Не важно то, что вы в итоге не убиты,
Не важно то, что ваша злость пропала зря,
А важно то, что в мире есть еще обиды,
Прощать которые обидчику нельзя.
Л.Филатов.
Старики становятся со временем дураками. Или совсем детьми, глупыми и несуразными. Хотя, если посмотреть на эту историю, глазами детей…
Александра - дочка моего старинного приятеля – тинейджерка и отличница, ученица двух школ, большая оригиналка с огромными глазищами стала невольным свидетелем и третейским судьёй в нашем стариковском извечном споре.
- А ты, Отец, в лоб его! По-другому его не уймёшь, - тряхнув челкой, закрывающей глаза, сказала ехидно она, - И твоя победа!
- А вы, дядя Сережа, очки ему расхлещите! Он же себя любимого даже потом не увидит, и победа будет за Вами, - глаза её задорно сверкали.
- Вот что, дедушата, господа- товарищи взрослые! Чего ж от жажды умирать над ручьём? Дуэль… Пусть будет дуэль! РасхОдитесь на двадцать шагов и вспоминаете или придумываете веселую весеннюю историю: о любви без секса, о весне без грозы в начале мая, о девочке, которая на шею… О небе, цветах и птицах. О чем хотите… Чья история меня больше рассмешит до слез или взволнует до мурашек на шкуре сердца, тот и победил. Короче, я бросаю монету. «Орел» - ты, Папочка, первый. У вас - полчаса. Только не умирайте до срока, пожалуйста!
В этот весенний день мы втроем бродили в окрестностях небольшого городка, подставив яркому солнцу две замшелых лысины и мелированную головку с прямой челкой. Говорили обо всем: о вечном, о школе, о дорожающей не по дням, а по часам энергетике, о Бирюсе и Оке, которые откроются этой весной раньше положенного срока. Фразы летали от дерева к дереву сами по себе, никого ни к чему не призывая и не требуя ответных реплик. Отечественный красноголовый дятел, выискивая сухие сосенки, торопливо выстукивал морзянкой послание своим европейским собратьям: « Сюда, пернатые! Тук-тук! Короедов валом! Тук-тук-тук! Дятлы всех стран, объединяйтесь! Тук!»
- Дуэль… Что ты, ребенок, знаешь о дуэлях? - сердито засопел Отец.
- Пушкина на дуэли Дантес… того…ранил. Лермонтова – Мартынов. Нам наша Клава еще осенью рассказывала. А тебе что-нибудь не нравится? – девочка училась в девятом классе и, конечно, знала, что два наших великих поэта погибли на дуэлях.
Я присел на поваленную ветром или старостью полусгнившую березу. Присел и задумался. А что, собственно, я знаю о дуэли? Знаю, что это одна из форм сатисфакции, или удовлетворения. Но требовать ее от старого друга я не собирался. А еще можно попросить прощения. Но за что? Я не оскорбил ни словом, ни действием его самого, его жену и детей. Я не «наезжал» даже на его произведения. Сказать было ему что, но случая не представлялось. А наши пикировки, где проскальзывали иногда дикие и домашние животные, это была наша обычная привычная ироничная форма общения. Так повелось с момента нашего знакомства и по-другому не мыслилось.
Дуэль… Была в моей долгой жизни таковая, которую и сейчас вспомнишь- легким морозцем шкуру подирает.
- Я готов, мадам, и согласен на все ваши условия. Зови папахена и бросай монету!
- А я никуда и не уходил. Вот он я. Но, скажу сразу, у меня давление, а завтра на работу… Так что при любом раскладе, я - в воздух!
- Привык на своем «Химпроме» воздух вечно портить и здесь тоже, - буркнул я и ,не торопясь, начал…
…Зеленые мы были, как советские «трёхрублёвки». Студенты-филологи второго курса. Вы думаете они целыми сутками учили грамматику старославянского языка или рыдали, читая запоем о злоключениях славного идальго, рыцаря печального образа? Были, разумеется, и такие. Но той весной197… года мы были захвачены Игрой. Нет! Мы не расписывали «пульку», не надевали «шубы» и не загоняли « хорька». Мы играли в «Три листика». Невинная забава, которая могла оставить и без того маленькой стипендии, и без штанов( я извиняюсь – без брюк!) Пока все понятно?
Поехали дальше… Комнаты, лица игроков, ставки менялись, как в калейдоскопе. Проигравшие уходили куда-то, искали и занимали мелочь и садились снова. И снова проигрывали… И снова уходили… Народ был разный, но основу составляли журналисты, филологи, биологи и химики, проживающие в общежитии. Приходили и чужаки: политехи, медики, геологи. Иногда бывала у нас и околобогемная молодежь. Этот пришел в воскресенье, назвался Володей, актером н…ского театра, но он не сел за стол за три вечера ни разу, ни разу не поставил на кон. А на третий вечер, когда основная масса желающих испытать судьбу схлынула, он выставил бутылку марочного «Портвейна» и предложил:
- Может, перейдем ко мне? Я тут недалеко… Немного повысим ставки, интерес будет другой! У меня есть растворимый кофе и куча соленых сушек…
Надо ли говорить, что за кофе да еще растворимым студент «семидесятых» пошел бы пешком через весь город, хоть в Пивовариху, хоть на Синюшину гору….
- Вопросов нет? – обратился я больше к нашему неподкупному рефери.
- Пока все ясно! Весна и азарт есть, посмотрим, что дальше! – скромно потупилась, нарочито хлопая длиннющими ресницами девушка.
…Встретила нас хозяйка, гостеприимно распахнула двери. Благоустроенная квартира была со вкусом обставлена мебелью, на стенах акварели. Видно, хозяева баловались...
- Проходите, не стесняйтесь, будьте, как дома,- произнес дежурную фразу хозяин и скрылся на кухне.
- Татьяна! Можете просто Таня,- улыбнулась девушка.- Мы с Володей играем в одном театре и даже в одном спектакле. Театр собирается на гастроли, и мне нашли дублёра. Так сказать второй состав. По совместительству я его жена.
Молодой женщиной мы были очарованы. Глубокий, редкого оттенка голос. Роскошные темные, с какой-то замысловатой заколкой волосы. Удивительно тонкого рисунка было лицо. Она еще раз щедро нам всем улыбнулась, сверкнув великолепными зубами, сделала странный, какой-то легкомысленный книксен. При этом её драконово-павлиновый халатик распахнулся, отчего наши четыре сердца забУхали гулко и в унисон. Мы…это я и Генка Лебедев, два заурядных филолога, Гена Погорелов, который учился на химфаке, был рыж и нагл до чрезвычайности, и будущая надежда журналистики Гриша Гильбург.
- О-о-о! Появляется интрига! Гильбург…Гриша… Странно!- сверкнул очками мой друг-писатель.
- Зря иронизируешь, Александр! Гриша - это гимн мужским красоте, здоровью и силе. Девушки общежития №2 выстраивались в очередь к Григорию и отнюдь не стихи его послушать…- сказал я и продолжил свой рассказ.
Татьяна произносила свой монолог и улыбалась нам всем, но ощущение было такое, что говорит она только Грише, спрашивая глазами: «Кто последний?..»
Ставки мы подняли, но не очень. Не было смысла. Володя все время выигрывал, отвечая на самые высокие и нелепые ставки. Так прошел месяц. Играть было у молодых артистов приятно. Мы попивали кофе, говорили о театре и актерах, о просмотренных спектаклях. Так же блестяще Володя играл и на сцене, амплуа его были, казалось, безграничны. В одну из суббот он объявил, что театр завтра (то есть в воскресенье!) уезжает. Но не на гастроли, а на розовский фестиваль ТЮЗов Сибири и Дальнего Востока. Это займет две недели времени, но мы, если того желаем, можем собираться, как обычно. Татьяна остаётся дома, так как ни в одном спектакле Виктора Розова она не участвует.
Ничто не предвещало ничего! Хоть бы ваза какая хрустальная упала с серванта! Мамаша бы Гришкина из Улан-Удэ позвонила бы и попросила бы - Сынок, приедь, а! Приболела что-то я немного. Гроза бы какая, ливень, слякоть. Таньку с ангиной в больницу бы положили... Ведь конец апреля! Ничего…
Сказать, что мы не видели, как Гриша из игры выбыл,как бледнет, а потом краснеет при нашем появлении Татьяна, не скажешь. Сказать, что мы не слышали шорохов и подозрительной возни, скрипа и вздохов в спальне, глупо. Но если бы зрители в Хабаровске сегодня присмотрелись во втором действии к Володьке, где он играл «В поисках радости» главного героя, они бы увидели, что радость герой ищет напрасно и не найдет ее никогда, а на Володькиной голове уже раздвинулись кости, освобождая место для рогов
- Здесь все понятно?- Спросил я отца и дочь севшим голосом.
Играть мы больше не ходили. Было неловко за нашего беспутого товарища. Студенческие связи, легкие, как весенние ветерки, были, если не основой советского общежития, то занимали в жизни большую часть времени. Мы все были свободные, как те же ветерки, а связи ни к чему не обязывали…Но чтобы покуситься на мужнюю жену…
Володя приехал ровно через две недели, как и обещал. Когда меня вахтерша позвала к телефону, он в трубку сухо и жестко не сказал, скорее приказал:
- Приходите вечером, есть разговор… Сыграем. Приходите все. Обязательно все!- он нажал сначала на «обязательно», а потом на «все».
- Придем!- коротко бросил я. Страшно не было.
Пришли вечером все. Отводя друг от друга глаза, толпились у двери. В комнате расселись, кто куда. Мы с Генкой сели на диван, Рыжий-Погорелов присел на корточки возле окна в зале. Гриша подпирал косяк! Татьяны не было видно… В комнате висело напряжение, но страшно не было.
Володя тщательно вымыл руки на кухне, чтобы не проходить в ванную и не задеть Гришу. Потом он открыл шеньон плательного шкафа, демонстративно достал белые лайковые (откуда?) перчатки и, скомкав одну, бросил Грише в лицо.
- Я требую сатисфакции! Завтра. На Старой горе в 11,- казалось, у Володи продумано и отрепетировано было каждое слово.- У меня есть ружьё.- отцовский «Зимсон». Татьяна все рассказала… Я принял решение. Вы, Григорий, стреляете первый. Не спорьте! Я решил…
И утром не было страшно. Скорее сумрачно, но как-то по-детски суетно.
Гриша первый взял ружьё и выстрелил с одной руки в воздух. Он улыбнулся гусарской улыбкой и отошел на тридцать семь шагов, как и договаривались. Володя, не торопясь, переломил двустволку и достал из кармана патрон...Так же не торопясь прицелился. Выстрел и крик раздался одновременно. Крик страшный, леденящий душу…Мы побежали машинально к Грише. Он катался по сухой траве, держа руки меж колен. Впрочем, держаться похоже ему было не за что… Вот когда стало по-настоящему страшно...
История получила огласку. Большой морально-этической статьёй разразилась «Советская Россия», Гришу месяц латали, а потом он перевёлся на журфак другого вуза. Актерская семья переехала в другой город. На Старой горе расцвели, как всегда подснежники. Расцвели вовремя…
Я закончил рассказ и закурил. Сердце колотилось, как будто на Старой горе расстреливали меня. По лицу моего старого друга пробежала тень и спряталась в уголках глаз. Девочка смотрела на меня широко распахнутыми глазами: « А как ты с этим жил?»
« Жил…Вон сколько жил! Почти сорок лет! Так что дуэль дуэли рознь. Бывает, что рикошетом прилетает и секундантам, жалким и трусливым людишкам. Которые в свое время промолчали…»
Мы все трое вышли к развилке дорог, у основания которой стоял столб с указателем « Озеро Баргадай – 5 км».
- А Бог шельму метит!- сказала девочка и посмотрела на стрелку-указатель.- Пусть твоя дуэль, дядя Сережа, будет баргадайская…
29.03.2011 г. 15.59
г. Тайшет