкие показания, чтобы туда попасть. Кстати, она сама же мне и показала возможность такого пути ее нейтрализации. Она упрятала в клинику Ладочку. Тебе не интересно, кто такая Ладочка? Так, девка на месяц.  Однажды я расслабился, Светлана не стерпела, и Лада исчезла. Она меня не особо интересовала, но взыграло самолюбие, и я нашел Ладу. Светлана сумела сделать так, что девушка потеряла разум. А когда Светлана поняла, что я нашел Ладу, то сделала мне предупреждение. Она  меня известила о компромате на мои деяния, который хранится в некоем европейском банке. И если она в определенный срок не даст туда соответствующего письменного сообщения, которое подтвердит определенным кодом по компьютерной связи, то эти бумаги очень быстро окажутся у моих конкурентов.  За то, что она меня потопит, они обещали ей 10 процентов их акций. Оказывается она – стерва все время, пока мы бизнес поднимали, собирала на меня компромат.
  - Сергей Александрович, пожалуйста, не курите в салоне, а то Светлана Андреевна не терпит запаха табака.
  -Молчишь, боишься слово против нее сказать. Бойся, бойся. Компромат – это для нее пунктик. Она на вас на всех компромат собирает. И у тебя в квартире камеры развешаны. Как что-то особенное происходит – она обязательно на компьютере отслеживает. И про твою так называемую падчерицу она тоже знает.
   -Что она может знать про мою падчерицу? – удивился Михаил. Ведь их ссора произошла, когда Сергей Александрович уже уехал, неужели ему уже все рассказали.
   -Что смотришь. Мы хорошо вам всем платим, за то, что вы еще и герои нашего шоу «за стеклом» - поэтому у вас большая зарплата. Девчонка-то твоя, хоть ты ее и кормишь, а на Митьку глаз положила. Привела к себе, в глаза заглядывает, ластится как кошка. А он качок, красивый, а на анаболиках. Потому и один. Толку с него одна красота. Светлана мне и показала этот сюжет, мол, смотри к кому ты меня ревнуешь. Ты думаешь, я серьезно ее ревную или я не могу исполнить свой мужской долг и потому отгоняю от Светки всех мужиков? Нет, я ее ненавижу, она мне поперек горла сидит. Но я у нее на крючке. Пока в ее окружении нет мужика, который возбудил бы ее, она не решится пустить в ход компромат, а вот если кто появится, - Сергей Александрович барским движением откинулся на спинку кресла, - она думает, что я ее к Митьке ревную. Нет, Митька – чухан. Он примитивен. С таким как он, она могла бы перетереться разок другой, но на большее, он ее не устроит. Вот ты. Ты как будто и незаметный, и словно нет тебя, а незаменимым оказался. Почему ты Светку тогда не отвез в нашу больницу? Мы там бы ей еще добавили пару укольчиков, и она отправилась бы клинику на абсолютно законных основаниях. Ан, нет, он нашел какого-то тайного доктора. Вот к какому такому доктору ты ее возил и в первый раз, и во второй раз. Ведь мы даже по маяку не смогли вычислить. Что ты за сволочь такая тайная. Говори, к какому доктору ты ее возил!
    Михаил почувствовал, как к шее оказался приставленным пистолет. Холодный пот выступил на его лбу. Мысль метнулась и затихла, а в голову, словно кто-то другой очень умный вошел и начал диктовать, что делать:
   -Не паникуй и ни за что не останавливайся. Хозяин не решится убивать тебя, пока машина летит на полном ходу, он за свою жизнь побоится. Надо ему указать, что убивать меня сейчас ему невыгодно. Даже глупо. Он сам может погибнуть. А если и уцелеет, то он ни сам не отмоется, ни машину не очистит, а значит, будет главным подозреваемым. Михаил, казалось, все рассудил, но словно из него вышел еще один человек и уже он заговорил с Александром:
   -Я не скажу, кто доктор. Я ему обещал. Ты ведь все равно меня убьешь, такое не рассказывают постороннему уху, что ты мне рассказал. Рассказывают только будучи уверены, что обязательно убьют. Так что мне все равно погибать, зато в мире останется доктор, который, может засвидетельствовать, что вы Светлану специально поили такими веществами, которые на психику влияют. Ты можешь меня убить своим пистолетом. Только на такой скорости ты управление машиной не перехватишь, сам залетишь в аварию и погибнешь. И смысла убивать меня, у тебя нету. Я уже не говорю о том, что и машину, и тебя будут обследовать, найдут клочки моей биомассы на тебе, выстрел с такого близкого расстояния обязательно приведет к разбрызгиванию того, что пока составляет мою кровь и мой мозг. Ты, наверное, думаешь, что ты откупишься, и тебя никто не тронет. Это если у твоей Светланы нет интереса, избавиться от тебя. А поскольку интерес у нее есть, а вдруг следующий шофер повезет ее не к хорошему доктору, а повезет к твоему проплаченному, и вы вместе упрячете ее в психушку. То она сама еще и приплатит, чтобы ты оказался не просто на скамье подсудимых, но и загремел на очень большой срок. Так что ты думаешь, что ты мне приговор подписал, нет, это Светлана мне приговор подписала, отправив меня за тобой, а ты подписываешь приговор себе. Твое размахивание пистолетом ни к чему хорошему тебя не приведет. Я просто уверен, что где-нибудь в машине есть звукозаписывающее устройство, а на мне где-нибудь прилеплен маячок, чтобы тело было легко найти, если убийство тебе удастся, и ты постараешься тело мое скинуть. Прости, но перед смертью, я не посмотрю, что ты хозяин буду говорить хоть о чем. Вот, например, ты уверен, что милый мальчик Митя так, уж, и не способен к активным сексуальным действиям по отношению к Светлане Андреевне? Он здоровый мальчик, но не похож на перекормленного анаболиками. Не была ли эта пленка, которую тебе продемонстрировала твоя Светлана спектаклем, разыгранным для тебя. А для полной достоверности моя Машка не была посвящена в то, что это только спектакль. Вот она дурочка, наверное, расстроилась, - Михаил продолжал гнать машину на максимальной скорости. Он только тихонько молил Бога, чтобы на дороге не образовалось ни одной пробки.
  Понимая, что его не просто так отправили встречать хозяина, Михаил перед тем как встречать хозяина, завез новые именные банковские карточки Машке в квартиру. Он не отдал их Машке в руки, а положил пакет с карточками в стол, в ее комнате. Михаил обратил внимание, что Машка туда не часто заглядывает. Теперь ему следовало пригнать машину к какому-нибудь оживленному месту, где находились бы сотрудники ГИБДД и там, выскочив из машины, надо было бежать. Однако, как назло, не было ни группы машин с водителями и милицией, ни людных постов ГИБДД. Ночь. Остановка же не в людном месте грозила Михаилу выстрелом в затылок.
   В это время Сергей Александрович как-то странно закашлялся. Его рука с пистолетом у затылка Михаила опустилась. Он кашлял как-то странно, словно захлебывался.
  Михаил гнал машину, не решаясь оглянуться, не пытаясь остановиться. Этот кашель мог оказаться просто уловкой, кашель Александр Сергеевич мог изобразить, чтобы Михаил остановил машину, тогда хозяин сможет убить Михаила и не погибнуть, а взять управление автомобилем на себя. Форточка между задним салоном и той частью салона автомобиля, где сидел Михаил, была слегка открыта. Ровно настолько, насколько можно было просунуть дуло пистолета. И Михаил не сразу почувствовал, что по салону машины растекается какой-то отравляющий газ. Сначала он ощутил какую-то дурноту, слабость, потом в глазах начало все то расплываться, то двоиться. Далее к горлу подкатил кашель. Михаил отупел, при этом что-то внутри него было очень спокойным и воспринимало происходящее как тупой, абсолютно тупой человек. Он не тревожился. Все было хорошо. Михаил глянул в зеркало заднего вида на Сергея Александровича. Хозяин закатил глаза и сползал по заднему сиденью вниз как куль картошки, то замедляя сползание, то ускоряя. Навстречу Михаилу летели машины, он уже въехал в город. Но он не понимал, зачем ему надо было в город, и зачем он хотел останавливаться возле стационарного поста ГИБДД. Однако сам не понимая почему, Михаил остановил машину, перед удивленным рядовым ГИБДД (тот машину и не думал останавливать). Посидев минуту, Михаил вышел из машины и, улыбаясь, уставился на милиционера, развел руками и начал падать, сползая по машине вниз. Его одежда некрасиво задралась, ноги казались жалкими жердушками, сотрудник милиции брезгливо отстранился:
    -Мало того, что напился, а еще и ко мне приехал на пост. Милиционер несколько раз толкнул Михаила в бок носком ботинка и, пожав плечами, вызвал скорую. Не везти же в вытрезвитель того, кто управляет такой шикарной машиной.
    Скорая не торопилась. Михаилу же спокойно лежать не давало ощущение, что он не все сделал. Он кое-как приподнялся на колени и пополз к задней дверце. Помучившись, Михаил открыл заднюю дверцу, залез в салон и стал вытягивать Сергея Александровича. Подошедший милиционер, а он все-таки на посту, уловил тяжелый запах газа и закашлялся. Михаил же вытягивал хозяина, хотя сам чуть еще раз не потерял сознание. Когда он вытянул из машины верхнюю часть тела хозяина. Постовой увидел, что у Сергея Александровича в руке пистолет. И только после этого инспектор вызвал следственную группу. Ах, как не хотелось ему связываться с этими крутыми бизнесменами. Не знаешь, что говорить правильно, а что неправильно. Будут таскать, будут грозить, адвокаты их будут путать на суде, угрожать и требовать изменить показания. Гораздо проще и легче стоять на посту и не видеть этих хозяев жизни и не слышать о них. Пусть бы сами между собой и разбирались. И почему он такой невезучий, хмуро глядел на Сергея Александровича и на Михаила инспектор. Что за невезуха.
  Милиция и скорая подъехали одновременно.
  Скорая констатировала отравление обоих, алкогольное оно было или нет, усталая фельдшер Тамара не желала заморачиваться. Обоим поставили укол, поддерживающий работу сердца, и обоих повезли в ближайшую больницу. Приехавшая группа милиции долго смотрела на автомобиль, потом на пистолет с глушителем. Они были очень недовольны тем, что их вызвали, чего было к пьяным вызывать. Но все-таки решили определить, чья это машина, уточнить, не оказалась ли она угнанной. И поскольку машина с водителем, как оказалось, была послана за хозяином, который должен был приехать из-за границы, то милиционерам стало ясно, что хозяин видимо приехал пьяный, начал хамить водителю, пушку на него наставлять. Короче сами они во всем разберутся, чего лишнее дело клепать. Машину надо отогнать по месту жительства ее владельца, и никакого скандала. Милиционер Вася, который взялся отогнать машину, жил там неподалеку. Время дежурства перевалило за половину. Ему следовало отогнать машину и передать ее владельцам или уполномоченным лицам, а то потом наговорят, что у них что-то там пропало. Не отмоешься. Короче, когда он повел машину, то вскоре почувствовал какое-то странное состояние, словно бы он находился в состоянии эйфории. Вася был спортсмен опытный, и остановил машину, как раз это было рядом с их отделением милиции. Следом за ним подъехала и вся группа. Василий объяснил подъехавшим товарищам, что в салоне машины распылен какой-то газ. Ему это было так смешно, что он, после того как доложил об этом старшему группы, сел на ступеньки и стал смеяться. Лейтенант Смирнов сурово сжал было губы, но опытный Сергей толкнул его в бок :
   -Не видишь? Надышался он. И водитель тоже хохотал. Это хорошо, что Васек почуял, в чем дело. А то бы по дороге въехал куда-нибудь. Объясняйся потом, почему он во время дежурства в чужой машине оказался да еще в таком состоянии. Эти богачи чего только не придумают. Он – хозяин-то поди газ этот с собой взял для балдежа, надышался сам, пока за форточкой сидел, а потом пистолет схватил и давай шоферу в спину тыкать. Ему поди смешно было, а водиле не до смеха. Впрочем, я их всех не особенно жалею. Плохо ему у своего хозяина, мог бы, куда в другое место устроиться. А за все свои выкидоны хозяева им хорошо платят.
   Михаила и Сергея Александровича привезли в больницу, там их как пьяный контингент, отправили в подготовленную палату. Михаила просто положили спать, дав пару таблеток от алкогольного опьянения. С ним более возиться не стали, сам проспится. А Сергею Александровичу сделали промывание желудка и поставили еще один стимулирующий укол. Сергей Александрович задышал, сердце билось без больших перебоев. Управившись с ними, решили, что в дальнейшем природа возьмет свое. Алкогольный синдром к утру перейдет в синдром похмельный, доктора направились к другим больным. На улицах произошла авария, к ним привезли разбившихся вдрызг мотоциклистов, а там дело понятное, надо было собирать их по частям, сшивать и гипсовать. Поэтому наши герои остались в палате вдвоем. Михаилу почему-то после того, как Сергей Александрович угрожал ему пистолетом, стало ясно, что ему согласно планам хозяина, жить не придется. Неожиданно ощутил какое-то бесшабашное спокойствие. Он понял, что своим гнусным поведением его хозяева сняли с него ответственность за них как за его пассажиров. Михаил слышал, что Сергей Александрович ворочается, стонет. Но не стал к нему подходить и спрашивать, чем помочь. Он здесь был такой же больной человек, как и Сергей Александрович и не обязан был о нем заботиться. Михаил лежал и чувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. Организм давал естественную реакцию на отравление: надо было спровоцировать рвоту. Бедный организм запутался, он не понял, что отрава пришла не через желудок. Однако, как Михаил себя ни успокаивал, а рвотный рефлекс побуждал его все сильнее. Пришлось подняться и к унитазу. Около получаса Михаил обнимал унитаз, выворачивая в него содержимое желудка, после чего пил воду и снова выворачивал содержимое. Наконец тошнота стала проходить. Обессиленный Михаил на глазах у сонной дежурной медсестры направился назад в палату. Он услышал громкое: «Напьются и занимают места в больнице, а настоящие больные попасть на лечение не могут».
  «Все так, все так», - согласился Михаил мысленно, и зашел в палату.
   Сергей Александрович лежал на удивление тихо, словно и не дышал. Михаил подошел, прислушался, нагнулся ниже, проверяя дышит ли хозяин. Сергей Александрович поймал его за рубашку:
  -Сядь, слушай, что я тебе скажу, - прошептал Сергей Александрович, его рука цепко ухватила Михаила за рубашку, - слушай, садись и помни. Я тебе всегда буду помнить, что ты не спас меня, Мне было плохо, я задыхался, а ты гнал автомобиль и боялся остановиться, трясся за свою мерзкую, ничего не стоящую жизнь. Я тебя ненавижу. И Светку шлюху, тварь тоже ненавижу. Все вы гады. Это вы хотели мне смерти.
   -Я позову вам медсестру, она позовет врача. И прекратите меня оскорблять. Здесь я такой же больной, как и вы. Я еще и под газ из-за вас попал.
   -Ты сучара, тварь, еще меня винишь во всем?
   -Ну, меня ей убивать было не обязательно. Достаточно было просто уволить.
   -Да она удовольствие получает, когда ей убийство удается. И это убийство она распределила так, чтобы не только свершить, но и свалить на тебя, - Сергей Александрович упал на постель, но ворот рубашки Михаила так и не выпустил. Несколько секунд Михаил стоял, вслушиваясь в дыхание Сергея Александровича, после чего он попытался освободить свою рубашку из руки Сергея Александровича. И вот, когда уже, казалось, рубашка была практически освобождена, Сергей открыл глаза. В них вдруг появилось что-то совсем иное, не хозяин – барски наглый и самоуверенный был теперь перед Михаилом, но просто человек, который стоял пред вечностью и тут, пред вечностью у него уже не было ни его денег, ни его предприятий, ни его охраны. Душа была нага и безобразна и не могла скрыть себя пред взглядом вечности, ибо не было у нее покровов доброты и любви.
   -Ты здесь, - удивленно сказал Сергей, словно он не ожидал увидеть Михаила, - не радуйся, ты тоже пойдешь туда. Я обязательно приду за тобой, - он смотрел на лицо Михаила, а видел словно не его, - вы все меня подставили. Проклинаю!
   Его рука разжалась. Михаил выскочил в коридор, к сестре:
  -Он умирает, позовите врача.
  -Ему промыли желудок, - сердито сказала поднявшая дремотное лицо медсестра, - он не может умирать.
  -Да умирает же он, я вижу.
  -Допьются до чертиков, а потом бегают, кажется им что-то. Сейчас посмотрю, - сестра неохотно поднялась, тяжело переваливаясь, двинулась к палате, ворча на ходу что-то про то, что у нее вообще нет выходных. И она круглые сутки как кот ученый… .
  Когда она зашла в палату, по телу Сергея пробегали судороги. Сам он был без сознания и в бессознательном состоянии словно одергивал свою одежду. Как говорили про таких в  старину: «Этот не жилец, прибирается к Богу идти». Едва увидев такое положение больного, сестричка зло рыкнула на Михаила:
  -Что же ты раньше-то молчал! – и поспешила на пост вызывать дежурного врача. Однако все реанимационные действия врачей так ни к чему и не привели. Суета проходила рядом с постелью Михаила, и он видел, как безвольно моталась голова Сергея по постели и даже иногда свешивалась, пока врачи терзали его тело своими действиями, пытаясь заставить сердце биться, а легкие дышать. Михаил не мог уснуть на своей постели и поневоле следил за головой Сергея. Иногда ему виделось, что Сергей открывал глаза и стеклянным взглядом обводил врачей, свое тело и успокаивался только тогда, когда встречал усталый взгляд Михаила. Михаил пытался отвернуться, не смотреть, но и когда он отворачивался, он все равно видел, как Сергей открывает застекленевшие глаза и смотрит ему в затылок, а когда видит, что Михаил беспокоится от его взгляда, он усмехается и прикрывает свой стеклянный взор. Михаил, не смог уснуть и утром, ему все казалось, что мертвый Сергей Александрович смеется под простыней и словно шепчет Михаилу на ухо: «Теперь Светка меня точно не достанет. А я достану. Тебя достану, Светку достану. Я вас обоих достану.» Когда тело, наконец, увезли, Михаил, не следует забывать, что он тоже был отравлен, попытался уснуть. Едва он задремал, как в палату завалился следователь снять с Михаила показания. Михаил рассказал что знал, то есть он рассказал, что хозяйка вчера приказала ему поехать встречать хозяина. Рассказал, что выехал он пораньше, чтобы успеть, если вдруг будут пробки. Так как он не очень хорошо знал, в какое время на этой дороге бывают пробки. Хозяина он встретил, усадил в машину и повез по дороге из аэропорта. Михаил знал, что хозяин ревнует хозяйку ко всем. Его поэтому и взяли к ней водителем, что он уже взрослый не привлекательный, серьезный мужчина, а не юный дамский угодник. Когда они отъехали, хозяин высказал свое недовольство, что за ним в аэропорт приехал Михаил, а не его личный шофер, потом хозяин начал угрожать Михаилу пистолетом, обещая убить Михаила, если он не скажет имя доктора, к которому возил хозяйку. Михаил сказал, что предупредил хозяина, что если хозяин убьет Михаила, когда Михаил гонит машину, то машина и сам хозяин влетят в аварию, чтобы хозяин, если не хочет сам погибнуть, не торопился стрелять. Через некоторое время хозяин начал кашлять, но Михаил подумал, что хозяин делает вид, что ему плохо, а сам хочет, чтобы Михаил остановил машину для того, чтобы помочь хозяину, а хозяин тем временем убьет Михаила и не попадет в аварию. Поэтому Михаил остановил машину только возле поста ГИБДД. И только тут Михаил почувствовал, что оказывается, в машине был газ. Откуда в машине появился газ – Михаил не знает.
  Сначала вывод был сделан операми вполне безобидный для Михаила, что это самоубийство. Но Михаил, зная Светлану, уже понимал, что столь безобидным заключением на деле о смерти Сергея Александровича он не отделается. Скорее всего не только Светлана Андреевна оставила после себя компрометирующие материалы, с указанием опубликовать их в случае ее смерти. Сергей Александрович наверняка тоже сумел так организовать свое завещание таким образом, что Светлана Андреевна сама готова будет привезти Михаила живого или мертвого и представить его следователюы качестве убийцы своего мужа. И доказательства у нее найдутся, и свидетели Она сможет организовать все. Она сделает спектакль, для того, кто хранит компрометирующие материалы на Светлану Андреевну. Она  должна будет отыскать убийцу своего мужа, чтобы только не оказаться под ударом самой.
  Поэтому Михаил едва из его больничной палаты ушли следователи, направился на квартиру к Машке. Предупредил ее, чтобы на всякий случай поменяла внешность. Рассказал, что ему показали пленку про то, как она пыталась пробудить интерес к себе со стороны Митьки. Убедился, что Митька не знает не то что, где она теперь живет, но не знает и новый номер ее телефона. Они долго потом вспоминали, знает ли кто в доме Светланы, в каком ВУЗе Машка учится., решили, что нет, не знают, а фамилия у Машки довольно-таки распространенная Кузнецова, ей должно быть легко спрятаться среди других Кузнецовых в городе Москве. На всякий случай Михаил велел Машке перекрасить волосы, что она  сделала прямо при Михаиле. Изменила она и манеру наносить макияж да так, что даже бабулька – хозяйка квартиры ее Машку с первого взгляда не узнала. Михаил сказал Машке, что двинет подальше отсюда, а, уж, куда, не скажет, чтобы у нее не появилось соблазна проболтаться кому. Они попрощались. И Михаил ушел. Болело его сердце о Машке. Очень хотелось ему быть уверенным, что с девушкой все будет нормально, но не мог он поддерживать с ней связь. Денег он ей оставил достаточно. Уговариваться, где и как они встретятся, Михаил не стал нарочно. Нельзя оставлять преследователям зацепку. Отъехал Михаил с казанского вокзала на электричке, чтобы не смогли его найти по билету, который теперь выдают на поезда только по паспорту. На конечной станции он опять купил билет на электричку, следовавшую дальше. Далее пришлось искать ночлег в подъезде, умылся в туалете и опять на электричку, подальше от Москвы. Так Михаил и оказался здесь, в далеком сибирском селе на лесоповале. Здесь и догнал его умирающий взгляд Сергея Александровича, нагнал призрак вины. Михаил очень хотел знать, чем же закончилось это дело. Попала ли Светлана Андреевна в число виноватых или она сумела вывернуться. Возможно, она пустила по следу Михаила сыщиков милиции или сама за свои деньги наняла частных сыскарей, только бы найти и предоставить Михаила тем, кто теперь требовал мести за Сергея Александровича. Судя по всему, хозяин должен бы сниться и Светлане. Ведь это ее подушечка оказалась под боком у Сергея Александровича. Это она постоянно ездила с подушечками, и это было для Михаила столь привычно, что он не обратил внимания на то, что в салоне в числе прочих лежит эта подушечка, наполненная газом. А Сергей Александрович еще и сел на нее, мол, Светка эту подушечку к носу, а я ее под зад.
   Почему он мне снится? Почему. Почему он зовет меня, усмехаясь, да так, что Михаил просыпается в холодном поту. Сергей со Светланой соревновались, кто из них кого прикончит; он, Михаил, ни при чем. И все же Сергей умирал на его руках. И Михаил помнил, что не поторопился призывать медицинскую сестру, когда Сергей еще держал Михаила за рубашку и обвинял его, пока Сергей еще мог высказать свои обвинения в адрес Михаила той же сестре или прибежавшему доктору. Каким-то чутьем Михаил почувствовал момент, когда Сергей уже ничего не мог никому сказать и лишь тогда пошел позвать медсестру. Он дал Сергею провалиться в беспамятство, он не пытался раньше освободить рубашку и кликнуть медсестру. Впрочем, это было даже не чутье. Это была оторопь. Столько сразу на него навалилось и это обвинение. При чем здесь он. Он всего лишь водитель, который вел машину в этот раз под дулом пистолета. Михаил находил себе много очень много оправданий. Каждый день он находил себе все новые оправдания, но при этом почему-то так и не смог отвязаться от призрака. Вон он сидит на кресле, невдалеке. Его голова втянута в шею и как-то безвольно повисает. А глаза доселе закрытые открываются и смотрят на Михаила жутким оловянным взглядом. Мертвые глаза, а смотрят… . Время шло, и каждый вечер многократные попытки убедить призрака, что он, Михаил не виноват перед Сергеем Александровичем. Ни к чему не приводят. Почему он не уходит, не наказывает тех, кто действительно виноват перед ним, кто эту газовую подушечку подсунул в машину. Еженощная борьба. Михаил пришел в состояние какого-то ослабленного душой и телом субъекта, который не способен был уже себя защищать. Он уже не способен был рассказывать призраку, что не виноват перед ним. Не виноват. Ну, сколько же можно-то? Михаил даже пить пытался, но организм его к алкоголю отнесся своеобразно. После того, как Михаил впал в пьяное блаженство, призрак явился пред ним, схватил его и потащил за собой. Они оказались в аэропорту, потом неслись по дороге. А когда призрак Сергея вытащил пистолет, то Михаилу как-то очень понятно стало, что уж, лучше бы Сергей застрелил его тогда. И теперь бы уже он, Михаил тащил Сергея за шиворот по этой дороге, не Михаил был бы обвиняемым. В какую-то минуту у Михаила мелькнула такая мысль, но потом он сразу представил, что тогда на самом деле бы произошло. Он падает с простреленным затылком, его нога судорожно выжимает педаль газа, одновременно погибает от аварии и Сергей Александрович. А далее они вдвоем, два призрака по очереди таскают друг друга по этой дороге. В какую-то минуту  Михаил подумал, что он и в самом деле тогда умер. И все, что теперь с ним происходит, на самом деле происходит с ним не на земле, а там, в мире мертвых. Он даже направился поискать свою могилу, и воображение услужливо продемонстрировало ему лежащий в могиле труп со сгнившим лицом и начинающим выглядывать из-под мягких гнилых тканей черепом. Михаил тогда ощутил, что Сергей толкает его в спину, и он падает на эту разжиженные гнилью, воняющие куски своей собственной плоти, и череп еще сильнее обнажается осклабистой улыбкой.
   Михаил тогда очнулся под утро. Его так сильно тошнило, что почти все утро он провел над тазом. Более он напиться не порывался. Когда он был пьян, он не мог сопротивляться призраку Сергея, и очень боялся, что тот все-таки уволочет его, Михаила так далеко, откуда он уже не сможет вернуться. Поэтому никогда более  Михаил не позволял себе пьянки – гулянки. А коли так, то не было у него возможности рассказать кому бы то ни было, что с ним произошло. Душа не развязывалась. И как будто он не болел, а внутреннее душевное нездоровье постепенно подсушивало его, изводило его, отнимало силы и вело к гибели. 
   Он думал, что никто не замечает, что с ним происходит. Тетя Глаша жила своей одной ей понятной, но абсолютно полной жизнью: сибирский огород, хоть и не очень щедр, но требует повышенного внимания, а капризная и серьезная коза Туся, которая как-то неуловимо очень походила на хозяйку, забирала себе время, которое оставалось у тети Глаши свободным от огорода. Михаил оказался тетке Глаше к месту. Он накашивал сена для козы, а за себя в общий котел отдавал половину своей зарплаты. Другую половину он откладывал на те времена, когда надо будет вернуться. Он почему-то твердо знал, что обязательно вернется. Его не особенно тревожила Светлана с ее проблемами. Он излечился от нее нынешней и теперь не соединял с прежней, юной и справедливой. Но и ту прежнюю он вдруг перестал любить, он увидел, что не так, уж, она была и глубока, не так, уж, и справедлива. Он всю свою жизнь глядел на нее сквозь розовые очки. Он простил ей, что ошибался, но любовь в прошлом свяла. И остались только два человека, которые еще притягивали его к жизни: Дочь Маша, да тетка Глаша, а еще его отталкивал от смерти Сергей. Заметьте, как оно бывает, призрак как будто тянет Михаила в смерть, а тот еще больше цепляется за жизнь. Так вот, тетя Глаша давненько уже поглядывала на Михаила с тревожным сомнением. Заметила тетка, что Михаил и ест не как мужик здоровый, и не пьет, и не спит, но словно мучит его что-то. Не похоже, что он кого-то любит, женщинами на данный момент не интересуется, но ведь у него жена была и даже еще одна тоже была. Значит он правильно ориентированный в половой своей организации мужик. Значит жизнь припекла так, что не до женщин племяннику. Тетя Глаша телевизор зимами смотрела. Не смотри, что в глуши жила, но в политике она разбиралась и свое, кстати, очень здравое суждение на все имела. Однажды, когда вечером Михаил ложился в постель, как бы соблюдая ритуал пред сном почитать, но на самом деле хоть чуть-чуть покемарить над книгой. Тетя Глаша зашла в комнату Михаила, поставила перед ним поллитра настоя на травах и твердо произнесла:
  -Не водка, не стаканами пить и даже не стопочками, а по капелькам, - достала ложку, черпнула в нее чуток воды на дно, потом прокапала десять капель и серьезно подала Михаилу, - авось, уснешь, - после чего заткнула бутылку и забрала ее с собой.
  Михаил был настолько измучен, что не сопротивлялся тете Глаше, сон пришел не так быстро, как он ожидал, но был тяжел и мучителен. Он, Михаил все время ходил по каким-то катакомбам. Он не помнил, как он попал в этот подвал, но он знал, что где-то здесь его ждет Сергей. Михаил искал лестницу, ему надо было наверх, на землю, на свободу, но лестницы все вели только вниз, вниз, а оттуда, снизу несло какой-то мерзостью, и страх живой, неземной, гибельный страх поднимался оттуда навстречу Михаилу. В какой-то момент ему показалось, что он нашел нужную лестницу, но именно там его и ждал Сергей. Михаил проснулся с мучительным стоном. Его мутило. Он спал, но не выспался, не отдохнул, а только заболел сильнее.
  Утром тетя Глаша посмотрела ему в лицо и определила:
  -Опять не спал?
  -Спал я, теть Глаш, спал. Только сны мне тяжелые снились.
  -Совесть нечиста, - жестко произнесла тетка, - я поди-ка телевизор смотрю, вижу, какие там в Москве дела творятся. Поди и тебя затянули. Ну, чего смотришь-то на меня. Видела, как затягивают. И честного могут так затянуть, что не отмоешься. Ты ведь честный, наша порода вся такая. Только от себя и можем стащить что, да и то, чтобы кому-то отдать. И врать мы не умеем, и мухлевать тоже. Мы, - тетка торжественно встала и, упершись руками в бока, подняла голову, - по-ихнему, по бандитски – лохи. И как только таких, как мы, ни склоняют. И недотепы мы, и доверчивые, и глупые все в порядочность других верим. А я считаю, что на нас, на таких лохах Россия держится. На нашем нестяжании, смирении и доверчивости. На нашей отзывчивости и бескорыстии. На нашей порядочности эти ошметки человеческого рода надуваются деньгами и самомнением, нас же всячески обзывают и принижают. А знаешь, если бы мне пришлось выбирать, кем быть: лохом бедным и обманутым или кровопийцей, обманывающим и на обмане жиреющем. Я бы предпочла остаться лохом. Не потому, что мне не хочется и денег побольше, и куска послаще и, чтобы квартирка была поуютнее. Нет, но потому что душа так чище. А мне скоро к Богу идти на свидание. Может и удостоит. Грешников-то говорят сразу под землю в ад волокут, а мне батюшка говорил, что такие вот простые люди, как я, легче попадут в рай, чем те, нахватавшиеся. Слушай, а сходи-ка ты к батюшке нашему. Или он тебе кажется сильно молодым. Не доверяешь ему? Мне он тоже молодым кажется, но его же там учили, он что-то знает. Да и потом тайна исповеди как никак. Ему можно сказать многое, вот только захочет ли он слушать, торопыга-то наш. Он все торопится. Ну, да попроси побольше времени, авось да поможет.
  Да, полгода, как он у тетки живет, а только сейчас почувствовал, какая она на самом деле ему родная. Как она все вывела-то. Может и в самом деле в церковь сходить? Нет, опасно. Предаст поп-то, обязательно на него заявит. Михаил вдруг почувствовал, как черные мысли полетели по кругу, злые, жесткие, никому не способные верить. А если не предаст, чего бояться-то? Все равно сам того и гляди либо под пилу попаду, либо под дерево падающее. Ведь чувствую же, что иной раз словно тянет кто за руку под пилу эту, словно Сергей этот толкает убить себя. Нет, сюда, к нашему батюшке я не пойду. А вот в область если поехать, да не в свою, а в соседнюю, там храм найти… так Михаил и порешил. Кое-как дождался вечера пятницы. И на ночь глядя, собрался на поезд, предупредив тетку Глашу, мол, съезжу к врачу, авось да поможет бессоннице моей.
  _Съезди, съезди, - раздумчиво согласилась тетка, - просьба у меня к тебе есть. Если вдруг доедешь к монастырю в Караченске, то там монах один знатный – батюшка Георгий. Попроси у него мне благословения, и свечку оставь, чтобы помолился он за меня. А не доедешь, ну так и ладно. Позвони, если в больницу положат или еще что.
   Как пришел Михаил в ночь с поездом, так и ушел в ночь, уводя с собой свою тревогу, свои страхи.
 Сутки ехал Михаил до Караченска. Он бы и раньше доехал, но сходил в областном Горске, думал в тамошней церкви душу облегчить. Ан, не получилось. Там торжественная служба была, и наш Михаил почувствовал себя мешающим всем. История повторялась, его опять никто не замечал, никто не понимал, что у него тоже что-то болит и что ему тоже трудно жить. Протоптавшись, Михаил поехал в Караченск. Монастырь нашел не сразу. Вышел на площадь и голову все поверх тянул, думал, что колокольню увидит, золотые маковки. Ан, нет, не увидел. Нашел здешний рынок, там иконная лавка была. Спросил у женщины, торговавшей в лавке, как монастырь найти. Рассказала она:
  - На краю города он, но здание без маковок, потому что только строится еще, хотя монахов уже человек двадцать есть. А вы к батюшке Георгию? – неожиданно спросила она, - так вон он идет.
   -А как вы догадались, что к нему?
  -Так сюда многие к нему едут. Поторопитесь, а то он начнет службу вести, тут, уж, не подходи, ведь не прерывать же службу. Догоняйте его. А то он ходит быстро.
    Михаил заторопился. И быстрым шагом направился за высокой фигурой в черном. Монах шел, будто не торопясь, но Михаил никак не мог его догнать. Монах же шел все быстрее и быстрее. Михаил уже бежал за ним, но не то что догнать не получалось, но едва удавалось не отставать. Михаил бежал за ним как во сне, словно бы кто его тянул за руку. И вдруг его в самом деле кто-то тронул за руку. Михаил отдернул руку, но в тот же момент тот, кто только что тронул его за руку, ухватил его так, что не подчиниться было нельзя. Михаил обернулся на того, кто ухватил его за руку и увидел улыбающиеся очень умные глаза на серьезном лице. Этот человек словно понимал всю серьезность жизни, но при этом радовался ей. И жизнь радовалась в ответ ему.
   -Кто ты? Почему ты меня остановил?
   -А ты куда бежал-то, прохожий? На грибника ты не похож, на охотника тоже. По-городскому одет. А бежишь в лес в самую чащу, да еще в болото по бездорожью.
   -Так мне вон его показали. Сказали: за ним иди.
   -Его что ли? – указал человек рукой.
  Михаил повернулся и увидел, что над болотом только туман колышется, и вырисовываются из тумана знакомые черты Сергея. Теперь он внимательнее посмотрел на того, кто остановил его: длинное черное одеяние, черная монашеская шапка на голове и лицо словно бы и без возраста, и тридцать можно дать, но и на пятьдесят иной раз потянет.
   -Ты монах? – удивленно спросил Михаил.
   - Монах.
   -Я ищу одного из ваших, Георгием зовут, - помоги мне а.
   -Ну, пойдем со мной. Только тебе придется идти и за руку меня держать, а то морок опять тебя в сторону уведет, а мне тяжко за тобой бегать. Зачем тебе Георгий.
   И вдруг Михаил почувствовал, как словно короста на ране его душевной мягче становится, не душит его более. Слова из него полились сами собой. Рассказал он, как Светка была его первой юношеской любовью, любовью на всю жизнь. Рассказал дальше жизнь свою немудрящую, как Сергей Александрович погиб, как сам Михаил в Сибирь бежал, да только покоя ему нету. Уж, сколько он уговаривал Сергея Александровича оставить его в покое, ведь не он, не Михаил ему газ этот подложил, и даже задания у него не было такого, чтобы газом травить хозяина, а вот приходит и снится.
   -А ты совсем ни в чем пред ним не виноват? Совсем, совсем?
   -Не виноват.
  -А к отцу Георгию зачем приехал, коли ты безгрешный и ни в чем не виновный. Чтобы отец Георгий тебя в рамку вставил да на месте иконы повесил? Если ты ни в чем не виноват, то к нему-то зачем? Он только тех, кто кается в своих грехах, принимает.
  -А что же мне делать-то? Спать не могу, есть - кусок не лезет. Все Сергей Александрович перед глазами стоит. Я и милиции все как было рассказал, они меня ни в чем не обвинили. Потом-то наверняка Светлана на меня все свалила, но так я не виноват.
  -А как ты думаешь, Господь людей будет судить по уголовному кодексу и согласно ему распределять, мол, этот человек виноват, по кодексу, а этот не виноват?
  Михаил смутился. Ему вдруг показалось, что монах настроен к нему враждебно, зол на него, на Михаила. Он бы и отошел, да как он без монаха сам отца Георгия найдет. Пришлось отвечать:
   -Нет, конечно. У Бога свой закон.
   - А что же ты к Богу-то идешь просить помощи, а себя судить велишь по уголовному кодексу?
  Михаил замер, задумался:
  -А может я и виноват перед ним. Надо было остановить машину, когда он кашлять начал. А я побоялся, что он не на самом деле задыхается и ему вовсе и не плохо с дыханием, а так притворяется, чтобы, когда я остановлю машину, убить меня. Я не думал о нем, я машину гнал, чтобы он побоялся на такой скорости в меня стрелять. И потом в больнице я должен был сказать, что он отравился газом. Впрочем, я им это говорил, но они не поверили, а я не настоял, не доказал ничего. Может, его бы и спасли? – Михаил растерянно поднял глаза на этого удивительно спокойного и радостного человека, - что же мне делать-то. Виноват я перед ним, отец…
   -Георгий, - подсказал монах.
   -Что же делать мне, отец Георгий, ведь не мог я тогда остановиться, не мог. Ведь тогда бы он меня застрелил. И в больнице, не послушали они меня. Я без вины виноват. Что делать-то?
  -Ну, если ты не виноват, то и иди прочь пока твоя вина не созреет.
  -Нет, нет, не отправляйте меня, я же с ума схожу, помогите мне, - Михаил почувствовал, как колени его подгибаются, - почему, за что именно меня он преследует. Другие вон что творят, а я всего-то…
  Однако отец Георгий его остановил:
  -Сейчас накинь мою старую ряску, да пойдешь мне помогать, а в дороге туда ли обратно ли со мной ли будешь что делать, в уме своем проси Господа, чтобы дал тебе видеть грехи твои. На этом я с тобой сегодня больше говорить не буду.
    Михаил поднял голову, словно вопрос у него назрел, но Георгий добавил:
   -А завтра посмотрю. На ночь определю тебя к послушникам. На службы ходи, не пропускай, все равно спать ты не можешь.
   Михаил чувствовал себя как побитый пес, которого из милости впустили в дом. Он что-то натворил, но не может понять, за что именно его хозяева так сердиты на него.  А то Михаил чувствовал, как внутри него всплескивается бунтарство. Что он этот отец Георгий себе воображает, почему говорит со мной не как со взрослым и разумным человеком, но как с пацаном, речи ведет совсем не умные, а глупые. Нет, чтобы посоветовать, что делать. Ведь не ради забавы или дурного любопытства я приехал, а по беде большой. И трепало так Михаила все время, пока он ряску примерял, пока он присоединился к Георгию и они, взяв инструмент, пошли на поле. Несколько шагов сделал Георгий, повернулся и спросил:
  -А ты просишь Бога, как я тебе говорил?
  Михаил осекся, забыл ведь.
   «Да и что просить-то ведь и так ясно, подставили меня», - мелькнуло в его голове.
  -Проси, проси. А то ты чужие-то вины и чужие грехи вон как подробно перечисляешь, а свои совсем видеть не хочешь, - Георгий усмешливо посмотрел на Михаила, - ишь, тот, кто тобою командует, как крутит тебя и вертит, только бы ты Богу молиться не начал.
   Михаил замер, словно его кто в голову ударил, остановился и посмотрел на Георгия:
  -А не получается у меня, не могу.
  -Ты повторяй со мной:
  -Господи, дай мне видение грехов моих. Ну?
  И Михаил как завороженный повторил. Его просьба была тиха и наивна:
  -Господи, дай мне видение грехов моих.
   И отец Георгий еще раз сказал эти слова, и Михаил повторил их за ним, потом еще и еще. Поразительно, но как-то эти слова успокоили Михаила. Он помогал отцу Георгию и тихо с какой-то все более проявляющейся ребячьей радостью повторял простые слова молитвы.
   Отец Георгий, прости меня, что тебе приходится из-за меня эту молитву говорить. Без меня ты бы другую молитву проговаривал.
   -Ты думаешь, что эта молитва не для меня? Нет, брат мой, эта молитва точно для меня. Ты себе не представляешь, сколько мелких и больших грехов моей жизни восстают сейчас передо мной. Мне горько и больно, что был период в моей жизни, когда я вообще не задумывался о грехах. Да и сейчас дня не проходит, чтобы не согрешить. Так что и для меня эта молитва в самый раз. Не отвлекайся, проси Господа, проси. Надо просить с верой и настойчивостью, тогда придет помощь.
    И Михаил твердил молитву, которую выговаривал отец Георгий. Были минуты, когда внутреннее возмущение настолько одолевало Михаила, что хотелось плюнуть на все и прекратить сотрясать воздух бесполезными словами. Но отец Георгий вновь и вновь затягивал молитву с просьбой о том, чтобы увидеть грехи свои. И Михаила начинало задирать. Ведь отец Георгий вряд ли старше его – Михаила. А вот у него терпения хватает молитву твердить каждую секунду, а его – Михаила терпение уже столько раз было на исходе. И опять вспоминалось, как отец Георгий сказал Михаилу, что его корежит от бесовщины его. Трудно дался Михаилу этот день. На ночь его поселили в гостиную комнату, к послушникам. А послушников – то всего двое Михаил да еще один явно не совсем здоровый умом парень. Парень этот – Николаем зовут, рассказал Михаилу во сколько служба, когда отбой, подъем. А потом стал привязываться, чтобы Михаил поговорил с ним. Михаилу было неудобно отталкивать от себя парня, но и разговаривать у него настроения не было никакого. Михаил со страхом ожидал ночи. Свет гасили в монастыре рано. После службы, уже в темную пору вернулись они в комнатку свою. Николай лег в постель, Михаил тоже стал раздеваться. При тонком еле-еле подсвечивающем свете лампады Михаил уже раздетый сел на постель, глянул на Николая и замер. Николай лежал в той самой позе, в которой лежал, умирая, Сергей, Даже голова его дергалась в такт с тем памятным дерганием, которое было у головы Сергея, когда его тело пытались оживить врачи в ту страшную ночь. Михаил замер, воззрившись на Николая. В это время глаза Николая начали открываться и ледяной, пустой взгляд их зафиксировался на Михаиле.
  «Я не буду больше от него бегать, я его просто убью, по-настоящему», - сказал кто-то внутри Михаила. Он уже начал подниматься на ноги, чтобы исполнить свое намерение. И вдруг из-за двери послышался голос отца Георгия с благословением и просьбой разрешить ему войти в комнату.
  Михаил тяжелым взглядом оглядел комнату. Николай лежал, закинув голову, рот его был некрасиво раскрыт, Михаил теперь видел, что это не Сергей, но все-таки что-то в Николае еще блазнило Михаила, ему очень хотелось придавить это лицо подушкой и прервать дыхание. За дверью послышался еще стук. Михаил направился к двери. Он распахнул ее и спросил:
  -А что не заходите, мы не закрывались?
  Отец Георгий посмотрел на Михаила и тихонько ответил:
  -В правилах монастыря не положено заходить без согласия того, кто в келье живет. Коли согласен ты, чтобы вошел к тебе в келью брат, то ответь, продолжив благословение.
  -Прости, Отец Георгий, я не знал, Михаил уже начал остывать от вспыхнувшей неприязни к Николаю, но в груди сидел ком убийства пожеланного, но не осуществленного. Ком этот лежал в груди Михаила твердо и прочно. И Михаилу этот ком нравился. Ему почему-то нравилось думать, что он, Михаил мог бы просто взять и убить Николая, придавив его подушкой. Ощущение всевластия над чужой жизнью пьянило и, хотя Михаил уже с сожалением начал осознавать, что он этого делать не будет, но ему приятна была сама мысль о своем всевластии над этой чужой жизнью.
   -Я тут посидел, подумал, дай ты со мной ночь эту проночуешь, пойдем, а то тебе с Николаем-то поди трудно. Он тебе на твои вопросы не ответит потому, как сам ничего не знает. А тебе сейчас чем дольше быть с наставником, тем лучше, пока свою душу живой не почувствуешь, - отец Георгий улыбнулся какой-то доброй и совершенно беззащитной улыбкой. Он словно бы говорил: «Жаждешь убить – убей меня, Никого другого не трогай».
   Михаила словно по лицу кувалдой ударили. Он отшатнулся. Его руки затряслись, а колени подогнулись. Он упал на колени перед отцом Георгием, прижался лицом к его коленям и зарыдал взахлеб. Михаил пытался рассказать отцу Георгию, что он только что чуть не совершил. Но рыдания его были столь громкими, и слова, которые он пытался сказать монаху, так трудно шли из него, что их приходилось бессвязно выкрикивать. Отец Георгий подхватил Михаила из гостевой и повел в храм, где его покаянные слова, вырывавшиеся криком ужаса перед самим собой, болью, и страхом перед собственной преступностью не пробудили бы, не испугали Николая.
    -В храме, лишь только вошли они внутрь, Михаил упал на колени перед отцом Георгием:
  -Я ведь чуть не убил его – Николая. Мне Сергей уже сколько времени ночами кажется, приходит, мучит. Прости меня, как ты хорошо пришел, вовремя, ведь мог убить я его, мальчишку этого. Отвел, ты меня отвел. Я мог убить его, спасибо, отвел!
  -Да ты на коленях-то передо мной не стой, Богу надо кланяться, не мне, - лицо отца Георгия неожиданно стало строгим, - ты вот спасибо мне говоришь, что я тебя отвел, но может, я не ради тебя пришел, а ради мальчишки этого, чтобы ему убиту не быть.
  Михаил поднялся и тихо спросил:
  -Отец Георгий, что же ты не побоялся меня такого к себе позвать в келью, я ведь и тебя могу убить. Мне ведь и в твоей келье будет Сергей казаться.
   -А ты попроси Бога, чтобы он помог тебе.
  -Просил, уж, не помогает.
  -А ты, может, не правильно просил. Ты неверное просил, чтобы Сергей тебя в покое оставил?
  -Да, что другое надо было просить?
  -А ты бы попросил, чтобы тебе понять, почему Сергей этот тебе сниться, почему он к тебе ходит. Может тебе прозреть надо, пожалеть душу убиенного, кстати, Сергея убили при твоем участии?
   Михаил молчал.
   -Ну, ты рядом был ведь. Я не все понял, когда ты мне рассказывал по дороге.
   Михаил молчал.
   -Чего молчишь-то?
   -Грешен я, отец Георгий, - тяжелыми камнями покатились слова из Михаила, - при моем присутствии умирал Сергей, и я мог ему помочь, если бы за свою шкуру…, нет, не правильно говорю. Я мог бы ему помочь, если бы захотел. Он задыхался от кашля, а я гнал машину, гнал и не хотел видеть и понимать, что происходит там, сзади меня. Я знать не хотел, что он мучится. Я мстил ему мысленно за тот страх, который он постарался нагнать на меня своим пистолетом, за всю ту мерзость, что они со Светкой творили, заглядывая самовольно в дома наши, пытаясь пошарить в душах наших, наплевать и нагадить там. Я стал таким же мерзким, я не стал помогать ему, но тихонько, себе в уме усмехался, что вот он сейчас корчится, ему плохо, а я ему таким образом мщу, я ему так их деяния возвращаю. Я должен был остановиться, я должен был открыть окно в салоне, автомобиля, чтобы у него проветривалось, я должен был не отвечать злом на зло, но понять, что человек умирает и помочь ему. Я, я, - Михаил замер. Эти слова совсем уже не выговаривались им. Здесь в храме, в ночи он вдруг осознал страшное для себя открытие, - Я - убийца, отец Георгий. Я бессовестно закрывался от этого сознания, я прятался от себя, от людей, я спрятался за закон, за пистолет в его руке. Но я – убийца. Отец Георгий.
   -Ты не предо мной, пред Богом-то кайся, я только посредник, а прощает или не прощает Бог. Ты кайся, прощения пред Богом проси. Он милостив,  Он показал тебе твой главный грех, а ведь ты всего только полдня просил его об этом. Милостив Бог, только сердце пред ним открой.
  Михаил поднял глаза на изображение Христа во весь рост, к которому повернул его отец Георгий. Боль вошла в его сердце острой иглой, боль от сознания содеянного.
  -Господи, прости меня, прости мне этот страшный грех мой, грех убийства. В неверном свете нескольких лампад Михаилу показалось, что Христос смотрит на него живыми печальными глазами. Он схватил себя за уши и потянул, но в душе боль была сильнее. Боль в душе была невыносима. Михаил больше не оправдывал себя. Он видел черноту своей души, глубину своего падения и плакал, снова и снова прося прощения. В какую-то  минуту слезы оставили его. Михаил повернулся к отцу Георгию и, не вставая с колен, спросил.
  -Как же я теперь с этим осознанием жить-то буду? Мне так больно, что я это узнал о себе. Как мне теперь жить?
  -А пока ты этого о себе не знал, то ты убийцей не был? – строго спросил отец Георгий.
  -Был. Я был убийцей. Ведь Сергей погиб, при мне, и я не помог ему, но наоборот, - Михаил в отчаянии стиснул ворот своей рубашки, - я помог ему умереть.
   -Ну, теперь я думаю, надо помолиться Богу, чтобы он упокоил душу убиенного тобой Сергея. Или ты откажешься?
   -А где можно это сделать. Чтобы я порядок здесь не нарушил.
  Отец Георгий указал место и помог Михаилу прочесть молитвенное заупокойное правило. Михаил произнес молитву раз, другой, третий. И тихо спросил:
  -А может он потому ко мне приходит, что виноват я перед ним. Прощения просить надо?
  -А ты сам-то как думаешь?
  -Надо, - долго стоял Михаил пред иконами и просил. Прощения ли? Милости? Михаил, наконец, поднялся и посмотрел на отца Георгия:
  -Мы к вам в келью пойдем или мне вернуться в комнату послушников?
  -Пойдем ко мне. Спать, уж, немного осталось, но чуток отдохнуть успеем. Они прошли по тому же коридору, но чуть дальше. Келья отца Георгия была маленькой и тесной Небольшой столик, словно табуретка размером, жесткий топчан, на стене две рясы. Поразительно скудно. Отец Георгий вышел и принес старую, но целую раскладушку, для нее места в келье хватило. Михаил осторожно разложил раскладушку и поднял глаза, ему хотелось внимательнее посмотреть на лик Божий, к которому обращается отец Георгий. Очень простенькая икона была сделана буквально из простой бумаги, наклеена, украшена. Богородица и божественный младенец. Михаил внимательно всмотрелся в ее лик, непонятно было ему, почему именно этот лик избрал для себя отец Георгий. А монах, поскольку проход в келье был занят раскладушкой, встал на колени на топчан свой, перекрестился и лег. Михаил тоже перекрестился и помолился. Однако ничего ему эта молитва не дала. После сильнейшего возбуждения наступал момент прострации, и он почувствовал не только усталость и тяжесть в бессонной голове, но желание положить на подушку голову. Подушки в келье не было. Отец Георгий укрыл Михаила своим одеялом, а сам накрылся запасной рясой. Михаил едва положил голову, как сразу уснул. И вновь перед ним стоял Сергей и, усмехаясь, тянул его в темный коридор. Холодные руки ощутимо цеплялись за рукав Михаила, а рот, наполненный гнилью, улыбался всеми хорошо сделанными зубами. Михаил почувствовал, как ужас ползет по его телу, делая тяжелыми, непослушными его руки и ноги. Но тут словно кто-то сказал ему на ухо: «Прощенья у него попроси, спроси, чего надо ему, почему он тебе является.»
    Михаил, уже просыпаясь, спросил у растворяющегося во тьме Сергея.: «Чего тебе надо-то, может помочь чем»?
  Просыпаясь посреди ночи, он обычно заснуть уже не мог. Он бы встал да вышел, но Отец Георгий спал. И Михаил побоялся, что невозможно будет встать, не разбудив отца Георгия. А ведь отец Георгий и без того с ним сегодня половину ночи не спал, нельзя его тревожить, и Михаил старался лежать тихо. Ему вспомнилось то, что произошло в храме монастыря. Он четко представил себе Сергея и твердо, насколько мог искренне попросил: «Прости меня, Сергей. Прости, что не остановился, не помог. Прости, что убил тебя». И слезы покатились из его глаз. Михаил не сдерживался. Он плакал. Здесь, в монастыре он понял, что мужчины тоже имеют права плакать. И он плакал. Только делать это он старался бесшумно. И еще раз он представил себе Сергея и попросил у него прощения, а потом еще, представил и попросил. Михаил не давал ране затянуться, он старался вычистить из души своей весь тот тяжкий гной греха, который уже заражал его душу возможностью еще одного убийства… . Проснулся он оттого, что отец Георгий осторожно тряхнул его за плечо.
  -Вставай, надо успеть умыться, прежде чем на молитву утреннюю идти.
   Михаил спал. Он проспал те немногие часы, которые оставались до утра. И он действительно спал, а не бредил, не спасался от призрака. Он поднялся. Нельзя сказать, что голова его была свежей, но он ощущал все-таки, что в эту ночь он спал, а это было такой радостью. Храня в душе эту радость, Михаил поднялся. В ту же минуту отец Георгий начал собирать раскладушку.
  -Я сам, - удивленно произнес Михаил.
  -А мне нетрудно, весело ответил отец Георгий, - я рад помочь, - и что-то в выражении лица его было такое светлое. Михаил увидел, отец Георгий понял, что с ним – Михаилом сегодня произошло. И рад за него отец Георгий как был бы рад за себя самого, так удивительна его любовь к человеку, только вчера пришедшему, мучившемуся, раздираемому грехом, но который встал на путь излечения. В лице отца Георгия была только радость и никакого ожидания поклонения и благодарности. Михаил пошел, быстро умылся, А тут и колокол зазвучал. Михаил вернулся к отцу Георгию, который как раз перекрестил дверь кельи своей и направился к храму. Михаил бежал за ним, и казалось Михаилу, что колокольчики поют в его душе, откликаясь на звон монастырского колокола. Они отстояли службу, после чего направились в трапезную, и далее на работу. Михаил надеялся, что ему опять будет работа рядом с отцом Георгием, но его приставили к монаху Андрею. Отец Георгий только успел шепнуть Михаилу:
  - Каждую минуту Господу молись, проси, чтобы он показал тебе грехи твои.      
  -Михаил с грустью проводил взглядом отца Георгия и пошел помогать монаху Андрею.
  Андрей не был разговорчив и не изъявлял явного желания поговорить с Михаилом. А когда Михаил хотел во время работы расспросить его, как он попал в монастырь, ответил кратко и емко:
   -Многие разговоры – многие соблазны. Нам монахам положено молитву творить Иисусову на каждую минуту, и соблазна будет меньше. Подай мне топор, - кроме этой фразы, которую единственную длинную произнес монах Андрей. Михаил слышал от него лишь приказы из одного максимум двух слов.
  Поневоле Михаил начал мысленно повторять ту молитву, которой накануне его научил отец Георгий. Так они доработали до вечера. Вечером отправились на службу. По дороге со службы Михаил подошел к отцу Георгию:
  -Батюшка, мне спать к тебе можно или в комнате для послушников лечь.
  -А ты сам как чувствуешь. Мальчик-то в безопасности?
  -Не знаю. С одной стороны, я надеюсь, что больше так не буду делать. А с другой стороны я сам себя боюсь и беспокоюсь за мальчишку. Вдруг да мне что-то опять покажется, - Михаил понимал, что нехорошо стеснять отца Георгия, но он действительно боялся самого себя. Это хорошо, что отец Георгий его накануне перехватил, а если бы не перехватил, ведь тогда ему – Михаилу даже у Бога невозможно было бы просить защиту, ведь он убил бы человека, пришедшего в храм.
  Отец Георгий внимательно посмотрел Михаилу в глаза. Душа Михаила металась.
  -Ну, идем, сегодня еще у меня поспишь, а там посмотрим, но много разговаривать не будем. Ты творил молитву, которую я тебе наказывал творить?
  -Творил.
  -Вот и продолжай. Не считай, что я встану посредником между тобой и Богом, между тобой и твоими делами. Да, мы помогаем людям прийти к Богу и поддерживать с ним связь, но каяться пред Богом, молиться Ему, любить и познавать Бога в своей жизни должен сам человек. Мы – священнослужители путеводные нити, к которым вы должны прислоняться от службы к службе. Нам видно, когда вы начинаете отходить от Бога, отстраняться, когда начинаете метаться, смущаемые дьяволом. Мы можем подсказать вам и поправить вас, научить вас, но идти к Богу доверять ему и любить его вы должны сами.
    Так они дошли до кельи отца Георгия, Михаил сходил за раскладушкой. Они тихонько сидели, и Михаил читал Евангелие, которое дал ему Отец Георгий почитать перед сном. Поразительно как хорошо на сердце ложились эти строки. Михаилу казалось, что он все понимает и как бы купается в этих удивительных по простоте и глубине словах. А ведь еще месяц тому назад он, попросив у тети Глаши Евангелие, попытался его прочитать и ничего не понял. Ходят они все ходят, а чего ходят зачем, что это им дает непонятно, непонятно и зачем написано про все эти хождения для чтения. А главное, почему эта книга столько лет была главной для миллионов людей. А теперь Михаил удивлялся той музыке ненавязчивой любви, доброты и милости, которая вместе с простыми словами Христа, пересказанными его апостолами, входила в его сердце. Он почитал немного и отложил книгу. Его сердце не вмещало того, что он прочитал. Оно начинало биться по-другому, и вся его жизнь перед глазами Михаила словно стала постепенно проясняться по-другому. Михаил поднял глаза на отца Георгия и тихонько спросил: «Я вам, когда вы меня увидели, сильно страшным показался»?
   -Ты читай, а хочешь – я с тобой вместе почитаю.
   -У меня в душе не вмещается.
   -Ну, тогда почитай жития святых, которые на современном языке написаны, их читать легче, проще. Но при этом не забывай и каждый день Евангелие читать, - отец Георгий порылся на своей полочке и достал оттуда «Жития Амвросия Оптинского». Так они и сидели в келье отца Георгия, пока не пришло время ночного молитвенного правила, а далее и время для сна.
  В эту ночь Михаилу сон снился не такой, как обычно. Он ехал в машине, но не на своем месте водителя, а на месте пассажира. В руке у него был пистолет, и хотя он – Михаил понимал, что так делать нельзя, словно бы кто-то управлял им. Он тыкал пистолетом в шею водителя, водитель боялся, что-то говорил. А он, Михаил чувствовал себя в сей миг властителем судьбы этого жалкого человека, который еще смеет противиться ему. ЕМУ! Водитель гнал автомобиль, а ему было смешно, что водитель пытается таким образом избежать гибели, ведь рано или поздно, он обязан будет остановить машину, а значит и он – хозяин рано или поздно нажмет на курок. Ему было все это так смешно, так его это забавляло, что он даже расхохотался, а, расхохотавшись, закашлялся. Потом ему будто что-то в горло дыхательное попало. Он уже не мог прекратить кашлять. Воздуха ему не хватало, он задыхался. То, что сначала показалось малой першинкой в горле, теперь превратилось в ужасный удушливый комок. Захлебываясь кашлем, он бросил в сторону пистолет и пытался слабеющей рукой дернуть водителя за плечо, но у него это едва получалось. Рука слабела. А водитель гнал и гнал машину. Шофер мерзко хохотал, радовался, что Михаилу плохо, что он погибает. Убийца. Газ, которым задушил его этот мерзкий водитель, наконец, достиг и его. Машина завихляла. Вот, кажется, он подгоняет к посту ГИБДД. И тут Михаил ощущает смертельную тоску, дверца машины открывается, а перед ним стоит Светлана. Но это по виду только она Светлана, а на самом деле это женщина-смерть. Вон и коса у нее сзади. Она берет его за руку своей ледяной рукой…
   В этот момент Михаил вдруг увидел за ее спиной отца Георгия. Он появился, а Светлана начала растворяться. Отец Георгий наклонился над лицом Михаила и звал, окликал:
  «Проснись, проснись, Михаил. Господь с тобой, никто тебя не заберет. Ты под покровом Бога, в монастыре».
  Михаил, наконец, открыл глаза. Тревожно ласковый взгляд отца Георгия:
  -Вот и проснулся. Слава Богу. А то я уже боялся, что и не пробужу тебя.
  -Я кричал во сне? – спросил Михаил, чувствуя себя мокрым от пота, как мокрыми от пота бывают люди, когда просыпаются после кризиса тяжелой болезни.
  - Зубами скрежетал и стонал, - ничего, ничего, отступит. Не сразу, а отступит. Ты только молись.
   Михаилу хотелось поделиться с отцом Георгием своим сном, рассказать ему. Но отец Георгий перекрестил его и посоветовал:
  -Повернись на другой бок да молитву на сон грядущий повтори.
   Михаил послушно повернулся на другой бок. Прикрыл глаза, почувствовал, что сон возвращается, сел. Перекрестился, прошептал молитву раз, второй, третий. После этого он лег на спину. Вспомнилась почему-то мама. Она обняла его мальчишку за голову и тихонько успокаивала:
  -Все будет хорошо, сынок. Все направится. Ты сумеешь преодолеть все, - так в первый раз за все время, прошедшее после того, как Михаил уехал из Москвы. Он уснул тихо и спокойно. Никто его во сне в эту ночь не мучил.
   На следующий день Михаил вновь на работу пошел с монахом Андреем. Весь день во время работы он твердил молитву. Трапеза, служба. Михаил узнал, что к отцу Георгию привезли очень тяжелого больного, и отец Георгий не отходит от него. Во время работы Михаил обдумал свой сон, сон – бред. Он вдруг понял, что ему этот сон не просто так приснился, но он увидел, как его действия воспринимал умирающий Сергей. Он уже не мог себя мысленно называть иначе, как убийцей Сергея, горько каялся и просил прощения. К отцу Георгию Михаил не подходил, он понял, что у монаха много работы духа, восстанавливать, взывать из погруженности в грех души прибывших к нему людей. Он занят. А Михаил взрослый человек, ему первую, самую главную помощь оказали, должно ему теперь самому себя спасать, не висеть на отце Георгии. Ночь он спал в комнате для послушников. Перед сном твердил положенные молитвы. И юноша Николай более не раздражал Михаила и не казался похожим на Сергея. Так прошла неделя. Постепенно бред становился все меньше, мальчик Николай ушел в мир, а Андрей ни о чем не спрашивал Михаила во всю эту неделю. И только в конце недели Андрей спросил Михаила, не потеряли ли его дома. Он, тихонько добавил, что Михаил не производил впечатления, что он тот человек, который собирался надолго остаться в монастыре, а значит, наверняка о нем дома волнуются, у него остались многие незаконченный дела и невыполненные обязанности.
  Михаил вспомнил тетю Глашу, и его словно жаром окатило.
  -Вы правы, я должен ехать. А можно ли будет приехать еще раз? Когда я дома с делами управлюсь?
  -Приезжайте, отец Георгий говорит, что вам надо постоянное пребывание в Боге. Впрочем, сегодня после вечерней молитвы он ждет вас.
   Так незаметно Михаил отделился от монашеского братства, и они с Андреем стали на вы.
  Вечером после трапезы Михаил нашел отца Георгия.
  -Домой тебе надо, ты ведь сюда ехал не для того, чтобы остаться, а чтобы помощь получить. Тебе надо и тетушке помочь, нехорошо ее бросать, сам понимаешь, надо тебе в миру пожить с новым сознанием своего деяния. Продолжай молиться каждую минуту, как только почувствуешь, что мысли к тебе в голову лезут неправильные, так и проси Бога о помощи. Не думай самонадеянно, что сам разберешься. Никто не может разобраться без Божьей помощи. А к нам приезжай, когда душа позовет, и еще, и еще приезжай. Как надумаешь приехать, зайди. Ты мне теперь как сын, - отец Георгий ласково прикоснулся к плечу Михаила.
 У Михаила вырвалось:
   -Благословите отец Георгий.
   И монах его тихо благословил.
        *       *       *
   Нельзя сказать, что тетя Глаша не ждала его совсем, но и не очень-то она о нем тревожилась. Когда Михаил вошел в дом, она, оглядев его, сказала:
  -Я думала позже приедешь, - кивнула ему на его комнату головой, - иди, обустраивайся. Все твое тама.
   Михаил зашел в свою комнатку. И словно надвинулось на него что-то. Как будто все те былые тяжелые отчаянные мысли сидели в доме и ждали, когда он явится, чтобы с новой  силой изводить его. Михаил перекрестил в комнате каждый угол, и почувствовал, словно бы спокойнее стало. А тетушка уже из кухни кричала ему:
  -Ты есть-то будешь, нет?
  -Буду. Только немного. Если можно яйцо пожарь.
  Тетушка привыкшая, что он под конец уже почти ничего не ел, словно и не заметила никакой перемены, а спокойно громыхнула сковородкой. Михаил же переоделся в домашнюю одежду, прошептал несколько раз молитву и огляделся. Казалось, не потому по углам темно, что света лампочки мало, а потому по углам темно, что тени там собираются темные, хмурые. Михаил зажег свечу и обошел с ней в руке все углы, перекрестил каждый, потом перекрестил окна, подумав, перекрестил стол и кровать. Тетя Глаша позвала ужинать. Садясь за стол, Михаил по монастырскому обычаю перекрестил свою пищу. Тетя Глаша даже вскинулась, ойкнула и покачала головой. Но говорить ничего не стала, только теперь она пыталась заглянуть в глаза ему, словно ожидала что-то новое увидеть. Ее лицо так и лучилось нетерпением, но она молчала, давая Михаилу возможность спокойно поесть. Когда гость отставил сковородку, поднялся налить чаю, Тетя Глаша не выдержала:
  -В монастыре был, у отца Георгия?
  -У него.
  -А как же ты его нашел. К нему ведь не очень пускают. Он не считается у них старцем, такой же монах, как и все.
  -Он сам меня нашел. Догнал и остановил, в монастырь привел и потом весь день и всю ночь нянчился со мной. Учил молиться, учил на жизнь по-другому смотреть.
  -А как же это он сам вдруг за тобой пошел? К нему люди едут, а он иной раз выйдет только благословит и назад, за стену, не поговорит ни с кем.
  -Наверное, он почувствовал, что я совсем погибаю, пошел и догнал меня. Знаешь такие, как я, столько сил от него требуют. Вот он вас всех просто благословляет, чтобы вы сами попытались со своими проблемами справиться. А возится он непосредственно только с такими, как я, совсем пропадающими. Сама же видела, мне, уж, совсем край пришел. И то он не стал все делать, маленько направил, а дальше сам иди. Дорогу к Богу человек сам должен проходить, а не надеяться, что кто-то его пронесет и доставит прямо к Богу.
   -Ты с ним много говорил? – лицо у тети Глаши словно бы заблестело от надеваемой на него благости.
   -Нет, он долго не разговаривает. Он мне велел молитву читать, да прощения просить. А много он не говорил, мол, монах молиться должен, а не попусту разговоры разводить, - в эту минуту, Михаил вдруг понял, что он приписал отцу Георгию слова брата Андрея. Михаил смутился, а потом подумал, что отец Георгий тоже ведь много не говорил, значит, он следовал правилу не быть многословным. Михаил вспомнил обоих монахов и в душе своей ощутил тепло. Он мысленно всей душой пожелал им всего хорошего, - пойдем, покажу, что купил там.
   Михаил купил тете Глаше несколько белых полотняных косынок. Он знал, что она серчала, что таких давно не привозят в их магазин. Купил он и библию, а так же жития святых Сергия Радонежского, Матроны Московской, Святого Амвросия.
  Тетя Глаша провела рукой по библии и тихо сказала:
  -Ее ты мог не покупать. У меня есть, купленная.
  -Так то твоя, а я свою хочу, чтобы я мог и подчеркнуть, что меня поразит и пометки оставить, а в твоей книге я так не решусь писать на полях да черкать.
   -Не страшно. Я купить-то ее купила, а читать не могу. Не идет она мне в голову. Не остается ничего. Словно я по глухому барабану барабаню, звука нет. Ни в сердце, ни в мыслях ничто не отзывается.
   -Ты об этом батюшке говорила?
   -Так стыдно ведь такое сказать. Тоня ему говорила, а он талдычит: «Читайте, мол, и придет понимание». А я не могу читать. Мне словно глаза песком запорашивает.
   -Михаил вспомнил отца Георгия:
  -А ты сначала жития святых почитай. Подтяни маленько душу. Попытайся прочесть, что читается легче и понятнее.
  Тетя Глаша смотрела на него с недоумением.
  -Ну, согласись, что «Война и мир» как литературное произведение более ценно, чем букварь. Но ведь когда мы учим человека читать, пусть он и совсем взрослый, то учим мы его по букварю. Потому что это легче и проще понять и принять. По букварю легче научиться читать. А потом, когда научишься читать, то пожалте и к большому основному произведению классики. Так же и с библией. Надо сначала научиться воспринимать духовную литературу по тому, что читается проще и ближе по своему строению к светской литературе, а тогда уже можно двигаться и к библии, - Михаил закончил свою речь и замер. Откуда у него такие мысли, такие слова убеждения. Но ведь сказал-то он правильно. Даже сам удивился, как это у него получилось.
   Тетка недоверчиво повернулась было к нему, подумала, посидела, пожала плечами, потом сказала:
  -Может, я чего и не расслышала из того, что ты сказал, но попробую почитать вот эту книжку, - и тетя Глаша взяла тоненькую книжечку «Жития святого Амвросия Оптинского».
  Михаил улыбнулся. Тетушка была самолюбива и не признавалась ни перед кем, что она может оказаться, хоть в чем – то не такой умной как ее младший родственник. Раньше, когда тетушка не признавала себя стареющей и меньше понимающей в современной жизни, ее упрямство раздражало Михаила. Он все хотел в спорах с ней дожать тетку, чтобы она признала его правоту. Но ему приходилось сдерживаться потому, что видел, что она вот-вот готова просто изгнать его из своего дома. Теперь же его грустно умилило это стремление тетушки не сдавать позиций и биться до конца за звание старшего и мудрого. Хотя именно это стремление и показывало, что тетушкой все чаще овладевает не мудрость, а обидчивость. Михаил огляделся. Комната смотрела на него с опаской. Она только что несла внутри себя тяжелейшую энергию непризнаваемого убийства, и теперь не доверяла вернувшемуся жильцу. Ощущая тягость пространства комнаты, Михаил хотел даже уйти из дома. Ему неожиданно показалось, что все те страхи и ужасы, которые он сумел изгнать из своей головы, пребывая в монастыре, сидят в этой комнате по углам и ждут, когда можно будет в него вцепиться. Наскучавшись по его душе, они разнесут его в клочья, к утру он станет сумасшедшим. Нет, он станет не сумасшедшим, а пустым. Они вынут из него душу и у него не останется ни совести, ни чести. Тогда он спокойно сможет вернуться в Москву, пойти шантажировать Светлану. И никуда она не денется, а покорится. Именно тогда она ощутит в нем то понятное для нее злобное и алчущее, чего раньше она не чувствовала. Она ощутит в нем родственную сущность, человека без души, без трепета, способного на любую подлость и мерзость. И тогда они вечерами вдвоем будут сидеть и наблюдать в эти камеры, установленные в жилищах наемных слуг, за их жизнью, и вдвоем будут над ними смеяться… Они вдвоем будут тратить деньги убиенного ими Сергея, радоваться и ненавидеть друг друга. Они будут как сиамские близнецы, необходимы друг другу. Одновременно они будут делать все, чтобы не оказаться очередной жертвой той душевной пустоты, которая и притягивает это страшное, дьявольское желание поиграть чужой жизнью, отнять чужую жизнь, убить…
   Михаил замер. Он ощутил себя стоящим на краю пропасти. Это туда увлекали его Сергей и Светлана. Бездна была полна ужаса и сосущей своей пустотой тьмы. «Это туда меня пытаются сбросить все мои страхи, мои видения призрака», - думал Михаил, - «и никуда я от них не убегу. Ни в какой другой дом, ни в какую другую квартиру. Они нагонят везде. И пока у меня не будет вырвана ими душа, они не прекратят меня преследовать»… В какой-то момент ему показалось, что нет ему никакого выхода. Отчаяние черной мглой заволокло его сердце. Удивительно, но оказалось так приятно себя жалеть. И вдруг в голове Михаила возник голос отца Георгия: «Молись, проси Господа, чтобы он указал тебе грехи твои. А потом словно из того сумрака, в который превратилось его отчаяние под влиянием голоса отца Георгия, возникли слова о том, какие грехи есть грехи смертные. И среди смертных грехов Михаил увидел и отчаяние, и обиду (саможалость), и гнев. «И это все есть во мне, все эти грехи во мне укоренились, а я просто не желаю с ними бороться. Какой же я оказывается переполненный грехами», - Михаил тихонько перекрестился и попросил: «Господи, прости меня грешного. Он почувствовал, что пространство, переполненное страхами, насторожилось и словно в каком-то ожидании подалось, прислушиваясь к его молитве, но он не ощутил ответа от света. Михаил вынул из сумки небольшой образ Иисуса Христа, определил, какая стена восточная, и, найдя гвоздь, повесил этот образ на стену. После он опять обратился с молитвой: «Господи, прости меня грешного». И опять не почувствовал ответа, хотя он ощутил, что пространство за его спиной заколебалось. Волна его страхов словно бы несколько отстранилась от него и того божественного образа, который он повесил на стену. Михаил опустился на колена и опять повторил: «Господи, прости меня грешного». Ощутив за спиной легкую вибрацию пространства, он опустился лбом на холодные половицы пола и словно комок выдавливался из его груди, давил на горло, мешал дышать. Это тянулись из него ярость и ненависть, которые пытались поднять его на ноги, оборвать молитву. Он просто физически ощущал тьму, которая тяжело и злобно выползала из его горла через рот наружу. Михаил стоял на коленях и ждал. Тихая, вымученная слеза, пробуя путь, выползла на его нос из глаза, за ней вторая, третья. И вот уже полноценная капля падает на половицу. И у Михаила получается еще раз сказать слова заветной молитвы: «Господи, прости меня грешного». Смиренно он почувствовал: его услышали. Его невидимо погладили по голове, а темные страхи, отступили. «Благодарю тебя, Господи, что слышишь мою молитву и мне грешнику даешь утешение», - горячо прошептал Михаил. Далее ему удавалось молиться легче. Он не видел, как тетя Глаша заглянула в его комнату и быстро вернулась назад. Она своим внутренним чутьем уловила особую энергию происходящего и не решилась войти, помешать.
   Так началось новое житье для Михаила. Он по-прежнему работал на лесопилке. Хозяин, когда Михаил пришел к нему с повинной, все-таки неделю на работе не был, заглянул к нему в глаза и сказал: «Все нормально. Я вижу, ты лечиться ездил. В глазах тоска пропала.  Тоска у тебя была в глазах словно у самоубийцы. Я уже хотел тебя сам отстранить, послать, куда подлечиться, боялся, кабы ты чего у меня на производстве не натворил. Потом оправдывайся, что у тебя были глаза самоубийцы, поэтому ты и попал под травму. Мне эти хлопоты не нужны. У меня к тебе просьба, помоги мне подсчитать правильно объем выработанного, чувствую, что они меня пытаются надурить, а где - не могу понять, ты же грамотный, экономистом был, ребята говорят. Михаил не отказывался, как-никак проштрафился. Рассказал и показал, где и как партнеры пытаются смухлевать, рассказал, где их можно одернуть. От себя уже дал совет до какой степени одергивать, чтобы партнеры не отказались от совместной работы. Так Михаил стал неофициальным помощником Андрея. Сначала Андрей хотел, рассчитаться за работу и совет с Михаилом по общероссийскому методу – поставить бутылку, но Михаил вежливо и твердо отказался. Он помнил, как отец Георгий сказал про пьянство, что оно открывает в душе человеческой двери всем нечистым желаниям. Недаром столько преступлений делается именно под влиянием алкоголя. Эти нечистые желания одолевают человека и командуют им пока он пьяный. Прошло полгода, много за это время всего было. Поначалу особенно трудно было, ибо призрак приходил каждую ночь, сидел в отдалении, но уже власти над Михаилом не имел. Словно кто между ними завесу вывешивал. Михаил видел пронзительный взгляд Сергея, но не подчинялся ему, не шел покорно на заклание, а начинал просить прощения. Язык не поворачивался, губы не разжимались, комок в горле стоял, а Михаил упорно старался выговорить слова просьбы о прощении. Проснувшись, он горячо молился Богу за упокой души убиенного Сергея, просил, просил и еще раз просил у Сергея прощения. Постепенно это стало частью ежедневного молитвенного правила, каждый день Михаил просил прощения за Сергея, за убийство. Он более не пытался назвать убийство невольным или случайным, он более не давал этому своему поступку смягчающих эпитетов. Он просто называл это убийством и просил прощения. Примерно раз в полгода Михаил ездил в монастырь, когда на неделю, когда на две. Об отъездах он заранее предупреждал Андрея и тот не возмущался, видел, что требует душа человеческая монастырского общения. Из монастыря Михаил возвращался тихим и смиренным. Тетя Глаша сначала побаивалась за Михаила, а потом стала посмеиваться, мол, надо Зинаиде и Татьяне посоветовать, чтобы они своих парней тоже в монастырь спровадили, авось да потише станут их сыновья. Каждую поездку Михаила отец Георгий находил возможность поговорить с ним, хотя бы пять минут. Однако, времени у отца Георгия становилось все меньше и меньше. Люди к нему приезжали уже не только с их огромной губернии, но и со всего региона. Отец Георгий никогда не жаловался, что уставал, но он словно истончался, истаивал. Брат Андрей стал для Михаила словно родной, действительно брат по отцу. Он не был особенно разговорчив, но те немногие фразы, что отпускал брат Андрей относительно того, что, и как ему кажется должен бы делать Михаил. Михаил принимал с радостью. Брат Андрей много чего умного подсказывал Михаилу. Но о себе ничего не рассказывал. А однажды, когда Михаил приехал в монастырь, а он ездил уже четвертый год, он узнал он, что брат Андрей уехал в другой монастырь, поднимать его, восстанавливать, строить.
   По истечении пяти лет ежедневных молитв Сон с призраком полностью ушел от Михаила. Это не значит, что все пять лет, Михаила мучил сон с призраками. Острая фаза жестких, потрясающих душу сновидений прошла после первой поездки в монастырь. После первой, поворотной поездки долго еще приходили к Михаилу сны, с Сергеем, но они уже были не такими жесткими, постепенно чаще вместо Сергея стали сниться сны, связанные с работой у Светланы и Сергея. Часто ему снилось, что Светлана уговаривает Михаила прогнать Сергея, чтобы им остаться вдвоем. Был и проходной сон, в котором Михаил снился себе в доме ли, в гостях ли, и где-то там, за дверью, ему не столько виделось, сколько угадывалось присутствие призрака Сергея. Не так оно легко это избыть из души такой тяжкий грех – убийство. Не стоит думать, что вот пошел, помолился, свечку поставил – живи и радуйся. Нет, ничто не проходит даром. Не надо думать, что пойдешь на исповедь, выскажешь батюшке – и свободен. Это не значит, что исповедь не освобождает человека от греха, но ведь не даром говориться, что по вере вашей будет вам, по молитвам, по трудам вашим. По степени вашего раскаяния будет и прощение. Впрочем, представьте себе жуткую, гноящуюся рану на человеке. Хирург иссекает рану и выбрасывает гной. Рана зарубцовывается. Но при этом, на теле остаются жуткие шрамы, а иногда эти шрамы так велики, что тело человека хоть шрамы и зажила, а не может действовать так, как было до появления раны. А представьте себе, что свершенный грех – это есть рана на теле души вашей. И зараза, попавшая в рану, захватывает все новые и новые ткани. Да, на исповеди вам иссекли ткань души, которая была заражена, выбросили ее. Но это не значит, что шрамы души не будут болеть, не будут напоминать о себе. А иной раз, они будут мешать сделать многое такое, что душа могла бы сделать, если бы не погрязла некогда в грехе. После того, как призрак прекратил сниться Михаилу, он обратился к отцу Георгию с просьбой, позволить ему пойти в монастырь послушником.
   Отец Георгий отказал Михаилу:
  -То, что тебе перестал сниться тобой убиенный Сергей, не значит, что ты готов пойти в монастырь. Твоя тетушка, приютившая тебя в трудную годину, ожидает, что ты не оставишь ее умирать без помощи – это раз, а второе, пока еще твоя тетушка в силах ты бы съездил в Москву, проведал там своих знакомцев. Дочку бы проведал. Может, им кому помощь нужна? Вот и будет первое твое послушание.
   -А как я могу им помочь, у меня и денег-то нет, - удивился Михаил.
   -Как ты был мирским человеком, так им и остался. Я тебе разве деньгами помогал? Эта женщина – Светлана может больше всех в помощи нуждается.
   -Сомневаюсь я, что ей может сниться Сергей, мне кажется, у нее уже давно нет совести, и души тоже нет.
   -Вот потому-то она и нуждается в помощи более всех. Ее душа горше всех себя чувствует, пока едешь туда, молись за них за всех. Проси у Господа милости им. Это ведь благо, что он привел тебя к Богу, пусть и таким страшным способом.
   Михаил удивленно поднял смиренно опущенную голову. Он глянул на отца Георгия с таким невообразимым удивлением, с таким просветлением во взгляде:
  - Действительно. Сам я наверняка бы не пришел. А теперь радуюсь, хочу у вас остаться, словно у вас тут живая вода везде.
   -Так Господь оборачивает дела дьявола, которые он творит, чтобы погубить человека, на пользу человеку. Самое главное, чтобы человек сам-то к Господу искренне обратился.
   -Я исполню, отец Георгий, я поеду. Отпуск возьму и поеду. Напомнил ты мне о дочери, негоже уходит в монастырь, не повидав ее. Благослови, отец, - на этом спокойствие Михаила и закончилось.
  Когда через два месяца Михаил, взяв отпуск, направился в Москву. Он чувствовал такое разноречие чувств, что к нему даже сны с призраком вернулись. Михаил словно опять переживал весь тот растянутый во времени побег с непонятными электричками, перемежавшимися с автобусами, с ночевками в странных углах, а то и вовсе на улице и все время ощущение этого странного гона за спиной. Тогда он думал, что убежал, но от кого? Неужели милиция стала бы за ним столь усиленно бояться? Или он бежал от себя самого, от деяния. Он вспоминал все свои страхи, то непрекращающееся ощущение ужаса, преследовавшего его, ведь ему тогда реально казалось, что за ним гонятся. Как, свершив страшное, мы теряем осознание реальности. Готовясь к поездке, Михаил все чаще мысленно обращался к отцу Георгию, мол, зачем ты мне такое испытание выдумал, хочешь, чтобы я все это опять прошел? У Михаила даже закрадывалась мыслишка, пойти и попроситься в другой монастырь, вон к брату Андрею, но такая мысль только закрадывалась. Как можно пойти в другой монастырь и скрыв задание, данное отцом Георгием, войти в число его послушников. Это ведь все равно, что в рай полезть не через ворота, а через подкоп, обманом. Нет, так нельзя. Снова и снова терзали Михаила воспоминания, и по полночи не мог он уснуть.
   Даже тетя Глаша забеспокоилась, что он опять плохо стал спать, и однажды заявила Михаилу:
   -Плохо тебя встретил отец Георгий, а ты не серчай на него. А требует, чтобы ты сделал что-то не нравящееся тебе – не делай, а то я вижу: как он тебя излечил, так и опять в болезнь вгоняет, - тетя Глаша в эти минуты стала неуловимо похожа на курицу, которая разкрылив руки, прикрывает, как может, своего цыпленка.
   Михаила ее вид словно по сердцу полосонул: «Она ведь ко мне как к сыну относится, а я? Прав отец Георгий, надо продолжать жить с ней, пока она жива. И в том, что съездить в Москву надо, он тоже прав. Вон сколько мути со дна души поднялось, лишь только я подумал, что надо поехать. Сколько еще грязи у меня в душе, а ведь я уже воображал, что я настолько чист, что могу и в монастырь поступить». Михаил начал думать, а что может с ним случиться в Москве? Ну, убьют. Так ведь душа его не пропадет, его на этот путь сам отец Георгий благословил, а значит, он и молиться будет за Михаила и душу его. А когда у души есть такая поддержка, умирать не страшно. А если Светлана на него всех собак свешает и в тюрьму его спровадит? И в ответ на этот вопрос прозвучали в голове слова отца Георгия: «Так ведь ты и есть убийца, тебе и ответ надо держать». Михаил закрыл ладонями лицо: «Об этом слишком страшно думать. А как там Машка поживает? Как она там без меня?» Михаил вспомнил девушку, и подумал, что пока он был рядом и мог ее защитить, то Машка поживала под его отцовской защитой. А когда он уехал, исчез на пять лет, то может Машка уже и не поживает, а погибла без его помощи и догляда. Девушкам ведь так легко погибнуть в большом городе, всюду соблазны, всюду заманиха на большие деньги. Михаил скрипнул зубами: «Эх, Машка, Машка». А ведь он как отец, пусть и отчим несет за нее пред Богом ответственность. «О Боже! Грех-то какой оставил девку без помощи, без догляду, а туда же в монастырь возжелал податься. Я, мол, хороший, я чистый, я достойный», - Михаил вжал кулаки в скулы. Появилось острое желание себя ударить. «Правильно отец Георгий не допустил меня в монастырь, разобраться сначала надо со своими хвостами, потом уже и в монахи подаваться». Таких мучительных вечеров было в жизни Михаила немало. Андрей его в сезон работы не отпустил, но пообещал отпуск дать в распутицу, когда ни в лес спокойно не войдешь, ни вывезти его невозможно. Они в этот период всегда работали меньше, временных рабочих вообще увольняли. Собственно Михаил мог настоять, чтобы Андрей отпустил его пораньше, но он и сам понимал, что это время до поездки ему не даром дается, но для того, чтобы он привел свои мысли в порядок, чувства, чтобы понял.
  Работа души. Она продолжалась каждый вечер. Мысленно он прорабатывал каждый шаг. И пришел он примерно к такому плану:
   Поедет он опять на электричках. И не столько потому, что за себя боится, сколько потому, что не хочет, чтобы по его следу могли выйти на тетю Глашу или на лесопилку. Вероятность, что кто-то будет жаждать его крови, тем более крови его близких, ничтожно мала, но все-таки, мало ли что. По крайней мере, тетушку не тронут. Мстители возможны? Возможны. А Светлана, нанявшая кого-нибудь, замести следы этого преступления, возможна? Вполне возможна. Люди, приютившие его, давшие ему кров, стол, дом и научившие его смотреть в свою душу, не должны никоим образом пострадать. Еще он думал, не попросить ли у отца Георгия благословения поехать в рясе послушника. Он, приезжая в монастырь, носил рясу и очень комфортно себя в ней чувствовал, словно бы, когда он надевал рясу, то становился причисленным к людям Божьим, и чувствовал себя заслоненным крылами ангела. Но, поразмыслив, Михаил решил, что негоже ему до времени надевать на себя эту рясу. Он еще не прошел главного искуса – встречи со своим прошлым. Зная, какой путь ему предстоит, Михаил максимально подготовился к тому, чтобы путешествовать на перекладных, и ночевать так, чтобы не оставлять следов, по которым могли бы пуститься бандиты. Готовясь и продумывая, все ли он взял, Михаил иногда смеялся над собой, ведь никак не думал, что у него мания величия. Кто он собственно такой, чтобы Светлана и иже с ней помнили о нем столько лет. Кому это надо – гоняться за ним – простым водителем, который ни своровать не успел, ни тайны хозяйские финансовые не вызнал. Но при этом он не мог не беспокоиться за тетю Глашу, за тех людей, которые оказали ему добро. Он решил сделать все так, чтобы не пришлось худо ни одному человеку, с кем ему пришлось общаться, а, уж, тем более тете Глаше или отцу Георгию. Хотя эта возможность казалась Михаилу и абсурдной, но, насмотревшись на абсурды в домах своих хозяев, он знал и ожидал, что Светлана способна на все. Когда до Москвы уже оставалось порядка около суток поездом. Михаил нашел в городке небольшую, скромную гостиницу, помылся, побрился, прибрался и даже немного отоспался. После чего он официально купил билет на поезд и направился в Москву с купейным комфортом, Михаил, понимая, что ему следует выспаться перед Москвой, не допустил, чтобы его попытались втянуть в какую-либо игру или в распитие напитков. И  прилипчивые кидалы, наконец, от него отстали. Михаил уснул, но спал сторожко, хотя соседи по купе показались ему сравнительно порядочными людьми. Утром он, не скрываясь, помолился, и к нему уже никто не пытался приставать. К обеду они были в Москве.
   Подумав, Михаил решил первым делом пойти в университет, в котором училась Маша. Он хотел узнать, закончила ли она учебу или же ей пришлось бросить. После долгих уговоров ему сообщили, что Маша перевелась на вечерний факультет. Михаил пожалел дочку, что ей тяжко пришлось без него, а на вечернем ему сообщили, что Маша заканчивает обучение, и вскоре у нее будет защита диплома. Уточнив время, когда Маша должна будет прийти на консультацию, Михаил направился к своей бывшей квартирной хозяйке. Он надеялся, хотя и не очень верил, что Маша продолжает жить у его бывшей  квартирной хозяйки. То, что он узнал от квартирной хозяйки, Михаила не очень обрадовало. Примерно через полгода после того, как исчез Михаил, Машу нашла Светлана. Разыскали они ее в университете, девушка остерегалась только в первые три месяца, после этого она перестала остерегаться и для этого изменять свою внешность. Там, возле университета ее и нашли охранники Светланы. Светлана приняла ее к себе на работу горничной, причем у Маши согласия не спрашивали. Светлана сама все решила и свое решение продиктовала. Как она реально убеждала Машу, никто не знал. Хозяйке Маша объяснила, что Светлана пообещала, что ничего Маше плохого не сделает, наоборот, будет хорошо платить и держать Машу у себя на глазах, чтобы Михаил, где бы он ни оказался, не посмел на Светлану хоть слова высказать, иначе Светлана Машку саму в тюрягу упрячет, найдет причину. Михаил спросил Любовь Тимофеевну, а откуда она – то об этом узнала. Оказалось, что Маша приходила собрать вещи сразу. Да и потом, когда режим слежки за Машей несколько ослабел, она приходила. Михаил попросил у Любови Тимофеевны прощения за хлопоты и собрался уходить. Но Любовь Тимофеевна остановила его:
  -Посиди, попей чаю. Я тебе еще не все рассказала, - что-то в ее голосе было фальшивым.
   Михаил понял, что сей же час наверняка, о его приезде уже узнала Светлана и скоро его схватят. Конечно, он не должен был привозить Машку сюда, к Любови Тимофеевне. В первую секунду он рассердился на женщину, почему она его предала. Но потом он успокоился. Сам-то сбежал, спрятался, а ее подставил. Он взял Любовь Тимофеевну за руки и сказал:
  -Я знаю, что не должен был приводить Машку к вам. Я втянул вас в эту историю. Скажите мне правду. Маша жива? Это действительно она учится или только документы ее там хранятся?
  -Жива она и учится. Приезжает ко мне иногда. От Светланы сама не уходит. Ей они пообещали, что меня убьют, если она сбежит. Вот она и не сбегает. Трогать они ее не трогают, и деньги за работу платят. Только от прежней Маши словно только половинка осталась. Душу она из нее тянет. Она, наверное, вампирша, я про таких по телевизору видела. Ты с ней поосторожней, страшная женщина.
  -Они сейчас приедут?
  -Наверное, не знаю. Мне приказано, как ты появишься, нажать на сигнальную кнопку, мол, приехал. А дальше уже они все сами.
     -Значит, они могут, если я сейчас выйду просто расстрелять меня возле твоего подъезда? А не выйду, то могут и сюда ворваться, уже двоих нас расстрелять? – словно раздумывая, вслух произнес Михаил. Лицо Любови Тимофеевны посерело. Она непроизвольно посмотрела на дверь, ей очень хотелось, чтобы Михаил поскорее оказался вне ее квартиры. Но при этом она не решалась выпихивать его. Она каким-то образом поняла, что в данный момент они с Михаилом находятся в одной лодке, и им следует держаться друг друга.
  -А давай вдвоем выйдем, - жалобно предложила она, только отдельно, не вместе, может, они и не захотят тебя расстреливать у меня на глазах.
  -Какой Светлана была раньше, так она бы и не расстреляла. Но она бы и не стала Машку так разыскивать. Она любила поизмываться над человеком, но при этом ей нравилось доставлять человеку моральные мучения и видеть это, наблюдать, как человек постепенно теряет свою душевную чистоту, становится грязным, становится способным на мерзости. Однако она пакостить любила втихую, ставя человека в трудное положение, чтобы как бы он ни решил, а все равно свет души своей терял.
   Михаил вспомнил как погиб Сергей. В каком положении тогда оказался он, Михаил. Убийца. И даже трудно сказать вольный он убийца или невольный. Его передернуло.
  - Если она не очень изменилась, то она попытается меня к себе доставить, там поизмываться. А вы будьте осторожны, она ведь и к вам руки протянула. Поставила вас перед выбором выдать меня им или не выдать, - Михаил подал Любови Тимофеевне ее плащ, а сам надел ветровку, - Не переживайте, я на вас не сержусь, не обижаюсь. Я прошу у вас прощения, что втянул вас в эти разборки, - Михаил низко поклонился Любови Тимофеевне.  Женщина вздрогнула и отвела глаза. Михаил поднялся, увидел ее взгляд и подумал, что в душе Любови Тимофеевны Светлана успела оставить более глубокий след, чем он думал. Они вышли из квартиры и поднялись на этаж выше. Вскоре возле дверей квартиры Любови Тимофеевны появились двое: парень и девушка. Это были Маша и Дима – охранник. Они позвонили в квартиру. Остановив хозяйку, Михаил сошел вниз один. Он мог бы сойти вниз, не прикоснувшись к ним, оказавшись по своей обычной судьбе незамеченным. Но Михаил, оглядев Диму, нет ли при нем оружия, окликнул пришедших: «Вы, ребята, за мной пришли? Пойдемте». 
  Открыто у Димы оружия не было. Он повернулся к Михаилу, щелкнул жвачкой и сказал:
  -Шел бы ты, дядя, мимо. Мы тебя не трогаем. Нам хозяйка нужна.
  -Маша, ты со мной не хочешь поговорить? – спросил Михаил, - не узнала отца?
   Маша сердито повернулась, тяжело вздохнула, подняла глаза.
  -Вам ведь я нужен? – продолжал Михаил, - Светлане нужен я. Пойдемте вниз, а то вы своим настроем Любовь Тимофеевну смущаете. Она вас уже испугалась.
  Дима и Маша переглянулись и молча пошли вниз.
  Внизу перед Михаилом открыли дверь машины, он сел, вез их Дима, молчаливый, сердитый. Словно что-то Михаил сделал совершенно не правильно. Они ехали максимально быстро, проехав город, они выехали на трассу. Когда они несколько отъехали от города, то Маша ткнула Диму в плечо, он остановил машину, чертыхнулся, что автомобиль с некоторых пор ломается в самый неудобный момент, и разрешил пассажирам выйти, погулять.
  Маша легко выпорхнула из машины, за рукав вытянула Михаила. Она сильно сторонилась его, но одновременно и поглядывала на него как побитая собака.
  -Прости меня, дочка, что я тебя тут оставил. Надо было мне тебя с собой забирать тогда. Но только я не думал, что они тебя ухватят. Москва же такая большая, не подумал я, что они тебя будут искать столь тщательно.
   -Я и сама так не думала. Ты вот велел прическу изменить, походку, одежду, а я сначала покрасила волосы, зачесывать их стала по-другому. А потом к прежнему вернулась. Узнала, что Сергея Александровича похоронили, что признали смерть его самоубийством по неосторожности. Тогда еще большая статья по газетам прошла, как российские миллионеры покупают себе смертельно опасные игрушки, а еще там упоминалось, что Сергей Александрович чуть не убил своего водителя, который даже когда хозяин оказался невменяемым, надышавшись газа, сумел призвать на помощь людей, хотя это Сергея Александровича уже не спасло.
   -Они что же про него одного писали?
  -Нет, там было несколько таких миллионеров - экстремалов: кто в горы лазает, кто в пещерах ищет себе пути, кто-то змей себе покупает. Некоторые ядовитые растения разводят. Про эту японскую ядовитую рыбу тоже написали. Так что наш Сергей Александрович на их фоне еще казался только начинающим самоубийцей, у других это далеко не всегда получалось с первого раза. Кстати, вспомнили, что он примерно года два тому назад он уже привозил стрелы индейские с ядом на наконечниках. Но тогда его спасли. Стрелы содержали в себе старый яд или хранились неправильно, в общем, не погиб он тогда, в больнице только полежал. Повезло же тебе оказаться возле этого экстремала самоубийцы. Сам напугался, меня перепугал. Светлана Андреевна нашла меня, хотела через меня на тебя выйти, вернуть. Говорила, что ты ей как водитель нравился. Узнала, в каком я положении без денег, без помощи. Она же через полгода ко мне явилась, когда уже мне нечем было за следующий семестр платить, предложила работу, хорошие деньги. Я не жалуюсь. Она, конечноЮ, странная очень, еще ты ее странности замечал, но это можно терпеть, деньги она платит хорошие. Так что в этом году, защита диплома, а там может и уеду из Москвы. Как-то надоела она мне, - если слова о том, какая Светлана хорошая,  Маша говорила тусклым голосом и заученным тоном, то слова об отъезде она сказала с неожиданно проявившейся живинкой в голосе.
  Михаил обнял Машу и прислонил к себе, прижал ее. Он каким-то внутренним чутьем ощутил ее еле сдерживаемые слезы:
  -Прости меня, моя девочка, прости меня, что оставил тебя. Не мог я иначе. Не подумал, что это повернется для тебя так, не захотел тебя срывать с учебы, - и Маши заплакала горькими, молчаливыми слезами, без всхлипов и громких сморканий. Только руки ее все крепче обхватывали шею отца. Михаил понял, как же она все эти годы остро нуждалась в его присутствии, в его отцовском плече. Сколько он бы хотел ей сказать, как хотел бы, взяв на руки, как тогда, когда она была совсем маленькая, покачать ее на руках. Но Михаил подозревал, что на Маше наверняка вшит какой-нибудь прослушивающий жучок, да может и ему такую штуку в карман уже сунули. Недаром ведь у Любови Тимофеевны было такое лицо. Светлана умела затянуть людей в свою паутину, да так, что против воли своей они делали, что ей угодно. При этом они нарабатывали все больше компромата на себя. Михаил гладил Машку по голове и думал: «На чем же попалась Машка»? Он не собирался ее судить, молодая девушка, почти девочка осталась без доброго водительства отца и матери. Да еще попала в руки Светлане. Тут можно было ожидать чего угодно. Пять лет прошло. Наверняка Светлана подловила Машку на привязанности к какому-нибудь охраннику. Все-таки девочка искала мужское плечо. Он, Михаил ее не подводил как отец, и наверняка она верила, что какой-то из этих мальчиков, испорченных близостью к Светлане, сможет быть, как отец добрым, не предаст ее. «Бедная моя девочка. Как ее предупредить, что я готов воспринять любой компромат на нее, я не буду ее винить. Я опять готов ей помочь, стать для нее плечом». Михаил неожиданно почувствовал, что Маша напряглась. В ней появилось что-то чужое. Он сразу отпустил девочку, как из рук выронил. Маша даже отшатнулась. Она не ожидала, что он ее так быстро отпустит.
   -Ты представить себе не можешь, как я здесь без тебя жила. Ты может больше и обнимать меня не захочешь, - зло произнесла Маша, - ты ведь всегда меня учил чистой быть, - она резко повернулась и пошла к машине. Михаил пошел следом. Он понял, что ему ничего не страшно. Ведь Маша, даже пробыв рядом со Светланой пять лет, не потеряла полностью душу свою. А значит, она сможет возродиться. На совести Михаила не будет погубленная, оставленная без помощи душа Машина. И все же он готовился ко многому.
   Когда его привезли к Светлане, то Михаил спокойно вошел в дом через парадную дверь и направился в половину Светланы. Светлана сидела на широком вольготном кресле. Ее жесткие глаза смотрели на Михаила так, как смотрела бы пресыщенная кошка на  очередную мышь, есть не хочется, поэтому приготовить мышь надо поаппетитней. Михаил поздоровался. Светлана не ответила, а продолжала смотреть на Михаила, прищурив глаза. Простояв минуту, Михаил огляделся и спокойно сел на жесткий стул. Но не на тот, который стоял рядом, у которого было очень мягкое сиденье. Михаил нашел стул, который был весь деревянный с жестким сиденьем. На него и сел.
  -Я не разрешала тебе садиться, - жестко произнесла Светлана.
  -А я не на работе. Я здесь по твоему приглашению, если я не ошибаюсь, а гостей порядочные хозяева на ногах не держат, когда сами сидят.
  Светлана откинула голову и вопросительно воззрилась на Михаила:
  -Так ты в гости пришел?
  -Да, я пришел в гости, но даже не к тебе, а к дочери моей приемной, к Маше. Мне сообщили, что ты забрала ее себе в дом, дала работу и кров. Я думаю, что Маша могла бы обойтись и без твоей помощи, но все равно я благодарен тебе за то, что ты о ней позаботилась.
  -Ты позаботился обо мне, расстарался, как мог. Я же не могла не отплатить тебе заботой в ответ. Думала, ты придешь, потребуешь оплату за работу, а ты как в воду канул. Я уже и не знала, куда ты делся. Думала, что тебя друзья Сергея Александровича уже по косточкам растрепали по всей России. Знаешь. Теперь у наших киллеров такая забава есть. Они человека расчленяют и по кусочку раскидывают по разным углам нашей огромной Родины. Благо от одной границы до другой пока доедешь, можно по дороге десяток трупов раскидать.
  -Так им вроде бы меня растрепывать по косточкам, нет резону. Если бы я хотел твоего мужа убить, я бы не останавливал машину, пока он пеной бы не начал плеваться. А я остановился, из машины его вытягивал. Его скорая помощь в больницу привезла, укололи, в реанимацию положили. Меня расспросили, что с Сергеем Александровичем произошло. Плохо только, что врачи мне не поверили, все по-своему перевернули. Когда ему совсем плохо стало, я ведь и помощь призвал, только не успели ничего, не торопились. А то спасли бы они твоего мужа. Так что меня тебе благодарить не за что и платить мне деньги для тебя нет резона. Это стечение обстоятельств. Никто специально Сергея Александровича не убивал.
  Светлана хмуро посмотрела на Михаила:
  -Так и не убивал?
  -Нет. Не убивал.
  -И от денег откажешься?
  -За гибель Сергея Александровича ты мне ничего не должна. Если бы я мог, я бы ему год-два своей жизни пожертвовал, только бы он из той поездки домой живым вернулся. Не было бы у меня такого чувства вины, что не смог я ему оказать вовремя помощь, не понял, что с ним происходит. А вот зарплата невыплаченная за полмесяца оставалась за тобой, но пусть и она тебе остается, - торопливо добавил Михаил, заметив, как радостно вспыхнули глаза Светланы. Он понял, что она хочет, чтобы у него в руках оказались денежные купюры особо помеченные, - ты все-таки о Машке позаботилась, - он говорил слова благодарности несколько ироничным тоном, так, чтобы Светлана не чувствовала себя спокойно. Он понял. Светлана решила играть. Это Михаил там в глуши отбросил опасения, а она все эти годы как на раскаленной сковороде крутилась, придумывала варианты, своей игры, как заманит, как затянет, как обвинит и поставит на колени, служить заставит. Именно сейчас ему в глаза бросилось, какой густой слой пудры и тонального крема наложены на ее лицо. И  глядя в безжалостное лицо этой женщины, Михаил почувствовал к ней сострадание:
   -А ты я вижу, все с химерами борешься.
  -Мои химеры – не твоя беда. Ты бы за своей Машкой приглядел. А то я взяла в дом девчонку – думала, она порядочная, хоть служить будет без накладок.  Я думала, что она на тебя похожа. Ан, нет. Ты-то вон какой благородный, и с Сергеем управился, и денег не берешь, - в ее голосе уже была злая ирония. Светлана словно хотела сказать, мол, зря от денег отказываешься, все равно я тебя всем как убийцу представила, - а дочка твоя знаешь, что учудила. Сын мой приехал, когда год со дня смерти Сергея исполнился. Мила отказалась ехать сюда. Она вообще не любит все эти похоронно-поминальные процедуры. Так твоя Машка такие позы пред ним выкидывала. Опытные проститутки такое делать не умеют.
   -Мне жаль, что она тебя разочаровала, - спокойно произнес Михаил. Его сердце сжалось. Он словно ощутил, что там, за дверями чувствует его приемная дочь. Как она переживает, что он от нее отвернется теперь.
   -Ты, я вижу, мне не веришь? Я тебе видео покажу, - лицо Светланы перекосилось. А Михаил сразу вспомнил, как его учил психолог не подпасть под гипноз записи.
  -Мне видео твое не интересно. Я уже одно видел, если ты помнишь. Я тогда не очень поверил, вряд ли поверю и сейчас, так что можешь не стараться.
  -Ну, ты и дурак. Совсем что ли со своей так называемой дочкой с ума сошел. Она ведь СПИД подцепила. Ты хоть тут бы остерегся.
    -СПИД подцепила? Это от твоего сына что ли? – Михаил почувствовал, что загнул. Нет, он совсем не хотел обижать Светлану. Да, словцо получилось острое, ранящее, такие слова ни к миру, ни к любви не приведут. Такие слова ведут к войне.
  Светлана замерла. С ее лица на секунду исчез налет стервозности. Она словно закаменела, и каменное лицо исправлялось, исправлялось и, наконец, стало лицом королевы – матери. Светлана уже открывала рот, чтобы изгнать Михаила из дома, и уже там, вне дома по свински, по сволочному направить на него и на дочку его или кем эта Машка ему является, убийцу… Впрочем, с убийцами у Светланы проблема. Не так много желающих профессионалов, а сопляков, которые, не успев получить задание, уже всем и обо всем доложили – таких ей не нужно было. Михаил стал бы идеальным убийцей, если бы она сумела пробудить его к крови. Нет, изгонять его нельзя.
  Михаил спокойно смотрел, как ее злобность обретает в закаменевших чертах благородство гнева:
  - Ладно, Светка, прости. Я резко сказал. Но ведь и ты на мою дочку небывальщину наговариваешь. Машка у меня золотая дочка, а коли и не золотая, так ныне молодежь совсем не та. Я рад, что она хотя бы жива и здорова, что учится. А ты тут такое на девчонку. Да СПИДом можно вон на обыкновенном виадуке, в автобусе заразиться. Сколько их, по чьей-то халатности зараженных бедолаг, невиновных изгоев. А ты!!! Разве можно на девчонку так.
  -Нет, Мишка, ты так и остался честным, порядочным, романтиком. Я ведь в душе тоже такая, думаешь, почему мне так нравилось, когда ты у меня водителем был. Никакой подвох не страшен был. Мне так тебя не хватало, - казалось, Светлана была искренней, - мне неприятно, что именно я сообщаю тебе об этих вещах, но все же просмотри диск.
  -Тебе так хочется меня расстроить? – Михаил протянул руку. Он ощущал зло, текущее на него от диска, но принял диск в руку.
  В эту минуту Светлана поймала его взгляд и продиктовала:
  -Ты обязательно просмотришь этот диск, ради нашей молодости, ради той твоей любви ко мне. Ты меня называл светлым солнышком. Убей ее, - Светлана забыла точный порядок слов. Поразительно, как долго человек живет в плену ощущения своей значимости, своей нерушимости, своей удивительной привлекательности. Михаил взглянул в глаза женщины, которую некогда любил и увидел там яростное желание подвести его, сломать, погубить, сделать жалким, покорным орудием в своих руках. А если не покорится – наказать, провести через все круги ада. У Светланы были светлые, голубые глаза, но черные страсти и желания владели ею.
  Михаил взял диск и направился в их с Машей бывшую квартиру. Теперь там квартировала Маша. По дороге он размышлял, стоит ли прямо теперь начинать смотреть диск или лучше повременить. Он зашел в квартиру и, вспомнив, позвонил Маше:
  -Дочка, ты сегодня не задерживайся. Я хочу с тобой поговорить подробнее, как ты жила, - после этого он принял ванну и, передохнув начал готовить ужин. Привычно во время ужина он проговаривал молитву Иисусову. Постепенно душа его вошла в состояние умиротворения. Параллельно он вспоминал Светлану, всю ее тьму, какой она была накануне гибели Сергея Александровича, какой она стала. Михаил понял, насколько несоразмерно с прожитыми годами постарела Светлана. Нет, кожа ее не стала более морщинистой, но все ее лицо было настолько потухшим, и по нему пробегали блики таких страстей, что в какую-то минуту Михаил подумал: «Да спит ли она ночами?»
  И тут же словно голос отца Георгия услышал:
  -Спит она ночами. Но сон ее сродни сну наркомана. Она ведь пока дозу ненависти или горя чужого не получит, а их она высматривает в быту, в жизни своих духовных пленников-слуг, спать спокойно не может.
  -Тогда почему они от нее не уходят? Ведь каждый день страдают.
  -Заманила она их на хорошую зарплату и условия работы приемлемые, а позднее насобирала на каждого компромат, вот и держит их. Поверь, так делает не она одна.
  -Но как же им плохо-то.
  -А ты помолись.
  -За них?
  -За нее. Их души мучимы, но не потеряли добро, а она отрекается от добра. Её душа погибает, уже ни во что не верит, знает будущую муку, но боится даже предполагать свою будущую муку, не принимает. Присмотрись, именно ее душа нуждается в молитве. Она ведь не только сама больна, но и других старается заражать ненавистью, злобой, подлостью.
   -Я попробую, - согласился Михаил. И потихонечку (а кто ему запрещает). Он стал молиться за всех тех, кого знал и помнил по прежним временам. Ото всей души взлетела молитва за Машку, как же он желал ей добра. Он и раньше в своих молитвах не забывал про дочку, но тут, рядом, Михаил сам ощутил сильный полет молитвы и повторил ее вслух. Потом за Димку, тоже вслух, а далее так и пошел перечислять всех тех, кто работает у Светланы. Одних он вспоминал легко, другие приходили на ум тяжело, словно внутри него что-то сопротивлялось произносить их имена в просьбе к Богу. Но Михаил старался не упустить никого. И вот он произнес их всех. Всех? А Светлану. И только он подумал о том, что следует помолиться за эту женщину, как словно кто из головы все слова молитвы выбил. Михаил эту молитву наизусть знал, посреди ночи разбуди, легко вспоминал. Да что там среди ночи, он и во сне эту молитву шептал. И вот язык как камень, а слова, словно кто из головы вынес. Михаил прочел «Отче наш». И опять начал молиться за всех поименно. Об одних из них молитвы взлетали, о других молитвы получались труднее, но стоило ему дойти в очередности до Светланы, опять, словно кто язык ему связал. Слова вспоминались с трудом, тяжело, мучительно, язык едва ворочался, а голос, доселе звонко выговаривавший имена, жестко охрип. Но он все-таки произнес молитву за эту женщину, хотя умудрился все-таки перепутать эти несколько слов местами. И словно язву внутри него кто прорвал. Михаил почувствовал, как его руки затряслись, из глаз покатились слезы. Весь тот узел чувств, которые он к ней испытывал, с болью и страданием выливался из него наружу: Любовь, ненависть, настороженность, обида, еще обида, разочарование, тревога, желание защитить, ужас от лика ее и так далее…
  Михаил ушел из кухни. Он пошел в ванную комнату, начал умываться то горячей водой, то холодной, то горячей водой, то холодной. Он был поражен, какая боль, какая страсть еще хранились в его сердце, а он-то думал, что уже готов стать монахом. Когда человек поворачивается к Богу, то и Бог идет ему навстречу. Михаил успел вырыдать свою боль в той степени, в какой он мог в этот вечер. Успел он и привести себя в порядок. К тому времени, как ужин был готов, пришла Маша, уже ничто не напоминало о той душевной буре, которая только что терзала Михаила.
  Маша увидела на столе ужин, возле стола веселого Михаила.
  -Папа Миша, - не очень решительно обратилась к Михаилу падчерица, - тебе наша кобра много чего про меня нарассказывала?
  Михаил вышел в прихожую. Он смотрел в лицо своей девочке. Машка его явно сейчас побаивалась.
  -И что. Она мне не только нарассказывала, но еще и диск дала, чтобы я его посмотрел и выводы сделал.
  -Ты смотрел?
  -Нет. Мне не хотелось настроение перед ужином портить. Я вообще этот диск не хочу смотреть. В конце концов, я теперь не ее работник и не обязан ее слушаться. Я рад, что мы встретились. Иди ужинать.
   Маша подняла на отца глаза и нерешительно скинула плащ, туфли. После ужина Михаил попросил Машу показать ему ее диплом. Они вместе долго смотрели ее работу на компьютере. Оригинал находился на рецензии. Когда они закончили присмотр диплома, Машка предложила отцу поиграть в компьютер, как они играли, в ее детстве. Михаил согласился. Внутри Маши он чувствовал сильнейшие испуг и робость. Они сели и начали игру. После игры Маша включила Интернет, посмотреть почту…
   И тут же во весь экран компьютера возникли картины жесткого грубого секса, где героями были Маша и молодой хозяин – сын Светланы. Машу словно кто по щеке ударил. Она прикрыла лицо руками. Михаил посмотрел краем глаза на экран и, далее практически отвернувшись от экрана, он обнял Машу, прижал к своей груди:
  -Бедная моя девочка, ты была доверчива, ты не думала, что тобой можно так вот грубо и мерзко воспользоваться. Я тоже не думал, что Светлана такая мерзкая. Я верил, что в ней много осталось от той, хорошей и доброй честной девушки, какой она была в школе. Мне неприятно, что с тобой это произошло, что ты не устояла, мне жаль, что это случилось с тобой, это, разумеется, мерзко, но в сто раз более мерзко шантажировать тебя этим. Картинки на экране компьютера менялись, и изредка Михаил взглядывал туда, а сам в это время расспрашивал Машу, что от нее требовала Светлана, шантажируя Машу этими съемками.
  Маша молчала.
  -Почему ты молчишь. Тебе стыдно?
  Но Маша отстранилась от Михаила и молчала.
  -Ты познала грубый секс и грубого мужчину с той стороны, о которой ты только намеком видела в фильмах. Ты теперь обо всех мужчинах переменила мнение? И даже обо мне? – в голосе Михаила звучали горькие нотки, - дочка, я люблю тебя, как любят дитя свое. Ты попала в беду. Ты подверглась не только физическому осквернению, но ты подверглась душевному изнасилованию, давлению. Я предполагаю, что Светлана каждый день старалась тебе внушить, что я мерзок и меня надо остерегаться.
  Что-то жесткое мелькнуло в глазах Маши.
  -А может Светлана, в обход внушала тебе, что меня следует убить? – Михаил видел замешательство Машки и понял, что так оно и есть, - ответь, тебе приходилось по приказу Светланы долго смотреть какой-нибудь диск?
   Маша подняла на Михаила усталые глаза. В них он прочел мучение человека, сдерживающего возрастающую изнутри агрессию и робость согласия.
  -У меня есть предложение, поехали в кафешку, помнишь круглосуточные кафешки. На въезде в город были две симпатичные. Маша покорно оделась. Чувствовалось, что внутри себя она борется с нарастающим приказом. Михаил пошел и взял дежурную машину. Они выехали. Как это ни странно, но их никто не пытался задержать. Они доехали до кафешки, купили снеди и далее направились в гостиницу. Здесь они сняли номер. Михаил посадил Машку напротив себя и начал учить ее, как следует не поддаваться гипнозу, и как избавляться от гипнотического внушения. Сначала подавалось очень трудно. Но потом Маша вдруг застучала зубами, какое-то время ее трясло и крутило подобно тому, как трясет и крутит одержимых, а через два часа, когда ее перестало трясти, то она упала как подкошенная и уснула. Так Михаил и не довел до конца процесс обучения Машки, как противостоять гипнозу. Пришлось продолжить утром, подавалось неплохо, но время летело, Машке надо было идти на работу. Михаил отвез ее в имение Светланы, а сам на рейсовом автобусе направился в ближнюю церковь. Что-то ломалось и в его душе. С одной стороны он чувствовал, что поступает правильно, но это делание тяготило его, и он хотел понять для себя, что ему делать в ближайшие месяц – два. Про себя он решил, что надо дождаться, пока Машка защитит диплом, а потом, забрав её, можно будет уехать из Москвы. Одно он понял точно: Машку от Светланы надо обязательно забирать. Светлана не просто испортит девку, но Светлана жизнь из нее выест, и полностью загубит не только Машку, но и душу ее. Это было понятно из того, что Михаил увидел на диске. Это же надо было так подвергнуть девчонку гипнозу. Ведь это была не тайная съемка, но Машку явно подвергли гипнотическому влиянию, у нее глаза были не свои. Светлана не только Машку не пожалела, но и сына своего не посчитала нужным сберечь. Ведь он бизнесмен. Она грозится Машке, что выставит эти кадры в Интернете, а ведь на них и ее сын. Какова же будет его деловая характеристика, если он считай, что в порнофильме снялся, и глаза у него какие-то ненормальные тоже. Поди, подпоили чем мальчишку, или тоже гипноз применили, а потом собственная мать это видео в Интернете грозится выставить. Совсем баба с ума сошла. Или она так сына хочет на поводке держать? Как мужа держала? Машку надо от нее забирать, тут даже и речи нет о чем-то другом. Казалось бы, Михаил все для себя рассудил, но что-то мешало ему, что-то царапало его душу. Словно и не ради одной только Машки и ее спасения он ехал сюда. Словно бы был какой-то долг у него и перед Светланой…  Придя в церковь, Михаил долго и тихонько стоял, молился. Однако ощущения, что здесь, в церкви он дома к нему не приходило. Не появилось желание побеседовать с батюшкой. Какой-то он показался Михаилу суетливый, молодой. Однако жить столько времени без дела и не прибиться ни к одному храму, для Михаила это казалось немыслимым. Жить он будет у Маши, Михаил подумал и остановился. А сможет ли он охранить Машу, если будет с ней жить там. Не надумает ли Светлана, если они будут там вдвоем, то их вдвоем и убить? «Трушу. Ох, трушу, решил девчонку в пасть змея отправить, а сам в сторонке постоять»? - Михаил огляделся. Церковь была небольшая, а поскольку они с Машкой свернули с большака – дороги на Москву, в сторону, пока искали гостиницу, то и церквушка, не посещаемая богатыми прихожанами, выглядела хоть и прибранной, ухоженной, но простой, без вычурности. Михаил все-таки не решился обратиться к батюшке, зато предложил свою помощь женщинам, чья жизнь в лучшем ее средоточении была в помощи батюшке и обхаживании церкви. Немного он помог женщинам, потом, испросив, будет ли какая работа в церкви на следующий день, ушел. Пока он работал в церкви, его мысли пришли в порядок. Он решил прийти и жить у Машки, разумеется, испросив разрешения у Светланы – хозяйки имения. Всю дорогу, спасаясь от темных мыслей, Михаил твердил молитву Иисусову. Причем не было у него при произнесении этой молитвы ни полета, ни одухотворения, но при этом, молитва, которую Михаил держал в уме своем, помогала ему не начать плохо думать и предполагать о Светлане и о том, что произойдет с ним и с Машкой в ее доме. Михаил понимал, что эти черные мысли собьют его с пути, притянут черные обстоятельства, а там и до событий черных недалеко. Приехав в имение, Михаил узнал, что Светлана находится дома. Ей неможется.
  Это странное явление. Михаил помнил Светлану этакой железной леди, а тут вдруг она занемогла. Ему сказали, что она велела Михаилу прийти к ней, если он появится. Люди прятали от него глаза. Михаил спросил, где Машка. Машку позвали. Он вгляделся в дочь и спросил ее все ли с ней хорошо. Машка ответила, что все как обычно и определенным жестом коснулась его руки. Значит и в самом деле все пока нормально. Так же она тревожно коснулась его руки другой, предупреждая, будь осторожен. Михаил направился к Светлане. Он понимал, что она специально осталась дома, чтобы встретиться с ним. Однако в приемной ее не было. Горничная пригласила его в спальню к Светлане. Михаил сразу учуял подвох, идти в спальню отказался. Вскоре горничная вывезла к нему Светлану на коляске.
   -Что же ты, друг мой старый, уже и брезгуешь к больной женщине зайти в спальню? Заставил меня подняться, - Светлана явно была очень недовольна.
   -Неприлично постороннему мужчине в спальню к женщине заходить, - четко ответил Михаил.
  -А ведь, когда водителем у меня был, то и заходил, - хмыкнула Светлана.
  -Тогда я служил у тебя в доме, а теперь не служу, поэтому не должен ходить по дому во внутренних комнатах.
  -Гляди, какой щепетильный, - в голосе Светланы послышались злые, капризные нотки. После этого она выпрямилась и спросила, - чего пришел-то?
  -Я пришел спросить у тебя позволения пожить в квартире, которую ты представила для прожитья дочери моей Марии, пока я буду в Москве. Ты хозяйка в усадьбе, разрешать или нет – твоя воля.
   -А ты разве постоянно не останешься? – опустив голову, спросила Светлана.
  -Нет, мне разонравился город Москва, климат на меня не очень хорошо действует. Вон и тебе я вижу не так в этом городе хорошо, как ты хотела бы. Что у тебя разболелось-то?
   Светлана молчала. Ее руки приподнялись к шее, потом легли на колени. Казалось, она хотела опустить кисти рук ниже, словно показать хотела на ступни ног, но сдержалась, злобно посмотрела на Михаила:
   -Ты почему не убил ее?
   -Ее – это кого я, по-твоему, должен был убить?
   -Машку. Ты же видел как девка опаскудилась. На сына моего прыжками наскакивала, вешалась как кошелка.
  - Так ты разрешаешь мне жить с Машей в ее квартире в твоем имении?
  -Я тебе вопрос задала. Ты не ответил.
  -А ты уверена, что я обязательно должен был убить ее? А я думаю, что должен был ее пожалеть. Потом, когда она станет совсем взрослой, она уже не станет похожей на тебя.
  Ведь ты потому заставила девчонку пройти через этот ужас, что сама прошла через него. Теперь ты не можешь простить всем тем, кто через такой ужас не прошел, что они чище тебя. А всем тем, кто прошел через такой ужас ты мстишь за то, что они прошли через такой ужас, за то, что они такие же, как ты, поломанные, грязные и никому не нужные. Так ты себя внутри ощущаешь? Ненавистью переполненная женщина!
  Светлана сидела, словно женщину поразило громом. Ее рот то открывался, то закрывался. Она пыталась сказать слово, но не могла. Казалось, слова забили ей горло, и она не может их из себя вытолкнуть.
  -Сволочь, гад, пшел вон, ненавижу, - она схватилась за горло и начала заваливаться на бок.
   Михаил позвал горничную. Наташа подошла к Светлане Андреевне, приоткрыла ей веко, потрогала пульс, пнула безвольно обвисшее тело коленом.
   -Давно пора, всех заела, - она повернулась к Михаилу и жестко произнесла, - и не вздумайте звонить в скорую, спасать эту…, - Наташе повернулась и вышла. Однако Михаил начал звонит в скорую, приехали врачи, забрали Светлану Андреевну. Михаил решил остаться жить у Маши. К вечеру приехал сын Светланы. Он вытащил все диски, с компроматом, которые были у Светланы, и сам лично сжег их. Михаилу он разрешил пока жить в Машкиной квартире, у нее в гостях. Что-то виноватое было в его голосе. Сын Светланы - Саша отнесся к Михаилу, словно бы тот ему родной человек. Это насторожило Михаила. Он поймал несколько ласковых взглядов просветлевших между Машкой и Сашей. Сердце Михаила замерло. Он еще мог рассчитывать как-то увезти Машку из Москвы, спрятать ее где-нибудь в глухомани от Светланы Андреевны, но забрать с собой их обоих Михаил не мог. Сын должен присмотреть за матерью, даже если она ведет себя неадекватно. Это заповедь. Но как, как можно быть с ней адекватным, когда она готова выесть жизнь сына и его любовь. Для Сашки же Машка как свет в окошке. И кстати, что с его женой, почему он приехал опять один?
   На следующий день Михаил сходил в церковь. Он старался, работал, и мысли его приходили в порядок. Но все-таки он не мог рассудить, что происходит окончательно. Есть правила: Сашка – женатый мужчина. Тогда следует Машку взять с собой, от Сашки оторвать. Пусть Сашка к своей милой едет в Англию. Кстати, никак не понятно, почему Сашка здесь, а Мила в Англии. Впрочем, как бы то ни было, она – его жена. Сердце Михаила запечалилось. Что делать, как соблюсти заповедь и не порушить ребятишкам жизнь.
   Вечером к ним с Машей в квартиру пришел Сашка.
  - Михаил, - Саша обратился по английской привычке без отчества, - я должен вас поблагодарить за то, что вы вызвали скорую к моей матери, она теперь хоть и лежит с инсультом, но по прогнозам врачей обязательно поднимется, - Саша немного промолчал и твердо добавил, - и станет все такой же кровопийцей, как и была. Она вон их всех заела. Видел, как слуги разбежались? Словно их тут кипятком поливали. Вот ты, Михаил, уедешь, а я должен буду здесь с ней оставаться, должен буду ей объяснять, куда это делись все ее диски с компроматом. Представь себе. Она только очухалась, но ее не волновало, что с ней случилось, не волновало, сможет ли она ходить, нет, ее волновало только, целы ли ее диски. Кукловода интересовало только, сможет ли она и дальше издеваться над людьми, к которым она относилась как к игрушкам, чьими душевными страданиями она забавлялась.
    Михаил смотрел на Сашку и не знал, что ответить. Столько в лице этого юноши было отчаяния и злости.
   -Она всегда давила меня, всю свою жизнь я должен был быть таким, как ей угодно. Она не позволяла мне никаких человеческих эмоций, не то что чувств. Она и невесту мне нашла тоже забитую, затурканную своим папашей. Они свершили такой вот брак по расчету. Каждое слово наше они прослушивали, каждый жест просматривали. Мы поженились и не решались прикоснуться друг к другу в первую брачную ночь, потому что мы знали, что в спальне расположены камеры.
  -Но зачем? Ведь ты ее сын.
  -Она говорила, что хочет, чтобы у меня была память о моей несостоятельности. Она делала все, чтобы постоянно ощущать свое превосходство надо мной. Она меня презирала при внешне очень благопристойном отношении по типу: добрая приличная мать и ее совсем не удавшийся отпрыск. Только когда мы с Милой сошли с самолета в Англии, Я спросил Милу, почему она не протестовала против этого брака, она ответила, что ждала, что это сделаю я. Она ждала от меня мужского поступка… . Брак нам обоим пошел на пользу, мы смогли улизнуть от наших нависавших над нами родителей. Ее родные были подобны моим. Они тоже ей всю жизнь распланировали, и очень любили сделать все, чтобы каждой клетке души и тела Милы было больно и неудобно, хотя по виду все это было Миле на пользу. В Англии я сразу же в гостинице заметил, что Миле стало плохо. Ей понадобился психиатр. Два года в больнице. Там в больнице она нашла свое счастье – он тоже лежал в больнице после сильного стресса. Сейчас они трогательно любят друг друга и подают друг другу лекарства, у него есть небольшая ферма. Она наотрез отказалась появляться на Родине, она наотрез отказывается видеть своих родных. Родные пытаются ее шантажировать, отказывают ей в средствах, наследстве. Но она теперь не одна, они с мужем не шикуют, по силам их они работают, средств им хватает. Только она панически боится иметь детей. Она боится стать для них таким же монстром. Я был рад за Милу и сколько мог, помогал ей скрывать, что мы не вместе. Я тогда тоже поклялся, что не приеду к матери, только если к гробу. Мне удавалось под всяческими предлогами не приезжать к ним надолго, впрочем, у них с отцом были свои игры в казаков-разбойников. А к гробу отца приехать пришлось, приехать о пробыть дольше, чем обычно. Я пытаюсь понять, что там в фирме, ведь это мое наследство от отца. Он завещание полностью на меня написал. Половина фирмы моя. И все как будто правильно, но не оставляет ощущение непорядка. 
   Михаил слегка подался вперед, приложив руку к груди, Но Саша успокаивающе махнул на него рукой:
  -Я знаю, что у моих матери с отцом было соревнование: кто из них другого раньше сумеет порешить. Причем так порешить, чтобы потом не отвечать.
  -А тебе не кажется, что у твоей матери была не в порядке психика? – Михаил слегка тронул за рукав Сашу. Согласись, ведь это не нормально, когда человек так враждует с окружающими, практически уничтожает близких ему людей. Саша, у вас в роду не было людей с больной психикой?
   Саша резко ответил:
   -Нет, не было.
   Слишком быстро и слишком резко, чтобы это было просто отрицание. Саша словно хотел убедить других, и уговорить себя в том, что нет в его роду патологии.
   Михаил кивнул и внимательно вгляделся в лицо Саши:
  -Ты никогда не ходил в церковь? – Михаил смотрел на Сашу спокойно и уверенно.
  -Зачем?  Что мне это даст?
  -Ты никогда не думал, почему у тебя словно и были родители, но так словно лучше бы их у тебя и не было? И почему при таких родителях, которые почти монстры, по твоему рассказу, ты вырос весь такой хороший добрый честный и порядочный? Тебя никогда не волновал вопрос, а что будет дальше, каким ты сам будешь, когда станешь действительно взрослым. Я помню твою маму, ты не поверишь, но она была словно свет добрая и общительная. Я так думаю, когда они были такими как ты сейчас, они были добрыми и общительными, мало того они такими были еще достаточно долгое время, пока ты рос. А потом после какого-то переломного момента, что-то в их отношении к миру сломалось. Сначала они потеряли свет, а потом в них вошла тьма. Ты тоже сейчас кажешься светлым, но ты упрямо не хочешь обратиться к Богу, чтобы он помог тебе понять, где с какого места твои родители отвернулись от света. А тебе бы неплохо знать, на чем они споткнулись, какого испытания не выдержали, чтобы самому на этом повороте не пойти в тьму.
  -У меня есть моральные принципы, мне этого достаточно, я не упаду.
  -Знаешь, это хорошо, когда человек соблюдает моральные принципы, он твердо стоит на этой своей опоре, как на одной ноге. А человек, который имеет и моральные принципы, и глубокую веру, стоит на двух опорах, на двух ногах. Поверь мне на двух ногах стоять тверже и устоять легче. Ты можешь не произносить общепринятые молитвы, но попробуй хотя бы попросить Бога, чтобы он дал тебе видение грехов твоих. Только честно это делай. Всякий раз, когда поднимется в душе твоей злость, обида на родителей или на кого еще, так ты и тверди эту молитву.
  -Говорят, когда молится человек, то его душа должна взлетать, а я, не верующий, как смогу от молитвы, тем более которую я буду произносить, когда зол, взлететь. Бесполезная, вредная, пустая молитва.    
  -А ты не позволяй злу в себе разгореться, обороняйся от него молитвой на подступах твоей души. Не дозволяй злу овладеть собой. Да, ты не взлетишь от такой молитвы, но ты и в темень не провалишься. Я бы сказал тебе, что пока не начнешь молиться так, не дам тебе с Машкой благословения, но вы уже и без меня стали близки. Вы и без меня поженитесь, да и нельзя принуждать к молитве никого. Но, желая тебе добра, желая добра Машке, я тебя прошу, не отставляй молитву в сторону. Попробуй. Ты вообще-то в Бога веришь?
 -Ну, верю, что есть там, наверху кто-то, я просто не думал об этом. Мне и без того, кто наверху хлопот хватает. Теперь вот мать из больницы выйдет, как я с ней буду? Бросить нельзя, но и жить с ней тоже невозможно. Ты бы тут мне посоветовал, как быть, а не свои заумные речи о Боге вести. Меня проблемы уже за горло взяли, теперь у меня только и времени, что молиться начать.
  Михаилу было жаль Сашку, видя упертость сына Светланы, он уже хотел отступить. Пришла Машка. Она вытащила из сумки котенка, белого, пушистого, красивого.
  -А этот откуда? – оживился Саша, - Ты зачем его взяла?
 -Ребятишки играли в поле, поиграли и бросили. Он чей-то из нашего поселка. Схватятся, пошлют прислугу искать, а он у нас, уже найденный, - Маша вынула из отдельного пакета продукты и понесла в холодильник.
  Михаил взял веревочку и начал водить ею перед носом животного. Котенок заиграл. Михаил подвесил кончик шнурка на хвост котенку. Котенок постепенно начал носиться за своим хвостом по кругу.
   Сашка усмехался, глядя на котенка:
  -Забавный, а носится-то как. А ведь так глупо носиться за шнурком, висящим на хвосте.
  -А он тебе никого не напоминает? Смотри сколько у него проблем, он гоняется за ними и догнать не может, мечется, летит со всех лап. Но сам за собой угнаться не может. Не так ли и ты. Вместо того, чтобы попытаться разобраться с причинами проблем, гоняешься за их следствиями.
  Сашка вздохнул и, встав, твердо пообещал:
   -Ладно, уговорил. Завтра заеду в церковь, расскажу тамошнему попу о моих проблемах, может он мне что-то и посоветует. Ты доволен?
   -Батюшка тебе не бесплатный консультант-психолог. Он – служитель Бога. Если ты к нему на исповедь хочешь идти, то сначала попостись, почитай молитвы, да, прочти и книгу «Как подготовиться к исповеди», а там уже иди, - у Михаила было тошно на душе. Сашка все переиначил. Собрался переться на исповедь, без какой бы то ни было духовной подготовки, без внутреннего делания. Получается Сашка решил сходить в церковь. только бы Михаил отвязался, а не для своей души. И на это принудил его сам Михаил. «Почему так получается, что призываешь к одному, а получаешь совсем другое?».
  Прошли две недели. Светлану привезли домой. Ухаживать за ней наняли медицинскую сестру Таню, молоденькую, приехавшую из провинции. В первый день она приехала в дом к Светлане веселым мотыльком. Ее устраивало, что работа только по уходу за больной, а больная тяжелой не казалась. Убирала в доме Маша, готовить пригласили повара, который и был у Светланы раньше, но он поставил условие, что будет работать только пока Светлана лежит, как только она поднимется и в первый раз придет на кухню, он уйдет. Маша убирала в комнате, демонстративно заткнув уши наушниками. Никого больше уговорить прийти к ним работать не получилось. Через две недели Светлана смогла подниматься и первое, что она сделала, это проверила свое собрание дисков с компроматом. Лицо ее заледенело. В первый раз она произнесла несколько бранных слов. А еще через неделю она уже сняла на телефон первый новый компромат уже на Таню. Таня видела, что ее пациентка не сахар, но у Тани, казалось, характер был легкий, необидчивый, к капризам больных людей она умела относиться с терпением. Кажется, Таня решила что-то прикарманить, Светлана сняла это на телефон и пообещала Тане посадить ее, если девушка не станет для Светланы шпионить за всеми. Светлана даже пообещала Тане за сотрудничество дополнительные деньги. Таня, возможно и согласилась бы, но за предыдущие недели она столько была наслышана, о своей больной хозяйке как она собирала компромат на слуг и потом втягивала их во все большее и большее себе подчинение, в зависимость, практически в рабство. Поэтому Таня для вида согласилась помогать Светлане, а потом вбухала ей дозу снотворного и всю запись с телефона стерла, еще и обыскала Светлану, пытаясь найти, куда больная женщина могла спрятать копию компромата.
  Когда Светлана очнулась, разразился скандал. Татьяна сначала отказалась, что стерла запись с телефона, а потом сказала старой грымзе, что она всех настолько заела, что никто из людей к ней ни за какие деньги работать не идет, что лучше на станции шпалы  ворочать, чем за такой сволочью ухаживать. Михаил слышал скандал, но выходить не решался, Он был в этом доме посторонним человеком и, честно говоря, не мог понять, чью сторону принять в этом диком скандале. Маша вслушивалась и злорадно улыбалась. К тому времени, как с фирмы пришел Саша, крик в спальне Светланы уже стих. Светлана, получив злобной энергии, приободрилась, но и Татьяна была не промах и позиций не сдала. Маша в урочное время тихо прошла по комнатам, сметая пыль, вернулась к Михаилу и сообщила: «Боевая ничья»!
 Обычно Саша через день приходил к Светлане, пожелать матери спокойной ночи. В этот вечер он не должен был приходить к Светлане, и Саша не пошел. Ему совсем не хотелось выслушивать ее нападки, ее капризы, ее требования. При каждом его приходе Светлана словно душу из него вытягивала, Саша практически болелпосле каждого такого общения с матерью, хотя и знал чего от нее ждать, и выработал примитивную защиту от нападок Светланы. После ужина Саша сидел, прижав Машу к себе, и тихо обратился к Михаилу: «У меня такое ощущение, словно меня пылесосом тянет пойти к матери. Она накопила мне много чего сказать, ей не терпится, она тянет меня, как удав тянет кролика. Мне тошно. При этом я знаю, что ничего существенного она мне не скажет, я физически чувствую, что на том конце шаром скопилась ненависть. Я боюсь, что я не выдержу:
  -Помолись за мать, не можешь, помолись за себя, чтобы дал тебе Бог сил и ума-разума. Надеюсь, ты не будешь отрицать, что тебе не хватает ума-разума. Ты ведь у меня совета просишь?»
  Саша сердито глянул на Михаила, пошел в спальню, утянув за собой Машку. Михаил зажег лампаду перед новой накануне купленной иконой и тихонько стал читать молитвы. Ничем нельзя помочь человеку, если он отказывается от помощи, отпихивает протянутую руку, не желает принять предложенного направления. Можно бы его осудить, что он умных людей не слушает. Но ведь какими бы мы умными себя не считали, а знать чужое предназначение, нам не дано, кто знает, может ему предназначено пройти этой тягостной дорогой отрицания, и только так он обретет силу и покой своей душе. Михаил молился, и смирение приходило на смену возмущению его, которое появилось в ответ на Сашино упрямство.
   Спать он пошел далеко за полночь. Спал он плохо, ему казалось, что кто-то ходил, тревожил его. Наутро оказалось, что Татьяна – милая женщина, подмешала им в чай снотворное, они все уснули, а она собрала вещички поценнее да и была такова. Умыкнула она все больше по мелочи: наличные, какие были да карточки банковские. Саша позвонил в банк заблокировать карточки, пароль не помнил, надо было ехать с документами, в милицию надо было заехать, пригласили в ответ на вызов. Карточки Михаила, уцелели, зато у Александра и Маши Татьяна вытащила все. Пришлось Михаилу им деньги давать. Лекарства Светланы Татьяна просто выбросила. Позднее милиция приехала со всеми вещами и с банковскими карточками. Татьяну, несущую в руках большие пакеты со стороны элитного поселка, заподозрил проезжавший патруль. Позвонили на охранный пост поселка, уточнили, что она медсестра, обнаружили у нее банковские карточки хозяев, задержали в кутузку. Дура – баба.
  Светлана с утра устроила истерику. Она вопила и звонила, но идти к ней желающих не было. К обеду приехал Александр, привез лекарства, привез дежурную медсестру, которая единственно ознакомила Михаила (почему-то она выбрала его, может, решила, что муж) с тем какие лекарства, когда и какими дозами давать больной, так же она сделала Светлане укол. Медсестра уехала. Повар, как обычно, приготовил обед (завтрак не получился из-за допросов, и проверки, что точно пропало). И вот тут Саша посмотрел на Машу, Маша на Сашу и вместе они посмотрели на Михаила. Маша сервировала для Светланы обед, но идти в комнату к Светлане отказалась наотрез. Тогда Михаил, пожав плечами, повез столик к Светлане в комнату. Вид у Светланы был боевой. Она готовилась к войне, готовилась атаковать… Однако, увидев Михаила, она как-то сжалась и молчала в течение всего того времени пока он завез ей обед, сервировал его на стол, подал салфетку и помог ей сесть. Михаил уже двинулся уходить, когда Светлана спросила:
  -Танька где?
  -Победила ты Таньку. Бросила она тебя, ушла.
  -Так ты теперь один или кого еще наймут?
  -Так ты ведь всех победила, все от тебя ушли, все тебя и бросили. Разве ты не этого добивалась?
  -Замолчи. Думаешь, ты меня победил? Я про тебя такое милиции расскажу, ты сядешь за Сергея.
  -Ну, вот ведь тебе горе-то какое, не всех ты еще от себя оттолкнула, не всем в душу нагадила, не всех победила. Ну, побеждай, вызывай милицию, с кем останешься? Ты даже кошке не нужна. Вон котенка Саша принес, тот котейка ко всем приходит, ластится, а к тебе в комнату ни-ни, боится, - остановившийся было Михаил, вышел, прикрыв дверь. Он слышал, как что-то полетело и ударилось об дверь. Михаил пожал плечами и пошел к своей комнате. Пока он кормил Светлану, молодые уехали на фирму.
   Вечером молодые приехали, но никого нанять для Светланы они не смогли. Брать кого-нибудь с улицы они боялись, а работники, имевшие хорошую рекомендацию, к Светлане идти не соглашались, слухи в городе распространялись быстро. Фирма требовала догляда. Саша один не справлялся. Пришлось брать на фирму и Машу. Они вместе во все вникали, вынуждены были войти в эту систему, по самую маковку. Уход за Светланой взял на себя Михаил. В доме убирала приходящая женщина, со Светланой она не разговаривала и требовала, чтобы Михаил присутствовал в комнате Светланы, так как Зоя опасается этой чокнутой вампирши. Пришло время Саше идти к матери вечером. Вид у молодого человека был жалобно просящий. Он очень хотел избежать экзекуции. Однако Михаил сурово посмотрел на Сашу:
  -Пойми, она тебе мать. Да она тяжелый человек, но попытайся себе представить, что это не каприз ее, а болезнь. Очень неприятная болезнь, но ведь больную мать бросать грех.
  -Это не болезнь, а ее тяга уничтожать все и вся.
  -А разве тяга, не есть болезнь. Это болезнь души, ее еще не научились определять врачи, потому и за болезнь не считают. Нет у нас еще докторов  для души. Каждый грех есть болезнь. Есть грех как простуда: пришел - его легко изгнали, он и ушел, есть как бронхит. Болезнь средней тяжести, но от нее все-таки избавляешься. Это такие привычки как  привычка ругать кого-то из подчиненных, который особенно раздражает. Потом ты этого человека уволил или убрал с глаз долой, и болезнь прошла. А есть и болезнь подобная инсульту. Она подступает незаметно, засоряя душу, заслоняя свет в ней, а потом резкий обрыв, и рядом никого. Никто с таким человеком, как твоя мать, быть не хочет. Да и сама она не способна уже нормально жить и общаться. Ты, как ее сын, в душе не позволяешь себе осознать, что ты уже не мальчик, которого она сильная и жестокая обижает. Но ты взрослый мужчина, который имеет на руках мать с больной душой, чья болезнь выражается в ее жестокости и неспособности, нежелании отказаться от этой жестокости. Помни, что она больной человек, а на больных не обижаются.
  Саша на протяжении всех слов Михаила все больше и больше задумывался. В какой-то момент. Он кивнул сам себе, словно что-то решил.
  -Ты пойдешь к матери? – спросил Михаил.
  -Да, конечно, сейчас же и пойду, - согласился Саша. Михаил порадовался в душе. Если бы он знал к чему пришел в своих мыслях Саша.
                *            *         *
   Саша вошел в комнату матери, пнул ногой разбитую чашку, брезгливо переступил через засыхающую лужу супа.
  -Увидев его, Светлана состроила скорбное лицо. Однако Саша тут же демонстративно заткнул уши наушниками и воззрился на мать.
  Светлана смотрела на него, не произнося ни слова. Она ждала, что сын вынет из ушей наушники, но Саша, видя, что мать находится в своем уме, раскрыл папочку и подал матери на подпись документы. Светлана смотрела на бумаги медленно, рассматривая каждую из них с обеих сторон. Она брала из левой стопки и, прочитав, перекладывала в правую стопку. Когда бумага в левой стопки кончилась, Светлана еще раз уже только взглядывая на заглавие бумаги, переложила их, после чего женщина, взяв всю стопку, попыталась порвать бумаги. У нее не получилось, тогда она потянулась за ножницами. Уловив ее движение, Саша успел перехватить ножницы и убрал их так, чтобы они были будто и недалеко, но дотянуться до них без чужой помощи Светлана бы не могла. Женщина взглянула на молодого человека. Ее губы шевельнулись в презрительной гримасе. Она сказала совсем немного кратких слов, эти слова можно было при желании понять по шевелению губ, но Саша демонстративно показал матери на наушники, мол, ничего не слышу, и, забрав документы, вышел из комнаты матери.
  По тишине и по хранящему мерзкое выражение победителя лицу Саши, по наушникам, Михаил почти понял, что там, в комнате Светланы произошло. Лекарства на ночь следовало нести через два часа, а ужин следовало нести через полчаса. Саша взял Машу за руку и, не говоря ни слова, повел ее в их комнатку. Да, на лице у Саши было выражение победителя, но была в нем и печать самоуверенной подлости. Через час эта печать сотрется. Но именно эту печать видел время от времени в гораздо более ярком виде Михаил на лице Светланы, когда она перестала его стесняться. Обычно же эта печать словно просвечивала сквозь хорошо отработанную маску хорошей жены, матери и бизнес леди на лице Светланы. Он тогда еще принимал эту печать за работу хирурга. Если это и была работа хирурга, то он скорее прятал истинное лицо Светланы, а не выставлял его на показ. 
   «Сашка обмарался. Он ступил на этот же путь. Не заметит, как сам таким же станет», - дрогнуло в груди Михаила, - «надо их спасать. Его и Машку. Они оба ведь станут подобными Светлане. Спасать их надо», - затосковало в груди у Михаила.
  На следующий день Михаил утром, за завтраком предложил Сашке и Маше:
  -У меня есть для вас предложение. Вы обеспечиваете мать материально, соответственно мне платите за заботу - работу, а я остаюсь с ней и один за ней ухаживаю. Только мне неудобно, в большом доме одному. Вы бы нас в малый, хозяйственный домик переселили. Там три комнаты. Для меня, для больной и гостиная, гостей встречать. Кухня, ванна, туалет. Видно, сбываются мечты моей юности. Когда-то я очень мечтал, что останется вдруг Светлана одна без помощи, буду я за ней ухаживать, тогда она поймет, какой я хороший. А сейчас и я ей не нужен, и она мне не нужна, а вот ухаживаю. Наши желания потому и сбываются столь страшно и нелепо, становясь тягостью, а не радостью, что неправильные это были желания. Однако надо исполнять. Вы сами-то планируете оставаться жить здесь или уехать в город? - Михаил говорил об этом как о решенном деле. Он прекрасно видел, что Санька находится на грани сильнейшего греха. Сын был готов бросить мать. На его лице уже начали проступать черты жестокости.
  -Бать, мы тебе сделаем все в лучшем виде. Домик возьмешь четырехкомнатный, с двумя ваннами. Одну для нее, вторую для тебя. Сами мы будем жить в городе, а на выходные будем приезжать сюда. Да, кстати, никто мать взаперти держать не будет. Только когда какие-нибудь экстренные обстоятельства будут происходить. Наймем женщину, чтобы готовила и наймем женщину, чтобы убирала. Медсестру будем к вам каждый день, чтобы процедуры там какие надо делала.
  -Тогда я-то к ней зачем?
  -А ты сидеть при ней будешь. Медсестра придет, укол поставит и пошла, а ты так и будешь при ней каждый день. Повар сготовил – и ушел. Женщина убрала два раза в неделю – ушла. Ты, бать, что-то не правильно понял. Эти все будут приходящими, а ты будешь возле нее постоянно, тебе и без готовки и уборки столько достанется, что впору будет сбежать. Я и боюсь, что ты сбежишь. Никто к ней идти в сиделки не соглашается. Только пьяницы или явные воры, а то и совсем ненадежные люди. Я все-таки не хочу, чтобы матери кто-то причинил зло. Ты ведь мою совесть пробудил. Сходил я на днях в церковь к батюшке одному. Отпусти, говорю грехи, я тебе на твою церквушку денег дам. А он видно молодой, неопытный, церквушка бедная, кому там возражать, но говорит мне: «Если хотите на храм пожертвовать – жертвуйте, а царство небесное за деньги не покупается, за него молиться и трудиться надо во славу Божию». Рассказал я ему все про мать, выслушал он меня, поговорил. По смыслу то же самое, что ты говорил, а словами совсем другими. К причастию не допустил, а грехи отпустил. Я в этот день так разволновался, что забыл на храм положить. На следующий день приехал, положил потихоньку.
  Михаил почувствовал, что в душе его стало тепло. Ему захотелось обнять Сашку, но не решился лезть со своими нежностями к нему. Все-таки мужчина. Михаил повернулся к Маше:
  -А ты не ходила в храм?
  -На следующий день я и ее с собой взял. Только она к батюшке не подходила. Она ведь не имеет такого греха, - Сашка был радостно весел.
  Михаил посмотрел на Машу и вопросительно поднял брови. Он-то точно знал, что Маша тоже не принимала мать свою, но напоминать не стал при Саше. Маша еще должна дозреть, понять, прочувствовать.
   Прошел месяц. Отбушевала Светлана, показывая норов свой. Сколько она крови Михаилу попортила – не высказать. Она, когда поняла, что Михаил будет при ней постоянно, сначала взялась всякие гадости про Машу наговаривать. А Михаил, чтобы не слушать ее, начал петь молитвы. Так она неделю все норовила в душу Михаила грязи жгучей наложить, но Михаил защищался молитвой, крепко защищался. Однако злоба Светланы искала выхода. Когда они переехали в отдельный домик, где Михаил был при Светлане, один без свидетелей. Она уже через день позвонила в милицию, мол, сексуальные домогательства по отношению к ней творит Михаил. Михаила забрали. Светлана надеялась, что Саша сразу явится пред ее нравом, а Саша, узнал, про очередной демарш Светланы, когда его не было дома, к партнеру ездил. Решили, что Маше не стоит ехать к Светлане, так как Светлана вполне уже способна садиться на коляску самостоятельно и по квартире может передвигаться. Повар готовил еду в отдельной кухне и оставлял ее на столике на веранде. Порог в доме был сделан высокий, чтобы Светлана самостоятельно не смогла выехать на веранду, но оставалась дома. Маше надо было только попросить убирающую прислугу в этот день не убирать, но прийти и подвинуть столик с едой к Светлане так, чтобы та могла достать и поесть
  Саша явился только на следующий день, он приехал в дом, перенес еду для Светланы и, не позволяя матери задерживать его, собрав данные с компьютера, поехал в милицию.  Там были записи со всех камер слежения в доме. Одновременно он привез в милицию и справку от психиатра, о том, что нездоровье Светланы после инсульта выражено излишней подозрительностью, а так же женщина склонна выдавать фантазии свои за действительность. Мол, поэтому –то Саша и поставил камеры во всем доме, поскольку никто работать не соглашается, женщина склонна наговаривать на персонал. Михаила выпустили. Саша предлагал ему отдохнуть в этот день, мол, сам посидит с матерью. Михаил не возражал, но предупредил, что если они так сделают, то Светлана будет Михаила постоянно в кутузку сдавать, чтобы возле нее был Саша. Она будет считать, что она победила и нашла способ заставить Сашу быть возле нее. Михаил вернулся с Сашей. Они вошли в дом, Светлана готовила сыну спич, но Саша сказал четко и ясно: «Когда ты выживешь Михаила из дома, за тобой ухаживать никто не будет. Я должен заниматься делами фирмы. Если ты еще не сошла с ума полностью, то должна понимать, что фирму бросать на кого-то чужого нельзя, ее быстро разорят временщики. Там нужен только хозяин. И именно от работы фирмы зависит, будет ли к тебе приходить врач, будет ли тебе ставить уколы медсестра на дому, и будет ли у тебя вообще этот дом вообще. Если мы потеряем дом, то ты окажешься заперта в квартире, в каменных джунглях. И я все равно не смогу за тобой ухаживать, потому что мне надо будет работать, чтобы нам было на что нам жить. Не забывай, мама, у тебя дорогие привычки.
  Светлана следила за лицом сына, слушала его внимательно, ее подбородок все сильнее опускался. Наконец в какой-то момент она начала гыгыкать. Она хихикала. Она смотрела на сына и в открытую, хохотала. Она нашла, как его покорить, как начать вить из него веревки. Ее зажиревшее от неподвижности тело сотрясалось. Женщина праздновала победу. И ей было безразлично, что она топчет судьбу, саму жизнь сына. Она, наконец, победила. Она приобрела раба, ей теперь будет над кем издеваться, из кого тянуть жизнь.
                *                *                *
    Когда еще их Сибири Михаил собирался ехать в Москву, он приезжал к отцу Георгию за благословением. Михаил говорил, что наверняка скоро вернется и все будет нормально, но отец Георгий, провидя будущее Михаила, сказал: «Не так скоро ты вернешься, как думаешь. Я тебе посоветую обратиться там в трудную минуту к старцу Серафиму. Он в Троицкой лавре служит. Он и время для тебя найдет. Да и родных твоих на путь наставит». В течение первого месяца Светлана сдавала Михаила в кутузку раз в неделю. Михаил каждый раз возвращался и принимался за свою работу. Потом уже милиционеры не забирали Михаила, но только заходили в специальную, опломбированную комнату и просматривали записи с видеокамер. Сашка приходил к матери раз в неделю. И как будто они встречались недолго, и говорила все больше она. Но после каждой такой встречи Сашка был как выжатый лимон. За это время Сашка все чаще стал ходить в церковь. Его сердце успокаивалось от пребывания  в церкви. Постепенно он становился все более и более набожным.
   Кстати, состояние здоровья Светланы постепенно восстанавливалось. Женщина уже могла сама забраться на кресло-каталку, то есть Михаил сделал ей специальные приспособления. Сама она могла и доехать до туалета и там сама оправиться, сама она могла и принять ванну, вытереться и выбраться из ванной. Сначала купать Светлану приглашали каждый вечер женщину, но Светлана быстро ее спровадила, она рассчитывала получить себе в подчинение такого человека, кого она могла бы заставить стать ее бессловесным орудием против ее близких и дальних. Поэтому она, когда видела, что очередной объект отказал ей в помощи(она ведь сначала просила о помощи, в рабы она человека перевела бы потом), находила причины высказать недовольство человеком, и делала она это в максимально оскорбительной форме. Казалось, ей нравилось, что теперь, став немощной, то есть когда отвечать ей на удар ударом стало неприлично, она может, не стесняясь, бить всех по самым болевым точкам. Однако Михаил времени даром не терял. Он нашел в каталоге товаров специальную ванную для людей, чьи ноги парализованы, были выписаны и многие другие приспособления. Так что хозяйка, могла прожить без его ухода самостоятельно практически целый день. Все в доме было для Светланы устроено, но только через два месяца после того, как они перешли в отдельный домик, и Светлана полностью освоила новые приспособления, Михаил предложил Сашке поехать с ним к старцу Серафиму, к которому направлял его старец Георгий. Относительно Светланы они договорились, что пораньше придет медсестра и поможет Светлане в большем объеме, чем обычно. Медсестра была старая, опытная, наши герои не боялись оставить ей Светлану.
  Как ни странно к старцу не было никого в очереди. Казалось бы, ведь о нем знают даже в отдаленной глубинке, Москва рядом, людей падких прийти и поглазеть полно, а народу нет никого. Недоумевал Михаил недолго. Лицо у старца Серафима было наполовину словно изъязвлено. Видно было, что он сильно страдает. Монах, который сопровождал их к старцу, впустив их в приемную комнату, затворил за собой дверь. Сашка, увидев лицо отца Серафима. прижал обе руки к груди, но при всей своей смелости вперед выступать не стал. Первым начал разговор Михаил:
  -Позволь приветствовать тебя, отец Серафим. Я привез тебе привет и наилучшие пожелания из Сибири, из М-ского монастыря от отца Георгия. Когда я пришел за благословением к отцу Георгию на поездку, не думал, что она так затянется, и не хотел никого здесь отягощать своими грехами. Но отец Георгий сам рекомендовал мне обратиться к тебе, сказал, что ты поможешь и мне, и сродственникам моим. Я здесь уже более двух месяцев. У родственников моих проблемы, словно на месте крутятся, а решить не могут, - Михаил хотел сказать, мол, плохо тебе, так мы потом придем. Но что-то удержало его от этих слов. Ведь отец Серафим уже принял их, хотя и был болен, значит, так надо.
  Отец Серафим кивнул ему в ответ и посоветовал: Сходи на могилу убиенного тобой, сына его своди, жену. Отслужите по нему службу. Облегчите путь его в том царстве, глядишь, и ваш путь станет вам легче. На великую родительскую субботу ведь никто из вас на могилу не пошел, слугу послали отнести свечку поминальную да цветы на могилу. А ему плохо. Вы теперь на всю жизнь связаны. Ты его поминаешь, знаю, научи и их поминать с добром и благодарностью. Жену его обязательно свозите, пусть могильного холма коснется. Это ей даже нужнее, чем покойнику, - после этих слов Серафим внимательно всмотрелся в лицо Михаила. Михаил понял, что пора уступить беседу Саше.
   С Сашей отец Серафим повел беседу по-другому. Он попросил:
  -Расскажи мне, что тебя беспокоит?
  Саша рассказал ему о проблемах с матерью, о том, что ему выполнять по отношению к ней сыновний долг тяжело, что она ему эту тягость усугубляет до невозможности. Но и бросить ее он не может, так как не хочет нарушать заповеди и долг свой хочет исполнить.
  Отец Серафим выслушал Сашку спокойно и спросил:
  -Какие чувства ты питаешь к матери?
  Сашка замялся. Отец Серафим его подбодрил:
  -Говори, ты же на исповеди. Гнойник можно вылечить, только если его полностью вычистить, а не оставлять потаенные гроздья гноя.
  -Я ее ненавижу, - тихо произнес Сашка. И вдруг упал на колени. Из его груди вырывались слова такой ненависти, что даже Михаил, который отошел от них в дальний угол кельи был поражен той глубиной отчаяния, ужаса и ярости, с которыми Сашка выговаривал слова упреков в адрес матери. Казалось, что не было в его жизни ни дня, ни часа, когда бы Светлана не загоняла ему (в духовном смысле) иглы под ногти.
  Отец Серафим слушал Сашку молча. Сашка чем долее говорил, тем сильнее клокотала в нем многие годы сдерживаемая ненависть. Наконец этот монолог перешел в резкие вздохи, потом в рыдания, и вот уже потоки слез текут из глаз Сашки. Взрослый парень колотит по полу кулаками и яростно кричит: «Я ненавижу ее, я ее ненавижу. Я не понимаю, как можно ее любить»!  Но вот он останавливается, всхлипывания становятся реже, Сашка замолкает и словно сдутый шар осаживается на пол у ног Серафима.
   -Что ты чувствуешь сейчас в душе твоей?- спрашивает Серафим наклоняясь.
   -Мне пусто и легко.
  -Ты выплеснул ненависть свою?
  -Да, я ее выплеснул.
  -Ты выплеснул свою обиду на мать?
  -Да, выплеснул.
  -Что ты сейчас чувствуешь к матери?
  -Ничего.
  -Ты сейчас поедешь домой, увидишь свою мать. Что ты к ней будешь чувствовать?
  -Наверное, ненависть.
  -Но ведь ты только что всю ненависть выплеснул. Почему ненависть?
  -Не знаю.
  -Ты считаешь, что мать твоя должна к тебе относиться иначе, чем она относится?
  Сашка кивнул.
   -А сам ты ко всем относишься именно так, как и должно?
  Сашка мотнул головой, отрицая.
  -В молитве, заданной Иисусом, есть слова: «и остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим».
  Сашка смотрел на Серафима непонимающим взглядом.
  -Ты смотришь на мать через свою детскую и юношескую  обиду, что она, когда была сильной, не дала тебе того, что она должна была дать. Но приди и посмотри на нее отстраненным взглядом. Не как на мать свою, которая тебе должна. Но как на старую больную женщину, которая находится в состоянии несколько помраченного рассудка, которая и раньше не была в полном духовном разуме, от этого и твои юношеские беды. Она уже давно не способна адекватно себя вести. Посмотри на нее, что она сделала с самой собой, со своей душой, со своей жизнью, со своими детьми и мужем. Рядом с ней нет любящих ее людей, нет детей и внуков. Она подобно Крону пожирает своих детей, свое будущее и не может остановиться. Она страшно наказана той нелюбовью, которая вокруг нее. А ненависть, которая плещет внутри нее и выжигает любые человеческие чувства, которые вдруг кто-то к ней проявляет.  Ты хочешь себе такой жизни?
  Сашка отрицательно замотал головой.
  -А ты детей хочешь?
  Кивнул Сашка.
  -А ты понимаешь, что твои дети будут смотреть на то, как ты относишься к своей матери, и так же начнут относиться к тебе с ненавистью, подсчитывая, чего ты им не додал, что ты им еще должен.
  Сашка оторвал враз высохшее лицо от монашеской одежды, он даже поднялся на ноги. 
   -Ты теперь не маленький ребенок, но взрослый человек. Ваши с матерью отношения – неправильные отношения строила твоя мать, но теперь она слабая и немощная. Она поучает результат своего строительства, своего стремления быть всех главнее и выше, она получает кару, хоть и не осознает этого. Теперь в вашей паре взрослый и ответственный за отношения – ты. И теперь от тебя, прежде всего, зависит, каковы будут ваши отношения с матерью. Ответишь ли ты злом на зло в соответствии со своими низменными желаниями отомстить матери? Или ты попытаешься простить ее, построить новые отношения с ней, и таким образом закончишь ненависть и неприятие в ваших отношениях, в вашем роду-племени.
  Сашка молчал. Он смотрел на монаха с болью.
  -Вы так говорите, потому что не знаете ее. С ней невозможно строить отношения доброты и любви.
  -У тебя нет иного выхода. Иначе твои дети будут тебя ненавидеть. Надо эту заразу взаимной ненависти убирать из себя, не давать ей укореняться.
  -Это я должен приехать к ней и сказать, что она неправильно себя ведет. Но ведь я не раз уже говорил ей это?!
  -Это ты должен заглянуть в себя внутрь и сказать себе:
-Я неправильно себя веду.
-Я неправильно себя веду?
-Иди, сын мой, и молись, проси у Бога, чтобы он дал тебе увидеть грехи твои. И еще проси у Бога милости для твоей матери. Иди. Ты слишком любишь свою обиду, чтобы пытаться понять свою неправоту.
  Они вышли от монаха. Сашка был весь взъерошен:
  -Почему он мне не помог. Почему он мне не подсказал. Все у них одно только: «Иди и молись, иди и молись».
  -А ты, прежде чем обижаться, поворачиваться да прочь убегать, зайди в храм-то и помолись.
  -Кому?
  -Богу. Чтобы дал тебе видение грехов твоих. Мне эта молитва в свое время очень помогла, иначе бы с ума сошел. А так еще и тебя на ум наставляю. Батюшка тебе не экстрасенс, что руками помашет и все твои горести соберет. Только потом неизвестно каким боком это вылезет. Батюшка он как проводник, который стоит на пути к Богу и указывает нам этот путь, объясняет, как идти, что делать, как и о чем молиться, а помогать тебе будет Бог. Это его право прощать или не прощать, мстить или миловать. Ты думаешь, что ты весь чистый и хороший, тогда что же ты тогда бежишь прочь от храма, как будто бес в тебе сидит? Родную мать не прощаешь. А вспомни, подошла к тебе, когда входили в храм, бабка явно выпивоха, ты ей полтинник дал и в душе пожалел. Ты не пожалел денег и души для чужой тетки явно пропойцы, возможно бросившей своих детей одних голодными-холодными, но для нее у тебя нашлись в душе тепло и участие. А для своей матери нету? Помоги же матери своей, чей дух болен, изнемогает от греха. Зайди и помолись за нее.
  Сашка остановил свой бег уже возле машины:
  -Ладно, если ты так настаиваешь, пошли. 
  В храме они поставили свечи за упокой Сергея, за здравие Светланы. Михаил молился почти вслух, его шепот повторял шепотом же Сашка. И молились они о том, чтобы дал господь Сашке видение грехов его, а еще просили милости всем: в том числе Светлане, Александру, Михаилу, Марии, и всем родным и близким. Потом Сашка по настоянию Михаила заказал поминовение по отцу, а так же молитву за здравие матери. Они вышли из храма усталые, вымотанные, измененные внутри. Сашка отвез Михаила к дому, а сам, не заходя к матери, направился в город. Михаил проведал Светлану, убедился, что она спит и, вернувшись в свою комнату, посмотрел свой малый иконтас, который он постепенно собрал, покупая то один, то другой образ. Вспомнил Михаил сцену в монастыре, подумал, пошел и поставил не самый большой образок в шкаф в комнате Светланы так, чтобы он стоял в переднем углу на почетном месте. Михаил осторожно подошел к женщине и прислушался к ее дыханию. Спала она будто спокойно. В это минуту Светлана пошевелилась, и тугая петля захлестнула шею Михаила. Женщина оказалась неожиданно сильной, ее руки стянули петлю, но Михаил успел захватить руками те веревки, которыми Светлана пыталась задушить его, вывернулся и упал на пол. Сверху на него посыпались все ее мелкие предметы с тумбочки: расческа, ложка, ручка, кружка, блокнот, сама половинка простыни из которой Светлана скрутила петлю, одеяло ее. И когда уже совсем оказался Михаил засыпан ее вещами, на него тяжело свалилась и сама Светлана. Она пыталась чем-то ударить Михаила. Возле своей мотнувшейся в сторону головы он увидел нож. Усилием Михаил оттолкнул нож дальше. Он попытался вырваться из-под нее, но все тряпье его изрядно стесняло и не давало двигаться легко и быстро, а еще он даже в эту минуту побоялся, что сделает больно Светлане. Он чувствовал, как она там, наверху в бессильной злобе пытается дотянуться до ножа, чтобы ударить им Михаила, избавиться от него. Но дотянуться до ножа она не могла, ухватила кое-как ножницы, но сил у нее явно с каждым поворотом и каждой попыткой размахнуться становилось меньше и меньше. Она уже не могла воткнуть ножницы, не могла пробить ими слой мягкой ткани, через  который она ударяла со всех своих дамских сил по Михаилу и выла от бессилия. Когда она совсем обессилела, Михаил освободился от окутывавших его тканей, заведомо перехватив руку с ножницами. Отняв ножницы, он отбросил их в сторону, поднялся, посмотрел на эту такую жалкую, женщину и такую дорогую. Не как любовницу, но дорогую как заблудшую сестру. Потом Михаил вымел из-под нее твердые предметы, перестелил Светлане постель и, осторожно подняв ее, уложил на простыню, подоткнул подушку, накрыл одеялом, взял расческу и поправил ей волосы.
  И тут Светлана разрыдалась! Она плакала, что не удался ее план, что она оказалась столь бессильной и не смогла нанести Михаилу рану, что почувствовала ненужность всех этих ее действий. Было ли в этих слезах искреннее раскаяние? Не то раскаяние, о котором думает сгоряча пойманный преступник, мол, надо было делать не так, а то раскаяние, которое появляется у людей, когда они осознают, что делали против Бога.
  Светлана плакала, а Михаил отошел от нее на безопасное расстояние и, обратив лицо свое к тому образу, который он принес в ее комнату, тихонько, не вслух молился. Светлана сначала плакала сравнительно негромко, хотя, учитывая, что она раньше никогда не плакала, и эти рыдания казались чем-то запредельным. Но дальше больше, все громче, с криком, стонами, с икотой, с громким рычанием, переходящим в вой. И вдруг она остановилась:
  -Михаил, ты сиделка или кто? Раз я плачу, рыдаю навзрыд, ты должен предпринимать меры. Ты должен оказывать помощь мне. Тебе за это деньги мой сын платит.
  - И не подумаю. Я может вообще, откажусь с тобой работать. У меня сегодня производственная травма, ты меня порезала, так что обихаживай себя сама. А я у сумасшедших работать не нанимался. Пусть тебя в психушку сдают. Там тебе место.
   -Приличная психиатрическая клиника – это лучше, чем твой уход, урод.
  -А помнишь, какая ты была красивая, тогда, в девятом классе. Вы тогда девочки старались как-то так выделиться, чтобы не быть в этом вашем форменном платье похожими друг на друга. Ты шила себе воротнички к форме не из белой ткани, а из цветной. Тебе это тогда не очень шло, но зато ты отличалась от других. А я каждый раз хотел тебе сказать, что белый воротничок был бы тебе лучше, но мне так и не удалось поговорить с тобой наедине. Зато теперь столько наедине, что лучше бы и не надо. Сначала мне казалось, что ты весь свой былой свет словно за ширму спрятала. Я заглянул за ширму, а там нет ничего, души нет, любви нет, человека нет. Ты угробила свою душу и перестала быть той красивой девушкой – женщиной, которой была тогда. Ты перестала светиться. Ты еще живая, а словно мертвая уже. Души в тебе нету. Одна тьма.
   -Ты полегче, молитвенник хренов. Думаешь, я не знаю, что ты мне в комнату принес карточку своих святых, повесил втихую, думаешь, возьмешь меня? Нет, не тебе меня взять, не тебе.
  -А ты что же думаешь, что я хочу тебя взять? Куда и зачем ты мне нужна? Капризная избалованная, склонная к убийству женщина, не способная на добрые чувства. Ты думаешь, что ты здесь вот так одна оказалась по случайному стечению обстоятельств. Нет, это ты моими молитвами оказалась здесь со мной, потому что я Господа упросил, чтобы он дал тебе шанс. Или ты не помнишь ничего? Или притворяешься а?
  Светлана молча отвернулась к стене. Неожиданно повисшее молчание  вдруг стало горячим и разрывным, тяжелым, давящим. Светлана не выдержала:
  -Сон это был. Сон, понимаешь? Ты просил Бога оставить меня живой во сне. Так что не приписывай себе тут ничего.   
  -Какой странный сон нам приснился, причем обоим сразу, про одно и то же. Даже супруги, которые спят на одной подушке и те видят разные сны, а мы с тобой – чужие люди, видим одинаковые сны. Тебе это ничего не говорит?
  -Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу. Я ненавижу тебя всего такого добренького, святенького, такого вдруг значительного. Кто ты такой? Ты, который всегда был человек –невидимка, человек никто и ничто. Кто ты и что ты? Сегодня Верка, замужняя женщина, серьезная, убирает на кухне и с медсестрой разговаривает, мол, как это такой интересный мужчина, такой красивый, с такими душевными глазами, с харизмой – слов-то каких нахваталась, с этой бледной молью сидит, чай ей подносит. Да его бы даже в кино снимать взяли, такое у него лицо значительное. Это у тебя-то лицо значительное – дура неотесанная.
  -Так ведь люди только думают, что они лицо видят, а на самом деле они видят душу. Вот так. Я же тебе и говорю, душу ты свою потеряла, Светлана, оттого и кажешься ты им молью бледной ни на что не годной. Не пора ли тебе о душе своей озаботиться?
  -Что такое эта ваша душа? Слово-то какое придумали. Нет ее – души, понял, нет. Есть власть, власть – это все, это ощущение, что все перед тобой склонятся, все. Власть – это все тебя слушают, все заглядывают, на тебя, что ты сказать-то хочешь. Будь у меня власть, эти две дуры такую бы душу во мне углядели. А ты – душа, душа. Что же ее ученые-то не нашли эту душу вашу. Умру – тело в дерьмо, гнилое мясо превратиться, но пока я жива, я власти хочу, власти, понял ты? И я найду, как власти добиться. Хоть ты тут распрыгайся передо мной. Дала  молитва твоя тебе власть, как был в услужении, так и прибираешь мое дерьмо. Молиться надо, ненавижу всех вас ненавижу, и молитвы ваши – дерьмо, и сами вы…  Хороший кнут мне в руки – и куда вы со  своими разговорами о душе денетесь: пойдете – куда погоню и делать будете, что прикажу. И имей в виду, монах  долбанный, когда я начну подниматься, то я тебя обязательно в тюрьму упеку, за все мои мучения. Найду, что тебе предъявить, Сережину смерть хотя бы. Так что жил ты в какой-то тараканьей щели, так и жил бы там, не выползал. Нет, выполз, звали его. Благородный весь, за Машку заступаться начал. Таракан. Интересный мужчина. Вот поднимусь, и уже никто не посмеет на меня сказать, что я – моль. Никто. Душа видишь ли на лице, не душа, косметика, уход, салоны, операции в конце концов…
  - А зачем тебе это? Ты ведь ни разу не то что о любви, но и о сексе не заговорила. Тебе же не нужны отношения с мужчиной, близкие, взаимно-теплые, зачем тебе быть красивой?
   -Я не только вас одолею, но и возраст свой и мужчину привлеку, затяну его под власть мою, будет служить мне как пес. Как ты служил. Или не помнишь? – в ее голосе послышался вызов.
   -Бог с тобой, Бог с тобой. Я вижу, ты уже ожила и опять готовишься к большим свершениям, - Михаил хотел перекреститься сам, а перекрестил Светлану.
   -И карточку свою забери, со святыми упокой, я не желаю твоей дребедени в моей комнате, - крикнула вслед Светлана.
  Михаил вернулся, забрал пресветлый лик на кусочке картона. Долго потом еще Михаил просил прощения у Пресвятой Богородицы и младенца Иисуса, что пришлось им поругание от злобной женщины понести. За себя просил прощения, а за Светлану – так вдвое, втрое. Помощи просил ей и милости, Эта женщина не то, что все хорошее из себя выжгла, но и старательно на место хорошего набирала самую гнусную мерзость. Казалось, Светлана получает удовольствие от того, как вздрагивает Михаил, когда она произносит богохульные слова, но ей словно не хватала от него ответной агрессии. Сколько уже Михаил молился Пресвятой Богородице и Господу за Светлану, за душу ее, не высказать. Женщина с каждым днем становилась все более буйной, при этом она физически продолжала  выздоравливать. Она начала понемногу ходить с костылями или опираясь на специальное устройство. Саша видел, что происходит с матерью. Иногда он поварчивал на Михаила:
  -Не начали бы за нее молиться, может, она и не стала бы такой злобной.
  -Это в ней бесы злобствуют, чувствуют, что их скоро Господь изгонит, - тихонько отвечал Михаил, - потерпи, я же терплю вот.
   Однако не раз уже и сам Михаил мысленно обращался к отцу Георгию. Не то что издалека совета просил, но пытался понять, как бы поступил в такой или в другой ситуации отец Георгий. И успокоившись, утвердившись на своей стезе, Михаил продолжал свое служение.
  Незаметно подошел день рождения Сергея. Оба: и Саша, и Михаил помнили наказ монаха Серафима, что следует съездить на могилу Сергея. Что-то они приготовили накануне, что-то Саша прикупил по дороге. Взял Саша с собой Машу, благо, Маша накануне защитила свой диплом, и теперь на семейном совете было решено, что Маша тоже иногда будет показываться в доме Светланы. Итак, молодые приехали, а Михаил накануне предупредил Светлану, что теперь, поскольку она может иногда продвигаться на костылях, Саша свозит ее на прогулку. Светлана была видимо рада. Женщина не спорила с Михаилом, но к урочному часу уже оделась, приготовилась к прогулке. Сев в машину, Светлана по-хозяйски огляделась. Наконец она едет в город, в офис, впереди восстановление ее роли в этой жизни, значимости. Они выехали за поселок, и Саша сразу предупредил Светлану, что врачи считают ее пока еще слабой, чтобы перенести длинную дорогу, поэтому они только покатаются немного по окрестностям, заедут к отцу, у которого день рождения, а далее вернутся домой. Светлана заледенела, как только услышала о Сергее. Казалось ей на лицо можно класть мороженное, и оно будет целее, чем в холодильнике.
  -Так вот зачем ты решил устроить мне эту прогулку? Я тебя и твоего прислужника Михаила за садизм по отношению к больной женщине посажу. Вы у меня в тюрьме сгниете. Ваша Машенька замучается передачи носить, - Светлана посмотрела на разом потухшее лицо Маши и добавила, - нет, она носить передачи не будет, я ее себе в прислуги заберу, и пусть попробует пикнуть. Под гостей буду подкладывать. Сашка, ты дурак или полоумный, мою домашнюю девушку для утех, можно назвать подстилку в семью берешь. Милку-то куда дел? Я тебя еще и за это посажу, - Светлана явно не владела собой. Изрыгая угрозы она употребляла привычные нам вполне цензурные слова в таких сочетаниях, что это было хуже, мерзостнее, чем ненормативная лексика. Лицо Светланы дергалось от гнева. Михаил, словно не слыша ее черных выражений, предложил ей попить чаю из термоса, Светлана выпила, замолчала. Ее лицо было очень бледным. На кладбище в это время уже приехал батюшка. Его попросили прочитать заупокойную над могилой Сергея ту, что читают в таких случаях. Сашка, Маша, Михаил вышли из машины, а Светлана выйти, напрочь, отказалась, но при этом распахнула двери машины и стала вставлять мерзкие выражения в процессе чтения батюшкой молитвы. После того, как она сделала пару таких вставок, батюшка прервал чтение:
  -Вы меня просили, Александр, прочесть положенные молитвы. И я начал читать, но эта женщина. Она вставляет такие реплики, что получается молитва к дьяволу. Я не могу в этом участвовать.
   Саша отвел батюшку в сторону и вкратце рассказал о болезни матери и о том, что привезти ее на могилу мужа предложил монах Серафим. Батюшка пожал плечами:
  -Наверное, лучше прочесть молитву тогда, когда дама уедет, ведь отец Серафим не говорил, что непременно при ней следует отчитывать поминальные молитвы, - на этом и согласились. За могилой достаточно ухаживали, и Саша не собирался что-то делать на могиле, но батюшка, видя, что Саша не знает, чем заняться, а уезжать от могилы не хочет, нашел, чем занять Сашу. Они обмели еще раз памятник, протерли пыль, подрыхлили на клумбе землю. И поразительно, Саша вдруг ощутил присутствие отца. Но не того, каким он был в последние годы, а прежнего, из детства молодого, красивого и очень доброго. Саша будто чувствовал взгляд отца оттуда. Он понял, что отец долго ждал, когда он – Саша придет на могилу и теперь, он рядом. Саша словно прикоснулся к себе маленькому, каким помнил его отец. Вот он копается совком в грязи, а отец подошел и смотрит на его занятие с такой же серьезной, взрослой улыбкой, как и сейчас. Саша вдруг почувствовал, как лицо его стало невольно дергаться, комок подкатил к горлу, он опустился перед могилой на колени и заплакал. Его руки то трогали могильную землю, траву, то поднимались к лицу, но, осознавая, что руки грязные, Саша к лицу не прикасался, только качался из стороны в сторону, как болванчик. Маша, когда возникла неловкая ситуация, из-за Светланиных слов, ненадолго отошла. Маша не уважала Сергея Александровича, она его не знала, работала в доме Маша уже после смерти Сергея Александровича.
  «Если бы надо было Светлану помянуть, то я бы подошла и попыталась ее простить, как говорит отец, но Сергея Александровича я не знала, поэтому мне его прощать не за что», - думала Маша. Она подошла к одной могиле, к другой. Ее тревога нарастала, что-то внутри не давало ей покоя. Ее нагнал Михаил:
  -Пойдем, попроси и ты у него прощения и прости его, груза на душе не будет.
  -Мне не за что его прощать. Он мне ничего плохого не сделал.
  -Он своей смертью перевернул тебе жизнь, разве ты на него за это не обижалась, а еще он вместе со Светланой принудил Сашу жениться на Миле, и теперь у вас проблема с Сашиным разводом, позволит ли церковь вам венчаться,- эти две обиды у тебя есть как минимум.
  Маша посмотрела на Михаила. Все-таки повезло ей с отцом. Он искренне заботится о ней и говорит будто просто, но сразу может переубедить. Если бы Светлана Андреевна его слышала, она бы уже давно изменилась, стала лучше и добрее.
  -Ты прав, отец, мне тоже есть за что его простить и за что у него попросить прощения. - Маша вернулась к могиле Сергея Александровича, она увидела Сашу такого непривычного, плачущего, сердце ее замерло:
 -Что с ним, почему он на коленях?
 -Он просит у отца прощения. Они сейчас прощают друг друга. Саша сейчас восстанавливает свою родовую связь с отцом, с его родом. Сейчас он начинает понимать, что он не сам по себе такой вот один и исключительный, но он начинает понимать, что он есть звено в цепи между прошлым его рода и будущим.
  -А ты как догадался.
  -А я сам только недавно сумел это ощутить, когда прибежал к родным испуганный и растерянный и там род мой принял и защитил меня, к Богу направил. Иди к Саше, встань рядом, тебя его род тоже должен принять, прощения попроси, да сама прости, так надо.
  Маша осторожно направилась к могиле Сергея Александровича и тоже опустилась на колени перед могилой. Батюшка начал петь молитву. И на этот раз Светлана почему-то уже не вставляла никаких язвительных замечаний. Может, она заснула? Кто знает. Михаил тихонько стоял несколько в стороне и тоже просил прощения у Сергея Александровича. Молитва прочитана, поминальная трапеза съедена, Светлана из машины так и не вышла, но от пары бутербродов не отказалась.
  Приехав домой, Саша с Машей направились домой, а Светлану вместе с Михаилом направили в их отдельный коттедж. Светлана направилась в коттедж молча, как молча она ехала всю дорогу. Молчала она, когда Михаил помог ей снять верхнюю одежду, молча, она позволила себя уложить, выпила лекарство и отвернулась лицом к стене.
  Сначала молчание Светланы не тревожило Михаила. Слишком, уж, злобными оскорбляющими его веру были ее выкрики, во время первой попытки батюшки произнести заупокойную молитву на могиле Сергея. Прошел день, потом второй, третий, а Светлана все молчала. Поест и к стене отвернется, на Михаила даже не взглянет, а в глазах какая-то глубокая внутренняя сосредоточенность, словно она следит за тем, что происходит внутри нее, и не желает делиться этим ни с кем. На четвертый день Михаил попытался заговорить со Светланой. Она отмахнулась от него, мол, не мешай, и опять к стене отвернулась. Михаил начал звонить Саше. За Сашу ответила Маша:
  -Саша молчит, он перед тем, как замолчал, попросил меня позволить ему помолчать столько, сколько ему понадобится, сказал, что так нужно. Вот уже несколько дней молчит. На работе, тоже почти не разговаривает, быстро команды, быстро результаты и молчит, только чай пьет. Там уже некоторые решили, что он на охоту ездил да его медведь напугал. Я при нем как секретарь. Спрошу, мол, так или так делать, Он кивнет, когда надо. Я и делаю. Сообщу, что сделала, он, когда кивнет, а когда руку поцелует, мол, молодец, а сам больше молчит. Так говоришь, Светлана тоже замолчала? Как-то они разом, не сговариваясь. Что-то еще будет.
  -Маша, ты Саше расскажи, что я тебе про мать его рассказал. Спроси его, что делать. Пусть он тебе кивнет, врача ли к ней вызвать или так подождать. Она вообще не хочет общаться, - В это время сильный удар оглушил Михаила. Мужчина упал. Из-за уха потекла кровь.
  Светлана стояла совершенно ровно на своих ногах и смотрела на упавшего Михаила, потом она улыбнулась, погрозила ему пальцем и пошла одеваться.
   Она вышла из их домика. Опираясь на трость, она зашла в гараж, поморщилась, там стоял только хозяйственный каблучок, на котором ездил Михаил. Большой гараж был заперт и стоял на сигнализации, пришлось Светлане, подгонять к дверям дома каблучок. Женщина открыла дом. Ключи она вытащила из кармана Михаила, прошла в свою комнату и, отодвинув секретную панель, стала набирать код. Вдруг, словно легкий ветер колыхнул занавески. Дверь, которую она за собой захлопнула начала открываться. Светлана нажала секретную пружинку, чтобы закрыть панель и повернулась лицом к входящему, в ее руке была палка.
  Перед ней стоял незнакомый мужчина. Лицо его было закрыто маской, в руке его были нунчаки. Она даже узнала их. Как-то Сергей купил их и даже тренировался с ними, а потом, кажется, забросил. Светлана смотрела на вошедшего и пыталась вспомнить, кто же это. Что-то в его повадке было очень знакомое, но что это было?
  -Ты кто, как оказался в моем доме? Тебе чего здесь надо? – резко произнося эти вопросы, Светлана мысленно перебирала все возможные выходы, как она сможет убедить этого человека отпустить ее, если бы только вспомнить, кто это. Кого из бывшей прислуги наняли Сашка с Машкой в ее дом, не спросив хозяйку. Она тщательно пыталась вспомнить этого человека, но память о нем никак не восставала в ее мыслях, а когда казалось, что разгадка близка, то на Светлану нападало такое сильное удушье, что она начинала кашлять, все сильнее и сильнее, пока из головы не вылетало все, что она могла надумать.
  -Покажи мне свое лицо, - резко произнесла Светлана.
  -Тебе не понравится то, что ты увидишь, - он ответил шепотом, но громко. По шепоту голос не узнаешь, но интонации были знакомы.
  И вдруг на Светлану повеяло холодом. Она поняла, кто перед ней, какое лицо она увидит, если гость снимет маску. Женщина замерла, теперь она действительно не могла ни единого слова произнести. Она не могла даже взвизгнуть. Гость подошел к ней, взял ее за руку и потянул, чтобы она пошла за ним. Светлана и пошла.
   Они вышли из дома, почему Светлана могла идти без палки – непонятно, наверное, от страха. Он вел ее до автомобиля, посадил, они поехали. Он ехал тем маршрутом, который она очень хотела забыть, но который как отпечатанный поднимался в ее голове. Это был единственное место, куда она ездила после болезни. Светлана хотела спросить его, зачем он ее туда везет, но не могла. В ней словно восставало ее давно забытое Я. «Богатство, фирма власть… Все ради этого? Ради такого конца»? Они приехали. Сергей, перегнувшись через нее, открыл дверцу машины со стороны Светланы. Светлана застыла от холода и тяжести неживой плоти Сергея. Ужас сковал ее члены. Жесткой, беспощадной рукой Сергей толкнул Светлану, она не упиралась, даже не пыталась упасть удобнее, но безвольно, как мешок свалилась на бок. Сергей вышел из машины, обошел ее и, схватив Светлану за руку, потянул ее за собой. Светлана глянула туда, куда он ее тянул, и ужас  пронзил каждую ее клеточку. Пред ней была разверстая широченная пропасть, нет, это был край земли, так как второго края она не видела. Над провалом вставал черный морок, земля на краях пропасти была мертвая, ничего не росло на ней, ни травинки. Эта чернота была такой пугающей, что казалось невозможным на этой земле увидеть хоть одну травинку. Земля была страшна, но провал еще страшней. Светлана стала цепляться за камешки, за выступы, за могильные кресты, которые валялись разбросанные то кучей, то по одному. Она зацепилась за один крест, схватилась за него обеими руками, наверное, Сергей ее отпустил. Пелена перед глазами начала светлеть. Очнулась Светлана в больнице. Капельница, рука ее привязана, аппарат искусственного дыхания. Рука в чьей-то теплой ладони. Как же она схватилась за эту руку, за живую руку. Возле ее постели сидел Михаил. Голова его была перевязана.
  Светлана закрыла глаза. Она не хотела, чтобы Михаил видел, что она очнулась, что она уже, будучи в сознании держится за его руку как за соломинку. «И опять он, Ну, почему опять он?» - думала Светлана, - «почему, где бы мне ни приходилось выползать из неприятностей – всегда он рядом. Поможет, плечо подставит. Я не хочу, чтобы рядом был он», - Светлана пошевелила пальцами. Михаил слегка ослабил свою ладонь. В ту же минуту, у Светланы появилось ощущение, что ее тащит, тянет Сергей туда, к пропасти, к  тому темному ужасу – олицетворению всего потустороннего темного. Светлана торопливо схватилась за пальцы Михаила. Она почувствовала его ладонь в своей руке и опять успокоилась. «Что это было? Где я вообще на самом деле? Умерла я или нет. И почему его ладонь имеет на меня такое магическое действие. Как страшно, когда я его отпускаю», -  Светлана пыталась проанализировать свои чувства, и ощущения, которые возникали у нее, когда она держалась за руку Михаила, но не могла. Она ощущала практически животный ужас, когда Михаил отпускал ее руку. Она слышала, как приходили врачи и даже как приходили следователи. Они хотели понять, что с ней произошло в ее комнате. По словам врачей она поняла, что кто-то отравил ее сильнейшим галлюциногенным газом, отравление, которым могло привести ее к смерти, подобно тому, как этот газ привел к смерти и Сергея. В связи со случившимся с ней несчастьем,  подняли уже закрытое дело о смерти Сергея. Если бы в доме не было видеокамер, то можно было бы в нападении на нее обвинить Михаила. Но камеры показали, как она ударила его по голове, а потом ушла из домика. Там было и время, на камере. Когда она лежала отравленная газом, Михаил лежал в доме с разбитой головой.
   Родные встревожились сразу. Михаил прервал разговор и позднее на звонки не отвечал. Маша сгребла Сашу, и они поехали за город в дом. Это они нашли Михаила с разбитой головой, вызвали милицию и уже вместе с милицией нашли Светлану. Впрочем, для Светланы все это не было важным. Важнее всего было для нее, что ее руку держала ладонь Михаила. Рука, которая отняла ее от Сергея, помогла ей задержаться в этом мире. Мысленно Светлана просила лишь о том, чтобы Михаил не уходил из ее палаты. Чувствуя тепло его руки, Светлана позволила себе расслабиться, уснуть, но и во сне она очень цепко держалась за руку Михаила.
      Светлана поднялась на ноги и огляделась: вот они эти кресты, в ее руке опора. Она еле стоит, ей очень тяжело двигаться. Она буквально чувствует, как ее влечет тот, кто обладает этой доброй рукой, на которую она опирается отсюда из тьмы, туда, где светло. Он ведет ее, ведет. Она сделала шаг, второй, третий. И перед ней широкая канава. Он, легко перескочил через нее, а она вдруг сразу отяжелела, она не могла сделать и шага не то, что перепрыгнуть через канаву. Светлана попыталась перешагнуть, но у нее не получалось: канава становилась все шире и шире. Прикосновение его руки становилось все более легким, и вот она уже не чувствует прикосновения этой надежной руки. Вмиг начало темнеть. Светлана заметалась, заплакала, закричала в поисках этой руки. Внезапно в ее руке оказался камень, жесткий и твердый. Другая рука, совсем не такая, как надо, нет в ней силы защищающей, нет любви, жесткая и безразличная. И вдруг Светлана почувствовала, что ей не на что опереться. Прожив жизнь, она не сделала ничего, на что можно опереться в этом мире. Теперь ей нечем закрыться от тьмы, у нее только одна трясущаяся, испуганная душа. Как ей хотелось света, доброго света. Но руки больше нет в ее руке. А к ней уже подошел Сергей в черной маске, он взял ее и повел за собой, назад, туда, к пропасти. Светлана не могла сопротивляться. Это она могла упираться здесь, на земле. А там, там ее тело или что там бывает вместо тела, ее не слушало, но покорно шло туда, куда его вели. И только ее бедная, горькая душа плакала и ужасалась пути своему. Светлана так плакала и металась в бреду, что Михаила попросили вернуться к ее постели. Михаил, будучи сам болен, все-таки вернулся и взял Светлану за руку.
   И опять Сергей отпустил ее руку. Она опять могла отползти от края пропасти. Чтобы можно было отдыхать и Михаилу, его постель перенесли в палату Светланы. Дежурная сиделка приготовила ему его постель и поскольку Светлана спала, то тоже стала благополучно дремать. Неделю пришлось Михаилу безотрывно держать Светлану за руку. Потом женщина пошла на поправку, и Михаил получил возможность хотя бы спать спокойно, не держа Светлану за руку. При этом женщина требовала, чтобы Михаила по-прежнему укладывали спать в ее палате, она не могла без него справиться с чувством ужаса, который наползал на нее, если Михаил отсутствовал более часа. В итоге доктора решили, что Светлана фактически потеряла разум и советовали Саше нанять Михаила пожизненной сиделкой к Светлане или дать согласие на то, чтобы Светлану начали колоть столь сильными психотронными препаратами, после применения которых она уже вряд ли потом сможет опомниться. Саша не решался. У него был знакомый доктор, который не советовал Саше применять к матери такие препараты, мол, без препаратов она может еще вернется в ум, а после применения препаратов, она в ум, скорее всего, уже не вернется. И Саша, который не любил мать, но пытался ее простить и в душе примириться с ней, так и не решился на эти препараты. Интересовало его и то почему успешное предприятие, принадлежавшее его родителям, вдруг оказалось почти банкротом, причем не по результатам работы, но накануне мать изъяла из кассы все деньги.
  Однажды Светлана проснулась оттого, что на нее кто-то смотрел. Она огляделась: Михаила рядом не было. Но и страха, который обычно нападал на нее, стоило только ей остаться одной без Михаила не давил сердце, не терзал душу. Рядом с ее постелью на стуле сидел мужчина примерно сорока лет от роду. Полноватый, лысоватый, но явно с некоторой претензией на импозантность. Светлана попыталась вспомнить свое высокомерие и ясно дать ему понять кто он и кто она. Как в ее мозгу вдруг жестко встало: «А кто она? Кем она себя считает»? Светлана растерялась. «Как же я выгляжу-то», - ахнуло у нее внутри, - давно нечесаная, не мытая нормально женщина – попросту чуханка. Причем, не только внешне, но и внутри, в душе своей тоже ничего хорошего не имеющая - та самая, которой не на что в своей душе будет опереться там, за гранью. Светлана почувствовала, как на глазах накипают слезы. Раньше она никогда не позволила бы постороннему увидеть, как она некрасиво рыдает, а сейчас ее лицо перекашивается в сильном рыдании. Светлана сама не могла понять, почему она начала рыдать. Причем, если сначала ее рыдания выглядели то, что называется прилично, то постепенно они становились все сильнее и сильнее. В какой-то момент они перешли в громкие стенания, вскрики, даже какой-то вой. Прибежали врачи, поставили Светлане укол.
   Со стороны казалось, что она забылась, но это было так только со стороны. Она опять двигалась по страшному кладбищу, оглядываясь и дрожа. Она знала, что вот-вот сейчас покажется Сергей и опять поволочет ее к черной пропасти. Она увидела проходящего мимо мужчину и, хотя она очень боялась, что это Сергей, но почему-то пошла за ним. Земля стала уже казаться не такой черно-склизкой под ногами, наоборот она все более обретала вид обычной, родной, домашней земли. Сам человек, за которым она шла, становился светлее. И Светлана бежала за ним, боясь отстать. Они подошли к маленькому штакетнику, в нем были аккуратные воротики. Перед человеком, за которым Светлана бежала, они открылись, а когда она подошла к воротикам, то они закрылись, с той стороны появился спокойный страж и посмотрел в ее душу да так, что Светлана поняла, что не то что пройти за воротики, но даже пребывать здесь возле них она не заслужила. Она должна была уйти назад, прочь. Оглянувшись, Светлана увидела невдалеке Сергея. «Что мне делать, чтобы  не возвращаться туда»? – взмолилась она мысленно. Страж и заборчик, и свет их стали отдаляться от Светланы. А на ухо кто-то очень громко произнес: «Поступай правильно».
   Светлана проснулась. Михаила рядом не было, не было и его постели рядом с ее постелью. В палате была тишина серьезная, угрожающая. В женщине вдруг проснулось то я, которое всегда управляло ею: «Пора перестать рассусоливать сопли. Надо подумать, как и кого обозначить как виновного в моей болезни», - холодно постановила Светлана, - «наверное, это будет Михаил. Кстати, а не забрали ли его в КПЗ уже сейчас?» Светлана почувствовала какое-то внутреннее удовольствие. И еще она почувствовала, что кто-то рядом холодный, страшный тоже очень доволен.
   С того дня, когда она все это решила, ей уже больше не снился Сергей, да и Михаил тоже. Она просто ничего не видела в своих снах, и их промозглая тьма ее больше не пугала. Светлана деловито пыталась поправиться, и у нее это получалось. При этом она стала поразительно неприятна на вид и в общении. Словно что-то черное и мерзкое шевелилось внутри ее тела, командовало Светланой и выглядывало из нее сквозь щели глаз. Светлана поправилась настолько, что могла сидеть в кресле инвалида и позволять себя передвигать. Ее капризный, злобный голос слышался повсюду. Она активно сотрудничала со следствием. После дачи нескольких показаний, она могла ожидать суда. Характерно, что Светлана сначала пошедшая на поправку и быстро сумевшая сесть в кресло, так в нем и застряла. Дальнейших улучшений не было. Сашке врачи предложили найти для матери хороший пансионат или, забрав мать домой, нанять сиделку. Врач напомнил Саше, что его матери требуется особый уход и особые условия, а это лучше осуществлять в специальном пансионате. Одновременно доктор оговорился, чтобы Саша не ждал такого улучшения здоровья матери, как это произошло в первый раз:
   -У вас был сиделкой Михаил, он ухаживал за вашей матерью очень хорошо. Но вы больше такого не найдете. Вряд ли кто, умеющий хорошо работать, пойдет теперь ухаживать за вашей матерью, зная, что ваша мать обвинила Михаила во всем. Кстати я дал показания, что, судя по течению болезни, за Светланой Андреевной хорошо ухаживали.
   Саша смотрел в лицо этому мудрому человеку и очень хотел понять, что тот не договаривает. Но доктор отводил глаза.
  -Скажите, доктор, а мама так и будет гипертрофированно раздражительна и подозрительна?
   -Боюсь, что это будет нарастать. Особенно это поднимется, когда она поймет, что больше ей с кресла не встать. Настоящий взрыв ее отрицательных эмоций еще впереди. Готовьтесь.
   -А вы не могли бы ее еще у себя подержать. Лечение оплачу.
   - Ваша мама уже не нуждается в интенсивном лечении в стационаре. Последующие процедуры вы можете делать ей и дома. А больница у нас переполнена, есть люди, которые стоят в очередь на лечение в стационаре. Я, молодой человек, очень бы советовал вам устроить вашу маму в специальный пансионат, - доктор устало посмотрел в лицо Саше.
  Саша попросил доктора порекомендовать ему несколько пансионатов, а он постарается выбрать какой из них возьмет себе его мать для ухода. Мы не будем рассказывать о мытарствах Саши. Из-за Светланы они с Машей между собой почти разошлись. Михаил сидел в тюрьме, и Маша бегала к нему с передачами, нашла адвоката за Сашины деньги. Одновременно мать Саши выступала главным свидетелем обвинения и пострадавшей. Все смешалось в этом доме. Саша и Маша чувствовали между собой напряжение, но Михаил, как мог, из тюрьмы примирял обоих: «Не ссорьтесь, это вам испытание такое. Вот увидите, вы из него лучше и чище выйдете. Не обижайте друг друга. Лучше промолчите лишний раз, только злостью не плещитесь». К тому времени, как начался суд над Михаилом, прошло уже полтора года, со времени, когда он лежал в больнице. Михаила, возможно, никто и не стал бы за решетку прятать. Однако Светлана расписала, что его уже должны были еще тогда схватить, а он как в воду канул, и теперь так же исчезнет. Была и еще причина: Михаил без возражений признал себя убийцей Сергея. Он сам с первых слов у следователя признал, что он убил Сергея. Поразительно, Михаил попал в тюрьму, за убийство, сидел среди уголовников, а душа его где-то там внутри вдруг перестала тревожно мерцать. Словно она уже давно ждала вот этих дней, этих времен наказания за преступление здесь, на земле. В тюрьме Михаила не обижали. Убийца он человек серьезный, под большой статьей ходит. Да и зять у него человек заметный в бизнесе. Так что Михаила не трогали. И он спокойно досидел до того времени, как был приглашен на заседание суда.
   Адвоката Михаилу дали бесплатного. От платного Михаил долго и упорно отказывался. Собственно адвокаты с именем и не соглашались его защищать. Что, собственно, можно противопоставить свидетелям обвинения. Как защищать человека, который, будучи в здравом уме и полном рассудке, твердит с упорством попугая: «Я убил Сергея Александровича. Я вовремя не остановился, когда газ пошел в салон, поэтому он надышался и погиб. Я во всем виноват». А когда его спрашивали, как так получилось, что газ оказался в салоне, не мог ответить, но, собственно все думали, что подушку с веселящим газом привез сам Сергей Александрович, поэтому на подушке сильно и не сосредотачивались. Бесплатный адвокат был очень молод, но именно потому-то и прослыл неудачником. Ему скидывали такие дела, которые опытные адвокаты на раз два видели, что не принесут ни денег, ни славы. Имя у адвоката было Игорь Викторович. Он обладал высоким ростом и хлипким телосложением. За стеклами дорогих очков поблескивал ум. Но почему-то в их адвокатском бюро его не очень любили. Саша обратился к Игорю Викторовичу, едва узнал, кто будет адвокатом у Михаила. На что Игорь сначала резко попятился. Он знал, что Сашка – сын Светланы, пострадавшей – главного свидетеля против Михаила. И Игорь боялся подвоха, что Сашка даст ему деньги, а потом обвинит во взятке адвокату подсудимого, и прощай карьера. Пришлось Сашке оплату оформить официально через кассу с договором, в котором прописаны были все обстоятельства, что нанимает Сашка Игоря для полного выяснения причин произошедшего и определения виновника. Сашка только сказал Игорю, что он не верит, что убийство подстроил Михаил. Да, он вез Сергея Александровича, но вражды к нему не испытывал и не мог иметь причин для убийства. И хоть главным пострадавшим признана мать, но Сашка считает главным пострадавшим себя. Потому что отец с матерью жили плохо. Мужа можно найти другого, а отца нового не сыщешь. В Михаиле Сашка получил некую замену отца – Михаил отец жены. Сашка его любит и уважает. Игорь поднял было палец, мол, причина убийства – отношения молодых. Но Сашка пояснил, что в первый раз встретил Машу на поминках по отцу, когда было уже год, как отец умер. Михаила не знал до этого года, а Маша всегда говорила, что Михаила подставили.
  Игорь спросил Сашку, не боится ли тот, что вдруг да он выяснит, что убийство его отца спланировала Светлана.
   Санька пожал плечами:
   - В своих мыслях, я предполагал даже это. Но я не хочу, чтобы в тюрьме сидел совершенно невиновный человек. А матери, учитывая ее психическое состояние, много не дадут. Только вы, Игорь постарайтесь, чтобы если она не виновата, то ее не посадили. Поймите дело не только в том, что мне надо отомстить за отца. Я боюсь за свою жизнь Я иногда хожу по дому и думаю, от кого из людей все-таки ждать удара, кто тайный убийца моего отца.
   Игорь Викторович развил бурную деятельность параллельно с официальным следствием. Что характерно почему-то люди (бывшая прислуга) активно шли на контакт. Некоторые, прознав, кого защищает Игорь, а главное против кого, сами приезжали к нему в офис и рассказывали, какова была Светлана, как она вела дела и как она относилась к прислуге. Жестокая эксцентричность этой с виду абсолютно порядочной женщины иногда шокировала Игоря. Он даже не всегда верил своим добровольным свидетелям, но они говорили одно и тоже, показания не меняли, а те вариации, которые они выдавали, были понятны: они видели события несколько с разных сторон. Однако, не смотря на то, что свидетелей у Игоря было много, все же никто достоверно не мог сказать, откуда эта прорезиненная подушечка со смертельным газом появилась в машине. Отчего Сергей погиб и откуда в сейфе Светланы Аркадьевны оказался тайный баллончик с газом, который выпускал газ, если открывающий сейф человек предварительно не блокировал его на невинно висевшей полочке с косметикой. Время шло. Оттягивать процесс дальше не имело смысла. Михаила не должны были обвинить бы в смерти Сергея Александровича, а если бы и обвинили, то лишь в смерти по неосторожности и за неоказание помощи. А за это Михаилу могли не дать отсиживать даже того времени, которое он уже отсидел. Поэтому Игорь не стал возражать на то, чтобы процесс начался в эти не очень теплые дни ранней весны. 
   *      *     *      
 Было странно смотреть судье, прокурору и адвокату на Михаила, как он спокойно признал себя виновным и сел на скамью. Казалось делов - то провести формальное доследование – и все.
   Сценарий суда расписан, никто ничего не ожидает, предполагаемый срок наказания понятен. Но странное дело. Как только начался суд, так свидетели, а их и вызывать-то решили доктора, инспектора ГАИ и только четверых из слуг, чтобы рассказали, каков был Михаил, какова была Светлана и какие отношения складывались в этой семье, по мнению прислуги. Эти молчаливые свидетели жизни богатых людей, кажутся безмолвными. Они стараются быть невидимыми, и словно не участвуют в жизни своих господ, но они иногда становятся такими жестокими свидетелями, судьями, что хозяева, особенно нынешние, которые в своих деньгах ни ума ни удержу себе гениальным не видят, диву даются какими их видят их слуги.
   Стоило только поднять двух свидетелей: доктора из больницы и Инспектора ГАИ, как все запуталось. Что же происходило в машине? Сергей ли убивал Михаила, Михаил ли Сергея. Орудия убийства были в руках Сергея: подушечка с газом и пистолет. Это что же у него получилось самоубийство по неосторожности? Еще и свидетели, работавшие слугами у четы, начали обвинять в смерти Сергея Светлану, мол, все подушечки в своей машине она сама подбирала и не терпела, чтобы в машине появлялось, что-то, чего она сама не положила. Оказалось, что охранник Володя какое-то время работал у Светланы водителем, пока они не приняли на работу Михаила, так он про капризы Светланы порассказывал. Судейские предполагали Светлану как возможного организатора убийства, но поскольку она материально ничего не выигрывала – часть бизнеса Сергея наследовал сын, то вообще не было понятно, зачем ей было убивать мужа. Любовника у нее не было и у него тоже. Невозможно нормальному человеку, который привык к своим домашним как к своему продолжению, как к части себя, а если не получилось стать родными, то хотя бы просто как к человеку, жизнь которого самоценна, понять извращенные желания убийцы. Они и представить себе не могли, что поводом для убийства может быть вражда, давно тлевшая вражда и заключенное смертельное пари. При этом  понятно для судейских вела себя Светлана. Она активно нападала на Михаила и навешивала на него все грехи. Казалось бы, никто не хотел раскапывать дело специально, ведь признался же человек, обвинить – и дело с концом. Ан, правда сама наружу вышла. Неожиданно свидетельница – горничная Аля, которая показания-то давала простые, рассказывала, что отношения между Сергеем и Светланой были недоброжелательные, между делом обмолвилась, что сейф Светлане делал ее муж. Он постоянно не работал нигде, но был по специальности и столяр, и строитель, и краснодеревщик, и слесарь виртуоз. Светлана не доверяла установку сейфа, кому попало, но только специальному мастеру, чтобы не из фирмы, чтобы не проболтался кому. А сама условием поставила, чтобы мастер после установки сейфа, прошел сеанс гипноза, чтобы он сам не мог вспомнить, не только где сейф установил, какие секркты в замке, но чтобы не помнил вообще, что сейф он устанавливал. Пришлось вызывать ее мужа – Григория. Григорий рассказал, что в последнее время начал себя очень плохо чувствовать, обратился в поликлинику, врачей обошел много. Пока психиатр не предположил, что у Григория в голове есть жесткое внушение, которое его и убивает. Григорий просил с него это внушение снять. Григорий подвергся гипнозу. Оказалось, что во время гипноза Светлана приказала его организму умереть через пять лет, чтобы никто уже не знал, где она прячет свои деньги, где ее сейф. Этому его рассказу никто, может, и не поверил бы, но Григорий указал и того человека, который приносил газ. Он случайно оказался его знакомым по шахматному клубу. Этот знакомый тоже пришел на суд, хотя его никто не звал, о нем никто не знал, и его никто не приглашал. Он оказался правдолюбцем, рассказал, что сам сделал по заказу Светланы и подушечку, и баллон с газом для сейфа. Он тогда предупредил Светлану, чтобы она ни в коем случае не добавляла в газ уксус, это может перевести веселящий газ в газ смертельный. Все попытки Светланы хоть как-то опровергнуть слова этого свидетеля ни к чему не привели. Было доказано, газ галлюциногенный был куплен по заказу Светланы, и изготовлена была подушечка, которую она возила с собой. И в сейфы ее тайные были поставлены резервуары с газом на потенциальных грабителей по распоряжению Светланы. В итоге Светлана из пострадавшей была переквалифицирована в обвиняемую. Дело отложили на доследование. Светлану чуть не арестовали, хотя сын делал все, чтобы женщина в тюрьму не попала. Поразительно было, что единственным страдающим в этой ситуации выглядела тоже только Светлана. Михаил был несуетлив и светел. Светлана страдала и мучилась. Все ее козни разваливались. Она неудержимо превращалась в единственную обвиняемую. Роль пострадавшего была отведена Сашке. Новый суд. Сашка пребывал в суде, а Маша вынуждена была работать это время на фирме. Светлана, имея в перспективе тюремный срок по отношению к себе, сидела угрюмая и жесткая, она цеплялась за каждое слово, за каждый жест. Поразительно, каждое ее слово, которым она пыталась себя оправдать, при соотнесении его со словами свидетелей, каким-то волшебным образом оборачивалось против нее. В конце суда Светлана, находясь на грани попрания ее гордости, сыпала обвинениями на всех, начиная от судьи и кончая женой собственного сына, которая была многим обязана Светлане, но сучка так и не явилась помочь свекрови в трудный момент. Михаил же объявил, как и в начале первого процесса, что чувствует себя виновным в смерти Сергея, потому что он как водитель должен был остановить машину сразу, а он побоялся и остановил ее только возле поста ГАИ. Да и потом, уже в больнице, он должен был заметить, что Сергей умирает и раньше позвать медсестру, а он запоздал. Пока уговорил медсестру, Сергей уже и сознание потерял. Михаил искренне и глубоко каялся. Светлана, повернувшись к судье, требовала, чтобы он судил виновного Михаила, который кается, а не ее. Возник вопрос, почему за Сергеем Александровичем поехал Михаил, а не Борис, но и тут попытка Светланы обвинить в смерти Сергея Михаила не состоялась. Пришел на суд Борис – водитель Сергея и рассказал, что его накануне Светлана сама отпустила на законный выходной, причем на всю неделю. А когда он спросил, кто же будет неделю возить Сергея Александровича, она ответила, что один-то раз найдется, кому привезти. Пришлось Сашке, чтобы мать не попала в тюрьму собирать свидетельства, что она явно не здорова психически. В итоге суд обусловил Светлане содержание и излечение в психиатрической больнице. Михаила осудили условно за неоказание помощи, но, учитывая срок его предварительного пребывания в тюрьме, отпустили на свободу. О том, как Светлана отреагировала на то, что Михаила освободили в зале суда рассказать человеку, не зажигающемуся при виде скандала, очень трудно. Утихомиривать ее были вызваны доктора из соответствующей больницы, причем, если кто и сомневался, что Светлане необходимо лечение у психиатора, тот удостоверился собственными глазами, что лечиться Светлане нужно, причем после того, что она закатила в суде, врачебная помощь оказалась нужна и прокурору с адвокатом. Даже эти весьма закаленные люди, оказалось, не все еще видели в этой жизни.
   Когда Михаил с Сашкой направились домой, то Сашка не мог вести машину. Его руки тряслись. Он то будто плакал, а то будто смеялся. За руль взялся Михаил.
  -Я не знаю, что теперь думать и как к этому всему относиться, - сказал он Михаилу, - моя высокоразумная и очень рациональная мать – сумасшедшая. У меня в голове это не укладывается.
   -Да не сумасшедшая она, а одержимая. Видать же. Впустила в себя дьявола.
   -Это мы виноваты? Мы? Мы тогда повезли ее на могилу отца, после этого она сошла с ума?
   -Да кто же тебе сейчас это скажет? А мне кажется, что и раньше она такая была. Не всегда, конечно, в юности она была чистой и светлой. А потом, когда пришло время биться за хорошую жизнь, вот она и призвала темные силы себе в помощь. Они пришли, и помогать стали. Ведь даже я – водитель и то знал, что Светлана в основном выгодные сделки проводит, на ней держится успех фирмы. Она фирму и развила, подняла, расширила. Но ведь дьявол не просто так помогает, вот она и изводила людей. До смерти их не доводила, но ненависть, злоба и ярость о-го-го какие были у ее работников по отношению к ней. Хотя точно я не знаю, может, она кого и довела до гибели, у нас же об этом не говорили никогда, знали, что подслушивает и подсматривает, за каждым шагом следит. Отношения с мужем тоже пошли в пропитание дьяволу, меж ними не то что тепла не было, но они словно бы выискивали каждый, как убить другого, при этом выйти из воды сухим. А с детьми что у нее получилось. Ты говорил, что сестра твоя сбежала от родителей и теперь никто не знает, где она находится, жива ли. Разве это нормально? А твоя жизнь? Ты можешь сказать, что доволен и счастлив. Твоя мать в духовном отношении разрушала все, чего касалась, в то время, как в материальном она благоденствовала, даже сама построила и фирму, и все отношения.
   -А у меня дела на фирме никак не идут.
   - А ты попробуй не восстанавливать те связи, которые были при матери, а найди новые, свои. Причем каждый раз, как ищешь, ищи с молитвой, проси у Бога помощи. Он не предаст. И пусть денег будет не так много, но за эти деньги тебе не придется расплачиваться ни женой, ни детьми, ни другими добрыми привязанностями. Кстати, ты за мать-то еще молишься?
  -Я одно время не молился, когда она у отца на могиле непотребство начала делать, стыдно мне было, и зло взяло. А когда она попала в больницу, я сначала молился, видел я как она за твою руку держалась, понял, что между жизнью и смертью удержаться только молитвой можно помочь. Тогда надо мной уже похихикивать нянечки стали, мол, не сын ли я и твой, что мать за тебя так цепляется. Им ведь не понять. А потом я вижу, что ей лучше не становится, я и перестал за нее молиться. Тогда она тебя отослала. В сознание пришла, рассуждать стала здраво. Я обрадовался, что мать в ум вошла, а она такое на тебя начала сочинять. Хорошо еще, что следователи разобрались…
  -Все так, все так. Пока ты за нее молился, она не могла делать зло, и ее душа, страдая, постепенно поднималась. Кабы ты не перестал о ее душе молиться, то она бы, пострадав, очистилась и вошла в ум. А тебе терпения не хватило.
  -Не поймешь тебя: молюсь за нее – плохо ей, не молюсь, думал, стало лучше, ан совсем сумасшедшей признали. Молись – не молись, а она в психушку попала. Неужели это ей дьявол сподобил?
  -Может быть, может быть. Она стала ему неинтересна, как исполнительница его воли, мы от нее закрылись молитвой. И она не может более нас мучить. А он слуг не на пенсию  отправляет, но мучает мордой по грязи, по боли возит. Теперь он получает удовольствие от ее страданий. Говорят, он питается страданиями человеческими.
  -Он может и фирму отнять?
  -Может. Но ты не поддавайся. Моли Бога. Я думаю, что на определенном этапе жизни дьявол бы и у матери твоей фирму отнял и до сумасшествия бы ее довел. Он не способен ни на благодарность, ни на любовь. Он очень прагматичен. И человеческий материал, который поступает в его распоряжение своей ли волей или вынужденно, он использует полностью. Не хмурься, помни, что один ты от него не отобьешься, только Бог сможет дать тебе силы поможет там, где тебе будет казаться, уже ничто не поможет.
  Михаил подробно рассказал, как ему являлся призрак Сергея, как Михаил начинал сходить с ума, как поехал к отцу Георгию и как тот остановил его, когда он уже направлялся следом за черным призраком в лес.
  -Но ты чересчур-то за фирму не держись. Если дьявол почует, что ты ради фирмы на все готов, тут он тебя и поймает.
  - Я если и соглашусь с ним сотрудничать, то только чтобы хорошее делать.
  -Уже лукавить начал. А ты думаешь, мать твоя изначально так и просила фирме успех, чтобы делать мерзости да убийства душ ближних своих. Нет, она ведь светлая была, добрая, я же помню.
  -Значит, не держаться за фирму?
  -Почему, не держаться. Держись. Только когда почуешь, что ради ее сохранения готов человека ограбить или убить, тогда какое-то время не держись, чтобы не попасть под наваждение. А потом опять держись. Главное молись Богу, чтобы он тебе путь правильный указывал. Мы куда едем-то, в квартиру?
 -Да, туда. Тебе надо передохнуть, а потом в загородный дом поедешь.
 -Стариковское место мне нашел, нет, я пробуду у вас день-два, а потом назад поеду, в Сибирь. У меня там долг, его вернуть надо. Тетю Глашу надо проведать. Беспокоится она, наверное. Да и отец Георгий велел ее обиходить, не оставлять одну на старости лет. Она мне помогла, когда я голодный, бездомный и почти безумный к ней явился, и я не имею права ее оставить. И вообще, люблю я ее, она мне в тяжкие времена мать заменила. А еще очень хочу увидеть отца Георгия. Это он меня наставил ехать к вам да навести у вас порядок. А теперь порядок наведен, я домой поеду.
  -Что мне с матерью делать?
  -А ты что-то разве тут решаешь? Она теперь под судом, под сроком, куда ее определят, туда и поедет. Но ты, конечно, помогай, деньгами: нянечкам там сунь, самой на руки, чтобы помогали ей люди добрые, и хлопочи о помиловании. А там, определи ее в пансионат. Дома она вам житья не даст. Кстати, совсем забыл. Есть у нас еще дело в твоем загородном доме. Надо купить пару шланговых противогазов, пойдем с тобой в доме деньги Светины поищем. Ясно ведь, что у нее дома сейф тайный и не один, а у тебя в фирме денег нет, но много долгов. Скорее всего, деньги где-то в сейфе могут быть, в доме. Домушники про сейф живо сообразят. Дом стоит пустой, глядишь, приедешь в следующий раз, а дома еще любители чужих денег лежат, спят после газового воздыхания. Открыть надо ее секретные сейфы. Пусть даже не ради того, чтобы деньги найти, но газ надо обезвредить, ведь погибнут люди.
  Так они и решил. Достали два шланговых противогаза и долго, тщательно простучали все стены в доме. Нашли еще два сейфа. Оба сейфа были под газовой защитой, так что если бы Михаил и Саша не обезопасили себя противогазами, то им грозило бы некоторое помутнение рассудка. Денег было много, хотя несколько меньше, чем наши герои ожидали найти. Денег из фирмы Светлана увела в последние два месяца много больше. Часть денег была схоронена еще где-то. Они еще раз простучали все стены. Но больше сейфов не нашли. Однако даже найденных ими денег хватило поднять фирму, расплатиться с долгами и начать стабильную работу. Саша с Машей работали на фирме, а Михаил уехал в свою глухомань. Причем он отказал своим родственникам в том, чтобы они знали, куда он уезжает. Он не хотел, чтобы место его тайного пребывания было открыто.
   Михаил не сказал своим родственникам, что ему уже три раза снился отец Георгий и в последний раз велел возвращаться. Когда Михаил вернулся к тете Глаше, то застал свою спасительницу в тяжелом болезненном состоянии. Тетя Глаша простыла, и ноги ее стали очень плохо ходить. Всю зиму Михаил обихаживал тетушку: топил печь, приносил воду, ходил в магазин. Тетя Глаша могла ходить только по дому с палочкой. Вынужденное отсутствие общения с подругами несколько расстраивало тетю Глашу. Но зато она стала философом. Слово за словом она постепенно смогла вытянуть из Михаила всю его московскую историю. Впрочем, он больше и не пытался что-то от нее умалчивать. Тем более, что теперь даже если бы тетя Глаша и рассказала кому о смерти Сергея, так это не имело бы для Михаила никаких отрицательных последствий. Михаил уже прошел через суд за смерть Сергея, и теперь был чист перед законом. Только совесть всегда будет болеть этой незаживающей раной: своровал - можно вернуть, пожелал чужого, можно утихомирить себя и все, но убиением наносится невосполнимая, невосстановимая потеря, по крайней мере, так это ощущается в этом материальном мире. Михаил чувствовал, что, пройдя через суд и все те невзгоды, которые были с ним связаны, он прошел испытание и очищение и на шаг приблизился к возможности стать монахом.

                *     *    *
  Прошло около пяти лет. Тетя Глаша умерла. Михаил с благодарной памятью похоронил ее тело высохшее, мосластое и жесткое, какой была и сама тетя Глаша. Однако дом души ее, осиротев и потеряв хозяйку, стал мало похож на нее. С некоторыми умершими так бывает. Душа при жизни так высвечивает черты лица, что человек выглядел совсем иначе, чем сразу после смерти. Михаил после ухода тети Глаши, после отправления всех положенных по смерти человека тризн, попросился в монастырь. Его взяли. Пока он был послушником, но вскоре будет решен вопрос и о постриге. Михаил по совету отца Георгия написал письмо Маше и Саше. От них он узнал, что Они смогли пожениться, так как брак Саши с Милой признан был недействительным. У Маши и Саши скоро родится ребенок, чему молодые очень рады. Светлана долго производила впечатление сумасшедшей. Саша же, познакомившийся с отцом Серафимом по совету Михаила, просил у монаха помощи. Отец Серафим говорил, что Светлана одержима, надо ее отчитывать. Почти сразу после отбытия заключения, ее отвезли в монастырь, в котором проводят отчитку одержимым. Саша был поражен тем, что происходило с его матерью. Даже его, знавшего мать с весьма неприглядной стороны, поразил бесконечный поток хулы, ярости и ненависти, который извергала Светлана. Поразила Светлана Сашу и после отчитки. Она плакала. Железная леди, не умевшая щадить никого, плакала. Ей после отчитки стало явно лучше. Теперь Светлана завешала все углы дома своего иконами, старается постоянно молиться. Много плачет и у всех просит прощения.
  Нашлась и Надя – мать Маши. Она за это время лишилась квартиры и хорошей работы. Каждый очередной любимый, а их было четверо, был одинаково же нагл, нахрапист и уверен, что она должна его содержать причем содержать по довольно высокому разряду. Одно было хорошо. Каждый из них после того, как вытягивал из нее, казалось бы, все, исчезал из ее жизни за воротами тюрьмы. К сожалению, эти повторения Надю мало чему научили, хотя в один из просветов Надя все-таки нашла Машу. А, узнав, что Маше помог Михаил, долго вздыхала и спрашивала, Машку, может, стоит Наде поехать к Михаилу, повиниться, он примет Надю и поможет наладить жизнь? На что Маша ответила Наде, что Михаил теперь никак не сможет ее принять, поскольку он теперь себе не хозяин, но слуга Бога. Монах.
  Скоро Михаила приведут к постригу. Начнется совсем новая его жизнь. Нет, он не ждет, что он станет таким же всеобщим отцом – помощником как отец Георгий. Это тяжелый крест, трудная постоянная работа. Но Михаил надеется, что  в свете монастыря он сможет очистить свою душу настолько, что в положенный день придет к Господу и не будет отвергнут.
    «Вот я, Господи! Много неправильного, много грешного сотворил я в своей жизни, Господи! Смиренно припадаю к тебе, ты видишь мой путь и видишь мои искренние стремления, мое глубокое раскаяние. Прости меня, Господи!»